Верни меня домой

      – Наверно, ему очень мокро, – с грустным смешком произнес Ламгват, глядя на то, как Маегил снует между постройками, даже не пытаясь скрыться от гнева природы.       Ливень лил как из ведра, а гроза ярилась над нашими головами с такой силой, будто вознамерилась занять освободившуюся вакансию средиземского зла. Река вокруг острова бурлила и кипела, ограждая нас от леса и всего, что в нем водилось. Оставалось надеяться, что в зарослях вокруг никакой живности спрятаться не пришлось.       Я не ответила, не сводя пристального взгляда со спины отара, занимающегося каким-то ему одному понятным делом.       Мы устроились под навесом какого-то сарая, не выдержав смрада, исходящего от дома и хлева. Ветер и вода, льющаяся с неба, ограждали нас от потоков вони разлагающихся тел. Ламгвата мы с Маегилом общими усилиями втащили на настил из досок, сооруженный добросовестным хозяином вдоль всего навеса. Я пристроилась рядом, а Маегил, окинув нас суровым взглядом, ушел обратно под дождь.       Желания его окликнуть или вылезти вслед за ним и предложить помощь у меня не было. И, честно признаться, я все еще сильно сердилась на него, пусть мы и поступили по-моему. Хотя я не уверена, что мой гнев не подогревала гроза, мокрая до нитки одежда и холодный ветер, который дул, разумеется, со всех сторон, и пронизывал до самых костей. От запаха мертвечины у меня разболелась голова и я про себе уже несколько раз посетовала на эльфийскую ипостась – будь я человеком, дождь перебил бы его.       – Ты окоченела, нин бреннил, – тихо сказал Ламгват, на руках придвинувшись ко мне.       Я скосила на него глаза. Отар был бледен, губа была прокушена до крови – когда мы его втаскивали на лодку, бедняга силился идти сам. И, конечно, изрядно приложился больной ногой об борт. Мокрые волосы тонкими струйками налипли на его лоб и щеки, обрамляя темным кружевом усталое, осунувшееся лицо. Брови его были сурово сдвинуты, но глаза смотрели прямо, даже немного ласково.       Я кивнула и поморщилась – в виски будто ударило набатом. Стоило, наверное, втащить Ламгвата внутрь сарая, но он отчего-то был против. Встряхнувшись, как кошка, я по стенке поднялась, сбросив к ногам мокрый бесполезный плащ. Сидеть без дела не было никаких сил, ведь от созерцания буйства природы душу начинала душить тоска.       – Маегил! – громко завопила я, перекрикивая грохот. – Маегил!       Если отар меня и слышал, то проигнорировал. Ну и ладно.       – Куда собралась? – Ламгват поднял на меня глаза и нахмурился, когда я обнажила меч.       – Там еще одна крыша, – я указала лезвием в глубину рощи.       Там, спрятавшись за могучими древними стволами и кронами действительно маячила незамеченная нами хижина. Крохотное одноэтажное строение выдавало свое присутствие резным коньком крыши, сделанным в виде лошадиной головы. Кажется, паромщик был моим соплеменником…       – Не ходи одна.       – Да что со мной будет, – отмахнулась я.       – Тиндае! – не в силах подняться, Ламгват вцепился в мою штанину, удерживая под навесом. – Перестань быть такой самонадеянной! Я наслышан о твоих безумных идеях, но пока мы вместе, прошу, будь осмотрительна!       – Да перестань! – я рассерженно отодрала его руку от себя. – Здесь всего десять ярдов, чего мне бояться? Я же у вас на виду. Да и дождь уже стихает. Что ты в самом деле!       Насчет дождя я лукавила – стихия рвала и метала, и останавливаться явно не собиралась. Но мне было тошно сидеть без дела и клацать зубами от холода. Мышцы рук и ног после купания в ледяной воде сводило судорогами, живот изнывал страхом и подкатывал к горлу комок на каждом вздохе – в носу стоял тошнотворный сладкий запах смерти, от одного которого хотелось не дышать вовсе.       – Сядь, сказал! – Ламгват вдруг с силой дернул меня вниз, заставив больно шлепнуться на свой же мокрый плащ.       Лицо отара было жестким, а голос непререкаемым.       – Я не Халдир, который носился с каждым твоим капризом, – брови его сошлись на переносице. – Здесь опасно. И поэтому сиди рядом.       Я зло зашипела, но подчинилась, прислонившись спиной к его плечу.       – Мне много говорили о нем, – негромко произнесла я, сливаясь голосом с шумом дождя. – Но сама я его почти не знала.       Ламгват скосил на меня глаза, задумчиво сдвинув брови.       – Вы провели много времени вместе, разве нет?       – Он с отрядом сопровождал меня сначала в Лотлориэн, а затем в Гондор, – я пожала плечами. – Не то, чтобы мы много общались, он был неразговорчив.       – Многим казалось, вас многое связывает.       – И да, и нет, – я задумалась, отвлекаясь от холода и сырости. – Я никогда до конца не могла его понять. Даже когда он приходил прощаться, я до конца и не знаю, поняла ли его или выдумала все. Его слова тогда теперь мне кажутся сказкой.       – Чужая душа таит в себе много тайн, – ответил Ламгват. – Тем более, если речь о Халдире. Вот уж у кого их целый склад.       – Ты хорошо его знал?       – Я дружил с тремя братьями еще до того, как двое из них женились, – он отрешенно улыбнулся, погружаясь в воспоминания. – Мы с отцом Маегила тогда служили вместе, и лично сопровождали сначала одну эллет в свите ее высочества Арвен из Имладриса в Лотлориэн, а через пару столетий привезли им и вторую. Нам тогда и тысячи не было, когда гуляли свадьбы.       – Тысячи?       – Мне более двух тысяч, нин мэллон, – с улыбкой обернулся ко мне отар.       – А Маегилу?       – Он еще совсем юнец, ему, дай Валар, девятьсот? Тысяча?       Я кивнула собственной мысли, что догадывалась о великовозрастности своих друзей. Однако осознать это было сложновато.       Суставы начало крутить от холода, а зубы выбивали дробь. Ламгват, воодушевленный теплыми воспоминаниями молодости, оживился. Мне же такие рассказы грели только душу, поэтому под его красочный треп я исподтишка убедила его залезть в сарай.       Эру был милостив к нам в эту ночь: в углу я обнаружила заваленное всяким хламом железное ведро. Одно вынутое стекло из окошка, пара старых головешек, горстка сухой щепы, раздобытая мной в доме, и вот уже я грела остатки лембаса на пыльной плоской железяке, положенной поперек ведра. Наша общая жестяная кружка с дождевой водой пристроилась здесь же.       Маегил, прополосканный до самых костей, ввалился к нам только в середине ночи. Мне едва удалось стащить с него плащ и завернуть в едва просохший свой, когда он сполз по стенке и приложил голову на ящик с компостом. Пара щипков разбудили его, чтобы заставить выпить горячей воды и засунуть в зубы кусок лембаса, ароматно запахшего тмином и горячей пылью.       – Это были счастливые и беззаботные годы, – тихо проговорил Ламгват, завершая рассказ о том, как бурно проводили свою молодость почтенные эльда. – Так мало их выпало на долю братьев. И меньше всего досталось Халдиру.       – Я слышала, его жизнь омрачила вера в предсказание собственной смерти, – хмыкнула я, подавая ему кружку с горячей водой.       – А я слышал, было вовсе не так, – Ламгват разомлел от нагретого воздуха сырого сарая, теплого лембаса и нежных воспоминаний.       Маегил давно спал, свернувшись калачиком на соломе у ведра с огнем. Ламгват остался со мной сторожить, но и его медленно смаривала иллюзия безопасности. Я уже дважды предложила ему поспать – буря не унималась и грозила бушевать до завтрашнего дня. С таким раскладом нас вряд ли бы потревожил даже зверь, не говоря о других тварях. Эльда был упрям, но усталость была упрямее.       – А как было? - упустить шанс узнать еще что-то о загадочном не сбывшемся предсказании, которым мне морочили голову уже как пару лет? Вы за кого меня принимаете?       – Смерть они додумали все сами, - лицо маэтор передернула усмешка. – Я был тогда в Лориэне с поручением. Заглянул к друзьям на огонек - все братья были холосты еще. А они будто на похоронах: сидят, молчат, вино с элем на столе. Тут мне Румиль и пересказал пророчество Владычицы. Его со средним братом ждал светлый конец - обоим суждено отплыть за море. А вот Халдиру...       Я затаилась, стараясь не отвлечь его от мыслей. Руки грелись о стенки жестяной чашки. Наконец напоив, накормив и согрев своих друзей, можно было понежиться самой.       – А Халдиру было начертано окончить свое служение Лотлориену в каменной чаше, доверху наполненной кровью.       Холодок пробежал у меня по затылку. Хельмова Падь вполне подходила как иносказание, да и крови там было пролито с лихвой.       – Окончить служение можно ведь по-разному? – осторожно заметила я.       – В теории, – кивнул Ламгват. – На деле воины Лотлориэна оставляют службу только когда покидают Арду, или когда остаются на поле боя.       – Службу - кому? – я ступала на зыбкую тропинку. – Рис?       Ламгват приподнял уже сонно опустившуюся голову и внимательно посмотрел на меня.       – Именно, – наконец он кивнул. – Служение рис Галадриэли.       – Запомни, Каланхен. Запомни хорошенько, – после минутного молчания серьезно произнес Ламгват. – Никакие предсказания нельзя трактовать буквально. Никакие слова не способны обличить Его Волю и открыть завесу предназначения. Мы можем лишь догадываться о нем, и вкладывать в них смысл, таящийся в собственных желаниях и помыслах.       Это вполне соответствовало словам самого Халдира. Подгоняемый пророчеством и душевной тоской, в том бою он искал смерти. Что же, он нашел ее.       – Теперь это уже не важно, – я поджала губы. – Халдир погиб, предсказание сбылось.       – Разве лишь ему одному довелось заглянуть в Зеркало Галадриэли? – лукаво взглянул на меня Ламгват.       Желудок сжался где-то под ребрами. Я никогда никому не рассказывала ни о Зеркале, ни об увиденном в нем.       – Нин Каланхен, – в голосе Ламгвата скользнула поучительная ласка. – Очень глупо строить свою жизнь, подчиняя чьим-то фантазиям и сказанным словам.       – Даже если они сказаны самой рис? – парировала я, беря себя в руки.       – Даже рис не способна узреть Суть Его Замысла. Только лишь отголоски Его мудрости доносятся до нас через ее уста. Каждому стоит учиться самостоятельно слышать Его музыку, а не искать ее в пении других.       Так странно было мне услышать столь мудрое напутствие здесь, в самом центре разбушевавшейся грозы, на полу сырого подгнившего сарая, возле коптящего ведра и без какой-либо надежды. Я устало улыбнулась.       – Вы поэтому уводите меня в Имладрис? Подальше от Галадриэли и других владык?       Взгляд Ламгвата отчего-то быстро мазанул по лицу крепко спящего Маегила, а губы его на мгновение поджались. Однако лицо его тут же расслабилось, он кивнул:       – Владыка Элронд не станет управлять неокрепшими мудростью мыслями из корысти или иных желаний.       – Халдир доверял суждениям рис. Он даже велел мне просить ее взять с собой в Валинор.       – И куда привело Халдира его слепое служение? – фыркнул Ламгват. – Валинор мог стать для тебя истинным пристанищем, не спорю. Однако дорога до него станет ближе из Имладриса, нежели из-под сени Карас Галадона.       Я покладисто кивнула, не зная, что ответить на такое заявление.       – Как именно эльфы собирались использовать меня?       Версию Манвэ я уже слышала. А ты что думаешь, друг мой?       – Не знаю, – честно признался он. – Знаю только, чтобы сохранить свой вечный род, галадрим сделают все, лишь бы ты осталась в Средиземье.       Галадрим… Смешанный эльфийский народ, о котором мне когда-то рассказывала Таун. Она сама была из галадрим, из потомков нолдор. Если мне не изменяла память, по ее словам, Халдир с братьями были из нандор – лесных эльфов. А вот Сумларад как-то поделился, что предки были его из синдар.       – Спи, Ламгват, – я устало погладила его по плечу, когда глаза отара все-таки закрылись. – Пусть тебе снятся добрые сны.       Что сморило так моих эльдар, погода или утомительный переход, я так и не поняла, но проспали они до конца бури. Подстегнутые природной чуткостью, глаза они продрали аккурат, когда ливень закончил поливать наш хлипенький сарайчик, а гроза прекратила бить тучами в набат. Я же все это время так же бессовестно отсыпалась, заколотив дверь изнутри и занавесив окно куском какой-то тряпки. Меня хватало только на то, чтобы менять перевязки Ламгвата, подкладывать поленья в импровизированный очаг и закидывать в себя наш скудный паек, мрачно отметив, что перед зимой нужно будет делать запасы.       Проснулась я, когда меня в порыве трепетной заботы решили вынести доспать под жаркое августовское солнце. Я оказалась против, вывернувшись из рук благодетеля и отчихвостив его спросонок на чем свет стоит. В общем-то, Маегил не особо расстроился, а Ламгват так вообще рассмеялся так сильно, что чуть было не перевернул котелок на хлипком вертеле, в котором уже что-то варилось. Когда же я метнула на него рассерженный взгляд, он бросил в меня сливой, обозвав «взъерошенным птенцом». Слива оказалась ароматной и сладкой, и так блаженно лопнула кожицей на языке, что шутку я мгновенно простила.       Ламгват накормил меня ароматной кашей из березовых листьев со сливами. Голодный желудок, не разбалованный деликатесами, с большим удовольствием принял в себя горячее густое блюдо, а язык наслаждался кислой сладостью.       – Дом весь пропитан ядом, – доедая остатки лембаса, проговорил Маегил. – Там зимовать нельзя, отравимся.       – Тогда достанем оттуда все нужное и сожжем, – я с печалью окинула взглядом добротное строение.       – Такой факел привлечет внимание, – нахмурился Маегил.       – Ерунда, – возразил Ламгват, отскребая остатки каши со дна котелка. – В такую грозу молнии еще с десяток таких костров подожгли. Одним больше – одним меньше, затеряемся.       – Тела надо похоронить, – сказала я, когда Маегил согласился с Ламгватом. – Со всеми местными обычаями.       – Нельзя, – покачал головой Ламгват. – Трупы напичканы ядом так, что отравят землю, и не дай Валар, эта дрянь попадет в воду. Их стоит сжечь вместе с домом.       – Согласен, – кивнул второй раз Маегил. После двух суток сна на ларе с компостом он казался поразительно сговорчивым. – Не вздумай их трогать, Тиндае. Голыми руками вообще в доме лучше ничего не брать.       – Мы похороним их, – твердо возразила я. Почему-то мне показался этот вопрос принципиальным. – Не тела, так прах. Пусть огонь поглотит зверства орков, но души их должно освободить. Надеюсь, вы поможете мне.       Эльда переглянулись и кивнули. И для них не было блажью захоронение младших детей Илуватара, павшими жертвами осколков Тьмы.       – А там что? – я ткнула пальцев в дальнюю хижину с головой лошади на коньке.       – Тоже какая-то подсобка, – ответил Маегил. – Похоже на мастерскую. Тоже вся разорена, но трупов нет – я проверил.       – Может тогда переберемся туда? – я заинтересованно всмотрелась в едва видный из-за куста жасмина зеленый от мха фасад.       – Пока не будем. Там дверь выломана, да и оттуда не видно дом, – ответил Ламгват. – Сейчас надо как можно быстрее решить вопрос с кострищем, пока его еще можно замаскировать под последствия грозы.       – Твоя правда, – я поднялась на ноги. – Есть чем лицо перевязать?       Ламгват великодушно пожертвовал нам часть своих бинтов.       Я пропитала их остатками отвара, которым теперь каждый день промывала затягивающуюся рану Ламгвата. Запах трав мог если не спасти от ядовитых испарений, то хотя бы заглушить отвратный запах. Руки мы попытались так же защитить по настоянию Маегила.       Первым делом мы сняли трупы с балок, окропив их молитвами. Мы решили уложить их в одной из комнат, в ряд. Кадки со смердящей мертвечиной мы накрыли досками и одеялами, чтобы хоть как-то перебить запах. Орочье потомство издавало такое зловоние, что хватало пяти минут возле кадки, чтобы закружилась голова.       – Ничего из комнат с трупами не бери, – коротко приказал Маегил, когда мы уложили последний труп.       – Мог не говорить, – удерживая утреннюю кашу в себе, проклокотала я.       Содрав с рук изгаженные бинты, я ушла к реке ополоснуться.       Вода успокоила разбушевавшееся сердце. Слезы, стоящие в глазах, так и не скатились. Мысли мои метались между страшной судьбой обитателей переправы и тем, что теперь ее обитателями стали мы. Ждет ли нас столь же кошмарный конец? Или грядущая зима подготовит нам другие испытания? Или, быть может, Эру смилостивится над нами и следующей весной мы сможем продолжить свой путь?       Глядя на свое отражение в воде, я зло сжала зубы и сорвала повязку. Худое свирепое лицо смотрело на меня с речного зеркала. Ну и пускай. Как Ламгват сказал: не жить чужими фантазиями. Но и своими тоже. Довольно представлять себе чужие зверства, гадать о чужих планах, бояться и бежать. Я с силой шлепнула ладонью по отражению, окропила лицо водой и поднялась, нацепив повязку на подобие косынки на голову. Хватит жевать сопли, за дело!       Из дома мы выволокли все, что только могло пригодиться: жестяную посуду, утварь, какие-то инструменты, веревки, сухие дрова и растопку из сеней, жестяные ведра, горшки и крынки. Все, что можно было прокалить в костре отправлялось в огонь. Ламгват нашел в сарае большие угольные щипцы и с каким-то странным удовольствием ворочал в кострище добытые богатства. Деревянные ручки с инструментов и утвари с остервенением сдирались и зашвыривались в дом - Ламгват обещал выстругать новые. В его плотнических способностях мне сомневаться не приходилось, так что я не возражала.       Ничего из тканей мне взять в доме не позволили. Да кто я такая, что бы их ослушаться? С такой мыслью я без всякого зазрения совести утащила два брезентовых плаща, валявшихся на поленнице в куче рыболовных снастей. Их я, кстати, тоже выволокла из дома. Пускай летом эльфийская ипостась не требовала мяса, зимой желудку будет все равно. Так что все это было надежно упрятано мной в бочку за сараем. Мало ли мои эльдар станут другого мнения? А когда живот запросит, будет не до морали.       На грудь каждого трупа я положила букет цветов из сада, а голову увила венками.       – Детская есть, а детей нет, – тихо сказала я Маегилу.       Мы стояли над трупами, готовясь к их погребению. Я вспоминала молитву за упокой, Маегил закончил проливать дом испорченным маслом из бочонка, найденного мной на кухне.       – Я закопал их на мысу, – не глядя на меня, ответил эльда.       – Ты сказал, так нельзя, – я бросила на него недоумевающий взгляд.       – Их можно, – глаза Маегила, наконец обернувшегося на меня, были пусты. – Их ждала участь не менее страшная, чем их родителей.       – Не продолжай, – я сглотнула.       Теперь мне было ясно, что так яростно жег в большом котле Ламгват, и что унес в пролесок Маегил. Остатки орочьего обеда.       Резким движением Маегил сдернул с меня косынку, и, развязав узлы, аккуратно укрыл лицо погибшей женщины.       – Теперь их мать может покоиться с миром, – тихо произнес он, не глядя на меня. – Старшие сыны Илуватара уберегут сон ее детей.       Мой добрый друг. Ты не знал, к каким народам принадлежали детские тела, и поручил их души Мандосу - хранителю загробного мира эльда. Как и сейчас ты шепчешь молитву о душах их родителей, прося Всевышнего не разделять их на небесах.       – Ты не виноват, Маегил, – тихо произнесла я, вдруг осененная его молитвой. – Их смерть не твоя вина.       – Нет, Тиндае. Это часть того, за что Всевышний покарал нас, – Маегил покачал головой. – Смерть каждого дитя тяжелым грузом лежит на плечах вечного народа. Это напоминание. Напоминание о том, что мы не справились с Тьмой. Не защитили младших братьев. Не уберегли. И это наша вина.       Он внимательно посмотрел мне в глаза и вышел.       – Поджигаем! – крикнули мне снаружи.       Я пристально посмотрела на женский труп.       – Подожди пока, – коротко произнесла я, спускаясь с крыльца.       Выудив из костра потухшую головешку, я вернулась в дом и, шепча молитву за упокой погибших, на каждую из дверей нанесла черный угольный крест. Как на крышку гроба.       Выйдя из дома, я кивнула Маегилу, что можно начинать. Ламгват уже стоял перед домом, оперевшись на толстую жердь, отодранную от стены сарая. Я встала возле него, наблюдая, как Маегил по очереди поджигает углы дома - середина уже полыхала.       Огонь схватился быстро, с удовольствием поглощая предложенное лакомство. Мы долго стояли все втроем, взирая на языки оранжевого пламени, и каждый думал о своем.       Пожар догорел только к утру четвертого дня.       Милостью Эру, огонь никуда не перекинулся.       Теперь можно было начать обживаться.