Верни меня домой

      Обращение в эльфа, чувства Халдира, отбытие гарнизона из Гондора, недоверчивое и неприветливое отношение местных жителей, слишком явные отличия реальности от привычного мне мира и полностью размытые перспективы будущего – весь комплект дурных эмоций и чувств, навалившийся разом и без предупреждения, меня откровенно доконал и спровоцировал очередной нервный срыв. Ни моя психика, ни психика той бедной девушки, чье тело я теперь невольно занимала совершенно не были готовы к таким событиям. Поражаюсь, как я вообще не свихнулась от всей этой катавасии, этот вопрос навсегда останется без ответа. Впрочем, я же в сказке, так что рассудок в моем несчастном мозгу, вероятно, мне помог сохранить все тот же всемогущий Эру, который был причастен и к моему непосредственному попаданию в Арду, и к медленному, но необратимому превращению в эльфа.       Перспектива сменить принадлежность от рода людского к семейству первородных выглядела весьма сомнительно. И восторгов Халдира, как и советника таура, - как его хоть звали… Риллач, точно, - я не разделяла. Веселенькая у меня намечается вечная жизнь, ничего не скажешь. Эльфы толпами бегут из Средиземья, которое, вот беда, стало непригодно для блаженных лиц и возвышенных личностей, разменявших по несколько тысяч лет и хранящих в своих прекрасных головах больше терабайт информации, чем всемирный Интернет. А я что должна сделать? Сесть им на хвост? Хотя командир видел в этом выход, а уж он точно что-то понимал в нравах и порядках своего народа. Может он прав, и есть смысл броситься в ноги Галадриэли и молить ее забрать меня в Валинор. А там поди и до Манвэ Сулимо как-нибудь доберусь. А когда доберусь, уж я ему… Опустим, мало ли, какие силы тут в мыслях шариться умеют. Короче, на месте разберусь, вот.       Свою попранную гордость я растеряла еще где-то на городской площади Эдораса, так что решение пришло само собой. В Валинор, так в Валинор. Через несколько недель после отбытия войск из Гондора я наслушалась достаточно слухов и пересудов, чтобы иметь хотя бы слабое представление о ситуации в нашем Совете Безопасности всея Средиземья. На мою удачу, с войском в Минас-Моргул отправились не все владыки, а лишь мужская их часть. Леди Галадрим осталась руководить и защищать Белую Крепость. Условным главой города был оставлен наместник Фарамир, но он всецело подчинялся мягкой ладони эльфийской владычицы, так что ни я, ни глава общины, ни местные жители, ни сам Фарамир не питали на этот счет никаких иллюзий. Арвен так же осталась при бабке и взяла под свое крыло госпиталь и сиротские дома.       Наконец, собравшись с духом, я упросила Таун выбить мне аудиенцию светлейшей. Моя добрая подруга недоумевала, зачем мне это могло понадобиться, но благодушно пошла на поводу, считая, что беседа со Светлой Госпожой ее человеческому дитяте уж точно во вред не пойдет. Так что, обрядив меня в самое теплое платье, какое было, меня отвели на самый верх королевской стены к самому Белому Дереву.       Я ждала леди Галадрим более часа. Поежившись под холодным мартовским ветром, я оторвала взгляд от исхудавших от голода пальцев, и устремила его вдаль на восток, туда, где уже третий месяц шли кровопролитные бои. Темные твари не желали сдавать свои позиции, битва за Минас-Моргул затягивалась, как и предсказывал Халдир. Какой же огромный боевой опыт он имел за плечами, что так просто сумел предвидеть дальнейшие события? Риторический вопрос навсегда останется без ответа.       – Темные времена порождают темные мысли, – раздался голос за моей спиной. – Признаться, я ждала тебя раньше, намного раньше.       – Ваше Величество, – я присела в приветственном поклоне. – Благодарю вас, что приняли меня.       – Я всегда рада видеть тебя, дитя, – Галадриэль одарила меня мягкой покровительственной улыбкой. – Последнее время и я, и ты были слишком погружены в свои дела, чтобы уделять достаточно времени друзьям. Меня радует возможность побеседовать с тобой.       – Меня тоже, госпожа, – разговор плывет не в ту сторону. – Госпожа, я хотела попросить вас…       – Тучи сгущаются над Минас-Моргулом, – словно не слыша меня, отстраненно произнесла леди Галадрим. – Но зима совсем скоро отступит и весна распустится на просторах Средиземья. Затянут свои трели птицы, распустятся цветы и снова зазвучит детский смех. Мир вернется в души и сердца. И в твое тоже, дитя.       – Покой мне только снится, – усмехнулась я. – Вы знаете, о чем я пришла просить.       Конечно, она знала. Бросив с высоты своего роста и величия на меня лукавый взгляд, она снова отвернулась и устремила взор на горизонт. Удивительно, но в ее присутствии меня не грызло нетерпение, тревоги отступали, а разум наполняло умиротворение и уверенность в следующем дне. После недолгого молчания, леди Галадрим наконец заговорила:       – Я много думала о твоей беде, но так и не смогла отыскать способ тебе помочь. Валинор не даст больше ответов, кроме тех, что ты нашла здесь, в Арде. Встреча с Манвэ Сулимо может лишь приоткрыть завесу тайны твоего прибытия, однако и ему не под силу вновь порвать материю пространства и вернуть тебя семье.       – Вы считаете мое положение безнадежным, – я поджала губы.       В глубине души я знала, что шанс на возвращение ничтожен, а возможно, его не существует вовсе. Но разве я могла не испробовать все средства? Разве могла я опустить руки лишь от осознания всей безнадежности ситуации? Как я могла все бросить и приняться обживаться в этом фантастическом мире, где нечисть свободно бродила по улице, шли жуткие воины между добром и злом, царили спорная мораль и древние устои, а сама я по капле превращалась в эльфа? Как вообще можно было смириться с мыслью, что будущая жизнь, длинная или короткая, пройдет в душном одиночестве из-за слишком больших различий в воспитании, морали и привычках?       – Безнадежным положение не бывает никогда, – мягко возразила эльфийская владычица. – Всегда есть надежда на добрый исход, нужно лишь его найти и принять.       – Если вы снова намекаете мне на увиденное в вашем Зеркале, то мой ответ будет прежним.       – Не стоит противиться предначертанному. Не равен час, и оно настигнет в минуты, когда совсем этого не ждешь.       – Халдиру вы то же самое сказали, когда предрекали смерть в Хельмовой Пади? – попридержи язык, идиотка. Не время для претензий!       – Командир Халдир выжил лишь твоими стараниями и молитвами. Твое появление не мог предвидеть никто, а значит его предназначение сменилось с твоим появлением. И он не противится ему, оставаясь верным долгу и самому себе.       Мысли о Халдире задели те струны моей души, которые я старалась не тревожить лишний раз.       – Он уверен, что мне стоит отправиться в Валинор с вами, – твердо заявила я. – Это он убедил меня пойти к вам за помощью.       – Командир Халдир благороден и храбр. Он много лет служил мне верой и правдой, так что я ничуть не колебалась, поручив тебя его заботам. Ни доли сомнения во мне не было, что даже вдали от маленькой минуэ он не оставит о тебе свои тревоги, – ее губы тронула улыбка. – Отправить тебя за море, без сомнения, показалось ему самой правильной идеей, Валинор теперь самое безопасное место в Арде.       Шестеренки в голове закрутились с удвоенной скоростью. Умно, командир, очень умно. Зацепиться за мои слова о Манвэ, за сетования на Гэндальфа и всю магическую братию и сыграть на моей неугомонности и решительности. Подавив в себе зародыш разочарования, с усилием вспомнив, что в этом мире нет бытовых манипуляций, я глубоко вздохнула. Даже покинув меня, Халдир сделал все, чтобы направить меня по наиболее безопасному пути. Не остановил, не отговаривал, а оттолкнул подальше от обрыва и всучил в руки нить Ариадны. Но что же на другом ее конце, командир?       – Тебя мучают сомнения. Боль и печаль разрывают твое сердце, а в душе копится недоверие и отчаяние. Не томи себя, запирая рассудок в прошлом.       – Это нелегко, – горько усмехнулась я. – Разве правильно на моем месте прекратить борьбу?       – А есть ли смысл в борьбе с ветром? – без доли иронии произнесла Галадриэль.       Я промолчала. Риторический вопрос повис в воздухе, грозя мне глубокими размышлениями о необходимости моей борьбы и прелести смирения.       – Правильно ли вновь творить злодейство ради одного против многих?       О-о-о, вот оно что. Ну да, одна я против тысяч и тысяч жителей Средиземья, кто я такая, чтобы ради жалкой меня заново рвать уже залатанную ткань мироздания? Бинго, и это правильный ответ! Никто!       И нужно было так долго парить мне мозги? Что мешало сказать сразу: «Нет», а? Я бы сразу поняла, поди не глупая и не маленькая. Ну поплакала, ну свихнулась, ну сиганула с крепостной стены. Им ведь без разницы, этим великим и ужасным, не всемогущим эльфам.       – Жизнь, что могучей силой перекатывается по твоим жилам, и Свет, что освещает путь… В начале зимы в тебе была лишь Тьма и беспросветный Мрак. Твое сердце было насквозь пропитано безысходностью и унынием. Но дух твой оказался не сломлен, и надежды мои оправдались. Нет больше помыслов о смерти, а Сила, вложенная Эру, снова воссияла в твоих жилах, я рада.       – Жизнь, Свет, какая-то Сила…, – мне не хотелось говорить самой леди Галадрим, что она несет бред сумасшедшего. – Ваше Величество, я не понимаю, что именно вы имеете в виду.       – Пускай ты не находишь ей определения, пускай еще сопротивляешься и борешься, но она уже нашла себе выход и выплескивается через край, – Галадриэль наконец оторвала взгляд от горизонта и устремила его на меня.       Уставившись на нее в ответ, я была сражена всеми теми чувствами, что плескались в ее ярких серебристых глазах, повидавших немало веков, страданий и счастливых дней. Сейчас в них были и восхищение, и недоумение, и благоговейный восторг. Восторг перед тем нечто, что она видела во мне. Тем самым, что мне еще только предстояло совершить. Тем, что для меня оставалось под плотной завесой будущего.       Понимания во мне вся ситуация не вызывала. Слова великовозрастной эльфийской владычицы вгоняли меня в тоску, ту самую, которую навевают разговоры о посылах во вселенную, предсказания на таро и прочая белиберда. Однако скрытый смысл был понятен: Галадриэль была резко против моего отправления в Валинор и нужно было убедить ее в обратном.       Будто в ответ моим мыслям, леди Галадрим одарила меня легкой улыбкой и покачала головой.       – Упрямство твое неровня гномьему. Будь по-твоему, я возьму тебя в Валинор. Но лишь тогда, когда пробьет последний час и эльфийский век погаснет на просторах Средиземья, уступая дорогу людям. Лишь на последнем эльфийском корабле ты отправишься за мной к великим Валар.       – Ну, это не за горами, – довольно ответила я.       – Как знать, – задумчиво произнесла Галадриэль, все еще отрешенно вглядываясь в мое лицо.       – Если… А если я не смогу вернуться…, – мне с трудом далось произнести это в слух.       – Что будет? – что будет, очередной трындец на мою голову, вот что будет!       – Тогда ты навсегда останешься в нашей обители, под защитой Валар и нас.       – Что мне тогда делать? – после недолгого молчания произнесла я.       – Искать свое место. Место, что в котором твое страждущее сердце обретет покой.       Побеседовав еще с полчаса, мы разошлись каждая по своим делам. В свою комнату я вернулась в самых расшатанных чувствах.       Будущее как никогда теперь представлялось мне размытым. Туманные слова леди Галадрим о Силе, Жизни, Свете и моем предназначении вселяли чувство протеста к навязанному будущему. Собственно, все эти намеки так и остались без всяких объяснений. «Стоит добровольно и искренне принять новую реальность, и твои глаза раскроются на истинную цель твоего рождения в мире Арды», – слова великой эльфийской владычицы никак не шли из головы.       Добровольно и искренне? К добровольно относилось только словосочетание «добровольно-принудительно», деваться-то мне из этой самой Арды было некуда. А вот от всего остального… Искренне мне хотелось одного: сбежать. Сбежать из этой комнаты, ставшей за последние полгода свидетельницей моих несчастий, слез и болезней. Скрыться от воспоминаний о голодных и мрачных днях военных будней, недоверчивых мрачных взглядов горожан, обрекших меня между собой «эльфийской ведьмой».       Никакие заслуги перед материнской частью населения не могли стереть с меня позорного пятна человеческой беглянки, что затесалась среди эльфов и пользовалась их незаслуженными благосклонностью и поддержкой. Каждый находил повод бросить на меня косой взгляд: оставшиеся мужчины смотрели с мрачным любопытством, в поисках достоинств, привлекших на мою сторону самого командующего эльфами, ныне покинувшего гарнизон; замужние женщины открыто осуждали, по той же причине, а незамужние девицы глядели с завистью. И по их мнению, и по моему собственному, во мне не было ничего выдающегося, чтобы конкурировать с местными красавицами за внимание статных эльфийских мужчин. В сущности, соперницей я стала ненамеренно и даже узнала об этом последней, но очков в мою пользу это не добавляло. После отбытия гарнизона я старалась появляться на улицах только в сопровождении Таун. Собственно, она тоже не вызывала у горожанок теплых чувств, по тем же причинам, только в отношении небезызвестного адъютанта. Поражаюсь, к ним приперло несколько батальонов эльфийских красавцев, а они взъелись только из-за двоих. Никаких претензий, мужики они видные! Но ё-моё, почему я? Что за попаданческая плюшка такая, чтоб в меня втюрился красавчик и из-за этого распяли его фанатки. Сваливать пора, сваливать от греха.       В моем положении сама идея покинуть Гондор многим показалась бы не просто глупой, а идиотской и иррациональной. В последнем согласна, адекватности в ней было кот наплакал. Однако идиотизма было столько же, сколько мутных речей у леди Галадрим и частота всплывания имени Манвэ Сулимо во всех моих задушевных разговорах с эльфийскими власть имущими. Да и не эльфийскими тоже. И это, мягко говоря, выводило меня из хрупкого равновесия. Подозрительность и мнительность были свойственны мне еще в другом мире, а потому еще на стадии путешествия из Лориэна в Гондор я начала предчувствовать подвох. Знаете, такой коричневенький, вонючий подвох.       Слишком все было хорошо. Нет, это конечно все сложно назвать «хорошо», но! Этот мир был ужасен во всех своих ипостасях, так что наконец мои мозги зашевелились и оценили все происходящее. Если задуматься и разложить все пережитое мной в хронологическом, то это самое «хорошо» началось в момент моего знакомства с представителями остроухой братии в Хельмовой Пади: замкомандира эльфов, тогда еще младший брат Халдира, Орофин, удержал меня на этом свете, пока я «где-то там боролась с Сауроном», - сама не верю, но остальные почему-то да, - после аж целый отряд обученных бойцов сопроводил меня в самый безопасный город Средиземья – Лотлориэн, там накормили, напоили, одели, комплиментами обсыпали, разве что на руках не носили. Носили! Забыла я сие действие! Носили! Позор на мою голову, но тушу донесли аж до дворца. А после уж вообще молчу, целой делегацией выдвинулись в Гондор! Ну и что, что на свадьбу Арвен! По книжке Галадриэль с супругом на ней не было, только посольская делегация. Вот и думай теперь, ради чего затевалось все. Так и тут до сих пор не бросили, холили, лелеяли, за больной полоумной ухаживали, кормили, одевали… Нет, слишком много соломки подстелили, господа хорошие!       Все эти события наводили мои размышления на неутешительные выводы: леди Галадрим всеми силами старалась не дать мне сдохнуть, - это похвально, спасибо ей за это, - но в каких-то своих персональных целях. Каких? Не знаю, но нужна я ей была живой, здоровой и, желательно, в Средиземье, а не у Валар на куличках. И мой взращенный на комиксах и фэнтезийных романах мозг чуял, что все разговоры о каком-то Свете, подозрительной Силе и куда-то выплескивающейся Жизни тут были как раз при чем. Будь я местной, сто процентов не придала значения, сладковерно поддаваясь словам Светлой Госпожи. Однако та самая рациональная неместная часть меня, а именно мозги, требовала дать деру от ее ласкового лукавого взгляда, затягивающего на моей шее ошейник.       Очевидно, Халдир так же предчувствовал нечто неотвратимое, что ожидало меня в будущем с легкой руки светлейшей владычицы, но будучи искренне преданным своей рис, не мог допустить и мысли о ее причастности, оттого из добрых побуждений послал за помощью и защитой прямиком к ней на поклон. Даже предположить нечестность командира я не могла, просто физически не была способна. Наравне с Таун и Сумларадом, они не вызывали у меня ни капли сомнений. Пускай даже по приказу, но все трое искренне заботились обо мне слишком долго, чтобы я могла осквернить их добрые имена своими низкими подозрениями. Так что все сказанное им в тот страшный вечер перед его уходом подверглись самому тщательному анализу и глубоким рассуждениям.       Слова Халдира оставили в моей памяти глубокий след. И заставили крепко задуматься.       Обезглавленная собственным страхом, я боролась, не жалея сил, ради стеклянной надежды на возвращение домой. Командир был чертовски прав в своих словах про хрустальный замок. И возвела я его себе сама.       Упершись как баран, я отвергала даже вероятность невозможности своего возвращения. Прямые доказательства я отметала, разумные слова воспринимала в штыки, а на адекватные доводы реагировала истерикой. Я не желала принимать логический исход всей этой истории, сопротивлялась всей магической ереси, которой обосновывали само мое существование, отбивалась от признания, что теперь... Теперь это моя реальность, и мне не сбежать с нее, как бы далеко не завели меня ноги. Дверь, через которую меня самовольно протащил Саурон, открывалась только с одной стороны. И, увы, второй раз ее открыть никому было не под силу.       Леди Галадрим на пару с Гэндальфом говорили об этом не стесняясь, однако в каждом разговоре оставляя в воздухе обнадеживающее «если». Если Манвэ согласится, если доберемся до места ритуала, если удастся попасть в Валинор, если звезды сложатся, если, если, если… Никакого «если» на деле не существовало. Они оба подавали хрустальные кирпичики мне в руки, обнадеживая, но не давая никакой уверенности, никаких гарантий. И если Гэндальф очевидно больше думал о победе над орочьим отродьем и изничтожении сил Тьмы в Средиземье, то Галадриэль прочила мне место в своих долгоиграющих эльфийских планах. От того так быстро согласилась взять меня на свой корабль, потворствовала моим капризам, оставляла видимость собственного выбора…       К леди Галадрим я отправлялась уже с четким намереньем покинуть Гондор с целью если не избежать, то хотя бы отсрочить неминуемое бремя предназначения, лихой рукой владычицы эльфийской возлагаемое на все удобные ей головы. Вон Халдир от одного уберегся не без моей помощи, так тут же второе прилетело. Жаль, не поделился, может и с ним бы подсобила. Не дай Эру, опять ему напророчили убиться прям на поле брани. Беднягу разорвет от чувства долга меж предсказанием и обещанием мне. Какой шанс, что чаша весов кликнет в мою сторону?       С усилием затолкав тягостные мысли о командире и его судьбе куда-то подальше в глубь сознания, я приняла сложное решение, шедшее вразрез с моими представлениями о безопасности и удобствах.       Ловить мне в Гондоре было больше нечего. Еще в памятную аудиенцию с Галадриэлью она предложила мне несколько вариантов, куда я могла отправиться в ожидании отплытия корабля Её Светлейшества. Вариант остаться в Минас-Ти́рите в составе свиты Арвен я отмела сразу же – мерзкие взгляды горожан мне были уже поперек горла. Так оставалось всего два варианта: к Элронду в Имладрис или к тетушке в Эдорас. К тетке не хотелось, но и к Элронду заваливаться было как-то… невежливо. Пускай во время нашего путешествия я неплохо общалась с его сыновьями, пускай «спасла» его дочурку, но оставаться на побывку без личного приглашения хозяина мне было совестно. Да-а, представляю себе эту беседу: «Элронд, будь душкой, дай пожить у тебя недельку. Или две. Или годик. Или сколько там Галадриэль будет собирать свои манатки, мы с ней за море собрались, не хочешь с нами?». Пошлет, ей-богу, от такой наглости. Забавно, что Светлейшая не предложила Лориэн. Ну да ладно, к тетке, так к тетке.       Самым сложным мне казалось сообщить об этом Таун – моей доброй компаньонке и наставнице, столько заботившейся обо мне с самого первого дня знакомства. Ведь мое бегство, – а иначе это было не назвать, – означало тяжелую разлуку со всеми эльфийскими друзьями, что я успела обрести за эти месяцы, и в первую очередь – Таун. Этот мир не мог предложить никакого средства связи с ней, кроме птичьей почты. Почтовое сообщение по всему Средиземью было прервано, да и по слухам, даже до войны Кольца налажено было скверно, посылать голубя мне казалось дикостью, а эльфийское осанвэ – способность передавать информацию на расстоянии, обмениваться мыслями и чувствами, - во мне пока не проснулось. В добавок никто кроме владык и Халдира не знал о моем обращении, так что бедняжка Таун даже не подозревала о такой гипотетической возможности. Которой могло и не случиться, мало ли что, вдруг недообращусь и останусь где-то посерединке между эльфом и человеком.       Моя добрая подруга приняла мое решение как подобает своему народу: с достоинством и истинной радостью за ближнего – она действительно считала, что я возвращаюсь домой, к семье. Ее чистое сердце было полно печали от предстоящей разлуки, однако с присущей ей деловитостью Таун самолично взялась устраивать мою переправку в отчий край. И началось все, естественно, с пререканий.       – Brennil Ethelwyn, юной эллет не пристало путешествовать в одиночку, – моя компаньонка уперлась рогом и в никакую не хотела уступать. – Ни одна юная девица не должна отправляться в путь без сопровождения, не то, что вы. Я настаиваю, что нужно дождаться командира с отрядом и только тогда отправляться. Нет, не дозволю вам одной идти, госпожа Этельвин, и не просите.       – Но Таун, дорогая, – возражала я. – скоро все растает, дороги развезет и будет совсем ни пройти, ни проехать. Придется ждать еще пару месяцев, пока они просохнут и только тогда отправляться в путь.       – И слышать не желаю, – отмахнулась компаньонка. – Вы на попечении моем и командира Халдира.       – Командир Халдир еще не известно, когда вернется, – снова возразила я.       Горькое «если вернется» зависло в воздухе.       – Это не имеет значения, госпожа. Отправимся, когда вернется его отряд, другим я вас не доверю, и не просите, – не «другим», она имела в виду «людям».       Все эльфийские отряды, прибывшие на операцию по изгнанию Темных сил из Средиземья, сейчас были при делах. Из тех, кто остался на защиту Белого Города, часть была расквартирована внутри крепости, а другая распределилась по окрестностям и слилась с пейзажем. Ни одна группа в ближайшее время не собиралась отправляться домой в Лотлориэн, а значит доверить нашу безопасность Таун никому не могла. Людские обозы уже несколько раз отправлялись в Рохан за провиантом, и в принципе я могла бы поехать с ними, однако Таун, наотрез отказавшаяся оставаться в Гондоре без меня, воспротивилась идее ехать с людьми с таким жаром, будто я предложила ей дойти до Эдораса пешком и напрямик.       Споры длились несколько недель и продолжились даже в апреле, когда дороги таки развезло и следовало ждать середины мая, чтобы возобновить свои попытки вырваться из Белого Города. Примирившись на том, что мы дождемся не конкретно командирский отряд, а любой эльфийский, который сможет сопроводить Таун до самого Карас-Галадона, на том и порешили.       Сердце с тоской дернулось при воспоминании о днях, проведенных в маленьком флэте, затерянном в кронах деревьев сказочного Лотлориэна. Днях, когда надежда еще не угасла, но душа еще не разогналась в паническом галопе, а неусидчивый характер еще не успел отойти от двухнедельного путешествия на эльфийских закорках. Этот волшебный край представлялся мне далеким Раем из моих фантазий и часто являлся мне во снах, наполняя их покоем и умиротворением.       Сейчас, когда я лежала ночью в промозглом замке, воспоминания казались грезами, несбыточной фантазией. Пускай спать приходилось не на жесткой скамье, а на перине, под двумя толстыми одеялами и в дорожном плаще. Пускай сзади прижималась спина Таун, которая с самого начала зимы теперь спала со мной, – собственно второе одеяло было ее. Пускай очаг к утру остывал, а комната наполнялась ледяным сырым воздухом, приносящем с оживавших полей Пеленнора весенние запахи. Пускай, ведь воспоминания о тех добрых, наполненных покоем днях согревали во мне саму жизнь.       Вслед за мыслями о Лориэне, перед глазами мелькнуло знакомое суровое лицо. Смущенно скрывшись под тяжестью одеял, я затаилась, скрывшись от непрошенных воспоминаний. Все эти недели, что прошли с нашей последней встречи, я тщательно гнала от себя мысли о чувствах командира ко мне. Каждый раз, стоило чему-то напомнить мне его слова, его заботу, грубо скрытую за показной суровостью и нарочитым цинизмом, его неловкость от случайного разоблачения… Все это рвало во мне те струны души, которые никак не могли ожить в моем положении. Любви не было во мне, был стыд, смущение, тоска и горечь неизвестности. Не зная, жив он или быть может уже мертв, я тяжелым камнем опустила его и свои чувства на дно души, той ее части, что еще осталась во мне.       Кинжал я спрятала среди вещей, каким-то иррациональным чувством не желая демонстрировать чувства командира на показ. Мне казалось справедливым и честным оставить его тайну взаперти в своем сердце, хранить ее с той же тщательностью, с какой он оберегал меня саму все эти месяцы. Меня не отпускала мысль, что это единственно возможное, что я теперь могла для него сделать взамен.       Зимние и весенние месяцы прошли в трудах и заботах. Раненые прибывали и убывали, рождались дети, умирали больные и старики, смерть и жизнь рука об руку орудовали в крепости, медленно приходящей в себя после долгой войны и осады. Староста вместе с наместником Фарамиром возглавили кампанию по восстановлению плодородных земель Пеленнора. Соединившись единой целью, плечом к плечу встали люди и эльфы, бросив все силы на возрождение когда-то благодатного края. И вместе с началом посевной, у нас с Таун прибавилось работы.       Корпию и бинты теперь требовали ежечасно. Не привыкшие к тяжелому ручному труду, едва живые после голодной зимы люди каждый день натирали себе кровяные мозоли, ударяли себя по пальцам то лопатами, то тяпками, то прочим инвентарем, зарабатывали вывихи, растяжения, ушибы и порезы. Рабочие рубашки и штаны рвали с непривычки в клочья, а вечером смущенно вставали в очередь у нашей двери, в попытках раздобыть иголку, нитку или помощь. Каждый день изнуренные мужчины приходили в маленький двор-колодец, куда спускалась ближайшая к нам черная дворцовая лестница, курили трубки и самокрутки, обменивались сплетнями, травили шутки и наслаждались предзакатными минутами. Усталые, но довольные, они были по-своему счастливы в эти вечера. Счастливы от того, что война была для них окончена, наступила весна и надежда ярко освещала грядущие годы лучами теплого апрельского солнца, обещала добрый урожай и победу над голодом. Счастливы, что в нашей каморке они находили скромную помощь в починке прохудившейся одежды, понимание и добрые слова, радушные улыбки на женских лицах, чудом сохранивших мягкость черт вопреки иссушающему голоду, охватившему город.       Мы с Таун прекрасно понимали, что тянула их к нам под окна не только нужда в заштопанных дырках и зашитых швах, – эти надобности легко обеспечивали жены, дочери и матери, – сколько изначально двигало их любопытство, а после банальная тяга к покою и отдыху. Стадное чувство завладело обществом гондорцев и вскоре наш скромный дворик стал местной достопримечательностью, где друзья назначали встречи, решали какие-то свои вопросы, собирались компаниями и наслаждались жизнью.       Дело дошло до Арвен, которая осталась недовольна происходящим у самых стен ее дворца. Навестив нас в самый разгар рабочего времени, она споро принялась помогать, одновременно отчитывая меня и Таун в довесок за безалаберность и небрежном отношении к своей репутации. В конце дня она велела одному из эльфов собственной охраны дежурить подле нашей двери во избежание разборок и драк, что неизбежно возникают в месте скопления разношерстных мужчин. Наличие эльфа внесло порядок в нашем дворике – в присутствии первородных людские мужчины старались вести себя сдержаннее и дружелюбнее. В свою очередь адъютант с поэтичным именем Ламгват, что означало «полуденная тень», вполне оправдывал его: не встревал в споры и не мешал мужикам отдыхать, скромно неся службу возле двери и выполняя обязанности привратника. Надо ответить, мы с Таун были искренне признательны Арвен за такую заботу, так как теперь чувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем раньше.       Популярности среди женской части населения города нам с Таун такие собрания снова не прибавили.       – Нет, госпожа, это так больше продолжаться не может! – воскликнула моя сдержанная компаньонка, когда захлопнулась дверь за очередной разъяренной матроной, отпотчевавшей сначала бранью собственного мужа, а после и нас обложившей самым что ни наесть местным отборным. – Где это видано, чтобы в людях столько злобы таилось? И ведь дурного ничего не делаем, а что добрым словом и помощью благодарим за труд, так что в этом плохого?       – Да-а, разбудили мы с тобой лихо, – кисло протянула я, потягиваясь после тяжелого дня. Спина ныла нещадно, плечи грозили свернуться в трубочку в сколиозе от сидячей работы, а глаза щипало от шитья при свечах. – Что же нам делать теперь? Не разгонять же их.       – Не знаю, госпожа, – Таун стянула с себя рабочий фартук и встряхнула его. – Может стоит на время покинуть крепость. Весна уже вовсю стучит в двери, пора отпраздновать ее приход. Одно точно верно, вы совсем ослабли, тяжко зима далась. В леса вам нужно, весенним духом надышаться, напитаться ветром, может тогда полегче станет.       – Думаешь, нас отпустят в лес? – с затаенной надеждой спросила я. Последние месяцы я практически не покидала комнаты, и белый гондорский гранит уже сидел в печенках.       – В сопровождении отпустят, куда денутся, – в комнату с охапкой дров вошел Ламгват, даже не скрывавший, что подслушал разговор. – Я с вами пойду, давно стоило, да все заморозки по ночам ходили, африели никак зацвести не могли. Завтра же отправимся, я договорюсь с отрядом, – эльф сгрузил свою поклажу у камина и не прощаясь вышел.       Мы с Таун радостно переглянулись. Наше заточение будет наконец прервано и это принесло частичку счастья.       За час до рассвета Ламгват вывел нас на самую верхушку крепостной стены, где уже ждали остальные эльфы, оставшиеся в Минас-Тирите. Мужчины молча поприветствовали нас, а уже знакомые мне по госпиталю эллет радостно устремились навстречу. Мы давно не спускались в палаты, зарываясь в работу по самые уши, так что им не терпелось поделиться с нами, – с Таун, я лишь подслушивала, – последними новостями.       Пока они шептались, я развлекала себя вопросом, куда нас поведут, но любопытство мое было быстро удовлетворено: в месте, где крепостная стена упиралась в скалу, за скрытым уступом пряталась крутая лестница, ведущая наверх, глубоко в горы. Выдолбленные в скале ступени были покрыты мхом и утренней испариной, и я боялась лишний раз ступить, чтоб не навернуться. Легкие ножки эльфов не замечали таких мирских неудобств и порхали со ступеньки на ступеньку, не ведая усталости и скуки. Их подгоняла возможность снова увидеть зеленые просторы, погрузиться в их жизнь, глотнуть свежего воздуха, не спертого городскими стенами. Мне же после первого пролета стало плохо, пока морально. Еще спустя десяток уже физически. Отвыкшее за последние месяцы от активности тело сопротивлялось таким нагрузкам, и мне оставалось разве что молиться, чтобы не рухнуть на ступени.       Таун, заметив мое состояние, шепнула что-то своим подругам, и они одна за одной незаметно переместились мне за спину. Вероятно, чтобы поймать подопечную, если она соберется падать. Заметив это, я сжала покрепче зубы и на силе воли продолжила переставлять ногами. Доставлять им удовольствие в очередной раз покудахтать над мной мне не хотелось. Так что я на силе воли прошагала весь оставшийся путь пешком.       Когда мы поднялись на место назначения, я поняла, что все мучения были совершенно не зря. Предрассветный туман покрывал поля Пеленнора, полностью скрывая под молочной дымкой черные борозды и канавы. Первые лучи пока еще холодного весеннего солнца осветили пологий склон, покрытый ковром белоснежных африелей, и время вдруг замерло в восхищении от окружающей нас красоты. Все плато перед нами переливалось на свету тысячами искорок утренней росы, а воздух был наполнен незнакомым нежным ароматом Средиземских трав, что никогда не попадались мне в моем мире. И весь мир Арды показался мне одним сплошным волшебством, когда эльфы затянули свои тягучие песни, приветствуя новый день, новый природный цикл жизни, и разбрелись по полю, удивительно вписываясь в раскинувшуюся передо мной картину.       Очнулась от наваждения я только в тот момент, когда Таун опустила мне на макушку белоснежный венок, обдав при этом горстью капелек росы. Не прерывая тягучей завораживающей песни, она поправила мои волосы, нежно улыбнулась и вновь вернулась к сородичам. У всех них на головах белели такие же венки, а над плато разливались весенние глиры, посвященные возрождению природы и круговороту жизни.       Год назад в Хельмовой Пади я и помыслить не могла, что в следующем апреле буду не просто наблюдать за чистой радостью первородного народа, а наравне с ними распевать песни и собирать цветущие африели и другие травы и цветы.       Как потом мне объяснила Таун, на праздничные гирлянды будут использованы только африели, как главный символ возрождения и жизни после холодной зимы, остальное же отправится в лекарский взвод на фронт. После такой новости я с удвоенной силой принялась за работу, подпевая под нос своим «пока что не сородичам». Вдохновленная и погруженная в волшебство момента, мне хотелось сделать как можно больше, выложиться без остатка, затаив внутри надежду, что мои усилия принесут кому-то облегчение и радость. Не жалея пальцев и коленей, я осторожно рвала соцветия, сохраняя в ней целебную горную росу, рыла сырую землю, в поисках каких-то корешков, плела особые букеты, – Таун мне объяснила, что, если собрать определенное количество разных цветов, их целебная сила может увеличиться. Медленно наполняющаяся корзинка радовала мое загорчившее сердце, наполняя душу умиротворением и удовольствием.       В город мы спустились только к закату третьего дня, с полными корзинами и целыми охапками цветов в руках. Все улыбались, смеялись, перебрасывались шутками. Воодушевленная и отдохнувшая, я не чувствовала тяжести своей ноши, а ноги не замечали неровности ступенек и скользкий мох. Казалось, теперь мне было все нипочем: и липовое предназначение, и тяготы средиземской жизни, и прочие неприятности. Разве могло что-то омрачить радость от прихода весны в этот благословенный край?       Могло.       Когда мы спустились на королевский двор, чтобы занести лекарям нашу благоухающую добычу, у каменных ступеней дорогу нам перегородил отряд вернувшихся с поля брани эльфов. Частично я их знала, ведь это был тот самый батальон, отправленный на помощь людскому племени в Хельмову Падь. Завидев меня с охапкой ароматных африелей, они радостно оживились, наперебой приветствуя «серую птичку». Раздав каждому благодарному знакомцу по цветку, я принялась расспрашивать их о новостях, и как оказалось не зря.       Минас-Моргул пал шесть дней назад и их отряд был послан сообщить об этом леди Галадрим. Сейчас командир отряда как раз докладывал радостную весть и должен был с минуты на минуту вернуться из тронной залы.       Внутри меня все возбужденно завертелось от этой новости. Командир отряда… Халдир здесь, вернулся, слава Эру! Что мне ему сказать?! Что сделать?! Как себя вести?!       Залившись смущенной краской, я хотела уже было дать отменного стрекоча, когда дубовая дверь залы отворилась, и из нее вышел командир отряда. Сердце ухнуло в пятки, а желудок сделал трехочковый кульбит, когда я медленно поднимала голову, высматривая Халдира над головами эльфов. Они о чем-то переговаривались, и вдруг как один расступились между нами, позволяя командиру подойти ко мне. Щенячья радость и смущение захлестнувшие меня, вдруг отхлынули вместе с кровью от лица. Ко мне размашистым шагом приближался Сумларад.       – Приветствую вас, brennil Ethelwyn! Я рад видеть вас здоровой и полной жизни.       – И я приветствую вас, товарищ адъютант, – бессознательно выдавила я, не обратив внимания на горькую усмешку, пронесшуюся по эльфийским ликам. – Где командир? Халдир, он...? – в горле пересохло.       Почему Сумларад командует отрядом? Не мог же Халдир бросить своих братьев, с которыми сражался плечом к плечу несколько столетий? Не мог же он принципиально избегать встречи со мной? Слишком самонадеянно, но все же… Где Халдир, черт возьми?       – Командир Халдир и еще несколько maethor* не вернулись с задания восемь дней назад, – лицо адъютанта почернело, а голова опустилась в скорбном поклоне. – Мне очень жаль, госпожа.