Я вывезу тебя из города Прямо в тень, милый. Потому что я хочу отыскать завтрашний день, Да, я хочу отыскать завтрашний день. ©
🤲🏻
В доме господина Донмина не зря с порога пахнет пирогами и грейпфрутами. Он готовился к приезду гостей — приготовил праздничный обед, испёк пигоди* с мясом и капустой, купил конфеты, что лежат теперь в хрустальной вазочке, а ещё нарезал фрукты, источающие сладкие ароматы. В его доме чисто, убрано, очень уютно. На подоконниках стоят цветы в разномастных горшочках, на деревянных полках на кухне — множество приправ и разные сорта чая. Здесь всё на своих местах, и даже у Орешка есть вязаная лежанка, купленная заботливым хозяином у старушек на рынке. За обедом Ыну болтает без умолку. Он рассказывает о Хёнджине, о том, как они познакомились, о его важной для людей работе. О его коте Мандарине, о том, что он храпит иногда во сне, но, если его повернуть на другой бок — перестанет. Господин Донмин слушает внимательно, мягко улыбается, но в глазах его, кажется, так и застыли слёзы. Ыну не замечает, увлечённый рассказом, а Хёнджин с тревогой посматривает на хозяина дома, потому что тот очевидно чувствует себя не в своей тарелке. Хван, конечно, принимает всё на свой счёт, думает, что отец Ыну недоволен выбором сына, что он, быть может, хотел невестку, которая нарожает кучу ребятишек, что будут приезжать к деду на каникулы, чтобы поиграть в песочнице, покачаться на качелях, погонять с Орешком вдоль моря, когда тёплые брызги воды оставляют следы на оголённых щиколотках, а ветер мажет по коже, высушивая… — У вас замечательная собака, — решает сделать комплимент Хёнджин, чтобы хоть как-то принять участие в беседе, которая больше походит на монолог Ыну. — Она умная, это по глазам видно. И кличка милая, интересная… Почему Орешек? — Один человек, что был мне очень дорог, любил орешки, — хрипло отвечает Донмин, а в его глазах блестят слёзы. Он смаргивает их и продолжает: — Я приносил их ему, когда работал медбратом в больнице, а он лежал там на обследовании… — Папа, о ком ты? — интересуется Ыну, отпивая ягодный сок из стакана. — Я знаю его? — Нет, сын. — Мужчина переводит взгляд со своего ребёнка на Хёнджина, непроизвольно хмурит седые брови… — Ты его не знал. — Ты ведь, получается, был тогда совсем молод? Раз это было во времена твоей работы медбратом. Расскажешь? Донмин вздыхает. Его грудь насквозь пронзает стальное острое копьё… А напротив те самые глаза… Те самые черты лица, мимика, пухлые губы… Только волосы тёмные и возраст другой — чуть старше — почти, как медбрат в молодости. — Мне было двадцать пять, немного меньше, чем вам сейчас, — продолжает рассказ мужчина, перебирая в руках шуршащий фиолетовый фантик от шоколадной конфеты. Он смотрит на этот фантик в упор, будто хочет найти там ответы на все свои вопросы… Не находит. — Одного человека положили в отделение кардиологии. Мы подружились… Крепко подружились. Мне сказали присматривать за ним, чтобы не учудил чего-нибудь… Он был молод, только выпустился из школы, а ещё очень талантлив. — Талантлив? — Он красиво пел… — Оу, Хёнджин тоже! — восклицает Ыну, вспомнив, что не говорил ранее об этом таланте своего парня. — Тоже очень красиво поёт. — Правда? — Донмин поднимает на него свои глаза. — Ваш сын немного преувеличивает, — смущается Хван, — но я действительно неплохо умею петь. — Споёшь? — Мужчина сам не понимает, как это вырвалось из его уст. — Но, если не хочешь, то, конечно… — Да, Джини, — поддерживает отца Ыну, — спой нам что-нибудь. И Хёнджин, смущаясь немного и краснея, поёт одну из песен восьмидесятых годов. Он любит музыку того времени, знает всех популярных исполнителей, может напеть практически любую композицию… Его голос разносится по кухне, по дому, даже за пределы — в сад… Он поёт, а все заслушиваются и замирают. Даже Орешек, что запрыгнул на колени Ыну. А потом, закончив, они просят мужчину продолжить свой рассказ. И тот, предаваясь воспоминаниям, делится с ними историей об одном замечательном человеке, жившем на этой Земле… О том, как он убегал в детстве из больницы, шлёпая тапочками по лужам, о том, как отказывался от еды, будучи подростком… О том, какие хорошие люди его окружали. О его маме, о друзьях, о враче, что относился к нему, как к собственному сыну… — А что же потом, папа? — спрашивает Ыну, когда солнце уже прячется за розово-фиолетовым горизонтом. — Ваши пути разошлись? — Разошлись… — Донмин вздыхает, а перед глазами оголённое тело с вскрытой грудной клеткой. Перед глазами пара глаз, что смотрят пронзительно, отчего у мужчины бегут сумасшедшие мурашки и слёзы, что больше не держатся в глазах, а катятся наперегонки по щекам… — Его не стало. Он не справился… Не пережил операцию на сердце. — Ох, отец… — Ыну накрывает руки старика своими, а потом подходит и обнимает крепко. — Прости, что подняли эту тему… Мы не знали… Не знали, что у этой истории трагичный финал. Прости… Ты сильно расстроился, да? — До сих пор больно об этом вспоминать, — признаётся Донмин, — он был первым человеком, кто умер на операции, которую я ассистировал… Хочется добавить: «Он был первым, кого я полюбил… Первым и единственным». Но эти слова остаются не озвученными. А взгляд снова прошибает, снова мурашки и, кажется, давление повышается… Как же это возможно? Реинкарнация? Допустим. Но как объяснить тот факт, что Ыну — единственный сын — полюбил этого человека? С таким же именем, с такой же внешностью… Он точно такой, правда. И как хорошо, что сын никогда не видел ту самую фотокарточку, что Донмин до сих пор хранит, как самое главное сокровище. Джил и Сонхун счастливо улыбаются, и только потом, после печати, будет известно, что Пак на фото моргнул — от этого кадр лишь смешнее. Хёнджин и Феликс тоже стоят рядышком. Они, кажется, светятся счастьем. Им ведь всего по восемнадцать, впереди целая жизнь, наполненная любовью и мечтами, впереди много месяцев и лет, которые они проведут рядом… И плевать, что общество не одобряет такие отношения. Плевать, что многие осудили, ещё больше осудят… Они есть друг у друга — это самое главное. И Донмин. Он тоже присутствует в кадре — стоит позади всех, потому что самый высокий. Улыбается мягко, но на фото выяснится, что он поправлял очки в этот момент, но это, к слову, никак не испортит кадр. Дарио обещает распечатать фото в пяти экземплярах и отдать каждому на память о чудесном летнем дне восемьдесят пятого. Он заверяет, что завтра же после работы отдаст плёнку, а уже через несколько дней фотокарточки будут готовы. Доктор сдержал в тот раз своё обещание. Отдал всем по одному экземпляру… Донмин сохранил это фото, спрятал далеко, надёжно, а иногда достаёт карточку из шкатулки воспоминаний, чтобы посмотреть на свою единственную любовь… Джил и Сонхун тоже наверняка сохранили свой экземпляр. Донмин с точностью не знает, ведь они давно покинули остров… Поженились, родили ребёнка, переехали, кажется, в столицу… Им теперь тоже немало лет, хотя не так уж и много — около пятидесяти пяти. Мама Хёнджина тоже хранит это фото за сына. Она до сих пор жива… Миссис Союн теперь семьдесят шесть, а Донмин — её лечащий врач, ведь доктора Дарио не стало несколько лет назад. Иногда они встречаются на выходных, чтобы сходить на кладбище… Чтобы навестить две могилы, расположенные рядом. В одной — сын женщины, а во второй — лишь записка и что-то из одежды Феликса. Его тело так и не нашли… Никто, к слову, не знает, что случилось с фотографией Ликса — его матери давно нет, а дом был разграблен… Эти воспоминания заставляют хрипеть и кашлять, а Ыну волнуется, капает в стакан вонючие успокоительные капли для отца, заставляет выпить. Так много воды утекло, столько произошло самых разнообразных событий, а чувство, будто всё, что было в молодости — происходило буквально вчера. Вот и Хёнджин, а вернее, его, получается, новая версия — сидит напротив. Смотрит взволнованно, предлагает свою помощь, но что тут поможет? Что? Донмин так и не стал счастливым. Нет, он самостоятельно вырастил своего любимого сына, ради которого и был тогда с той девушкой, желая получить от неё ребёнка… Он отдал ему всю свою жизнь. Ему, а ещё медицине, ведь твёрдо решил стать тогда врачом, а не просто медбратом. Хорошим врачом, который будет спасать жизни, чтобы хотя бы попробовать искупиться от той вины, от той боли, что преследует его всю жизнь… И он понимает, что нет ничьей вины. Всё понимает. А вот сердце так не думает… Оно, это неуправляемое сердце, будто работает против него! Он ни к кому не смог проникнуться за всю свою жизнь, да и не пытался, если честно… Прекрасно понимал: таких, как Хёнджин, больше нет. А теперь этот парень напротив… С таким же именем, с внешностью… У Донмина болит сердце, ноет душа, леденеют конечности, но… Он счастлив за своего сына. За своего Ыну. Счастлив, что тот любим Хёнджином, что они вместе, в отношениях, что хотя бы его ребёнку… Повезло. Они расходятся по комнатам ближе к ночи, но Ыну ещё добрую сотню раз спрашивает отца о его самочувствии. Снова извиняется за то, что завели болезненную тему, но тот просит не винить себя, ведь они даже подумать не могли, что этот разговор так откликнется в его душе… Хёнджин и Ыну ещё долго не могут уснуть, потому что прислушиваются к шаркающим шагам за дверью — у Донмина сегодня бессонница, потому он и наматывает круги по дому, а за ним и Орешек, цокая коготками по полу. Они засыпают только после полуночи, а мужчина так и не смыкает глаз до самого утра. Зато с петухами готовит для всех завтрак, выпускает во двор пса, потом заводит обратно и стучит тихонько в дверь, чтобы позвать всех к столу. Едят практически в тишине. Донмин выглядит уставшим из-за бессонной ночи, Ыну переживает и предлагает отправиться в больницу, а Хёнджин… Он к своему стыду обдумывает за завтраком ночной сон… Какое-то кафе. Громко играет музыка, а в середине зала — танцпол, на котором энергично двигаются люди. Одеты все странно… Нет, не странно, старомодно. Будто Хёнджин попал куда-то в прошлое, будто сон унёс его на лет тридцать назад. Вот он видит и себя, танцующего рядом с парочкой совсем юных парня и девушки, а рядом… Рядом Ли Феликс. Чёртов Ли Феликс, который улыбается, светится, перебрасывается с теми людьми какими-то фразами… А потом совсем страшно. Хёнджин сам тянет его куда-то, они несутся прочь из кафе, перебегают улицу, залетают в… гостиницу? Да, кажется, в гостиницу. А далее… Душ, мокрые струи прямо по одежде, губы в губы… Хёнджин попёрхивается и закашливается от таких картинок. Смотрит стеклянным взглядом в тарелку, пока Ыну хлопает его по спине… Что же это такое, получается? Хван ведь ни разу даже не думал об этом воришке с поцелуями солнца на лице в романтическом плане. Ни разу! Или… Нет, это Ли себе придумал что-то! Свидания, встречи, желание впечатлить… Что ж, если и не Хёнджина, то его подсознание он точно впечатлил. Говорят, иногда мы можем видеть сны с ситуациями, которые происходили с нами в прошлой жизни… Говорят, иногда мы можем даже не разобраться, ведь часто случается так, что во сне присутствуют люди из нашей реальной текущей жизни, но помещены мы в совершенно другие условия. Только Хёнджин об этом даже не догадывается… — Всё в порядке? Прошло? — Донмин подаёт Хвану стакан воды, смотрит встревоженно. — Поперхнулся едой? — Да… Вспомнил сон и… — Сон? — Ыну тут же интересуется. — Что-то плохое снилось? — Не плохое. — Хёнджин не хочет врать и прикрываться якобы кошмаром. — Просто… Я не знаю, как объяснить, — тяжело выдохнув. — Ладно, не проблема, не рассказывай, если не хочешь, — понимающе отвечает Ыну. — У нас через несколько часов самолёт уже… Может, сходим на прогулку? — Загляните на рынок, — просит Донмин. — Я напишу список. И они отправляются на прогулку по острову. Ыну показывает парню свои самые любимые места, где провёл всё своё детство, показывает и рынок, на котором торгуют свежими фруктами и овощами. Показывает свою школу и больницу, где работает отец… Они возвращаются домой с несколькими пакетами продуктов, а Донмин ворчит, что всё это ему одному никогда не съесть. — Орешек поможет! — смеётся Ыну, а потом целует отца в щёку и крепко обнимает. — Нам пора… Я скучал, пап, и буду скучать. Может, возьмёшь отпуск и прилетишь в Сеул? А может, насовсем? Я тебе столько раз предлагал переехать поближе ко мне! — Ни за что! — Мужчина отрицательно мотает головой. — Мой дом здесь, сын. Дом, работа, любимый пёс. Ещё мои пациенты и старинные знакомые… Здесь, на этом острове, могилы моих самых близких людей и родственников. Куда же я поеду? И Ыну не настаивает. Но просит прилететь хотя бы в гости, когда будет отпуск, ведь отец за все годы летал к сыну в Сеул лишь один раз. Они долго прощаются, Донмин утирает влагу с глаз, потом пожимает руку и Хёнджину: — Будьте счастливы, дети, ладно? Прислушивайтесь друг к другу, уважайте и цените. — Хорошо, пап. Мы обязательно постараемся. — Спасибо вам за тёплый приём, — благодарит Хван, — мне очень понравился ваш дом. Здесь уютно и так… по-родному. Пока, Орешек, — обращаясь к пёселю, — приезжай и ты в гости! Собакен вертит хвостом, но скулит — понимает всё, знает, что любимый сын хозяина снова надолго уедет. А ещё этот добрый человек рядом с ним, который втихую подкармливал его за обедом кусочками мяса… Тоже уедет. И они, вызвав такси, отправляются в аэропорт. Впереди часовой перелёт, снова такси, вечерние воскресные пробки в городе будущего… А потом вновь рабочие будни, компания Ыну, агентство Хёнджина, Гону, Аран, экспертизы и… Ли Феликс, конечно. С ним ещё предстоит пережить несколько встреч.🤲🏻
Хёнджин решает не говорить Ыну о Феликсе. Решение это ему даётся тяжело, потому что они все эти месяцы были честны друг с другом. Они делились каждой эмоцией, рассказывали о работе, о том, как у кого-то из друзей родился ребёнок, о вкусном супе в новом кафе, который удалось попробовать в обед. Они действительно близки. Были и есть. Но о Феликсе говорить почему-то не хочется. Врать и называть это деловыми встречами? Но ведь второй участник встреч так не считает, называя их свиданиями. Сказать правду? Заставить нервничать? У Ыну и так много дел на работе… Пусть у него теперь два месяца выходных, но он всё равно исправно ездит в офис, чтобы уладить вопросы по бумагам. И вот уже середина рабочей недели, и вот Феликс вновь пишет сообщения… Говорит, что ждёт выходных, чтобы встретиться, но Хёнджин предлагает не тянуть и выбраться куда-нибудь в четверг, например. После работы. Тот, конечно же, с радостью соглашается. А Хван вдруг вспоминает свой разговор с Гону… Босс ведь изначально отправил его к Ли, чтобы он решил вопрос с картиной, а ещё обязательно попытался понять преступника. Не зря Хёнджин учится на психолога. А потому он не находит ничего лучше, чем вечером среды, когда Ыну пишет смс о том, что устал и не приедет на ночь, залезть в интернет, чтобы обшарить все соцсети. Он находит Феликса почти в каждой и внимательно изучает профили — благо, что все они оказываются открытыми. Вот фото Ликса в парке на фоне каких-то американских горок… Рядом с ним блондинка в мини-юбке и сапогах выше колен. У них обоих веснушки. Они смеются, застыв в моменте и взмахнув рожками с ярко-голубым мороженым… Ещё на одной фотографии Феликс на фоне картин — на одной из выставок. Он действительно любит творчество и не только занимается кражей произведений искусства, но и посещает галереи, судя по всему. На фото, которой уже год, если верить дате публикации, он на море. А следом — видео, на котором он бежит вдоль берега, а над ним летят крикливые чайки… Ли хохочет, кричит что-то, но его голос тонет в шуме прибоя… Хёнджин целый вечер рассматривает его страницы. Читает его твиттер, над некоторыми размышлениями даже смеётся… Он открытый человек, непосредственный, необычный. Даже не подумаешь, что нарушает закон. В одной ветке твиттера Ликс спорил с какой-то девушкой, что подписана, как Рона, о рецепте яблочного пирога. Она писала о том, что её бро — не бро вовсе, а баран, потому что решил испечь этот самый пирог без разрыхлителя для теста, а потому у него получилась какая-то яблочная лепёшка… Феликс же практически с пеной у рта спорил, что так было в оригинальном рецепте. Он посылал эту Рону к каким-то дамам, которым она будет указывать, а от его личности просил по-братски отвалить. Но девушка ответила, что сейчас поднимется и не то, что не отвалит — а навалит. Прямо ему под дверь. За упрямство! Хёнджин на этом моменте громко прыснул, представив такую картину… А потом вновь углубился в изучение твиттера. Феликс всегда выглядел жизнерадостным, немного резким, но добрым по большому счёту. Он не выбирался в выражениях, сыпал матами налево и направо — особенно доставалось Роне, когда она вспоминала тот дебильный пирог-лепёшку с яблочной верхушкой… В каком-то твите Ликс вспоминал о детском доме. Делился со своими читателями историями… Рассказывал о том, как ему однажды сделали тёмную за то, что он заступился за какую-то девчонку, которую только заселили. Его заперли на всю ночь в шкафу, подпёрли стульями и тумбочками, а Ли даже звука не подал — не стал звать друзей на помощь. Зато потом, утром, когда его освободили, отомстил обидчикам по полной программе. Выкинул все их карандаши и фломастеры, которые в детском доме были на вес золота, в открытое окно, а затем, ночью, пришил каждого за трусы к простыне. Шить их научили рано — и не зря. Утром эти обормоты едва не наделали делов от страха, ведь не поняли спросонья, почему не могут встать с кровати, а Ликс с видом победителя стоял в стороне и держал за руку ту самую новенькую девчонку. — Допустим… — Хёнджин, пялясь в планшет и валяясь на кровати, разговаривает сам с собой. — Допустим, он не такой и плохой человек… Но зачем же заниматься столь опасной деятельностью? Зачем красть то, что тебе не принадлежит, а потом продавать? Лёгкие деньги? Не думаю, что он ленив… Он изучает соцсети и дальше, пролистывает до самого конца, но так и не понимает истинных мотивов. Останавливается на том, что Ликса всё же действительно затянуло туда по глупости и молодости, так всё закрутилось, что выбраться теперь сложно… Но можно ведь? Хёнджину почему-то хочется, чтобы этот воришка закончил со своими грязными делами, хочется, чтобы зажил жизнью, в которой нет нарушений закона, а то сейчас ведь это жизнь разве? Ежедневное существование, что в любой момент может превратиться в годы за решёткой. Хвану действительно хочется помочь. Он понимает, что Ликс — светлый человек, что он только на первый взгляд такой негодяй… Вот только как? Спасение утопающего ведь — дело рук самого утопающего, или же нет? Хёнджин так и засыпает с этими мыслями. Ему ничего не снится этой ночью, а просыпается он весьма бодрым, будто только после отпуска. Хван едет на работу, проводит там сегодня две экспертизы, а на обеденном перерыве слушает возгласы Аран. Она три дня не была на работе — немного приболела после выходных, и вот сегодня вышла. Оказывается, они с Гону ездили, как и договаривались, на рыбалку. Всё прошло даже лучше, чем Аран могла себе представить! Нет, ничего особенного, но… Они неплохо сблизились. Душевно разговаривали, ходили по реке на лодке, ловили рыбу, ночевали в избушке посреди лесной чащи. А потом она приболела, простыв немного на природе, и Гону с понедельника по среду после работы привозил ей домой свежие фрукты и соки, чтобы та поскорее поправилась. В один из вечеров он остался на чай и признался, что ему с Аран спокойно и комфортно — так, как ещё ни с кем не было. И Аран, конечно, призналась, что ей — тоже. — Значит, у вас что-то намечается, — довольно улыбается Хван, дуя на горячий шоколад, пока они сидят в кафе напротив работы. — Я очень рад! По-моему, вы идеально смотритесь, да и подходите друг другу по темпераменту. Тебе нужен такой, как Гону: серьёзный, спокойный, ответственный, заботящийся. А ему — наоборот! Ты обязательно принесёшь в его жизнь яркие краски своим непоседливым характером, уверен. — Он, кстати, предложил мне поужинать сегодня после работы… — Аран светится от счастья, ведь её мечты потихоньку осуществляются. — Спасибо тебе, Хёнджин! Спасибо, что посоветовал тогда быть собой, не казаться лучше, а быть той, кем я являюсь на самом деле. Это подействовало. — Люди любят искренность, — кивает Хван, а в голову тут же прилетают слова Феликса, что он сказал в Ботаническом саду. Он не выделывался, признался честно в том, что изучал все материалы по деревьям, цветам и кустарникам для того, чтобы попробовать впечатлить его. Почему вспоминается Ликс, а не Ыну, который тоже всегда честен — непонятно. Закончив работу и спеша к выходу, Хван получает сообщение от Феликса, что тот уже ждёт его у главного входа. Стоит возле машины в своей излюбленной косухе, в своих драных джинсах, с чуть растрёпанными светлыми прядями и десятками светящихся веснушек… — Куда отправимся сегодня? — спрашивает Хёнджин, подойдя поближе. — Пора наверстать упущенное. Есть кое-что, что ты обязан наконец попробовать. — Да? А подробнее? — усаживаясь в автомобиль. — Мы едем в пригород Сеула, хён. Едем на завод по производству варенья. — Варенья? — хихикнув, переспрашивает тот. — Ты ведь не пробовал мандариновое, помнишь? — Пара бесстыжих глаз прожигает насквозь. — Я купил для нас экскурсию на двоих. Обычно они по десять человек, но я выкупил все места. — Могли бы отправиться на экскурсию вместе с другими людьми, — хмыкает Хван, пристёгиваясь ремнём. — Зачем было тратить лишние средства? — Для тебя не жалко. — И заводит двигатель. Около часа в пути пролетают незаметно. Они едут по городу, на который уже опускаются сумерки, а Феликс рассказывает, что экскурсии проходят у них обычно утром, но он обо всём договорился, потому сейчас, в виде исключения, им проведут её поздним вечером. На заводе производят самые разнообразные виды варенья из фруктов, ягод и даже овощей. Привычные всем, например: клубничное, вишнёвое, персиковое, лимонное, сливовое, смородиновое, малиновое, черничное, яблочное, рябиновое, инжирное и многие-многие другие виды. А есть и экзотические, к примеру: из моркови и вишни, из лука, из дыни и малины, из арбузных корок, приправленных ванилином, из кабачков, из баклажанов и грецких орехов, из огурцов, из зелёных помидоров черри, из барбариса, из каштанов и, наверное, не хватит времени, чтобы работники завода смогли перечислить все производимые варианты. На экскурсии рассказывают, откуда к ним привозят плоды: что-то растёт в стране, а что-то доставляют из других стран. Наглядно показывают процесс чистки, сортировки и переработки продуктов, технологию производства самого варенья, и даже отводят в холодильники шоковой заморозки, где температура не поднимается выше минус двадцати пяти градусов. Их так называемый гид предлагает приобрести сувениры на память, а ещё приглашает на чаепитие и дегустацию, которые включены в стоимость экскурсии. Их встречают в отдельной комнатке ароматным горячим чаем на травах, мёдом со старинных пасек и самыми разными видами варенья в маленьких пиалах. А ещё кормят лепёшками из крапивы и дарят по баночке сладкого лакомства на выбор. — Ты должен попробовать мандариновое! — велит Феликс, когда они усаживаются за стол, и персонал оставляет их вдвоём. — Начни с него! — Как скажешь, Мистер «Я знаю всё о варенье», — соглашается Хван, отпивая чай. И пробует. У сладости божественный аромат и нежнейшая текстура, а ещё мягкий мандариновый вкус, без капли горчинки, несмотря на то, что сварено оно с добавлением пряностей. — Боги… Это невероятно. Хёнджин зачерпывает ещё ложку, потом ещё и ещё, совсем не оставляя варенье Феликсу, а тот лишь посмеивается тихонько, наблюдая, как Хван накинулся на деликатес и трескает, не дыша. — У него удивительный вкус, — делится впечатлениями Хван. — Вроде бы новогодний, ведь мандарины ассоциируются с этим праздником. Не хватает только закусить имбирным пряником для полного счастья… А вроде и летний! Будто маленькие яркие солнышки запрятали в банку, засыпали сахаром для сохранности, а теперь открыли, выловили, поставили на стол в этой пиале… — Он болтает и болтает, а Ли слушает, открыв рот, потому что впервые видит такого Хёнджина. Такого озорного, искреннего, воодушевлённого. — Блин! Это действительно чертовски вкусно! Ой… Тебе ведь не осталось. — Ничего страшного, — смеётся Ликс, — я ведь уже много раз его пробовал! Покупаю часто, но обязательно производства этого завода. У них самое вкусное. — Я теперь тоже буду. — Хёнджин выскребает остатки и облизывает ложку, огорчённо рассматривая пустую посуду. — Так, какое ещё попробовать? Интересно, у меня ничего не слипнется? — Разлепим, — брякает Ли, не подумав, за что получает острый взгляд в ответ. — Ладно, я просто пошутил, расслабься. Попробуй из барбариса — очень необычно, но вкусно. И Хёнджин тянется к нужному сорту, достаёт тёмное красно-бордовое варенье, которое на вкус оказывается немного похожим на вишнёвое, с небольшой приятной кислинкой. Он мычит что-то невнятное, потом запивает чаем и вдруг… Мозг решает сделать ему настоящую подлянку, подбросив воспоминания о том самом сне. Мокрые струи прямо по одежде, губы в губы, невероятное желание — такое, что даже сейчас скручивается всё внутри… А потом номер гостиницы, музыка из окна, что смешивается с тяжёлым дыханием обоих и отчётливыми стонами младшего… Хвану херовит. Откровенно и до покрасневших ушей… Он стыдливо утыкается взглядом в чашку, в которой плавают маленькие чаинки, и пытается их сосчитать, чтобы хоть как-то отвлечься от налетевших ураганом мыслей. — Ты чего там бормочешь себе под нос? После вопроса Феликса Хёнджин краснеет ещё сильнее. Чувствует, как горят его щёки, но потом поднимает глаза и натыкается взглядом на губы, что застыли в мягкой улыбке. Голова кружится, честное слово. Ещё эти веснушки, пёс бы их побрал… — Ерунда. — Хван прикусывает нижнюю губу, чтобы не ляпнуть лишнего. — Думаю о варенье… Да. О варенье. Хочу купить это тоже — из барбариса. — На выходе из завода оформим заказ и всё доставят домой, можно хоть несколько коробок. — Да, несколько коробок… — лепечет Хёнджин и бесится сам на себя. Чего он опять залипает на губах напротив?! Всё сон виноват, не даёт ему покоя теперь, с ума сводит… Да разве так можно? Хван активно думает о том, как бы ему отвлечься, ведь они в комнатке одни, если не брать десятки видов варенья, и придумывает: — Расскажи мне о себе. — М? — Расскажи что-то, что я не знаю. Что никто не знает. Просто рандомные факты… — Хочешь меня получше узнать? — Феликс ставит локти на стол, а ладошками обхватывает своё лицо, наблюдая за собеседником. — Я получаю второе образование. Скоро буду не только экспертом по дактилоскопии, но и психологом. Потому — да. Я заинтересован в том, чтобы узнать тебя получше с профессиональной стороны. — Хорошо, — соглашается тот, — расскажу… Например, я ненавижу тыкву. Серьёзно, я никогда и ни под каким предлогом не стану её есть… Каши из тыквы, тыквенные пироги, гарнир из неё, или же суп… Её готовит Рона, и постоянно пытается меня накормить! — Рона? — делая вид, что впервые слышит это имя. — Моя лучшая подруга. Мы вместе уже несколько лет, мы соседи. Она классная, но немного сумасшедшая, хотя это её лишь красит. Каждый раз, когда у неё не ладится с девушками, она ищет в интернете новые рецепты из этого продукта: тыква, фаршированная грибами, шпинатом, сыром и сливками; тыква, запечённая в пряной карамели; тыква с курицей, помидорами и луком; тыквенный чизкейк; тыквенный суп с креветками; тыквенная каша; тыквенные пампушки… — Феликс аж чуть ли не задыхается, пока перечисляет все блюда и загибает пальцы. — Я даже не знал, что её можно готовить настолько по-разному… — Это что! — восклицает Ли. — Однажды эта засранка позвала меня в гости после очередного расставания с дамой сердца и сказала, что приготовила картошку фри. Я люблю картошку фри, а потому, натянув спортивные штаны, резво побежал на первый этаж. Ты знаешь, что это было? Тыква фри! Тыква фри, Хёнджин! — Ликс переходит на крик, возмущённый таким обманом подруги. — Я попробовал ведь, как наивный, а когда понял, думал, что опрокину ей на голову всю эту миску со сраной тыквой! Хёнджин смеётся. Нет, он хохочет в голос, представляя озлобленное лицо Феликса и довольную моську Роны. Он утирает слёзы, понимая, что давно, очень давно так искренне и заливисто не смеялся… Снова засматривается на эти веснушки. Они ему так идут… — Я думал, что никогда ей не прощу такой подставы, — обиженно продолжает Ли. — Наре́зать тыкву брусочками, извести на эту гадость пармезан и приправы, а потом подсунуть мне… Самое смешное знаешь что? Что она тоже ненавидит тыкву, Хёнджин. — В чём же прикол? — всё ещё посмеиваясь, спрашивает тот. — В том, что, когда она расстаётся с очередной пассией — ей так горько, её так всё бесит, что она решает в тот же вечер себя окончательно добить этой, хрен бы её побрал, тыквой, чтобы всё гадское ушло вместе с ней в унитаз. Такая она, Рона… Зато утром просыпается новым человеком! Я не шучу. — Слушай, а это интересный метод, — улыбается Хван, подливая себе ещё чай из заварочного чайника. — Я возьму на заметку, если… — Он замолкает, понимая, что сейчас чуть не сказал: «если надумаю с кем-то расстаться…». С кем? С Ыну? Но у них всё хорошо, с чего бы такие мысли? — Если мне тоже будет грустно. — Есть что-то, что ты не любишь так сильно, как я тыкву? — Ненавижу голубой сыр, — отвечает тот, — который вонючий, с плесенью… Некоторые люди считают, что это деликатес, но такие вещи точно не для меня. — Значит, если ты надумаешь когда-то грустить, я приеду к тебе с коробкой сыра с плесенью, — заявляет Феликс, и они оба смеются. Хёнджин даже не говорит ничего против того, что Ли вдруг к нему заявится — понимает, что тот лишь шутит, поддерживая разговор. Хотя с вареньем вот не шутил… Время экскурсии уже подходит к концу. К ним подходит их гид, просит следовать за ним — на кассу, раз они уже определились с выбором. Там они оплачивают заказ, который обещают доставить уже завтра. Хёнджин останавливает свой выбор на мандариновом и барбарисовом варенье — они ему понравились больше всего. А ещё решает взять несколько банок для Ыну, босса, Аран, да и просто на работу, чтобы детективам было сладко пить чай. Сегодня Хван отказывается от услуг такси, сам просит Феликса подвезти его домой, потому что… Потому что вдруг хочется поговорить с ним ещё о чём-нибудь. Просто поболтать в пути о разном, посмеяться, послушать байки про Рону… Например о том, как она, напившись однажды и проиграв Ликсу в карты, отправилась в круглосуточный магазин посреди ночи, напялив на себя ровно тридцать три слоя одежды. Это было летом, а потому она сжарилась, и кассир в магазине смотрел, как на ненормальную, но это было незабываемо… Как и этот вечер. — Я говорил, что выберу все пять мест наших встреч сам, — говорит Феликс, когда они подъезжают к дому Хёнджина. Он специально не озвучивает слово «свидание», зная, что оно на того действует, как красная тряпка для быка. — И у меня ещё очень много вариантов, но… Быть может, ты хочешь выбрать что-то сам для следующего раза? — Хочу! — тут же отзывается Хван. — Хочу что-то, связанное с музыкой… Отправимся на концерт? — И заглядывает в глаза напротив. — Будет выполнено, эксперт, — кивает, соглашаясь, Ли. — Концерт — значит, концерт. И Феликсу теперь необходимо найти самые лучшие билеты на самый лучший концерт, которые он обязательно сможет достать, выкупив у знакомых… Необходимо сделать сюрприз, заявившись к Хёнджину на работу, а можно и к дому, размахивая найденными эксклюзивными билетами. Он не упустит эту возможность сблизиться, удачно используя свой четвёртый шанс. Ведь третий — уже.