Паутина мрака

      Сложно сказать, у кого большее преимущество: у того, кто убегает или у того, кто гонится? Наверное, каждый случай является чем-то слишком индивидуальным, чтобы дать точный ответ. Однако, именно сейчас, ответ ярко мигает перед глазами человека, чей разум слишком затуманен адреналином от охоты...Для Пантеры всё просто – единственный допустимый результат, это победа гончей. Как только погоня выиграна – её будет ждать награда длиной в пару минут, за которой придут последствия, о которых она подумает, когда будет их время.       Лиловый силуэт так и маячил меж сосен, не давая жертве шансов скрыться. Она даже больше не кричала — лишняя трата сил на зимнем морозе, а её усталость уже показывало количество выдыхаемого воздуха, что было так заметно при пониженной температуре окружающей среды. Пантера не лучше – конденсат промочил тканевую часть балаклавы на ротовой области, но хотя бы конечности не успевали замëрзнуть из-за активных движений и затуманенного сознания. Охотника и его "животное" разделяло 40 футов белого полотна из хрупкой корки снега, что издавала характерный шум разлома под натиском чужих торопливых шагов. Люди в панике всегда были смешными – бежать глубже в лесную полосу, а не обратно к людям, только потому что между этими путями стоит кто-то, кто угрожает твоей жизни, было очень глупым (так как жертва не свернула после этого куда-то ещё), но полезным решением, правда, только для человека в маске. Чёрный выделялся на белом снегу также, как лиловая куртка бегущей девушки, единственное отличие – в 6 утра у чëрного больше шансов быть менее броским.       Серые глаза, хищно смотрящие на всё сквозь чëрную сетку глазниц кошачьей маски, следили за траекторией человека – до сокращения расстояния осталось немного времени, действия преследуемой стали более сбитыми, слишком много лишних движений. Язык смочил потрескавшиеся губы, слегка задевая ткань, отчего рецепторы окрасил характерный вкус материала, определённо не тот вкус, который должен чувствоваться сейчас после всего этого бега.       Лиловое пятно задвигалось ещё больше, непонятно смещаясь, пока в этом сумраке резко не пропало его движение – куртка была сброшена на землю. Видимо, жертва поняла, как её отяжеляла эта вещь. Теперь они почти на равных, единственный минус – это сбило с толку. Основной ориентир потерян, но звуки всё ещё направляют за жертвой. Становилось опасно терять время. Ладонь в кожаной перчатке залезла в карман, вытаскивая тëмный металл – подходил конец охоты. Подходило время чистки мира. Все грешники должны быть забиты как скот, так, как они действительно заслуживают. Её свинья уже сбросила свою кожу, осталось разделать её на мясо. . . . .       Крики птиц порой так похожи на отголоски человеческого. Какой шум только не бывает в лесу...Никто не заходит в снежную пору глубоко в лес...Никто не придаст этому значение. Так много людей, и так мало свидетелей...       — «Мы действительно одиноки», – единственная наиболее осознанная мысль, что пришла в голову перед тем, как её занесëнный над головой клинок обрушился на белую шерстяную кофту жертвы. Ткань сдалась под натиском заточенного лезвия, усталые мычания сверху – единственный живой шум в этой области. Жертва была без сил, тело под юным охотником на людей содрогнулось, совершая попытку отползти, но бег, раны, холод и острый снег сделали своё. Сопливые звуки нытья и жалкое скуление мешали разуму уйти в мир своей кровавой фантазии. Нож был с трудом выдернут из области мышц, что начали сокращаться. Затем ещё один удар, звук вхождения в плоть. Собственная дрожащая рука потянулась к одежде жертвы, что начала бить такая же дрожь – только в случае последней, это судороги наступающей смерти. Бывшая белая кофта, что теперь поспешно окрашивалась в красный, была задрана вверх, чуть ниже груди, открывая морозному воздуху и глазам окровавленную область живота, где из двух дыр текла более густая жидкость вишнëвого цвета. Нож упал рядом, войдя в снег – жертва без несколько секунд труп, бояться нечего. Рука, что выбросила нож, потянулась под маску из плотного пластика, стягивая вниз чëрную ткань балаклавы, чтобы оголить рот и подбородок, дабы впиваясь зубами в искусственную кожу перчатки, снять полутëплый материал с руки. Противный вкус во рту подпитывал желание выместить появившийся негатив на жертве – рука со слишком беловатой кожей и посиневшими от прохлады кончиками пальцев, опустилась в одну из ран, заставляя убийцу тихо мычать в укусанную перчатку от резкого тепла. От крови шёл еле заметный пар, который быстро рассеивался от движения руки, что расширяла пробитую зону кожи. Это действие не несло никакого смысла, кроме погони за угасающим теплом. Это всегда имело много проблем после – нужно смыть кровь, а труп уже будет носить её отпечаток убийцы, типичную манеру поведения.       Как хорошо, что зимой столько голодных животных. Запах крови соберëт всех, кого нужно. В конце концов, родители всегда говорят детям не ходить далеко в лес. Видимо, это девушка забыла про правило.       Прошли минуты, что казались часами созерцания красного, когда гул в голове спал, слюна во рту собрала слишком много мерзкого вкуса перчатки, а холод начал сковывать движения. Рука с дрожью вышла из чужого тела – ещё один грешник покинул мир. Это должно заставить чувствовать себя хорошо. Но серый в белках переместился выше, рассматривая катушки на кофте и повреждëнные узлы, окрашенные в красный. Ткань в этих местах даже затвердела. Чëрная прядь волос тоже попала в кадр, заставляя глаза просмотреть всё. Кожа, что скоро станет соответствовать снегу (скорее всего), была следующим дополнением к картине, а затем в неё вошли искусанные посиневшие губы, нос с горбинкой и широко распахнутые стеклянные глаза в никуда. Запоздало приходит мысль, что когда-то эти усталые глаза были встречены за стеклом билетной кассы, когда Ара брала их компании билеты в кино. Прокси опустил свой корпус на пятки, стоя на коленях над ногами жертвы, соприкасаясь с её телом. Кто знал, что такие обычные люди могут творить так много зла.       Но вопрос: действительно ли это был плохой человек?