Взаимосвязи

      Около огороженного жёлтой лентой участка улицы уже столпились зеваки. Откуда они взялись поздней ночью непонятно. Семенят от угла к углу как тараканы, нагло игнорируя офицеров полиции, призывающих всех разойтись. Место освещалось фарами служебных машин и прожекторами. К моменту прибытия Джунхи судмедэксперты уже закончили осмотр тела, а полицейские в последний раз осматривали окрестности и опрашивали очевидцев.       Пак по пути от машины надел на лицо маску, а на руки перчатки. Его без труда пропустили через ограду. Вслед за ним потянулись особо любопытные, но одного острого взгляда хватило, что бы те отошли назад. Первым делом он отправился к медикам. Те как раз собирали личинки в маленькие целлофановые пакеты.       Тело жертвы было накрыто плотной тканью, но Джунхи и гадать не пришлось: девушка, двадцать — двадцать пять лет, тёмные волосы, не крашеные. Утром Хонджуну придётся осмотреть тело, и вероятно он узнает, что девушка была девственной, но изнасилованной перед смертью. Пак стал сомневаться в правильности своего решения о принятии младшего на работу, но он и весь департамент в отчаянии. За последний месяц они нашли шесть таких тел и ни одной зацепки.       — Есть что-то новое? — без энтузиазма поинтересовался Пак, учёные в ответ лишь устало помотали головами.       — А у вас? — обращается он к полицейским — реакция та же.       Иногда ему хочется закурить. Особенно в такие моменты. Позже, одному из его сотрудников придётся узнать всё о жизни жертвы, и, что ещё хуже, говорить с её семьёй. Джунхи любил свою работу, но не эту часть и безумно рад, что ему больше не приходится сообщать матерям и отцам о смерти их ребёнка.       — Сворачивайтесь, и разгоните толпу уже, достали галдеть. Особенно журналистов, игнорируйте их вопросы и провокации, — даёт он установку, прежде чем в последний раз осмотреть территорию и покинуть место происшествия.       Садясь в машину, Пак первым делом проверяет геолокацию Хонджуна. Карта показывает адрес Сонхва и старший успокаивается, понимая, что с Кимом всё в порядке. Однако он делает пометку провести тому лекцию на тему походов в клуб завтра утром.       — Эй, лаборант Чон Уён, — зовёт Джунхи медика. Парню, которого он окликнул, на вид не больше двадцати лет. Он на секунду замирает и вертит головой в поисках источника звука, и когда находит, спешно подходит к машине Пака.       — Да? — осторожно отзывается он, внимательно смотря на следователя.       — С завтрашнего дня вместе с доктором Чхве будет работать студент Ким, знаешь такого? — Уён активно кивает головой, подтверждая, — присматривай за ним, и всем вашим передай. Он парень толковый, но ещё ребёнок и такое, — Джунхи пальцем в воздухе обводит место преступления, — ему ещё непривычно, — Паку сложно донести свою мысль, но Чон, кажется, догадливый. Он понимающе улыбается и кивает ещё раз.       — Хорошо, я буду рядом, если ему нужна будет помощь, — отзывается он и зевает, едва успев прикрыть рот.       — Спасибо. А теперь заканчивайте здесь и идите отдыхать, до обеда можете в лаборатории не появляться, — даёт указание Джунхи.       Уён быстро убегает, счастливо улыбаясь, и передаёт слова главы департамента остальным. Медики стали собираться быстрее, вероятно желая оказаться в постели раньше утра. Остальные работники полиции, включая Джунхи, с ними в этом вопросе были солидарны.       Только Пак приехал всё же под утро. До его дома от места преступления ехать больше часа. Первым делом он включает кофеварку: машина приятно зажужжала, готовя бодрящий напиток, и пошёл в душ. Прохладная вода помогла освежить мысли. Пак по полочкам разложил все дела, делая мысленную пометку о самых важных. Выйдя из душа, он не стал вытираться: прохладный воздух в сочетании с водой вызывал стадо мурашек, бодря. Кофе к этому моменту уже был готов, и Джунхи с наслаждением пил его, стоя на балконе. Вид с многоэтажки открывался великолепный: впереди не было домов, только сквер, где всё ещё виднелся утренний туман, освещённый рассветным солнцем.       Кофе допит. Пометки о важных вещах перенесены из мыслей в ежедневник — ему проще запомнить, когда записывает. До начала рабочего дня ещё два часа, а значит, пора собираться и ехать.

***

      Хонджун сладко зевает, потягивается и недовольно морщит носик, услышав очередной звон пакового будильника. В постели он один, и по шуму воды Ким догадывается, где старший. Он нехотя покидает тёплое местечко, и ещё раз недовольно воет, замечая время: ещё семи утра нет, а его уже разбудили. Спать хотелось очень сильно, а ещё болела голова и во рту было ужасно сухо. Чувство жажды пересилило желание спать.       На кухню он едва не полз: попытка встать увенчалась резкой болью в голове. Глаза разомкнуть сложно. Хонджун трёт их кулачками и промаргивается, а после снова щурится от света солнца, светящего прямо в окно кухни.       — Доброе утро, — от бодрости в голосе Сонхва Хонджуну хотелось заныть о несправедливости мира. Ким ему не отвечает — настроения нет.       Старший это никак не комментирует, но мысленно злорадствует, догадываясь о состоянии младшего. Но он не тиран и никогда им не был, поэтому любезно ставит перед подростком стакан воды и таблетки от головы. Тот так же молча их принимает и слабо улыбается, как бы благодаря.       — Завтракай и собирайся, через час отвезу тебя к Джунхи, — командует Пак. Ким в ответ строит страдальческое лицо, вызывая у Сонхва ухмылку, — ничего не рано. Все взрослые люди так на работу по утрам ходят. Скажи ещё спасибо, что на машине кататься будешь, а не на метро или автобусе, как многие.       Хонджун и правда, благодарен Паку за это. Мысли о метро и толпах потных людей, стоящих в транспорте как килька в банке, вызывают дрожь и чувство тошноты. А может, тошнит его не из-за ассоциаций, а вчерашних коктейлей, он не знает наверняка.       — Мда-а, — тянет Пак, сочувственно глядя на младшего, обнимающего белого друга, — а тебе сегодня ещё в трупах ковыряться, — высказывает он мысли вслух.       — Т-трупах? — впервые за утро подаёт голос Ким, замирая над раковиной с зубной щёткой во рту.       — Ага. Вчера ночью было найдено новое тело, — делится информацией Пак.       Хонджун снова вымучено стонет.