Лишь мы есть друг у друга

      Все окна в замке горят. Теплой летней ночью открыты все двери, в том числе и ворота; весь Эренделл приглашен на последнее торжество в честь коронации, и все слои общества смешались в замке и за его пределами. Праздник в бальном зале давным-давно вылился во двор, который освещён фонарями, висящими везде — от крыш до ледяных скульптур. Фоновое жужжание насекомых смешивается со звуками струнного ансамбля, а по бальному залу разносится аромат распускающихся ночью цветов.       На Эльзе платье цвета крови, цвета розы, которую она вплела в светлые волосы. Его рукава доходят до локтей; вырез в форме сердца опускается ниже ключиц и оставляет обнаженными плечи. На его пышном подоле вышиты тёмно-красные снежинки, а заодно и по всей длине шлейфа. Кажется, что на ткань осела звездная пыль — она ​​слабо мерцает на свету при каждом её движении. Эльза вновь оставила длинную косу, хоть и позволила заплести её служанкам; они колдовали над тонкими прядями, смешивая их с более крупными, чтобы прическа была достойной королевы.       Анна — в золоте. Белые узоры украшают её подол, а с тонкой белой ленты на шее свисает бриллиант. Всё её платье покрыто прозрачной тканью, которая переливается в свете свечей, и, хотя её плечи прикрыты, рукава сделаны из того же прозрачного золота. Как и у королевы, её волосы, собранные в пучок у основания шеи, украшает алая роза.       Никогда прежде сёстры не выглядели милее, но в этом заслуга не только нарядов. Бок о бок, сцепив руки, они совершенно не похожи на пару, появившуюся на их незадавшемся первом балу. Они раскраснелись от восторга; на их лицах не угасают широкие улыбки, и они щедро одаряют ими гостей. В них скользит уверенность, открытость, которой раньше не было, как будто они нашли свой безопасный и уютный уголок и больше ни в чем не нуждаются.       Зал наполняется начальными тактами зимнего вальса, и Кристофф протягивает Анне руку. Она предупреждает, чтобы он держался на твердой поверхности, на что он отвечает усмешкой и поклоном. Они кружатся в танце, не сходя с отполированного мрамора. За ним большая часть центра зала покрыта идеальным кругом белого льда, по которому движутся фигуристы.       Эльза неторопливо пробирается сквозь толпу. Не страшась раскрыть кому-либо свои способности, она может потакать своему искреннему любопытству. Её весёлая непринуждённость привлекает к себе людей. Она приветствует как можно больше гостей, знакомится со множеством людей, имена которых не в силах запомнить, и получает кучу добрых пожеланий, которых никогда не забудет. Она пытается попробовать как можно больше с банкетного стола (включая ледяного лебедя), чтобы честно похвалить поваров, которые трудились над застольем, и искусно избегает приглашений на танец.       В итоге она возвращается к сестре. Вальс закончился, и поскольку это единственный танец, который знает Кристофф, а Анна не горит желанием кататься по льду, они решают остановиться в паре ярдов от банкетного стола. Они стоят, держа в руках тарелки, указывают на людей и занятные моменты. Королева с облегчением понимает, что оленя в зале не видать — или, что важнее, не унюхать. Судя по слегка печальному выражению лица Кристоффа, Свен сейчас уютно спит в спальне ледоруба, снабженный дополнительным бушелем моркови.       Эльза нежно смотрит на сестру. Анна очарована музыкой, светом и танцами. Она с сияющими глазами наблюдает за гостями. Перед ней — всё, чего её сердце желало годами.       — Тебе нравится бал? — вежливо спрашивает королева у Кристоффа.       — Не скажу, что нет, но Ханс намекнул, что тут будут киши.       Она моргает. Спустя одно биение сердца она осознает, что так он её неловко поддразнивает, пытаясь подружиться с сестрой любимой женщины, которая ещё и правит его страной. Он пытается.       — Забыла сказать, — говорит Анна. — Пока никто не видел, Кристофф и Ханс успели подружиться. А Свен и Цитрон в это время прорвались во фруктовый и овощной погреб. Они обнаружили морковь и яблоки и, видимо, решили, что Рождество в этом году наступило пораньше.       — Ты бы видела, как они мчались, когда разъяренный шеф-повар грозился прирезать их мясницким ножом, — замечает Кристофф.       — Эти двое весь день рыбачили во фьорде, — с отвращением говорит Анна. — Веселились, пока портниха тыкала в нас булавками.       — Что ж, ваша жертва не был зазря, — говорит Кристофф, с восхищением рассматривая её платье. Анна ослепительно улыбается ему.       К троице приближается настроенный потанцевать посол. Эльза взглядом и легким наклоном головы указывает на Анну. Тот уносит принцессу к танцующим парам, пока та продолжает держать в руке тарелку и растерянно глядеть по сторонам.       — Поймали что-нибудь? — спрашивает Эльза у Кристоффа. Она тоже может попытаться.       У него загораются глаза. Королева наблюдает за ним с некоторым трепетом. Эльза задается вопросом, не пожалеет ли потом о том, что бросила Анну в объятия посла: как известно, карма — штука вредная, а она уже в четвёртый раз за вечер спихивает на сестру претендентов на танец с ней.       Когда Анна, едва переводя дух, возвращается к ним, Кристофф почти уговорил Эльзу отправиться на подледную рыбалку. Он как раз описывает, как наиболее точно определить, где лед тонок, а где — крепок, когда запыхавшаяся фигура в золоте прерывает их тет-а-тет и смеряет Эльзу недовольным взглядом.       — Тебе бы присоединиться к королевскому балету, — невинно хвалит её королева.       — Если всучишь меня очередному поехавшему послу, я толкну тебя в чашу с пуншем, — рычит Анна.       — Будет обидно, — раздается новый голос. — Пунш очень хорош.       У Эльзы сердце пускается в пляс. Они здороваются с Хансом: Кристофф хлопает его по спине, сёстры протягивают ему руки, чтобы он в поклоне поцеловал их. Принц одет в тёмно-зелёное; его черные ботинки отполированы до блеска, а шейный платок бел, как снег.       — А мы как раз о тебе говорили, — сообщает Анна. — Где ты был?       — Уже побывал на ледяном полу? — Кристофф с тоской оглядывает бальный зал, жалея, что может проявить свой единственный талант в подобной обстановке.       — Нет, я не танцевал. Мне повстречалась пара солдат, воевавших против монгольской орды. Мы бурно обсудили плюсы и минусы борьбы теплом — например, кипящей водой — против методов силы или веса — скажем, лавины. Держу пари, они продолжат спорить весь вечер, а утром предложат королеве список того, как она ещё могла бы уничтожить голема.       — А заодно раскритикуют нашу тактику забрасывания взрывчаткой и подрыв корабля, — бормочет Кристофф. — Напомни, чтобы я проспал.       Начинается новый танец, и Анна с надеждой глядит на Ханса. Кристофф, которому Анна из лучших побуждений рассказала все подробности своего знакомства с принцем, посматривает на них с тревогой. Но Ханса, похоже, вполне устраивает просто стоять рядом с ними, наблюдать за танцующими и поддерживать разговор. Он даже объясняет Кристоффу тонкости одного из вальсов. Эльза замечает, как ещё одна пара сваливается на ледяной пол.       — Не зря ли мы это придумали? — нервно спрашивает она у Анны. — Выглядит так экстравагантно. И у нас уже был бал. Не слишком ли мы зачастили?       — Ты чересчур много об этом думаешь, — говорит Анна, погрозив ей пальцем. — Что тут спорить? Люди счастливы. В этом-то и дело, — она кивает Кристоффу. — Моя сестра сама себя как следует раскритикует.       Эльза расслабляется и поддразнивает её:       — Говорит та, кто следует велению сердца. Я же обязана всё продумывать, не забыла?       — Я лично считаю, что это милейший способ отпраздновать твое восхождение на престол, — вставляет Ханс. В его голосе вновь звучит гордость, уверенность в её силах, которую она сама до сих пор не полностью разделяет, и искреннее желание благополучия ей и Эренделлу. Как он умудряется выразить так много столь малым? — спрашивает она, благодаря его лучезарной улыбкой.       Кристофф подталкивает Анну локтем. Они рекордно быстро растворяются в толпе, так что, когда Эльза понимает, что они пропали, её козлица отпущения уже кружится в объятьях ледоруба.       В золотом свете бального зала глаза принца кажутся темнее обычного, а его взгляд прикован к ней. Она инстинктивно понимает, что он собирается пригласить её на танец. Она боится этого и жаждет и надеется, что у неё не горячие ладони. Он встает перед ней в ожидании, а она по-прежнему не знает, как ему ответить.       — Мне так и не удалось потанцевать с тобой в ночь твоей коронации, — он опускает очевидные (Анну; ледяное бедствие) причины.       — Я не танцую, — танцы подразумевают касания.       — Это раньше, — поправляет он. — Я — хороший учитель, — сообщает он, протягивая руки.       Он действительно хороший учитель, вот только она — плохая ученица. Они кружатся на льду, смеясь над её ошибками. Эльзе с трудом удается думать об удовольствии или страхе; когда же она осознает, что потакает старым привычкам — запри все чувства — то прекращает пытаться сдерживать эмоции и позволяет увлечь себя в поток ощущений. Его тело так близко, его рука, лежащая на её талии, окутывает её теплом от макушки до пят. У неё поёт сердце от того, что она вновь рядом с ним, смотрит прямо на него, а он — на неё, он говорит лишь с ней — и она впервые позволяет этим чувствам отразиться на лице. От счастья, возникающего в его глазах, у неё перехватывает дыхание; она и нервничает, и уверена во всем одновременно.       Ослепительный блеск бального зала немного тускнеет, когда она всё же отводит от него взгляд. Совершенно иное тепло — которое, как она узнала, возникает лишь там, где ты как дома — согревает ей сердце при виде радости на лицах окружающих её людей. Они улыбаются, кружась под звуки оркестра, падают на лед и смеются, скользят в объятия друг друга.       Что это? — отстраненно думает она. Кажется, будто сердце сейчас уплывет, будто весь мир прекрасен, будто ей до конца вечера не подавить улыбку. Затем, весьма внезапно, как первый яркий край восходящего солнца на горизонте, на неё снисходит понимание. Я счастлива, осознает она. Счастье. Так ощущается безостановочное счастье.       Никогда раньше её не волновало туманное будущее, но теперь она чувствует, как по ладоням, рукам и желудку скачет адреналин. Я жажду встретить всё, что бы меня ни ждало. Прочувствовать все взлёты, падения и их результаты.       Ханс выводит её на балкон, чтобы остыть. В полумраке ночь служит своего рода убежищем; здесь их не потревожат. Она вдыхает аромат жимолости и цветущих по ночам роз. Принц опирается на широкую балюстраду и улыбается ей.       — Что ж, праздник подходит к концу. Что дальше? Новое приключение?       — Нет, — твердо говорит она. — Больше никаких сюрпризов. Мой народ пережил столько потрясений, что хватит до конца моего правления. Теперь мой курс — спокойствие и стабильность. Никаких скандалов, никаких изменений. Кристофф хочет научить меня подледной рыбалке. Это сойдет за приключение — хотя бы до тех пор, пока не восстановят дренажную систему.       — Нет покоя королям, значит? А что случилось с дренами?       — Главную трубу прорвало, и теперь половина сточных труб забилась. Их никак не пробить, а если подвести воду или починить трубу, то это только усилит засор. Похоже, придется вычищать их вручную, к чему никто не стремится, и на это уйдет крайне много времени и сил, а потом строить всё заново.       В этот момент в ближайшем дверном проеме перекрывается свет. Она оглядывается и видит пару, стоящую прямо у двери. Эльза узнает помощника посла и эренделльскую леди. Они жмутся друг к другу, явно флиртуя: его голова склоняется к ней, его взгляд впитывает её образ; её голова наклонена набок, её улыбка — дразнящая, завлекательная.       Эльза впадает в ступор. Как будто ей нужно лишний раз напоминать, насколько она неопытна в общении с другими людьми — любыми людьми, не говоря уже о красивом молодом мужчине вроде того, что стоит рядом. Дренажная система! Ей хочется отмотать время назад — либо же свалиться с балкона и таким образом, если повезет, заставить его забыть о текущем разговоре.       — Тогда почему бы вновь их не заморозить? Но не трубы, а засор. Ледорубы быстро справятся с остальным. Вырежут лед блоками, рабочие залатают трубы, и вуаля: можно подыскивать новую эскападу.       Она медленно расплывается в улыбке.       Затем до них доносятся голоса. Балкон длинный; на него из бального зала выходит немало дверей, а сам он поделен на части скоплениями листвы в гигантских керамических горшках, драпировками, свисающими с верхних террас, и всем подобным. Говорящие отделены от них плотным красным вельветовым занавесом, который, увы, не заглушает голоса. Похоже, эти люди наблюдают за Анной и Кристоффом, которые танцуют у дверей на балкон. Сквозь шум разговора слышатся звуки вальса; это уже не зимний вальс, так что Анна, похоже, смогла уговорить его на ещё один танец. Флиртующая парочка отходит; Эльза выгибает шею и мельком видит золото, кружащееся вокруг синего столба.       — Как он за ней поспевает? — задаются вопросом голоса. Как в танце, так и в жизни, подразумевают они.       Эльза невольно улыбается. Они видят всё не под тем углом. Кристофф и не пытается поспеть за Анной. Он стоит на месте и ждет, а она, как вихрь, вновь и вновь возвращается к нему.       Что неудивительно, тема разговора смещается на Ханса. Невидимые болтуны, похоже, все сплошь — эренделльцы, поскольку говорят они с грустью: им совершенно не хочется расставаться с ним, и они охотно расписывают, как сильно его обожают. Этот ледоруб, по-видимому, радует принцессу Анну, и мы за неё счастливы, но что насчет народа? Народ убит горем.       — Королева и принц этим вечером держатся очень даже дружелюбно, — замечает леди.       — Естественно. Все мы слышали об их спуске с Северной горы. В таких обстоятельствах кто угодно сблизится. Тем более, что он должен был стать членом семьи.       — Но может же быть такое, что между ними — ну, знаете — есть нечто большее?       — Не глупите. Лишь хам сделает предложение двум дамам на одной неделе. Да ещё и сёстрам! Для них это будет непростительным оскорблением.       К ним присоединяются и другие, перебивая друг друга:       — Да и кто такое одобрит? Кто поверит в искренность его чувств?       — Помяните мое слово: он до сих пор любит принцессу, просто подбирается поближе…       — Знаю я, что им движет. Амбиции. Он хорошенько устроился…       — Чушь! Все мы видели, как он повел себя во время бурана. В нем нет ничего лживого…       — Нам незачем беспокоиться, королева не будет столь опрометчивой…       Пара по ту сторону занавеса невольно ловит каждое слово. Эльза каменеет. Её почти не отличить от ледяных скульптур во дворе. Её улыбка пропала. Она слепо смотрит вперед, ничего не замечая.       При взгляде на неё с его лица уходит радость.       Он сокращает расстояние между ними, вставая перед ней, и она смотрит на него, словно очнувшись ото сна. Он обнимает её лицо ладонями и невыносимо долгий миг разглядывает её. Эльза с ужасом осознает, что из его взгляда пропало тепло. Его сменила пустота; его мысли сокрыты стеной. Ей знаком этот взгляд — как часто она смотрела таким же?       — Прошу меня извинить, ваше величество, — говорит Ханс.       И он уходит.       Толпа в бальном зале продолжает кружиться в золотом свете. Они изумленно поднимают глаза, когда на их волосы и плечи начинают опускаться снежинки, медленные и мягкие, как перья. Они искрятся на свету и танцуют в воздухе, и все очарованы.