Ночи, в которые мы восхваляли Великий океан

      Из дрёмы её вырвал громкий звук где-то за стеной. Джессамина подскочила на руках. Сердце забилось в горле, когда женщина, точно напуганный зверь, посмотрела в направлении шума, что появился так же внезапно, как и исчез.       Джесс опустила ноги на пол, собираясь встать, но резко остановилось. Тело тянуло вниз, и, кажется, не до конца проснулось. На языке осел неприятный привкус желчи. Казалось вот-вот, и через глотку пойдёт содержимое желудка, но неприятное чувство ни в какую не желало переходит «точку не возврата». Она опустила голову, прикрыв глаза, пытаясь прогнать или проигнорировать собственное состояние. Вновь открыв веки, императрица с удивлением для себя заметила, что все ещё одета в выходную одежду.       Почему она вообще легла спать в этом? Воспоминания пришли только через пару мгновений. Верно, она же только сегодня узнала, что беременна.       Ещё один резкий звук прорезал слух не позволяя впасть в раздумья. На этот раз императрица даже смогла понять, что именно потревожило покой — дверь, захлопнутая с такой силой, что вот-вот упадёт с петель. Шум голосов, до этого витавший столь тихо, что женщина даже внимания на это не обращала, захлебнулся тишиной. Долгой и душной. Настолько, что даже она — никак не причастная к разговору особа, — это почувствовала.       Джесссамина медленно встала на ноги и прошлась от кровати до стола, оценивая своё состояние. Ум, пусть и был в порядке, все ещё путался в мыслях о будущем; тело не болело, но казалось слабым, чужим. Неприятное чувство все ещё дерёт горло и тяжесть осела в животе. Но она определённо в порядке. От стола женщина подошла к большому зеркалу — извечному спутнику громоздкого шкафа. Навязанная изысканность не позволяла появиться на людях — даже тех, кто видит тебя каждый день, — в подобном виде. С задёрнувшимся вверх жакетом и несколькими небрежными локонами, выбившимися из общей чёрной копны, с расстёгнутыми манжетками и туманными глазами. Приведя саму себя в относительный порядок, женщина поспешила выйти в коридор.       Стоило её двери приоткрыться, как собравшиеся здесь мужчины резко выровняли спины и приструнили любопытные взгляды. Все же, кто не нёс вахту в этой части башни, уставились на неё.       Ещё один грохот обрезал слова на первой же букве и привлёк к себе внимание каждого стоящего. Кто-то лишь дёрнул голову, кто-то — как императрица, — посмотрел на источник звука. Закрытую дверь лорда-защитника. — Что здесь происходит? — поинтересовалась императрица с искренним любопытством, а не жёстким приказом. Она аккуратными шажками поравнялась с лейтенантами, стоящими по обе стороны больших дверей царской спальни, и пробежалась взглядом меж собравшегося народа. Пара служанок, потерявшаяся на фоне гвардейцев, молча продолжила свою работу — они убирали осколки стекла и пытались вытереть небольшое пятнышко на ковре. Монарх всей душой надеялась, что это не кровь. — Просим прощения за беспокойство, Ваше Высочество, — из толпы показался мужчина в чёрной форме с красной внутренней обшивкой, проглядывающей наружу в рукавах и полах и с блестящими золотыми запонками, что терялись на фоне кружевного такого же золотого узора. Подручный Берроуза. — Мы уже урегулировали конфликт, — кивнул шпион. — Конфликт? — тут же подхватила императрица. — Надеюсь, никто не пострадал. — Ничего серьёзного, Ваше высочество. Больше всех пострадала только гордость вашего лорда-защитника. — Лорда-защитника? — женщина попыталась скрыть удивление за сухим вопросом. Так за этим всём стоит Дауд? Вериться с трудом. Ничего подобного не слышалось за пятнадцать долгих лет службы при императорской семье. — Именно так. Находясь в сильном опьянённом состоянии, он напал на одного из лейтенантов Башни. Капитан Гонселас, попрошу, продемонстрируйте, — отыскать объявленного труда не составило. И не только потому что он бросил недовольный — «и без твоих указаний знаю, что делать, вылупок», — взгляд, но и потому, что она хорошо знала «молодого» капитана. Мужчина со шрамом на носу аккуратно сделал шаг в её сторону, показывая остаток бутылки. По сути, розочка из горлышка, чудом разбившаяся в расширении стекла, а не у начала горла. Про себя Джессамина подметила, что знает эту марку. И знала хорошо, ибо самолично лорду-защитнику её порекомендовала. — В очень сильном, — тихо добавил Гонсалес, когда их глаза пересеклись. Дауд пить умел — это знали многие, так что подобный случай — первый в его биографии. — И из-за этого столько шума? — Джессамина чуть насупила лицо, окинув взглядом всех собравшихся. — Из-за небольшой драки, в которой нет раненых или жертв и разбитой бутылки, — женщина не сдержала короткого раздражённого жеста. — Ваше Высочество… — Я не желаю ничего слышать в столь поздний час, — заткнула она члена тайной полиции, который здесь вообще Чужой знает зачем. — Освободите коридор. — Как пожелаете, — выдохнул мужчина в чёрном. Гвардейцы отдали честь и начали расходится кто куда, на пару с горничными, закончившими уборку места действа. — Вас это тоже касается, капитан Гонселас, — Джесс остановила взгляд на мужчине, что до сих пор стоял пред ней, держа в руке стеклянное оружие зубами на себя. — Знаю. Прошу, простите, леди Джессамина, но, — он подошёл на пол шага, — попытайтесь поговорить с ним. Лорд Дауд сейчас вспыльчив и расстроен. Вас он обязательно послушает. — Освободите коридор, — повторила женщина более мягким тоном и кивком. Капитан ответил тем же жестом, отдал честь и быстрыми шагами ушёл с глаз долой. Джесс провожала силуэт до победного конца, и лишь когда ноги скрылись за поворотом серо-деревянных стен, повернула голову к соседним дверям. К покоям Крамера.       Он расстроен? С чего бы ему… неужели из-за ребёнка? Но ведь всего несколько часов назад он был ногами и руками за эту идею. Даже больше, он убеждал и поддерживал её. Неужели делал все это через силу?       Джессамина тихо подошла к закрытому входу и остановилась, прислушиваясь. По ту сторону Крамер что-то неуклюже поднимал и перекладывал, быстро и невнятного говоря с собой. — Дауд? — она постучала в дверь, тихо спросив. — ПОШЛИ НА ХЕР ОТ МОЕЙ ДВЕРИ, PENDEJOS! Mierda… (ПРИДУРКИ! Дерьмо...) — женщину напугал не столько рык и крик, сколько громкий стук о поверхность на уровне её лица. Похоже, Дауд действительно сильно напился, ибо последнее слова вылетели на идеальном серконском. На мгновение Колдуин даже растерялась, услышав иностранную речь. Он редко говорил на родном языке здесь. — Дауд, это я, Джессаминна, — отозвалась императрица, ещё немного мягко постучав по двери. На этот раз никто не кричал и не кидался, не матерился, да и вообще не подавал ни каких признаков жизни.       Женщина настороженно стояла на месте, прислушиваясь к человеку по ту сторону стен. Спустя долгую минуту или две, она положила ладонь на ручку и открыла дверь так медленно и спокойно, как только могла, учитывая, сколь быстро стучит сердце в груди и как голова гудит вопросами.       В его комнате очень темно. Окна закрыты плотными шторами и только лампа на столе, стоящая в опасной близости до края, хоть как-то рассеивала мрак и духоту. Царил непривычный бардак. Вещи, обычно занимающие стол, теперь валялись на полу, словно… нет, точно сметённые туда сильным движением. Один из поломанных клинков, обычно надёжно скрытый в зубцах стенда и объятиях стекла, валялся у входа, а тонкая прозрачная дверца была приоткрыта. На ковру, в нескольких сантиметрах от её туфель, все больше расплывалось тёмное чернильное пятно. Наверное, в дверь прилетела именно бедная чернильница.       Хозяин беспорядка стоял за стоим столом, тяжело оперившись на него руками и подняв голову. В слабом свете лицо казалось насыщенно красным. Руки, очерченные шрамами, сильно напряжены и тоже казались чрезвычайно алыми. Особенно на фоне небрежно засученных рукавов белоснежной рубашки с несколькими маленьким пятнышками. Судя по всему, ему было очень жарко. Вверх расстегнут на две пуговицы, а фирменный жакет и вовсе потерялся где-то в недрах тьмы. Джессамина даже не сомневалась, что лорд и его выкинул от греха по дальше. — Дауд, — выдохнула Колдуин увидев это лицо. Губы собраны, напряжённые брови ровными линиями подчёркивают глубокие глаза и пускают на надбровных дугах две небольшие ямки. Глаза вцепились в неё, серостью и заметным покраснением. Привычное «не читайте меня», из-за обстоятельств больше походило на вид щенка, которого собираются бить. — Джесси, — стоило ему неуклюже выдавить из себя имя, как сухое безразличие уплыло в странно попытке улыбки, тут же обращённой столь редким смущением. Императрица и сама не сдержала усмешки и тихо закрыла дверь, погружая свой силуэт в мглу. Это никак не помешало защитнику проследить за её движениями. — Ты должна отдыхать, — ровный тон чуть скакал туда-сюда, и глаза изучали её плавными линиями. Удивительная выдержка для абсолютно не трезвого человека. — Тебя кто-то потревожил? Chi era quello? Quiero decir... (я имею в виду...) — Дауд попытался исправить сам себя, но, запнувшись дважды на ровном месте, остановился, тяжело выдохнув в плечо, и только через несколько секунд переспросил. — Кто это был? — зачем столько стараний, Джессамина искреннее не понимала. Лорд-защитник ведь прекрасно знал, что она говорит на серконском. Бегло, да, но достаточно хорошо, дабы понять такие простые вопросы. — Ты пьян, — императрица аккуратно прикоснулась к его щеке, заставив посмотреть на себя. — Сколько ты выпил? — его кожа очень горячая, а серые глаза вот-вот пожгут в голове дыру. — Тебе не стоит переживать, — он поднял руки со стола и положил на её плечи. — Сколько? — переспросила Джессамина. — Бутылку, — смущенный ответ ещё сильнее окрасил щеки и отвёл взгляд вбок. Женщина прыскнула сдержанным смехом. Если целую бутылку того самого виски, то всё стает на свои места. — Джесси, — разочаровано протянул Крамер, убрав тёплые руки и став прямо. — Прости, — она чуть кивнула плечами, не скрывая улыбки. Тонкие пальцы подхватили воротник, потянули вверх и низ, складывая подходящим образом. — Тебе нужен свежий воздух, — словно невзначай сказала Джесс, закончив баловаться. — Я в порядке, — он чуть качнулся в её сторону, приобняв за талию и обдав шею жарким дыханием. — Я всегда в порядке для тебя. Ты же это знаешь, — императрице пришлось чуть повернуть голову и поджать губы. От него сильно разит алкоголем. — Тебе сейчас нельзя волноваться, — вновь повторил защитник, прикоснувшись к её животу. Сердце сильнее ударило в горле и мороз лизнул спину. Джессамина поспешила увести чужую руку со своего торса. Неожиданное движение вызвало неожиданно острую реакцию, пусть защитник не желал ничего плохого. — Пошли на балкон, здесь очень душно, — выскользнула женщина и из темы, и из рук. — Но там сosì freddo… — императрица сомкнула губы и с немым вопросом посмотрела на растерянно лорда. — Там свежо, а не холодно. Пошли, — она настояла, потянув за рукав. Он не сопротивлялся.       Колдуин вывела их на небольшой балкончик, выходящий на город и кусочек Ренхевена. Временами, императрица жалела, что в её спальне есть выход только внутрь здания. Впрочем, к кровати она часто добиралась столь уставшей, что не хотелось уже ничего. Или столь водруженной, что ничего иного не могла желать. А на город — стальной, цветущий, прекрасный, — она могла любоваться в любое другое время.       Свежий воздух умыл лицо, когда она остановилась у перил и позволила своему спутнику, бубнящему «холодно», упереться в железную решётку и вдохнуть прохладу, отгоняя жар и чуть развеивая пелену в глазах. Дауд поднял голову, ловя слабый порыв ветра, и медленно опустил её, выдыхая пар. Снаружи уже давным-давно стемнело. Стояла безоблачная безлунная ночь. Последнее трио месяцев вот-вот наберёт обороты, но уже сейчас чувствуется их морозная хватка. Люди тихо суетились внизу: сменяли друг-дружку на постах или уходя домой. Вот молодая девушка, ожидающая юношу-рядового у ворот резиденции, подхватила его под руку и потащила вперёд — на встречу Дануоллу. Джесс посчитала это милым. Пронаблюдав за парой ещё несколько мгновений, женщина повернулась к Дауду и заметила, что он тоже следит за ними. — Что случилось? — тихо спросила она, привлекая внимание защитника. — О чём ты? Я в полном порядке, — он лишь дёрнул головой в сторону, так и не осмелился посмотреть. — Ты никогда не пил столько, Дауд, — Джесс подошла и накрыла шершавую ладонь своей. — Это всё из-за ребёнка? — Не начинай, — выдавил телохранитель более серьёзно, повернувшись всем телом. — Прошу тебя. — Я волнуюсь. — Тебе нельзя. — Уж изволь я сама решу, что мне можно, а что нельзя, — раздражённо выпалила Джессамина. — Значит, я права? — Дауд не ответил, но его лица было вполне достаточно. — Это из-за того, что он его «кровь и плоть», так? Из-за наших отношений. Точнее ваших взаимоотношений. Я знаю, что вы так и не поговорили с того раза за ужином. — Прости, — лорд опустил глаза и прикусил губу изнутри, совсем как малое дитя. — Я знаю, что он для тебя дорог. — …Но — Но он кусок ёбаного придурка, — недовольно выпалил Дауд, вырвал руку из её хватки и отступил на шаг в сторону. — Ведёт себя как придурок, выглядит как придурок и… — он дёрнул головой, посмотрев на Колдуин и тут же запнулся. — Deixe ir para o Vazio, — выплюнул серконец глотая буквы. Он проворчал что-то про Бездну, чтобы в неё всё катилось.       Джессамина свела брови к переносице от слов. Злиться за ругань на пьяного человека глупо. Обижаться на слова, сказанные не в твой адрес — ещё глупее, но императрица соврёт сама себе, если не признает, что речь не задела струны в душе. Обиду и злость, за ненависть; печаль и тоску, за то, что она не могла это исправить. — Почему ты так его не любишь? Он ведь не сделал ничего плохого, — как же долго Колдуин спрашивала это у себя. Сколько часов провела в глупых попытках понять их без слов (потому что без лишней нужды из скорлупы Херон и Дауд не вылезают). Телохранитель посмотрел на неё так тоскливо и так глубоко, словно был трезв, аки стёклышко. Он стоял чуть сгорбившись из-за того, что ноги слишком далеко от перил. — Это мужское. Сложно объяснить… — А ты попробуй, — возразила императрица. Крамер выровнялся, подойдя ближе к перилам. — Я, — выдохнул тот, отвернувшись, и снова умолк. Дауд минуту собирался с мыслями и в конечном итоге снова зацепил её серыми радужками. Его лицо выражалось столь непривычно большую гамму эмоций: стыд, смех, радость, злость и ярость. Казалось, ещё немного и он точно уронит редкие слёзы. Глаза уже жмурились и намокали, а руки смыкали перила, точно ястребиная хватка. — Я лишь стараюсь защитить, — телохранитель шептал, соскальзывая в длинные, словно жалостливые, звуки и глотая воздух. — Ты пытаешься защитить меня от моего же выбора? — удивлено-разочарованным тоном спросила Джессамина. Значит, её догадка все же оказалась правдой. Друг наступает на те же грабли что и отец. — Я хочу защитить тебя от неправильного выбора, — все так же оспорил лорд. — Я не хочу, чтобы потом оказалось, что он лишь пытается наживаться на тебе, твоей власти, деньгах. Что после не убьёт тебя, в попытке отобрать все это. — он отлип от перил и выровнял спину. — Я не хочу, чтобы потом оказалось, что он не любит тебя так же сильно, как я, — мужчина, заглотнул воздуха и застыл, потерянно уставившись на собеседницу.       Что он только что сказал?       Крамер закрыл отвисшую челюсть и опустил глаза на пол, точно нашкодившая собака. И без того румяное лицо приняло ещё более отчётливо красный оттенок. В особенности нос и уши. — Дауд? — растерянно переспросила Джессамина, надеясь, что неверно поняла слова. — Я-я, — он тяжело дышал и нервно повторял одну букву. Защитник отступил, когда губы начали трястись, а нужные слова все не находились. Лорд сжал кулаки и не поднимая взгляда, мигом скользнул в темноту комнаты. — Дауд, подожди! — императрица следует за серконцем и на мгновение теряется в темноте, даже несмотря на то, что лампа до сих пор горит. Тяжёлая тень движется слева, открывая двери. Но не в коридоры, а… в ванную. Она спешит в направлении шума, но не успевает и двери захлопываются перед носом. — Дауд, — монарх снова стучит в дверь. Вопросы с новой силой заполонили голову, и сердце все быстрее качало кровь по телу. Неужели он видел всю историю вот так? Как предательство, как постоянное напоминание о, вероятно, упущенном миге? Он действительно полюбил её иначе за «брат — сестра», какими их взаимоотношения видела сама Джесамина? По крайней мере эта мысль проливала новый свет на его поведение. На ревность, раньше считающиеся просто недоверием, на холодность, на отстранённость в последние месяцы. Но почему он молчал? Почему не пытался... флиртовать?       Стуки и попытки открыть дверь ни к чему не привели, как и не подтолкнули находившегося внутри издать хоть один звук. — Дауд, прошу, не молчи, — на стенкой плеснула вода. — Я хочу обговорить случившееся, а не оставлять всё вот так, — это была чистая правда. Ручка клацнула и дверь приоткрылась. Внутри маленькой комнатки было ещё более темно, чем здесь, но это не помешало рассмотреть блестящее от влаги лицо. Джессамина опешила, позволяя лорду покинуть ванную.       Они то смотрели друг на друга, то колупали стены и пола взглядом, не зная, что сказать и что чувствовать. С другой стороны, а кто может знать? Или тебе каждый день столь близкие люди в любви признаются? В голове вертелось столько мыслей, что ни одна не успевала осесть на языке хоть буквой. Мучительно долгое мгновение. — Что ты имел в виду? — тихо спросила она, подойдя ближе и подхватив трясущиеся руки, вывела в более свободное пространство комнаты. Лорд шел не охотно, потирая лицо то ли от слёз, то ли от влаги. Смущенный и расстроенный, как подросток. Она не видела его таким целых двенадцать лет - и это лишь сильнее путало. — Я просто, я. М, — слова окончательно переплелись между собой на чужих губах. Бегающие на полу взгляд искал потерявшиеся слова и знания. — Ты, ты, вы, п… вместе и… — Не думай, — Джессамина сама положила ладони на плечи, как он сам любил делать, и прижалась к груди. — Просто говори, — Колдуин поклялась сама себе что перетерпит запах алкоголя. — Non so cosa dire (я не знаю, что говорить), — признался тот, окунувшись носом в волосы, и прикоснувшись губами ко лбу. Тихие слова отзывались рокотом в шее. — Dijiste que me amabas. O que isto significa? (ты сказал, что любишь меня. Что это означает?), — зачем ходить вокруг на около, если можно просто спросить? Джесс знала, что сейчас он ответит на всё. Так женщина и поступала, спросив тихо, аккуратно. Надежда на обычное недопонимание расцвела внутри. — Se eu soubesse. Ti amo così tanto che non posso descriverlo. E odio vedere quanto Heron ti ami debolmente e dispiaciuto, disgustoso ascoltare quello che dice e come ride. Ed è triste vedere quanto sinceramente lo ami in cambio. Come potevo impedirlo? (Если бы я знал. Я люблю тебя так сильно, что не могу описать. И мне противно видеть, как слабо и жалко Херон тебя любит, гадко слушать, что он говорит и как смеётся. И грустно видеть, как искренне ты любишь его в ответ. Как я мог помешать этому?) — Джессамине понадобилось несколько секунд что бы перевести и переварить услышанное. — Entonces, ¿quién soy yo para ti, una mujer o una hermana? (Так кто же я для тебя - женщина или сестра?). — Non so quale sia la differenza. Non ne ho mai incontrato uno che potrei chiamare "quello". Non posso rispondere (Я не знаю в чём разница. Я никогда не встречал ту, которую мог бы назвать "той самой ". Я не могу ответить.) — E Por Quanto tempo você escondeu isso? (и как долго ты это скрывал?), — Дауд поджал губы немного пошатываясь, словно под конец длинного бального танца. Мысль: «возможно он воспринимает все происходящее именно так», — не вызвала ничего, кроме отвращения. А что ещё она могла почувствовать? Джесс никогда не полюбит его как-либо иначе, чем как лучшего друга или брата. Терять его не хотелось так же сильно, как и верить в услышанное. — Non lo so.Non so nulla (Не знаю. Ничего не знаю), — широкая ладонь опустила плечо, скользнув под руку и обняла за грудную клетку. Голова опустилась на плечо. — Ты чего, успокойся. Ну же, — Джесамина удивилась столь внезапному всхлипу и влаге на одежде. Она не сразу положила руку на короткие волосы, в попытке успокоить эмоции. — Ты счастлива рядом с ним? Это то, чего ты хочешь? — женщина на мгновение замерла в медвежьих объятиях. Больше от того, как резко Крамер переключается меж двух языков, чем от провокации в этих словах.       Она продолжала держать чужую голову и слушать хаотичное дыхание, медленно приходящее в норму. Была ли она счастлива рядом с Хероном? Императрице очень хочется в это верить. По крайней мере сейчас, когда Йаф подхватывает её на руках, когда говорит и смеётся, ей хочется его слушать всю вечность. Она так хорошо его знает и… — Да. — И так и будет? Он будет делать тебя счастливой, даже если я буду далеко? — Дауд, — она попыталась заглянуть в глаза собеседника, но тот не поддавался маленьким провокациям. — К чему подобные вопросы? — женщина выдержала длинную паузу, но опьянённый и не собирался отвечать. — Вы куда-то собираетесь, лорд-защитник? — Дауд резко остановился о поднял голову, уставившись на Колдуин, как баран на новые ворота. — Джесси… — Да. Я уверена, он будет, — встревоженное лицо на мгновение стало таким грустным, словно на его глазах только что убили котёнка. — Но Херон никогда не заменит мне тебя, если ты переживаешь за это. Ты — это ты, а он — это он, и роли у вас разные, — кажется, защитника этот ответ порадовал, ибо он вновь обнял подругу. — Soy tan estúpido. Soy tan estúpido (я такой глупый, я такой глупый), —забормотал тот на родном языке. — Почему же? Все хорошо, ты просто немного перебрал с выпивкой, — лорд прижал её сильнее на мгновение и спросил ещё тише. — Ты простишь меня?       «Я и не знала какая же ты королева драмы» — с ухмылкой заметила Джессамина, закатив глаза. Стоило догадаться, что Дауда волнует и этот вопрос, как человека, в определённый момент лишившейся всего. В прочем, она и не до конца поняла, что защитник хотел сказать. Он не знает, что сам чувствует или это алкоголь играет злыми шутками? Стоит попробовать проговорить это завтра. — Конечно же прощу — внезапный разрыв объятий выдернул из наги, и мужчина, потупив с мгновение, ушёл искать что-то на полке. — Ты куда? — Это нужно закрепить. У меня где-то здесь осталась недопитая нами бутылка… — Подождите-ка, — возмутилась женщина, вновь хватая чужие руки. — Ты уже и так пьян, с тебя хватит. — Джеси… — Никаких "Джеси". Давай ты будет отдыхать, уже поздно. — Но я не хочу, — возмутился Дауд. Точно, что дитя малое. — Может, все же, хочешь? — Нет, это не так работает. — Ты в этом уверен? — Дауд опасливо сузил глаза и выждав театральную паузу, пробубнил: — Bruxa (Ведьма).