Пока бьётся твоё сердце

Ссора вышла почти из ничего. Гарри не хотел повышать на жену голос, но Джинни упорно делала вид, что не понимает причин, по которым он не хотел ехать вместе с ней в Мексику, где у её команды намечалась игра. Не то чтобы Гарри был против путешествий, но после трёх тяжёлых лет, необходимых для обучения мракоборческому ремеслу, и первых недель работы он едва мог уговорить себя дойти до ближайшего бара, нежели сесть на метлу и добраться до портала, а дни спустя бесцельно бродить по городу, купаться в солнечных лучах и есть тако с мясом и овощами. — А здесь тебе что делать? — с раздражением спросила Джинни. — Валяться на диване и жалеть себя? В какой-то степени она была права, разумом Гарри это вполне мог понимать, но его чувства были обострены до предела — он совсем недавно вступил в должность мракоборца и на первом же рейде попал под удар. Можно было бы сказать, что преступников оказалось не меньше десятка, и он не успел среагировать, но Гарри, как и главный мракоборец, высказавший ему своё недовольство, знал правду — частые недосыпания и перенапряжение перед выпускными экзаменами отразились на его реакции. — Поттер, давай по-честному, — сказал ему главный мракоборец неделей тому назад, — я, конечно, оценил твоё рвение к работе, но мне не нужно, чтобы ты завтра же загремел в Мунго. Гарри чувствовал себя нашкодившим учеником и вот уже вторую неделю сидел дома. Повреждённая заклятием правая рука до сих пор находилась на перевязи, левой не очень-то было удобно взмахивать палочкой, как и подносить ко рту ложку, но Гарри терпеливо сносил все неудобства. Больше всего его, конечно, нервировали не трудности, а вынужденные «каникулы», должные продлиться до осени. На дворе ещё только стоял май — большая часть магического сообщества отмечала трёхлетие Победы над Волан-де-Мортом, немногие посещали могилы погибших или поминали павших волшебников добрыми словами, кто-то сдавал СОВ или ЖАБА или только-только готовился к выпускным экзаменам, чтобы занять свою должность в Министерстве — а Гарри, серьёзно обогнавший свой курс как в теории, так и в практике, должен был «отдыхать». Пожалеть себя, любителя усердно трудиться, и набраться сил. Именно поэтому слова Джинни его так сильно задели — она попала в яблочко. — А там я что должен делать?! — поднявшись с дивана, резко ответил Гарри. — Сидеть как породистая собачонка на трибуне и давать этим твоим пигалицам повод похихикать?! Джинни была так зла, что чуть не взмахнула в его сторону волшебной палочкой, но что-то удержало её руку от этого действия — то ли вызов во взгляде Гарри, то ли его повреждённая рука, висящая на перевязи. Они так и стояли, друг против друга, какие-то мгновения. — Хорошо, раз тебе настолько не интересна моя жизнь и карьера, я ухожу, — сдержав гнев, сказала Джинни, и её взгляд невольно задержался на пустом грязном стакане, не первый день стоявшем возле рамок с колдографиями. — Знаешь, не ты один потерял кого-то в этой войне, — добавила она и тронулась с места. Гарри очнулся, услышав хлопок двери, и понял, что и сам продолжает поглядывать на рамки с колдографиями. В одной из них находилось фото его родителей — Джордж нашёл способ, как сделать копию, и тем помог Гарри не испортить подаренный Хагридом альбом — в другой был запечатлён семейный праздник в «Норе», а на третьей — Гарри пожимал Рону на прощание руку на втором курсе обучения мракоборческому делу, когда друг наконец осознал, что всё это время совершенно не желал бороться с тёмными силами. Эти три колдографии Гарри нравились, в отличие от тех двух, что выбрала и поставила между ними Джинни. На одной из них они целовались на свадьбе — Гарри ненавидел этот момент, как и саму церемонию: фотограф и родственники обещали свести его с ума своими наставлениями и пожеланиями — на другой Джинни была одета в новую форму и её окружали члены команды. Иногда Гарри казалось, что эти наглые девчонки продолжают наблюдать и посмеиваться над ним дома. Когда он злился, то переворачивал эти рамки, а потом на него уже злилась Джинни за это. Эти две рамки Гарри перевернул и сейчас — не хотелось думать, как Джинни завтра или послезавтра будет в окружении тех же девчонок заявлять, что её муж очень занят лежанием на диване, потому и не сможет появиться на игре. А ещё не хотелось видеть этот «красивый», но вымученный свадебный поцелуй — искренности в нём ни капли не было, и оттого пробуждалось раздражение. Гарри фыркнул, подхватил пустой стакан с тумбочки и отправился на кухню, ополоснул его, достал из шкафа бутылку огневиски и уселся за стол. Настроение снова было испорчено, на сердце навалилась печаль. Перед глазами так и стояли те три колдографии в гостиной. Они были хорошими, но ни на одной из них не было той, по кому он иногда тосковал. Казалось бы, глупость — обняться по-дружески, встать рядом и улыбнуться, чтобы кто-нибудь запечатлел этот момент на волшебной плёнке — но они не сделали и этого. Не было нужды, не было времени, а теперь не было и одной несчастной колдографии, и второй стакан огневиски обжигал горло. Напиток, конечно же, не помогал справиться с нахлынувшими чувствами, и Гарри в злости отбросил стакан от себя. По полу рассыпались осколки, он взял бутылку за горлышко и поднёс к своим губам. Так жадно пытался напиться, что не справился и закашлялся. Бутылка упала к ногам и тоже разбилась, ботинки пропитались влагой. — Вашу ж мать… — презрительно сказал Гарри и поднялся со стула. За дверкой навесного шкафа стояли ещё четыре бутылки, и он взял одну. За ней обнаружилось кое-что небольшое, бесформенное и потрёпанное, что Джинни назвала бы старой тряпкой и поспешила кинуть в ведро, а Гарри задержал дыхание. Для него это кое-что представляло собой большую ценность. Он оставил бутылку в покое и аккуратно вытащил потрёпанную временем сумочку на свет. Раздражение в его груди сменилось горечью и болью. Гарри опустился на пол, прижал эту сумочку к себе и закрыл глаза. В его памяти возник образ отважной девушки, чей лик обрамлён кудрявыми каштановыми локонами. Она смотрела на него тёплыми и нежными, как шоколад, глазами и качала головой. — Гермиона… — выдохнул Гарри, крепко сжимая в пальцах её бисерную сумочку. Это всё, что у него осталось со дня Победы. Её так и не смогли найти на следующий день, не смогли найти свидетелей, кто бы видел, как она в спешке уезжала, не нашли в Австралии, где продолжали беззаботно жить и работать мистер и миссис Уилкинс, ни в каком-то другом уголке света. Ни один ритуал не дал результата, а самый сложный только подтвердил то, что её больше не было на земле. Спустя год пропавшую без вести Гермиону Грейнджер признали погибшей, так же, как и ещё десяток волшебников, пропавших во время Битвы. Вероятно, их тела были уничтожены. — …как же мне тебя не хватает, — признался Гарри в минуту отчаяния. В кухне на какие-то минуты воцарилась тишина, и прозвучавший в ней строгий голос заставил его подпрыгнуть и раскрыть глаза. — Я и вижу, развёл тут бардак!