За что?

— Давно тут стоишь? — первым на контакт вышел он. — Нет, — опустил голову я, стыдясь снова соприкоснуться взглядами. Получается — я исповедовался полчаса в закрытую дверь. Полный кретин. — Может отойдёшь уже?! — до меня не сразу дошло, что потребовал от меня он. Точно, я же проход загородил. Парень достал ключи из кармана, сделал пару оборотов в замке. Из квартиры сразу повеяло теплом. Я заглянул внутрь: тишина. Никого. Мне все показалось. — Заходи, — неуверенно произнёс он, обернувшись добавил, — раз пришёл.       Впустив меня на свою территорию, Савельев понёс пакет с продуктами на кухню. А я лишь только сейчас увидел, что его руки были не пусты.       Звук открывающего крана, шум воды, щелчок газовой плиты. Осматриваюсь будто нахожусь здесь впервые. Всё кажется таким чужим… На полке стало значительно меньше обуви. Снимаю куртку, вешаю на свободный крючок. И верхней одежды тоже меньше. Дверь в комнату Марка закрыта. Не посмею заглянуть в нее, чтобы убедиться в своих догадках. — Чего стоишь как вкопанный? Не знаешь, где руки помыть?! — Артём ведёт себя довольно естественно, а вот у меня трясутся колени.       Моя голова не поднимается. Не отваживаюсь смотреть не то, что в глаза, даже на руки, что так заботливо налили для меня чай. Сижу, уткнувшись носом в кружку. Делаю первый глоток: он помнит сколько ложек сахара я кладу. Черт, и чего я стал такой сентиментальный? Ощущаю себя балансирующей горкой желе. Ещё не много и он зачерпнет первый кусочек ложкой, и верхушка неустойчивого спокойствия упадёт вниз. — Прости, — тихо и неуверенно звучит из моих уст. — Прости. — Я же просил тебя не маячить у меня перед глазами. Какого черта ты здесь делаешь?! — от неожиданности его грубого тона кружка высказывает из рук, и горячий чай обжигает мне колени. — Прости, — снова всхлипываю то ли от телесной боли, то ли от душевной. — Блядь, — ругается он. — Быстро снимай джинсы!       Почему ты переживаешь за меня? Твои руки аккуратно стягивают мои штаны в страхе того, что ткань могла прилипнуть к коже. Но кажется все обошлось: на правом колене всего лишь небольшое покраснение. Как жаль, что обошлось. Лучше бы жидкость была по горячей. Это было бы справедливо. — Прости, — произношу ещё тише, чем прежде. Но ты скорее всего не услышал мой очередной всхлип, потому пошёл вешать мои джинсы на батарею в своей комнате.       Ещё больше стыд продирает мои щеки: вот так сидеть в толстовке, носках и одних трусах. Неправильно. Странно.       Тем временем ты возвращаешься с мокрым полотенцем в руках. — Сильно жжёт? — прикладываешь к пострадавшему месту. — Нет, все хорошо, — так больно принимать твою заботу. — Спасибо. — Отвернулся ты. — Я принесу тебе шорты, — зачем-то сказал вслух. — Мне не холодно. — Мне не удобно смотреть на тебя так. — Прости, — в очередной раз уже как мантру произношу данное слово. Украдкой поднимаю глаза, провожая твой силуэт, снова метнувшийся в спальню. — Сделать тебе ещё чай? — спрашиваешь ты, протягивая мне свои домашние шорты. — Они чистые, — акцентируешь на этом внимание. — Да я бы и грязные надел, — уголки твоих губ слегка приподнялись, но ты быстро смахнул эту дрянную эмоцию с лица. — Я… — как же сложно сказать. Ты снова отворачиваешься, на этот раз к газовой плите, чтобы налить новую порцию кипятка. — Артём, я не могу так больше. Я не достоин твоего прощения. — Да, недостоин, — с болью в голосе слышу твоё согласие. — Но ты нашёл наглость, чтобы прийти. — Да, — слезы накатывает. Пытаюсь проморгаться. Херово помогает. — Я… — что же я хотел сказать? Не помню. Он словно холодная скала, которую я никогда не смогу согреть. — Я тебя понял.       Внутри бушует пожар отчаяния. Набрался смелости, чтобы прийти, сделал шаг вперед. Но не дойдя и половины пути, спускаюсь вниз. Даже нормально попросить прощение не смог. В горле безумная, горючая сухость не дает и слова больше вымолвить. А чай такой обжигающе нужный, словно рука помощи и поддержки, в которую я дерзнул нагадить.       Я не смог произнести все то, что сказал двери его квартиры. Молча допил чай, натянул полумокрые джинсы и ушел. Артем «держал лицо» все время, пока я был тут. Но как только дверь закрылась, из квартиры раздался болезненный всхлип. Это мне точно не показалось.       Я сам «насрал» себе на голову, и теперь сижу в этом дерьме, испытывая несравнимых размеров омерзение. Но если посмотреть с другого ракурса, то так сильно убиваться должны только девочки по мальчикам. А я — мальчик. Нет, не так, мальчик — долбаеб.       Не думал, что мне сильно может вот так кто-то нравиться. Или это гормоны? Сколько продлились наши отношения? Не считал и считать не буду.       Приход Артема в нашу школу — это бомба замедленного действия. Я и подумать не мог, что когда-либо буду творить такую херню: минет в школьном туалете. Какой ужас, какое непотребство. Плевать.       Артем — определенно лучшее, что случалось со мной. Такой искренний и правильный. И этот «ПРАВИЛЬНЫЙ» отсасывал в стенах школы. Почему это воспоминание сейчас так яро вгрызается мне в башку?       Мой мозг всеми силами пытался абстрагироваться от этого липкого чувства, что преследовало меня последние недели. Я даже забыл, каким словом оно называется.       Чтобы не убиваться по мальчику, как девчонка, я смог переключить себя в режим «похуй». Мне похуй на Артема, да и не только на него, и на его гада-братца. Похуй на Антона. На него я давно положил большой и толстый. Похуй на вечно что-то требующую от меня мать, отца, который вечно живет на работе. ПОХУЙ. Жизнь продолжается. ***       За пару недель до свадьбы Антона.       Одним «прекрасным» субботним утром меня разбудил звенящий незнакомый женский голос и вполне знакомый мне мужской. А потом в комнату ворвалась мама и ядовито-сладко пропела, что Антон с Ирочкой (да, прям с «Ирочкой») приехали за мной. — Ты что забыл, что вы сегодня едете покупать тебе костюм на свадьбу? — Чего? — моя перекошенная мимика максимально олицетворяла степень моего охуевания от ситуации. — У Антона с Ирой будет тематическая свадьба, поэтому к нарядам гостей они относятся очень серьезно. Тем более ты самый близкий родственник! — не сходила дежурная улыбка с лица моей матери. — У меня важные планы на сегодня вообще-то! — Это какие? — Лежать и спать! — рявкнул я, накрываясь одеялом с головой. — Пошутили и хватит! Чтобы через пять минут был готов! — мгновенно посерьезнела мать, выходя из спальни. — Пока Леша собирается, давайте чаю попьем, — послышалось из-за двери лебезение.       Провести день в обществе человека, которого ненавижу на уровне тела, определенно не входило в мои планы. Но если я начну давить свое, то мать прихлопнет меня словно муху.       Опять она занимается жополизанием: такая добродушная и заботливая в разговоре. Натягиваю первые попавшиеся трико, чтобы эта Ира не дай бог не застеснялась моего непотребного вида, когда я буду проходить мимо по пути в ванную. — Привет, — эта девушка сегодня светилась особенно, поэтому я бессознательно тоже поздоровался. — Привет.       Антон в это время занимался ублажением главных дам в своей жизни: разливал чай и резал торт. — Спасибо, Тоша, — улыбнулась маман, когда любимый сыночек поставил перед ней кружку.       Ладно, остынь! Все будет нормально. Наверное. Если он что-то выдаст, я харкну ему в рожу. Ебаная компашка лицемеров!       Я не знаю откуда во мне появилось столько смирения. Но я принял игру своей матери: пойти на «шоппинг» с братом и его почти что женой. Мне не нужно ещё больше проблем. Я устал от всего, от себя, своего головного ебанизма.       Почему-то посчитал важным одеть себя нарядно (не в то, в чем обычно в школу хожу). Рубашка в черно-зеленую клетку и почти что новые джинсы — да я считай жених в этих шмотках.       Мама лишь одобрительно кивнула, когда я закончил собираться и вышел «готовый» к гостям. Ладно, эта Ирина действительно выглядит милой и её присутствие мне приятно. А может все потому, что при ней Антон точно не совершит какую-нибудь хуйню? А мама не посмеет грубо со мной обращаться…       Пока мы обувались, мама все никак не могла прекратить нескончаемый словесный понос: — Обязательно зайдите в тот магазин. Там мы Лешеньке, — так, она никогда ко мне не обращалась, — купили костюм, в котором он был на знакомстве, — моё безысходное состояние принятия снова начало зашкаливать в сторону неприятия лишь от упоминания места работы старшего Савельева. — Консультанты в нем довольно хорошо разбираются в подборе вещей, понимают с полуслова, — добавила она, не переставая давить лыбу. — Я вас поняла. Была там пару раз. Там действительно очень грамотный персонал и хороший выбор, — согласилась Ира. Интересно, её доброжелательность искренняя или такая же вшивая, лицемерная? — Да, огромный выбор. Вы точно найдёте то, что подойдёт. — Мам, мы тебя поняли, — не выдержал Антон, ставя точку на этом бессмысленном обмене ментальными слюнями. — Хорошо-хорошо, — растерялась женщина, — просто я безмерно рада, что вы — братья проведёте время вместе. Ирочка, ещё раз большое тебе спасибо, что подала эту идею.       «Ну ни хуя себе!» — я чуть не сказал это вслух. Но кажется для всех мой тошнотворный всхлип ничего не значил.       Значит эта Ира пытается помирить двух братьев?! А она вообще знает, что произошло, почему идёт холодная война между мной и её почти супругом, любящим драть мужские задницы? Да кто бы с этим придурком хотел связать жизнь, зная его замашки?       Я развалился на заднем пассажирском кресле, которое расположено дальше всех от моего придурка-братца, который выполнял роль водителя. Но это оказалось плохой идеей, ибо мне прекрасно видна его бесячая физиономия. Но я решил не ерзать по салону, чтобы не привлекать к себе внимания.       Ирина пыталась завести со мной разговор, задавая мне типичные вопросы: чем я увлекаюсь, какой любимый предмет в школе. Не найдя большого отклика в моих сухих ответах, она переключилась на то, в каких тонах запланирована свадьба, и во что должны быть одеты гости. Кошмар, неужели все будут выполнять требования по дресс-коду? От этой мысли, мне захотелось хлопнуть себя по лицу. Но, наверное, так принято у богатых — выебываться. — Лёша, есть какие-то конкретные пожелания? — неужели она поинтересовалась моим мнением или это для приличия? — Что-то, что будет удобным, — а удобнее всего мне бы было лежать у себя дома в кроватке, а не переться на вычурное мероприятие, где буду чувствовать себя лишним. — Хм, — задумалась она. — Ты не против, если я выберу на свой вкус? — кто бы сомневался, — Я недавно прошла курсы стилиста по подбору одежды, и мне нужна практика, — а если бы ты не заделалась стилистом, то наняла бы человека для этой работы? — Так в каком ТЦ находится тот магазин, который нахваливала мама? — перебил Антон, остановившись у светофора на повороте, который ведёт в разные точки города. — В «ЦУМе», — быстро ответила девушка. — Если там ничего не присмотрим, то поедем в «Горизонт». — Хорошо.       Ощущаю себя маленьким сыночком этих двоих. Гадко. Терпи, Севастьянов, улыбайся, и может быть этот цирк быстро закончится!       Мы неспешно шли по скользкой плитке торгового центра. Должность проводника-вожатой взяла на себя Ира, поэтому вырвалась на пару шагов вперед. Я шел в одну ногу с Антоном, что заставляло меня испытывать неизбежное смятение. Кажется, я уже настолько пуст, что если мне скажут, что я переезжаю жить к брату, то смиренно соглашусь и пойду собирать манатки.       Пока мы шагали, я развлекал себя одной догадкой: что произойдет, если сегодня рабочая смена Савельева? Я так и не понял, контактируют ли эти двое друг с другом сейчас. Или может публичный отсос четыре года назад, был последним их совместным действием? Но я тешил себя фантазией о том, как мы заходим в этот накрахмаленный бутик, и Марк бросается на шею Антону. А эта правильная Ира, срывает с себя фальшивую маску «пай девочки» и, не сдерживаясь в словах, посылает моего братца на три красивых буквы.       Но то, о чем я себе выдумываю в большинстве случаев, никогда не происходит. Перед тем как посетить нахваленный магазин, мы посетили пару бутиков. Но Ирина с видом знатока, осматривала предложенные варианты и сразу разворачивалась в сторону выхода, не давая шанса даже примерить. — А здесь действительно есть что выбрать, — ахнула она, когда мы все же пришли в пункт назначения. По мне же, здесь такие же вещи, как и в посещенных местах ранее.       К нам тут же подбежал консультант, не Савельев. Я даже выдохнул, осмотрев зал. Не знаю, как бы вел себя в его присутствии. Наверное, так же, — безучастно. Слишком большое количество лицемеров на квадратный метр автоматически опыляют мое нутро. Вот я уже с улыбкой до ушей выхожу из примерочной и ловлю восторг Ирины, после которого следует возглас о том, как же мне идет амарантово-пурпурный. А я в душе не знаю, что это за цвет такой.       По мне это просто бордовый. Костюм предельно похож на тот, что подобрал мне Марк. Внутри кольнуло, лишь успел я о нем подумать.       Ирина сделала пару фотографий, пока я кривлялся перед зеркалом, поправляя то галстук, то рукава пиджака. — Маме тоже очень нравится, — прозвенела девушка. Она уже зовет ее «мамой». Да кто ж такой в твоем представлении этот Антон, что ты ради него так стараешься? — Ты отправила ей фотки? — удивился брат. — Конечно. Давайте поедим после того, как закончим, — непринужденно парировала Ира.       Мы остановились в ресторане азиатской кухни, который находился недалеко от торгового центра. Ну хоть это место не выглядело музеем.       Заказав еду, Ирина и минуты не дала насладиться тишиной: — Леша, я слышала у тебя есть девушка. — Да?! — мой голос дрогнул и стало непонятно: то ли я утвердительно ответил, то ли сам удивился. — Да, — еще раз повторил я, подтвердив достоверность информации. — Да? — в диалог включился Антон. — Да, — более уверенней произнес я. — Это моя одноклассница. Зовут Алина. — Познакомишь? — он хмыкнул, или мне показалось? — Нет! Но фотку покажу.        «Выкуси, сука», — хотел я плюнуть в лицо, пока листал снимки в галереи телефона. — Красивая, — улыбнулась будущая супруга брата. — Да, — согласился мудак.       Благо, заказ быстро принесли, и более никакой темы мы не успели коснуться. С набитым ртом не положено разговаривать, поэтому все солидарно зачавкали. — Боже мой, — подскочила девушка, не доев свой том-ям. — Мне через сорок минут нужно быть на курсах! Как я могла забыть! — Ты серьезно? Разве не завтра? — удивился брат. — Нет. Его утром перенесли на сегодня. Сидите, общайтесь, я такси вызову. Тут не далеко. — Хорошо.       Вот так, нежданно моя «подушка безопасности», гарант не остаться наедине с объектом ненависти, покинула меня. Мне даже есть перехотелось. Зато Антон спокойно продолжил жевать рамен. — Девушка, говоришь, — спустя какое-то время прозвенело у меня в ушах. — Можешь порадоваться, что твой брат начал с кем-то встречаться, — не смог не огрызнуться я, ощущая как желчь подкатывает. — Не верю, — поднял брат на меня свои змеиные глаза. — Я не должен тебе ничего доказывать, — мгновенно растерял весь напор уверенности. Ощущение, будто в горле что-то сдавливает. Не хватает воздуха. Тянусь к стакану с соком. — Перед матерью можешь махать этими снимками. — Что ты хочешь этим сказать? — выдыхаю на остатке сил. — Ну, то, что передо мной ты не должен притворяться, — еще чего! — Леша, я не враг тебе! — его голос неожиданно смягчился. — Ага, — кивнул я, отворачиваясь, делая вид, что мне интересен интерьер зала. — Я давно ждал момента, когда мы сможем поговорить, — мои ладони тут же похолодели. Похоже слив Ирины — не случайность! — Нам не о чем разговаривать, — сквозь онемение в горле с хрипом произнес я. — Ошибаешься. Нужно было давно это сделать. Но я трусил, — не пытайся играть со мной в раскаявшегося. Это ничего не изменит. — Я слушаю, — мне лишь интересно узнать, в чем же хочет исповедаться это мурло. — Я начинаю новый этап в своей жизни: женюсь, обзавожусь своей семьей. Поэтому хочу старые обиды, травмы оставить в прошлом, не нести их в будущее, — слышу сплошное «бла-бла». — Я не хочу, чтобы мы были врагами. Мы не чужие друг другу, Леша. — Да, — выдохнул я. — Дальше то, что? — Мой поступок не подвергается ни одной логике. Пожалуйста, не прерывай на полуслове, просто выслушай. — Хорошо. — Ты ни в чем не виноват. То, что случилось четыре года назад… — он запнулся, неужели и в правду сожалеет? Стопорящий холод пробежался по хребту позвоночника, но в ресторане довольно тепло. — Ладно, я начну с самого начала:       «Свою би-сексуальность я осознал еще будучи подростком. Для меня это не было какой-либо проблемой, поскольку были в школе друзья, которым тоже нравились оба пола. Кажется, это очень издалека, но я продолжу. Благодаря поддержке товарищей, знании, что я не один такой, я легко принял свою ориентацию.       Как ты понимаешь, наши родители очень далеки от толерантности в данном вопросе. Перед поступлением в универ, отец застукал меня, обжимающимся с парнем. Не знаю, его резкая реакция была ли связана с тем, что я не родной ему. Я почти не помню своего биологического отца, поэтому его, то есть твоего, всегда воспринимал как родного.       В тот день таким папу я никогда не видел. Он был в ужасе, в ярости.       «Ты — ебаный пидорас», — сквозь года до сих пор отчетливо слышу гнев. — «Чтобы духа вонючего твоего здесь не было!» Он ничего не рассказал матери, но решил избавиться от сына-педика. Отец заставил меня забрать документы на поступление из ВУЗа нашего города и разослать их в откровенную жопу мира. Так я и уехал учиться за две тысячи километров от родного дома. Мама не понимала моего искусственного рвения       поступить к «черту на куличах», но приняла это решение.       Шли годы. В отчий дом я приезжал только летом. Но ненависть ко мне никуда не делась, а лишь только усилилась. Я же ощущал себя брошенным, отвергнутым. Но в итоге начал испытывать такую же отвратительную неприязнь. Я возненавидел его всем сердцем.       Идея отомстить закралась очень давно. Но что мог сделать я взрослому человеку? Сломать психику его единственному сыну.       Я до сих пор ужасаюсь тому, что сотворил. Я ожидал, что после всего мною сделанного, ты все расскажешь родителям. Тогда меня возненавидят еще больше. Но я уже взрослый мальчик, который в состоянии о себе позаботиться. Не велика потеря. Главное — причинить нескончаемую боль тому, кто выбросил меня из своей жизни.       Но ты молчал. Был шокирован, сломлен, но молчал…»       Это что, шутка? То, что он сейчас рассказал, правда? Как в это можно поверить? Как можно было использовать собственного брата, чтобы навредить отчиму?       А брат продолжал бубнить, не переставая смотреть своими бессовестными глазами в мою покалеченную душу. Чем больше я погружался внутрь себя, тем бессвязней мне слышался голос Антона.       Он раскаивается. Но какой в этом смысл? Пазлы моей психики не сложатся в единую картину. В голове ощущение, будто меня хорошо приложили к стенке: сдавливает до скрипа в ушах. — Прекрати! — выкрикиваю я. — Прекрати этот треп! — мою черепную коробку сейчас раздавит! — Засунь свои извинения глубоко в зад, — не могу слушать эти жалкие оправдания. –Мне ни нихуя не легче от того, что ты решил вдруг во всем признаться. Ты просто конченная МРАЗЬ. Каким был, таким и остался. Я хочу, чтобы ты сдох! — как же неестественно звучал голос в моих ушах: крик схожий с ревом загнанного охотниками в угол зверя. — Он тебя тоже не примет! — Антон был безмерно спокоен и чертовски прав. Знает, на что нужно давить, сука. — Заткнись, –процедил я сквозь сжатые зубы. — Что сделает папа если узнает, что ты любишь мальчиков? — Заткнись! Я не такой! — мне абсолютно плевать, что рядом сидящие столики нас могут услышать. Мне уже на все насрать! — Нет, ты — такой. Я ведь правильно понимаю, что девочек ты совсем не принимаешь?! — Я сказал тебе заткнуться! — подскочил я с кресла. — И куда ты собрался? К Марку Савельеву? — Не твое собачье дело! — А ты в курсе, что это была его идея: отомстить с его помощью таким способом? — только сейчас я заметил, что по моим щекам текут слезы. — Значит, вы оба — МРАЗИ! — было последним моим словом, когда я шагал в строну выхода.       Убейте меня уже кто-нибудь! Лучше бы он ничего не рассказывал, а я и дальше продолжал его тихо ненавидеть в своем неведении. Рядом со мной нет ни единой души, которая могла бы понять меня.       Как же мне хуево, что не передать словами. Ноги совсем не слушаются: хочется упасть и больше никогда не встать. Как же я вас всех ненавижу. Как же я ненавижу себя за то, что своими тупыми поступками переступил через человека, который бы понял меня. — Артем, — тихо произнес я, встав у остановки.       Знаю, что мы больше никто друг другу, и я не должен показываться ему на глаза. В школе мы каким-то магическим образом больше не пересекались. Артем будто исчез: исчез из моего поля зрения.       Я нарушу обещание. Пусть он захлопнет дверь перед моим носом. Но мне нужно его увидеть. Необходимо услышать его голос, чтобы на душе хоть немножечко стало теплее.       Ловлю необратимое дежавю, топчась у двери. Сколько раз с замиранием сердца я стоял у нее в ожидании? И вот сейчас. Раз. Два. Три. Жму на звонок. Слышу, как щелкает ключ от проворота. — Ты!!! — меня трясет с еще большей степенью. — Это моя квартира. Кого ты хотел еще увидеть? — обескураженный Марк весь такой ненакрахмаленный, домашний: в серых, с взлохмаченными волосами стоит в проеме двери. — Артема. — Его нет дома. — Ладно, я подожду, когда он придет. — Он не придет. Артем в четверг улетел к родителям. — В смысле? Еще же четверть не закончилась. — Паршиво выглядишь, — проигнорировал Савельев, проскользнув взглядом по моему силуэту. — Проходи.       Что я здесь делаю? Ведь это он во всем виноват? Почему я не испытываю километровой неприязни? — У тебя выходной? — Нет. Я уволился, — отвечает парень, запирая дверь. — Проходи на кухню.       Я сел на один из стульев у стола. Странные ощущения. Хочется разрыдаться или хорошенько заехать по носу хозяину жилища. Марк пропал за дверью своей комнаты, оставив меня в давящем одиночестве. Может свалить, пока он там что-то делает? Но неизвестное мне чувство твердило:» Жди!» — Значит Артем улетел. Сам? — спросил я, как только парень вернулся. — Нет, конечно. До восемнадцати лет без сопровождения нельзя. Мама прилетала. Эта поездка была запланирована ещё год назад. — Он ничего не рассказывал мне, — и теперь уже не расскажет. — А как же школа? — Мать договорилась с учителями через директора сдать все необходимые самостоятельные и контрольные работы заранее. — Ясно, — с грустью выдохнул я. — Паршиво выглядишь, — ещё раз сделал одно и тоже умозаключение Марк, возвращая меня к событиям, о которых невозможного не думать. Он встал в проёме кухни, облокотившись о плечо в ожидании моих дальнейших действий. — Да, — согласился я, положив руки на свои колени, сжав их в кулаки до побеления костяшек. — Выходит, ты такая же мразь, как и мой братец, — спокойно произнёс я, поднимая глаза на нахальную морду, смотрящую на меня сверху-вниз. Лицо Марка выражало лишь малейшее удивление и в какой-то мере согласие. Но он был явно солидарен с моим выводом. — Этот придурок во всем признался. — Хочешь вмазать мне? — как же я ненавижу эту его флегматичность. — Есть в этом смысл? — даже если бы и хотел. Не смог бы. Я был так зол на него ранее, но когда нахожусь всего в паре метров, то ничего не могу сделать. — Не знаю. Может легче станет, — также монотонно прозвучало. — Я тебя просто ненавижу. Ты знал, что мы встречаемся с Артёмом. Зачем предложил тогда поехать с тобой? Зачем отвечал на мою юношескую…похоть? Как ты теперь можешь жить с Артёмом под одной крышей после этого? Ответь мне, пожалуйста, — внезапно понесло меня. — Я не хочу отвечать на эти вопросы. — Пф, конечно, — хмыкнул я. — Другого варианта и не могло быть. Мог бы ещё ответить что-то в стиле: «Просто мне так захотелось!». Возьми же ответственность за свои действия, если ты взрослый! — не успел я договорить, как Марк ретировался и стал настолько близко ко мне, на сколько это возможно.       Потянул моё лицо за подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза. — Не указывай мне, — выдохнул он прямо в губы. — Чёртов извращенец! — как это могло вылететь из моих уст? — Педофил! — Да, — сдавленно прошептал он, прежде чем его губы накрыли мои.       Его язык обжигал. Вкус алкоголя и табака?! Он пил? Обеими руками держит меня за голову, чтобы не вырвался. Поцелуй от статуса «внезапность» переходит в «принуждение». Не могу терять больше голову. Я устал! Что он со мной делает? Играет? — Прекрати! — отталкиваю Марка чуть ли не кулаками. Тот откачнулся чуть назад. — Разве ты не за этим пришел? Ах, да, ты же что-то про Артема говорил, — на имени своего брата, он немного успокаивается. — Но с другой стороны — какая разница. Я или Артем. Ты спокойно можешь поплакаться как в прошлый раз, а после… — Ты не в себе! — как я не заметил немытую рюмку у раковины? Поднимаюсь со стула и пытаюсь обойти преграду в виде Савельева. Но тот хватает меня за запястье. — Останься пожалуйста, — что? — Отвали от меня! — Пожалуйста, — совсем тихо звучал его голос. Я обернулся: его челка ниспала на глаза так, что я не смог разглядеть их. Но кажется он плакал.       Нет, я не должен проникаться его грустью, проблемами. Этот паршивый Марк является причиной моих бед с башкой. ОН! Но я не могу смотреть на него таким. В сердце разрастается боль. Я точно скоро этого всего не выдержу.       Притягиваю его к себе, распахивая объятия. Он же носом сразу утыкается мне в грудь. Моя рубашка тут же мокреет. Легонько дотрагиваюсь до макушки головы, касаясь волос. Черт возьми, прекрати плакать вместе с ним. Марк полностью обмякает в моих руках, и я не выдерживаю тяжесть его тела, плюхаюсь на пол, облокотившись спиной о стену.       А он все не перестает всхлипывать. Твою ж мать, прекрати быть таким сейчас же! Продолжаю гладить его по голове, спине. Кажется, помогает.       Не уловил момент, когда Марк уснул у меня на руках. Кое-как перетащил его на постель, а сам тихонько обулся и вышел из квартиры. Хреново то, что оставил его одного в незапертой квартире. Но вариант, что Савельева обворуют, пока он спит, один на миллион.       На город спустились сумерки, когда я подошел к родному дому. За поворотом стояла машина Антона. Как только он заметил меня, вышел из авто. Из багажника достал пакеты с вещами.       Мы молча поднялись в квартиру. На пороге нас встречала улыбающаяся мать с счастливыми возгласами о том, как же она безмерно рада, что мы провели день вместе.       Я был настолько уставшим, опустошенным, что никак не отреагировал на очередную ложь Антона, как он в красках описывал, как нам было классно.       Этой весенней ночью, я впервые за долгое время не прокручивал воспоминания об Артеме, Марке, Антоне, родителях.       ***       Как люди ведут себя во время затяжной депрессии? А они вообще осознают, что у них депрессия? Я не могу ответить точно на эти вопросы, потому что не посещал врача. Но у меня максимально снизился интерес к окружающей действительности.       Последние дни учебы были похожи один на другой. Я лишь мог удивляться тому, как же звонко щебетали птицы за окном во время урока и каким образом не написал ни одной контрольной на «два». Временами казалось, что я сплю, и все, что происходит ко мне не относится. Так закончился учебный год и приблизился день свадьбы моего старшего брата.       Меня разбудили в семь утра непонятно зачем и почему. Мать бегала по квартире, раздавая «ценные указания»: что мы с отцом должны делать. Потом пришла визажист, и она заткнулась на пару часов, пока ей делали макияж и прическу. Нам с отцом тоже уложили волосы. Костюм, надетый на мне, уже не помню правильное название его цвета, вроде бы сидел хорошо.       У богатых положена выездная регистрация. Ресторан, где проходило мероприятие, находился на берегу озера. Безумно красивое место…и дорогое.       Мать в своем обычае очень бурно реагировала на роскошь и всякий раз поддакивала матери Ирины. Я старался быть в стороне.       По невообразимой случайности, единственными родственниками со стороны жениха были родители и я. Мама парировала это тем, что не нужно позорить Антона тётями, дядями за вид и поведение которых может быть стыдно. Она даже дала им название — «родственники второго сорта». Очень жаль, что я не отношусь к их числу. Не мучался бы весь день в этом костюме.       Кстати говоря, несметное количество гостей не являются близким Ирины, по большей части это деловые партнёры её отца, которые явно не первый раз видели Антона.       Я сидел за небольшим столиком (предназначенным для родственников теперь уже мужа) в полном одиночестве, потому что мать потащила отца на медленный танец.       Музыку исполняли приглашённые артисты. И эта живая музыка только подчёркивала душность светского вечера. — Привет, — я обернулся. Передо мной стояла девушка в платье похожего оттенка, что и мой костюм. — Привет, — протянул я кивая, тем самым давая разрешение на диалог. — Тоже сидишь, скучаешь? — присела она на стул рядом. — Типо того, — вздохнул я. — Меня Саша зовут. — Лёша. — Я думала, что тут вообще никого не будет моего возраста. А тут узнаю, что у жениха есть брат-старшеклассник. Да вот и подумала, что вместе скучать не так уж плохо будет, — улыбнулась она. В ответ я одарил её понимающим взглядом. — Я тут кое-что принесла, чтобы не так скучно нам было скучать, — тихо произносит Саша и будто из ниоткуда в ее руке возникает закрытая бутылка шампанского. — Как ты это? — Под этой тюлевой юбкой что угодно можно пронести, — улыбнулась девушка. — А что у вас ещё пьют за столом? — если есть вариант насинячиться на этом чуждом мне празднике, то только не шампунем. — Виски, — чуть подумав отвечает моя новая знакомая. — Предлагаю встретиться на дальнем мостике и распить алкоголь, чтобы нас никто не спалил, — забираю шампанское и прячу под пиджак, — а это, — поглаживаю ткань, маскирующую бутылку, — я возьму временно себе, пока ты сходишь за виски, — брови девушки нахмурились, но она все же ответила: — Хорошо.       Я быстро проскользнул через зал, у одного из выходов обогнул толпу курящих. Все, кажется, меня никто не заметил.       Даже если Сашу кто-то поймает, то мне будет все равно. У меня есть эта склянка со сладким пойлом, которое можно выпить. Но каким-то образом девушка оказалась первой у места встречи. — Удалось добыть только открытую бутылку виски, но она почти полная, — с небольшим сожалением парировала она. — Ничего страшного, — улыбнулся я, отметив как переливаются русые локоны юной леди в свете луны. Ну прям романтика.       Я вытащил из закрома пиджака шампанское, откупорил его и передал девушке. В свою очередь она протянула «мой трофей». Мы чокнулись, и я произнёс: — Будем знакомы.       Качественный алкоголь пился очень легко. Я сделал пару глотков, ощущая приятное тепло, расходящееся по телу. Невыносимое напряжение, держащее меня в состоянии нервозности целый день, наконец начало спадать. — Сигареты не найдётся? — как-то само сорвалось с губ. — С этим будет сложнее, — вздохнула девушка. — Забей, — коротко бросил я, опрокидывая бутылку для нового глотка.       Новая знакомая тоже не отставала от меня в распитии с целью побыстрее опьянеть. Я был сосредоточен на неизвестной точке на пласте водной глади озера, в то время как моя спутница не отрывала от моего силуэта глаз. Я не сразу заметил ее заинтересованный взгляд. — Что? — недоумевающе оглянулся я. — Ты красивый, — коротко выпалила Саша, слегка покраснев то ли от смущения, то ли от алкоголя. — Наверное, — вздохнул я. — Я — гей, — вот так просто, без заморочек я никогда ещё не говорил эти два слова. — Уверен? — встала Саша напротив меня, поставив бутылку на деревянные половицы мостика, приподняла голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Да, — флегматично хмыкнул я. — Не верю!       И все богатые девушки такие смелые? Я даже не понял, когда её руки обвили мою шею, а язык был в полости рта. Нелепая херня.       Я чувствовал вкус шампанского, запах сладких духов, как её небольшая грудь прижимается все сильней.       Ответно закрываюсь в интересные кудри одной рукой, другой — не отпускаю бутылку с виски. — Кажется ты в правду, гей, — отцепившись, вздохнула Саша. — И как ты это поняла? — впрочем, мне все равно, но поддержать беседу нужно. — У тебя вообще не встал! — констатировала девушка. Так вот зачем она так яро тискалась. — Прости, — от неловкости молвил я.       Саша, кажется, не была оскорблена тем, что у меня на нее не было никаких реакций. Но уже не проявляла того рвения завести со мной контакт как пару минут назад. Мы как два старых друга допили алкоголь и бутылки выбросили в озеро. Свиньи.       Так как я пил очень быстро, спирты мгновенно дали по мозгам. Сквозь физическое расслабление пришла апатия. Сделав пару шагов в сторону ресторана, понял — как же тяжело переставлять ноги. Они будто не слушались. Я остановился и начал тихо хихикать. Мне захотелось безудержно смеяться. Но мне не было смешно. Все то дерьмо, в котором я варился последнее время, будто водопадом облило меня. — Тебе плохо? — моя спутница была слегка шокирована сменой моего состояния.       Вероятно, она намного трезвее меня, потому что ловко схватила мою ладонь и потянула на себя. Ноги пошли дальше.       В зале было тихо. Артисты куда-то пропали. Родители тоже. Я бросил пиджак на свой стул и плюхнулся на соседний. Незнакомых людей значительно поубавилось. Придурка-брата нигде не было. Нужно его найти и все ему высказать! Если не сделаю этого сейчас, то не смогу уже никогда.       Черт, где этот блядский Антон? На сцене стоит три микрофона на подставках. Мне тут же пришла в голову отличная идея. Кое-как встаю из-за стола. Кто его успел так раскачать? Совсем шатается. — Раз-раз, — проголосил я, нажимая «on» на одном из микрофонах. — Дорогие гости! Я тут своего брата потерял. Все никак не мог его поздравить. Он теперь птица влажная или важная. Неважно, — на этих фразах мне снова стало смешно, поэтому пришлось зажать нос рукой, чтобы быстро успокоиться. — Думаю так он услышит меня из любой точки зала. Прошу прощения, я не обладаю ораторским искусством, чтобы четко и понятливо донести то, что хочу сказать. Короче, что я хотел сказать: Антон — ты выиграл эту жизнь! Ты — такая сука, — микрофон вырубился, но это не повод не закончить мысль, — НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! Неужели ты думаешь, что твои вшивые извинения и крокодильи слезы как-то сделают нас снова братьями? Пусть все знают, что ты — КОНЧЕННАЯ ТВАРЬ, которая на глазах младшего брата нагибала парня. Кто мне заплатит за сломанную психику. МРАЗЬ! Покажись же уже? Или стыдно тебе?! Нихуя тебе не стыдно. У тебя нет совести и никогда не было. Почему меня сплошь окружают гнилые люди?       Я орал во все горло, держась обеими руками неработающий микрофон. Человеческие силуэты передо мной давно потеряли свои очертания. Я кричал о том, что болело, очищая свое нутро от дерьма, которым оно было заполнено. Вскоре мои крики перешли на хрип. Я уже давно не слышал своего голоса и о чем конкретно твердил. «Ненавижу вас ВСЕХ: БРАТ, МАМА, ПАПА, МАРК», — лишь это отрывками всплывало в моем пьяном сознании.       Я вопил, даже когда меня кто-то стаскивал со сцены. Не мог успокоиться. В бессознательном бреду отчаяния и боли я забыл, как закончился этот день.