фейерверки

Спустя несколько часов допросов от офицера полиции и подписывания всего-всего подряд, Джерард смог поехать домой. Полулежа на отрегулированном переднем сидении автомобиля Хелены, он сверлил взглядом листочек, на котором доктор написал для него рекомендации для выздоровления. В его голове мысли спутывались, как комок пряжи. Он думал о том, как стремно было с поломанным ребром, а потом о Фрэнки и как же хочется, чтобы Фрэнки пожалел его. О вещах, оставленных дома у Фрэнки, затем об отце и о том, какой он был страшный и противный, о том, что хочется есть… Майки хлопнул дверью позади, бабушка задвинула его дальше и уселась рядом. Все молчали. *** Джерард был дома уже четыре дня, и лежание успело ему надоесть. Доктор ясно дал понять, что поберечь себя стоит, но и небольшие нагрузки пойдут на пользу. Убедить же в этом Донну было практически невозможно. Она носилась вокруг Джи как бешеная пчёлка, и никакие слова не действовали на нее. Кроме того, когда Джерард мечтал о том, как встретит Фрэнка, все представлялось совсем по-другому: сам Джерард будет лежать со скорбным лицом, и Фрэнк упадет на колени рядом с его постелью и будет плакать от жалости, а потом они поженятся, заведут пятеро детей, двух кошек и сорок хомячков, конец. На деле Джерард отказался даже впустить Фрэнка в свою комнату. Потому что со всеми событиями он не был в душе несколько дней. Потому что на скуле у него был большой, уже пожелтевший, синяк. Да и все остальное тело выглядело не лучше. Слава богу, на него не напялили дурацкий унизительный корсет или какую-нибудь штуку по типу воротника для животных. В общем, когда Фрэнк пришел занести чемодан с вещами, Джи забился в угол своей комнаты и сидел тихо, как мышонок, а потом выпытывал у мамы, что сказал Фрэнки, как себя вел и выглядел ли он обеспокоенно. Донну слегка раздражали эти допросы, но она ставила себя на место Джерарда, и ей становилось легче, ее раздражение смягчалось, и она повторяла в десятый раз одно и то же: «он желал тебе выздоравливать и просил позвонить, и он действительно выглядел обеспокоенно». Мысли Донны отягощал ещё и Разговор, который состоялся между ней и Джерардом. Все началось с обсуждения произошедшего, и к этому Донна была готова, но затем разговор повернул в другое русло. Джерард, видимо, решив, что ему нечего терять, решил признаться маме, что он гей. Ну конечно же, для Донны это не было сенсацией, ведь она интересовалась своими детьми, в отличие от некоторых. И все же, догадываться и знать — это разное. Ко всему прочему, Джерард плакал во весь голос, когда Донна сказала, что ничего страшного в этом нет, и что она его любит несмотря ни на что. А терпеть слезы Джерарда для Донны было невыносимо. Она его любила, и ненавидела себя за то, что из-за нее он так пострадал. В итоге, на четвертый день она слегла с мигренью. И когда Джерард понял, что никто не носится вокруг него, он осмелел и решил походить по дому, и даже приготовил завтрак. Ему хотелось выйти на прогулку, и погода была чудесная, но он слишком стеснялся своих синяков. Да, он знал, как просто решить эту проблему. Может быть, он боялся чего-то ещё?