Cyclone

      Время скорбеть. Время начинать. Время открыть еще один занавес для следующего этапа.              Когда война закончилась, люди первым делом не стали восстанавливать разрушенные здания. Также не было почитания смерти и успокоения злого духа.       Нет.       Вместо этого это была церемония поспешного совершеннолетия, для достигших своего двадцатилетнего возраста за три года бушующей войны. И… и для тех, кто ушел на войне.       Юньмэн Цзян, хотя и остается сильным, является одной из секты, потерявшей большинство своих младших учеников. Среди уже формально взрослого члена секты Юньмэн Цзян есть много мемориальных табличек — не то чтобы возраст имел большое значение. Не тогда, когда все они столкнулись со смертью и вышли из нее живыми, наблюдая, как их друг не может этого сделать.       Цзян Фэнмянь обвел взглядом комнату, слезы угрожали пролиться, когда он увидел место, где раньше сидел его знакомый. На войне у них нет времени оплакивать, нет времени осознавать, сколько именно людей они потеряли. И теперь, в мире, они столкнулись лицом к лицу с фактами, что многие не смогут вернуться, и даже госпожа Юй поражена этим, судя по тому, насколько бледно ее лицо — по тому, как сильно она сжала руку Вэй Усяня. Цзян Яньли исчезнет, ​​как только она отпустит ее.       Вэй Усянь сам пострадал. Есть некоторые из его близких шиди, которые не выжили. Есть некоторые шишу, шибо и шигу, которые раньше учили его, и теперь осталось только воспоминание о них.       Он провел первую ночь на Пристани Лотоса, оплакивая свою семью.       Дядя Цзян решил отказаться от традиции делать это во второй месяц года и вместо этого провел церемонию в летний день — через несколько дней после того, как тело Вэнь Жоханя превратилось в пыль. Эта церемония — не что иное, как фарс, призванный насильно вернуть всем чувство нормальности. Подарить им то, что они должны были бы иметь, если бы на них не обрушилась война. Как, опять же, все они вынуждены были оставить свое детское «я» в тумане войны и вернуться закаленными ветеранами.       Но, тем не менее, это красивый жест.       Вэй Усянь увидел, как дрожала рука дяди Цзяна, когда он надевал украшение на пучок Цзян Чэна. На лице дяди Цзяна отразилось удивление, когда он наблюдал за лицом своего сына. Когда он понял, что его сын уже не ребенок, что это лицо того, кто знает войну, когда он увидел, каким острым стало лицо его сына, какими свирепыми стали глаза Цзян Чэна…       А потом дядя Цзян внезапно расплакался, прижимая Цзян Чэна к себе и обнимая, бормоча: «Мой сын, мой сын… о, мой сын…»       И Вэй Усянь тоже плакал.

***

      Лань Ванцзи начал самообучение за закрытыми дверями сразу после того, как Гусу Лань завершил все церемонии, необходимые для почитания смерти и празднования совершеннолетия живых.       Предстоит многое поменять, прежде чем Облачные Глубины вернутся к былой славе. Многие души нуждаются в умиротворении после войны. Работа для клана Гусу Лань.       Лань Ванцзи хотел помочь, но его отец и дядя отказались.       Они провели Лань Ванцзи в Цзинши — одно из зданий осталось нетронутым и отныне будет его домом, поскольку ему больше не следует оставаться со своим старшим братом. Дядя принес ему много книг для музыкального совершенствования, отметив тот факт, что, хотя Лань Ванцзи гораздо лучше исполняет боевые песни и исследования, чем даже большинство старейшин, он прискорбно отстает от других песен (в основном это исцеляющие песни, в основном старые песни, которые содержат истории но силы нет) и ему надо наверстать упущенное. Отец принес много теоретических книг, указывая на то, что, хотя Лань Ванцзи является одним из лучших фехтовальщиков в своем поколении и превосходит Лань Сичэня, война отвлекает его от изучения более теоретических идей.       Лань Ванцзи знал, что это потому, что его ци была нестабильной, а Облачные Глубины — одна из тех территорий, где больше всего концентрируется энергия Ян.       Итак, он принимает объяснения, данные его дядей и отцом.

***

      Уборка после войны непроста.       Вэй Усянь и Цзян Чэн посвятили месяцы тому, чтобы очистить Юньмэн от энергии обиды. Санду и Суйбянь нашли много жертв, и благодаря остроумию Вэй Усяня и упрямству Цзян Чэна они смогли избавиться от одного из самых неприятных случаев.       Они охотятся на яо, родившегося после того, как лиса съела слишком много трупов, оставшихся после войны, когда вокруг них раздался знакомый звук сяо. Ноты, пронизанные сильной ци, и вызываемая ею навязчивая вибрация заставили тонкие волосы на руках Вэй Усяня и Цзян Чэна подняться дыбом.       Без дальнейших церемоний они обнажили свои мечи и направились туда, откуда исходил звук. Спокойно и беззвучно они ходят по лесной тропинке, следя за тем, чтобы как следует спрятаться.       Их приветствовал одетый в белое ученик клана Лань, его лента на лбу с облачным узором и длинные прямые волосы развевались в тихой ночи, когда он играл на своем белом нефритовом сяо, чтобы подчинить лису Яо перед ним. На бедре знакомые синие ножны меча старого друга, блестящие в лунном свете. Во время игры глаза мужчины закрыты, лицо безмятежно и безмятежно, но оба юнмэнских юноши знают, что за закрытыми веками скрываются нежные карие глаза, которые они когда-либо знали.       Лань Сичэнь закончил свою песню — одну из знаменитых атакующих песен Гусу Лань — как раз в тот момент, когда демон-лис издал предсмертный всхлип. — Доброе утро, Усянь, Ваньинь, — поприветствовал Лань Сичэнь, убирая Либин, прежде чем поздороваться с молодыми людьми, которые поспешили кланяться в ответ.       — Гэ! — поздоровался Цзян Чэн, как раз в тот момент, когда птица кракс прилетела и уселась на плече Вэй Усяня. — Редко можно увидеть вас здесь. У тебя есть дела в Юньмэне?       Лань Сичэнь широко улыбнулся. — О да, на самом деле да, — сказал он, сцепив руки за спиной. — Я хочу посетить Пристань Лотоса, чтобы обсудить кое-что с главой секты Цзяном и вами.       Вэй Усянь поднял бровь, не обращая внимания на клюв цыпленка, который находился слишком близко к его глазному яблоку, чтобы чувствовать себя комфортно. Что-то скрывается за этой улыбкой и этими словами, которые задевают его не в ту сторону. Лань Сичэнь — добрый человек, но обычно за этой добротой скрывается что-то более глубокое и темное. Особенно, если речь идет о Лань Ванцзи. В соответствии с его давней дружбой с наследником клана Лань, Лань Сичэнь не испытывает никаких сомнений и не имеет никакого результата, если речь идет о его младшем брате.       Не то чтобы Вэй Усянь не понимал. Он также заступится за Цзян Чэна.       Сказанный Цзян Чэн просто сложил руку перед грудью. — Это из-за Лань’эр? — спросил он. — Потому что в последнее время я не слышу, чтобы он создавал проблемы, и обычно он сам создает хаос.       — Ванцзи в уединении, — почти грустно сказал Лань Сичэнь. — Прошло некоторое время с тех пор, как я в последний раз видел его.       — … Что? — Цзян Чэн сказал в то же время, когда Вэй Усянь возмущенно воскликнул — Сичэнь-гэ!       — … — На лице Лань Сичэня появилась грустная улыбка, когда он опустил голову. — Ваньинь, ах, я хочу попросить Усяня пойти со мной в Облачные Глубины. Думаю, он сможет немного подбодрить Ванцзи.       — Да, конечно, уведите этого идиота, — не подумав, сказал Цзян Чэн, толкая своего удивленного шисюна к Лань Сичэню, как будто предлагая яблоко, которое легко помещается в мешочек цянькунь. — Тебе не нужно идти к моему отцу, если только ради этого, отец не отпустит Вэй Усяня, понимаешь, гэ? Просто забери его сейчас.       — Стоп! — Вэй Усянь протестовал ради протеста, потому что всем своим существом кричал, что ему нужно немедленно отправиться в Облачные Глубины. Уединение! Какого черта, это было похоже на домашний арест! Разве он не запугивал кого-то из их уединения несколько лет назад? Почему старшие Лани не понимают, что уединение не является ответом на все вопросы!       Лань Сичэнь тихо посмеивается, пряча улыбку за поднятым рукавом. Вау, Лань Сичэнь так мило смеется. Вэй Усянь уверен, что Лань Чжань еще красивее.       — О, все в порядке, Ваньинь, — наконец сказал Лань Сичэнь. — Есть кое-что, что я хотел бы попросить у твоего отца и у тебя тоже. Немного сумасшедшая идея, если захотите.       — Хм? Хорошо? — Цзян Чэн моргнул, и цыпленок в плече Вэй Усяня дал о себе знать, яростно клюнув мужчину в щеку.       — О нет, — мягко сказал Лань Сичэнь, когда Вэй Ин вскрикнул от боли. — Маленький Дарк очень скучает по тебе, Усянь. Пожалуйста, составь ему компанию на некоторое время, хорошо? Пошли, Ваньинь.       Лань Сичэнь и Цзян Чэн отходят от Вэй Усяня, шепча что-то друг другу, пока Вэй Усянь крутит пальцами Чэньцин, а другой рукой потирает покрасневшую щеку.       — Давай! — сказал он цыпленку. — Признайся, Сичэнь-гэ обучал тебя специально нацеливаться на меня, верно?       Цыпленок радостно каркнул, и Вэй Усяню захотелось выпустить одну из своих ворон, чтобы посмотреть, кто из них сильнее.

***

      Вэй Усянь — обычный человек, одержимый курицей. Простой человек, который счастлив, когда его шицзе счастлива. Трехлетний ребенок в теле взрослого мужчины.       Но не многие это знают.       Для многих он Дашисюн секты Юньмэн Цзяна — сын Цансэ Саньжень. Для многих он известен как гений своего поколения, владеющий шестью искусствами и способный создать множество новых талисманов на месте. Для многих он высокомерный и гордый совершенствующийся из Юньмэн Цзяна, кто не помнит, что он всего лишь сын слуги. Для многих он герой кампании Солнцестояния. Для многих он злодей, пытающийся реализовать свой новый злобный способ совершенствования.       Для многих он представляет угрозу.       Между одним из многих стоит Цзинь Гуаншань, его глаза устремлены на место Главного Культиватора. Трон оставил беззащитным Вэнь Жохань. Место, которое, как он считает, является его правом как крупнейшей в настоящее время секты после падения Вэня.       Но он знает, что ему не хватает чего-то, чего не было у Вэнь Жоханя. Ему не хватает силы — ему не хватает устрашающей репутации.       Итак, Цзинь Гуаншань обратил внимание на оружие. Оружие, которое укрепит его позиции. Последнее оружие, которое поставит на ноги весь мир совершенствования.       Печать стигийского тигра Вэй Усяня.       И, о, разве у него не было подходящего инструмента, чтобы взять этот последний ключ для достижения своих амбиций?       Раньше, когда помолвка между его глупым сыном и Девой Цзян все еще была в силе, он думал, что сможет контролировать это отродье, используя его шицзе. Но теперь его глупый и дорогой сын разорвал помолвку, хандря из-за потери невесты, в которой нет ничьей вины, кроме его собственной (Цзинь Гуаншань думал, что научил своего сына лучшему пути женщины, но опять же, он всегда больше сын своей матери, чем сын Цзинь Гуаншаня). О, но все в порядке, Цзинь Гуаншань знает, что его запасной план будет полезен, кроме как нанести смертельный удар по Вэнь Жоханю и дать Цзинь Гуаншаню все признание, в котором он нуждается.       — Гуанъяо, — сказал он своему ублюдку, который смотрел в пол, как послушный слуга. — Ты знаешь, что тебе нужно сделать.       — …Да, отец.

***

      Имя проклято.       Имя, когда-то вызывавшее страх и уважение, теперь грязнее грязи. Грязной, как земля Кургана.       Она не пожалела об этом. Она никогда не жалеет о своем участии в уничтожении его дяди.       Гусу Лань был самым щедрым — хотя то, что произошло с их эр-гунцзы прямо у нее на глазах, они все же признали ее вклад. Гусу Лань, Юньмэн Цзян и Цинхэ Не выступили против Ланьлин Цзинь, разрушив ее семью.       Она знает, что Ланьлин Цзинь не остановится. Она знает, что они попытаются еще раз, как только память о ее помощи начнет забываться.       Она знает, что Цзинь Гуаншань никогда не остановится, пока каждый Вэнь не исчезнет из мира живых, хотя бы для того, чтобы убедиться, что никто не усомнится в его позиции. Положение, которого он хочет достичь. И она не знает, получит ли она другую помощь, когда придет время. Но Вэнь Цин ни о чем не жалела.

***

      Он научился подавлять и сдерживать. Он часами медитирует, заново изучая свое тело и разум. Он переносит свою ци от одного меридиана к другому, проверяя, нет ли каких-либо препятствий. Он проводил время, заглядывая глубоко в себя, находя, как пульсирует его золотое ядро, энергия Ян — жизнь — наполняла его, как она наполняла других. Выяснил, как контролировать ответную реакцию обиженной энергии, когда ее становится слишком много.       Лань Ванцзи еще ребенок, но он еще и гений.       Он помнит свою мать. Он помнит, что узнал об энергии обиды. Он помнит, как темнота клубилась в углу комнаты его матери. Как она медленно высасывает жизнь его матери по крупицам.       Он помнит печаль. Гнев. Страх. Отрицательную энергию.       Он также помнит, что его дядя думал о нем, о демоническом культивировании — как возмущающая энергия воздействует на одно сердце и разум. Он помнит Вэй Ина посреди поля боя — безумный взгляд в его глазах, жуткую улыбку…       Энергия обиды, рожденная негативными эмоциями. Она питается отрицательными эмоциями. Это высосет положительные эмоции. Это изменит темперамент людей — она может убить… негативные эмоции могут убить. Отрицательная эмоция может привести к жизни. Энергия обиды — это медленный и устойчивый яд.       А Лань Ванцзи — вместилище обиженной энергии.       Когда к нему пришло это осознание — когда он вдруг понял, как умерла его мать, — Лань Ванцзи открыл свои золотые глаза и уставился в открытое окно, где вдалеке резвились его кролики. Есть одна вещь — есть одна вещь, от которой ему хочется плакать. Энергия обиды — демоническое культивирование — вредит телу, уму и сердцу.       Нет. Он не боится смерти. Не его собственное. Его беспокоит Вэй Ин.       Вэй Ин — недавно прозванный Великим мастером демонического культивирования.