фейерверки

— Итак, значит, двадцатого мая в пятнадцать часов ты проснулся от того, что почувствовал присутствие отца… Офицер Лорел расхаживал туда-сюда и монотонно перечитывал показания вслух, постукивая ручкой по планшету и каждые пару предложений переспрашивая, верно ли он все записал. Сидя на холодной кушетке в травмпункте, куда его поспешили доставить сразу же после отбытия отца, Джерард хотел съёжиться и закутаться с носом в большой плед. Он устал. Тело ломило. Каждый раз, когда он сглатывал, боль душила его и напоминала о произошедшем, и это нервировало, и он сглатывал чаще. Порочный круг. Он больше не вслушивался в слова офицера, только рассматривал паутину трещин в известке на потолке и утвердительно мычал на вопросы. Когда он начинал обдумывать ситуацию, ему казалось, что его это абсолютно никак не трогает. Да ну с кем не бывает. Ну, вот же он, выжил, так сказать. Ничего в нем не изменилось, он такой же, как и раньше. Но как только Джерард замечал эти мысли, ему становилось дурно. Он понимал, что так не должно быть, но не мог заставить себя как-либо реагировать. Не мог выдавить и слезинки. Прервав бубнёж полицейского, он спросил: — Офицер Лорел, скажите… А моего друга могут наказать за то, что он меня защитил? Офицер вдохнул и, надув щеки и выпучив глаза, медленно выдохнул. — Если в ходе следствия выяснится, что твой отец, — на этом слове Джерард поморщился, — серьезно пострадал, то он может выдвинуть обвинения. Но это маловероятно. — Лорел почесал подбородок. — Твоего друга могли бы наказать, если бы он ничего не сделал, а так… Сомневаюсь, что у Дональда есть почва для таких обвинений. — Преступное бездействие. — В точку, — щёлкнул пальцами полицейский. — На социологии проходили, — хмыкнул Джерард. Лорел снова вздохнул, молча перечитал содержимое листка, прикреплённого к планшету, и опустился на табурет. — Ты неплохой парень. Жалко, конечно, что родитель так тебя подвёл. — А мне-то как жалко… — закатил глаза Джерард. — Жалко всех денег, которые я в будущем потрачу на сеансы у психотерапевта. Полицейский хотел что-то ответить, но, судя по всему, решил промолчать, глянув на подопечного. Джерард знал, что эти невысказанные слова были пропитаны чудовищной жалостью к нему. И казалось, даже к лучшему было их не слышать. Когда допрос был окончен, уже вечерело. Как будто в насмешку, погода была приятная. «Вот чего было действительно жалко — тратить целый день на разбирательства с этим мудаком,» подумал Джерард. Выходя из травмпункта под пристальным наблюдением мамы, Джерард вспомнил, что ему придется как-то смотреть в глаза миссис Ортиз, маме Рэя. В глазах Джерарда, Рэй был прекрасен. Он был милым и умным, и он был очень добрым. Он всегда стремился стать лучше и заражал этим желанием тех, кто находился рядом. Казалось, это очень легко — вот так идти по жизни и улыбаться всем, знать и уметь много всего и быть открытым для чего угодно. Но так только казалось, и Джерард это знал. Он очень гордился тем, что смог заполучить в друзья такого человека. И теперь он мог испортить его рекомендации в университет как по щелчку. Одним своим существованием. Тем фактом, что они дружат. Конечно, слова офицера Лорела чуть успокоили его, но вид миссис Ортиз, встречающей сына на стоянке, заставил сердце замереть. Донна заметила взгляд, которым Джерард провожал Рэя, и осторожно коснулась пальцами его руки. — Все нормально, — буркнул Джерард, все же сжимая ладонь Донны своей. Кольцо на ее безымянном пальце обожгло холодом. *** Как только они зашли домой, Джерард тут же завернул к лестнице и поднялся в свою комнату. Он снял пижаму, в которой проходил весь день, бросив ее комом лежать на полу, и зашёл в ванную. Пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не в зеркало, Джерард обнаружил, что в углу под потолком завелся паук. К несчастью, бокового зрения было достаточно, чтобы заметить синяк на своей шее. Джерард отвернулся и шагнул в душевую кабину не глядя. Он настроил теплую воду, и стоило ему намокнуть, кожа на шее начала саднить. Он намылился и уже потянулся за шампунем, но тут его накрыло. Папа душил его. Тупо уставившись перед собой, Джерард медленно опустился на колени. Папа сломал ему ребро. Он оскалился и заскулил. Это не было так больно в первый раз. Так одиноко. Снова стало тяжело дышать, и Джерард открыл рот. Он не чувствовал слез под душем, но чувствовал, как изо рта капает слюна. Запрокинув голову, он поймал немного воды, чтобы проглотить ее. Все будет хорошо. Дрожащими руками всё-таки вспенил шампунь на волосах. Все будет хорошо. Вытер рот. Все будет хорошо. Да. Он представлял, как вода смывает все, что беспокоит его, и уносит в канализацию. Там этим мыслям и место. Джерард выключил воду, вышел из кабины и укутался в пушистое полотенце. Тщательно обтершись, он надел мягкий жёлтый халат. Как только он подошёл к своей кровати, он тут же рухнул на нее. На уровне глаз был всеми забытый рюкзак со школьными тетрадками. Первый экзамен через неделю. Какого черта он здесь делает… С нижнего этажа послышался голос мамы, которая звала ужинать. Джерард проигнорировал это сообщение: ему бы кусок в горло не полез в прямом смысле слова. Глотать было больно. Через пять минут в дверь постучали. Физиономия Майки просунулась в дверь, прежде, чем Джерард успел что-то ответить. — Родной, пора ужинать, — спародировал маму Майки, говоря высоким голосом. Джерард устало хихикнул и выдохнул: — Не хочу. Майки закрыл дверь и с грохотом, как слон, спустился вниз. Через пару секунд Джерард снова услышал его шаги, дверь открылась, и Майки вошёл, обнимая лоточек с шоколадным мороженым одной рукой и держа две ложки в другой. Протянув одну ложку Джерарду, он примостился на краешке кровати. — А ну двинься. Джерард подтянулся на руках и отполз к стене, освободив больше места, а Майки сел ближе. — Помнишь, когда мне удалили миндалины, вы с мамой носили мне мороженое? Джерард помнил. Майки был маленьким и смешным, и не таким крутым и общительным, как сейчас. Он переживал, что никто из школьных знакомых не приходил его навестить. Тогда Джерард притащил Рэя, и они играли в монополию, сидя на кровати Майки. От мыслей о Рэе стало горько, и Джерард отмахнулся угрюмым «угу». — Ну, как бы, вот. — Майки открыл лоточек и протянул ему. — Хочешь сыграть в монополию? — кисло улыбнулся Джерард. — Нет. Просто хочу посидеть с тобой. Джерард понимающе кивнул и воткнул ложку в мороженое. Зачерпнув побольше, он подышал на него теплым воздухом. — Джи… — неуверенно начал Майки. — Хм? — Тебе никогда не было обидно, что он, ну… только к тебе так относится… Я имею в виду… Джерард шокированно покосился на брата. — Просто… я чувствую себя не в своей тарелке, расхаживая здесь как ни в чем, пока ты второй раз за месяц катаешься в больницу. Джерард уронил ложку и уставился в стену перед собой. — То есть, тебе интересно, обидно ли мне, что меня бьют, а тебя нет. Вместо ответа Майки ковырял ложкой мороженое. — Ерунду не неси. — Почему? Джерард наклонился и заглянул в лицо брату: — Майки, я рад, что ты расхаживаешь здесь как ни в чем. Я, блин, искренне счастлив, что ты не катаешься в больницу, как я. Майки молчал, и Джерард продолжил, всплеснув руками. — Он делал это не из какой-то логики, а потому что он больной ублюдок, вот и всё! Не имеет значения, что ты лучше вписываешься в определение послушного ребенка, или что ты младше, или что гетеро… Майки отвернулся и издал дрожащий вздох. Не может быть. — С кем ты был на празднике цветов, Майки?