«Когда не можешь выразить свои чувства, это еще не значит, что они неглубокие». Джон Фаулз «Коллекционер»
День гала-представления Сегодня в Париже выпал первый снег. Снежные изделия небесного мастера медленно оседали на фасадах зданий. Опера Гарнье не стала исключением. Молодая двадцатитрехлетняя девушка, пробираясь к середине смотровой площадки, собирала тонкими ладонями причудливые фигурки. Пристально всматриваясь в каждую из них, Мария вдруг подумала о том, что среди них нет ни одной похожей. У каждой малютки была своя форма, свой размер и свой рисунок. Так верно и с людьми, каждый имеет свою отличительную черту, которая помогает выделить того самого человека, который будет тебе дороже всех остальных «снежинок». Внутреннее посмеявшись над столь удачным сравнением, скрипачка тяжело выдохнула. -Соберись, Мария, — отругала она сама себя, — помни зачем ты здесь! Встав на колени и вознеся сложенные ладони к небу, она произнесла заготовленную речь: «Дорогой дедушка, я знаю, что ты сейчас слышишь меня. Признаться честно, мне очень страшно. После твоего внезапного ухода из этой жизни я потеряла смысл не только существовать, но и играть. Да, представляешь, Мария Шатобриан- Рене боится взять в руки скрипку и провести по ней хоть раз смычком. Абсурд чистой воды, — девушка услышала внезапный шум позади себя и, решив, что её уже начали искать, поспешила поскорее закончить свою речь, — Ну так вот, дедушка, мне сегодня не нужен успех и громкие овации. Прошу тебя лишь об одном, подари сегодня удачу Кристине Даэ. Она прекрасная девушка, сегодня ей предстоит взять на себя не простую ношу: она должна спеть несколько арий из «Ромео и Джульетты», а затем сцену в тюрьме и финальное трио в «Фаусте». Благослови её на столь непростой труд. Аминь». К сожалению, мы никогда не узнаем донеслись ли слова Марии до её покойного дедушки, но, дорогой читатель, я могу с уверенностью сказать, что их услышал тайный гость, который скрывался в тени предрассветного утра.***
Подготовка шла бурным ходом. Яркие декорации, которые должны были изображать балкон Джульетты и средневековые улочки для оперы «Фауст», были расставлены по своим местам. Художник по костюмам тоже не остался в стороне. Он придумал ослепительные наряды, использовав при этом самые дорогие ткани, привезенные прямиком из Британской Индии. Со сцены доносились отрывки арий, а из оркестровой ямы то и дело выплывали небольшие куски музыкальных произведений. Кристина Даэ- это милое, юное дарование ходило из стороны в сторону, отсчитывая минуты до грандиозного представления и провала, как она сама думала. Она ужасно волновалась. Ещё бы, не каждому предоставляется возможность заменить ведущее сопрано оперы. Шведка до сих пор не понимала, как такое могло произойти, что Карлотта, которая всегда заботилась о своём здоровье, смогла простудиться и теперь не может выступать. Погрузившись в мысли, она не сразу заметила свою подругу, пристально наблюдавший за ней. -Ах, Сорелли, я…- шведское сопрано хотела было что-то сказать, но неприятный, липкий комок страха сковал её горло. Рыжеволосая девушка тыльной стороной руки вытерла капельки пота, которые проступили во время репетиции очередной связки, и хмуро посмотрела на Кристин. -Что это ты такое тут устраиваешь? — с небольшим нажимом спросила прима- балерина. Даэ лишь ещё больше смутилась и не знала, как ответить на поставленный вопрос. -Ты думаешь, что ненужными терзаниями сможешь облегчить себя жизнь? Ты думаешь, что не справишься, что подведёшь всю оперу? — она сделала небольшую паузу, — Послушай меня, Кристин, каждый старается как может, вкладывает всего себя в работу и ты не должна отлынивать. -Но я ведь не отлыниваю, — попыталась возразить голубоглазое дарование. -А как это называется? -ещё больше вспылила Дюпон, — Посмотри на Марию, — она указала на девушку, которая настраивала свой музыкальный инструмент, — она давно не играла, её пальцы стёрлись в кровь от столь частых репетиций, однако она продолжает работать. И ты должна! Танцовщица взяла руки подруги в свои. -Запомни, Кристина Даэ, сегодня ты выйдешь на эту самую сцену и споёшь все отведенные тебе арии безупречно, — последнее слово Сорелли произнесла по слогам. Глаза темноволосого ангела засветились от столь яростной поддержки близкого ей человека. -Запомнила? — теперь более мягко спросила молодая девушка. -Запомнила!***
Настольные часы пробили шесть часов пополудни, когда молодая особа, скрытая полумраком царившим в помещении, окончила петь. Её молодая молочная грудь от неуставного пения тяжело вздымалась, лёгкие больно бились об грудную клетку, а сама Кристина пыталась ухватить ртом свежий глоток чистого воздуха, чем невольно начала сама себе напоминать куклу-марионетку из широкого известного кукольного театра Гиньоль. Лишь незримый гость сохранял ледяное спокойствие. В своём скрытом от людских взглядов укрытие он мог не только слышать, но и видеть свою ученицу. -Кристина, -позвал мужской бархатный голос, -разве тебе не пора блистать, моя маленькая лобелия? * Поежившись от небольшого холодка, который пробежал по телу девушки, она наклонила голову вниз, чем стала напоминать не молодую оперную певицу, а нашкодившего ребёнка, который с покорной учтивостью жаждет получить от родителя урок. -Я, — шведское сопрано в нетерпение мяло своё белоснежное платье, — я боюсь… -Что ты сказала? -ответа не последовало, тогда «учитель» вновь задал свой вопрос, но уже придав своему голосу небольшой металлический оттенок.-Повтори то, что то ты сказала, Кристина. -Я боюсь, мой ангел музыки, — девушка опустилась на колени перед зеркалом, -если бы ты знал как мне страшно! -Ты моё лучшее произведение, Кристин, сегодня ты будешь блистать!***
Берусь тебя заверить, дорогой читатель, что наш таинственный гость не солгал. Действительно самый большой триумф ожидал Кристину Доэ. Она начала выступление, спев несколько арий из «Ромео и Джульетты» Шарля Гуно. На сцене Оперы эта дивная музыка звучала впервые. Я очень сочувствуем тем, кто никогда не слышал Кристину Доэ в партии Джульетты, никогда не испытывал дрожи при звуках ее ангельского голоса, не чувствовал, как душа высоко парит вместе с ее душой. И все же это было ничто в сравнении с исполнением ею сцены в тюрьме и финального трио в «Фаусте», которые она спела вместо заболевшей Карлотты. Никто с тех пор не слышал и не видел ничего подобного! Это была новая Маргарита, Маргарита во всем блеске и сиянии, которых в ней до Кристины Даэ никто не подозревал.***
Марию Шатобриан-Рене тоже настигла эта волна неописуемого, отчасти какого-то звериного исступления. Вместе с восторженной публикой она приветствовала певицу громовыми овациями, однако, отдавая почести «новой Маргарите», она, к сожалению, с опозданием заметила, что аплодисменты были обращены не только Даэ, но ей самой. Весь зал оперного театра рукоплескал. Но всё это притупилось, ушло на второй план, когда прям над своим ухом девушка услышала: «Браво, браво, брависсимо…».***
Обернуться назад и столкнуться с кем-то, а может быть чем-то совершенно не хотелось, и признаться честно не получалось. Гадкий, липкий страх захватил её с головой, пролез под кожу и заставил четырёхкамерное сердце на миг остановиться. Пожалуй сейчас лицо молодой аристократки было бледнее, чем мел, которым писал на доске её старый учитель по английской литературе- мистер Смит. Даже находясь в здравом уме Мария понимала, что позади неё была лишь пустота, но поговорка «у страха глаза велики» была здесь как никогда применима. Из оцепенения её вывел женский крик и звук удара. Только через несколько минут, когда наконец-то удалось сфокусировать расфокусированный взгляд, скрипачка поняла, что стало причиной для столь серьёзного беспокойства, а точнее кто. Кристина Даэ лежала на руках партнёров без чувств, а рядом стояла обеспокоенная публика. -Да что же Вы все стоите, — возмущалась Сорелли, — ей нужен воздух. А ну, живо разойдитесь! Толпа отступила, однако лучше от этого не стало. Мария, окончательно совладав с собой, припала к чуть дышавшей подруге. -Скорее, нам нужно отнести её в комнату! , -чуть повысила тон темноволосая девушка. Её взгляд метался по всему залу, пока ей не удалось разглядеть знакомые черты лица, — Рауль, пожалуйста, ты нам нужен! Виконту де Шаньи удалось пробраться сквозь образовавшийся коридор из людей, и одним лёгким, но аккуратным движением подхватить на руки девичье тело. -Куда? -Налево и затем наверх, — перехватило в свои руки руководство прима-балерина.***
В аристократичную комнату Кристин Даэ спустя некоторое время прибыл доктор, который с помощью solutio ammonii caustici* привёл в чувство шведку. Девушка сделала глубокий вздох, и чуть приоткрыла глаза. -Как вы себя чувствуете? — учтиво спросил доктор средних лет. Она посмотрела на доктора, улыбнулась ему и ответила: «Мне уже значительно лучше, спасибо». Доктор лишь кивнул и вскоре удалился. В комнате остались лишь Сорелли, Мэг Жири, Мария и Рауль. Увидев незнакомого юношу Кристина немного замешкалась. — Кто вы, мсье? — спросила она слабым голосом. Юноша опустился на колено и пылко поцеловал ее руку. — Мадемуазель, — сказал он, — я тот маленький мальчик, который вошел в море, чтобы достать ваш шарф. Три девушки, что стояли подле них многозначительно переглянулись. Мария лишь повела плечами, ей и самой не доводилось слышать имя Кристин из уст друга детства. — Мадемуазель, поскольку вам доставляет удовольствие не признавать меня, я хотел бы сказать вам кое-что наедине, очень важное. Юноша и девушка покраснели. -Что ж, — засуетилась романтичная Мэг, — мы, пожалуй, пойдём. А вы оставайтесь наедине. И выпроводив своих старших подруг, девушка тихонько закрыла дверь.***
Поднимаясь к себе в комнату, Мария вдруг почувствовала огромную усталость, которая ужасно давила на плечи и готова была сбить с ног прямо сейчас. Удержавшись от соблазна уснуть прямо на лестнице, Шатобриан-Рене всё-таки дошла до своей комнаты, где её уже ждал некий сюрприз. На туалетном столе лежала яркая красная роза, перевязанная черной лентой. От неё исходил столь душистый аромат, что девушка на миг перенеслась в фамильное поместье, где её дедушка Ренард выращивал самые редкие виды цветов во всём графстве. То были тёплые летние дни, которые казалось никогда не должны были закончиться. Предаваясь воспоминаниям, скрипачка не заметила, как неловким движением руки столкнула со столика белоснежный конверт на пол. Подобрав его, и удобно расположившись на мягком стуле, она принялась читать: " Дорогая Мари, поздравляю Вас с вашим дебютом в Опере Гарнье! Несомненно сегодня вы провели фурор и заставили даже столь требовательную парижскую публику аплодировать Вам стоя. Однако признаюсь честно, к моему большому сожалению, Вы не вложили в свою игру главное- ДУШУ! Ваш дедушка был бы крайне огорчен, услышь он такую искусственную игру. Вы как прекрасный цветок, который является усладой для глаз, но не более… А за Ваши советы и помощь Кристине Даэ искренне благодарю. Её ждет великое будущее! Впрочем как и Вас, милая Мари, если Вы согласитесь брать у меня уроки игры на скрипке».С уважением, ваш покорный П.О.
-Восхвалить и унизить в одном письме, невероятно! -события сегодняшнего дня настолько подкосили её, что иным чувствам, кроме как подступающему раздражению не было и места. Однако лежала в своей мягкой кровати и находясь на границе сна и реальности в её голове всё чаще слышалось: «Он знает», «Да, ему всё известно», «Он один понял, что в твоей игре нет главного- чувств!».