Тяжела и неказиста жизнь простого героиста

Антон бредет по дорожке к главному корпусу и размышляет над вечными вопросами: в чем смысл жизни, что есть человек и каково его предназначение в этом мире, существует ли душа и что она значит вне рамок тела, какого черта он полночи залипал в тупую игру на телефоне и не выспался. Голова словно набита ватой, ноги такие тяжелые, что их сложно отрывать от земли — носки кед уже грязные, потому что он ненароком распинывает гравий на дорожке. — Плохо спал? — спрашивает идущий рядом Макар и хлопает его по плечу так сильно, что Антон едва не погружается в землю сантиметров эдак на двадцать. — Ага, — зевает он, вяло ведя плечом и стараясь идти ровнее, чтобы остановить дрожь в коленках. — Ты осторожнее, что ли. Переломишь еще меня. — А, прости, — Макар убирает руку, мимолетно кидая на нее удивленный взгляд, — постоянно забываю. Макар — один из немногих, чьи силы в полной мере развились только к четвертому курсу. Во время поступления он был разве что немного сильнее сверстников, а сейчас превратился в настоящего героя, способного сосредотачивать всю свою силу и мощность в любой точке тела — и приумножать ее, разумеется. Благодаря этому в рукопашном бою ему нет равных — по крайней мере, с обычными людьми. — Тебя, может, до класса «А» повысят, — замечает Антон с улыбкой. — Будет вообще круто. — Да вряд ли, — отмахивается Макар, но тоже не скрывает улыбку — любой хочет быть в «А»-классе, это всё равно что получить джекпот и досрочно попасть в спецотряд после выпуска. Сразу после поступления всех героев распределяют на четыре класса. Официально считается, что класс ни на что не влияет — мол, это просто система для удобства и не более, но все прекрасно понимают: хуй там плавал. В «А»-класс попадают герои с развитыми аномальными способностями. Способные летать, пускать лазеры из глаз, читать мысли, подавлять силу воли и менять внешность — это «А»-шки. Если в университете совсем не будут пинать балду, то после выпуска отправятся прямиком на верхушку пищевой цепочки. Самые интересные операции, лучшее снаряжение, высокие зарплаты — это всё там. «Б»-класс — это те ребята, чьи умения не так поражают, но тоже весьма неплохи. Они могут летать, но не так высоко. Или они читают мысли, но не всегда и не все. Или они могут поднимать предметы в воздух, но только не слишком тяжелые — словом, всё то, что при должной тренировке может стать чем-то сверх. Если будут стараться — станут крутышами, если нет — у них всё равно будет классная работа. Не такая роскошная, как у «А»-шек, спасение мира в крупном масштабе им не доверят, но захват опасных преступников за очень много денег — вполне. Дальше начинается спуск по мусоропроводу. В классе «В» те, чьи способности не назвать ни «сверх», ни «супер», но они как бы вроде бы есть. Если кто-то способен пукать запахом жвачки или отращивать третий сосок — это сюда. Специалисты подберут костюм и снаряжение, позволяющее использовать силы наиболее выгодным образом. Антон принадлежит классу «В», хотя сам он искренне считает, что туда его распределили по ошибке, и его истинный ранг — это «Г». Негласная расшифровка класса «Г» — это, собственно, «говно». У этих героев вообще никаких способностей, это обычные люди. Программа подготовки героев проходит под слоганом «Героем может стать каждый» — поэтому сюда берут всех, кто не последняя рохля и не конченый идиот. Таким также делают классный костюм и прикольное оружие, а потом используют в качестве пушечного мяса. Есть еще класс «Д», но это отдельные ребята: умницы и умники, способные в уме перемножать десятизначные числа, изобретатели, стратеги — все те, кого вселенная не обделила мозгом. Они не ползают в грязи, не репетируют раз за разом спасение заложников и не учатся управлять самолетами — они сидят в своих лабораториях и думают серьезные думы. Антон контактировал с ними в прошлом году, в процессе курса по координированию, но лично ни с кем не встречался, просто слушал голос в наушнике и выполнял указания. Ему понравилось: расслабиться и делать то, что говорят люди поумнее — это прям его. — Че, волнуешься из-за распределения? — басит Макар, и Антон вздрагивает: он так глубоко ушел в мысли о несправедливостях судьбы, что забыл о друге. — Не, не особо, — после недолгих раздумий отвечает он. — Распределяет же Оракул, поэтому команды будут норм. Может, мы даже в одну попадем. На самом деле Антон немножечко волнуется. Их постоянно формируют в разные команды, но впервые командное задание будет длиться аж двое суток — вообще это тайна, поэтому, разумеется, об этом знают все. Такой срок — это вроде бы долго, и можно устать и заебаться друг от друга, но в то же время очень мало, чтобы успеть сработаться. Остается надеяться, что само задание будет простым, без крови и лишней жести. — Лишь бы не с Поповым, — вздыхает Макар, и Антон прыскает от смеха: не повезет человеку, который окажется в одной команде с Арсением. В прошлом году Ира так психанула, что сломала собственный летающий скейт и запустила обломками в заложника, которого им с Арсением надо было спасти. — Нам это не грозит. Он же из класса «А», так что у него по-любому будет какой-нибудь «А»-шка. — Не факт. Мало ли, что в голову Оракулу придет. Антон пожимает плечами и входит в заботливо открытую Макаром дверь. В фойе главного корпуса уже собралась толпа людей — обучающихся четвертого курса так много, что ни в один кабинет они просто не влезают. Антон по стеночке протискивается в угол, уныло глядя на потрескавшуюся краску на стенах. Вот вроде важная программа, передовые технологии, они тут на реактивных ранцах летают — а корпус похож на сельскую школу, которая мечтает о ремонте с распада Союза. — Почему вы не в костюмах? — слышит Антон знакомый голос где-то сбоку и останавливается. Макар врезается в него сзади, едва не выбивая воздух из легких. — Так распределение же, — недоуменно бубнит тот. — Никто не говорил приходить в костюмах. — Очевидно, что это официальное мероприятие, — нудит Арсений своим этим классическим осуждающим тоном, от которого глаза закатываются сами собой. — Можно же постараться и надеть костюм, это занимает две минуты. Антон поворачивается к Арсению — как и ожидалось, тот стоит, облаченный в свой черный кожаный костюм с резиновыми вставками, в который без брикета сливочного масла хуй влезешь. Антон знает, у него костюм похожий, но с большим количеством защитных пластин. — Арсений, это просто распределение, — чеканит он. — Нам скажут, с кем мы в команде, и мы все вернемся обратно в общагу досыпать. — Готовиться к заданию, — поправляет Арсений. — Мы вернемся в общежитие и будем готовиться к заданию. Антон снова закатывает глаза: ну конечно, это же Арсений, он спит и ест через раз, потому что готовится к чему-нибудь важному. Всё его время занято или учебой, или размахиванием ногами в спортзале, а редкие свободные минутки он тратит на нравоучения и придирки — прямо как сейчас. — Я и не сомневался, что ты будешь готовиться к заданию. Уверен, как и всегда, у тебя будет сто двадцать баллов из ста, а Шеминов прилепит тебе золотую звездочку на лоб. — Как смешно, — кривится Арсений. — И, кстати, у тебя сполз носочек. А у тебя, — он поворачивается к Макару, сканируя взглядом на предмет неидеальности, — зубная паста на щеке. Это, между прочим, вредно для кожи. Пока Макар вытирает щеку, а Антон подтягивает и вправду сползший носок, Арсений успевает уйти — наверно, искать новую жертву. Как же ему тяжело жить в мире, где все не такие же идеальные, как он сам. — Пиздец, — охуевает Макар, продолжая тереть уже покрасневшую щеку. — Вот почему ему не похуй, а? — Потому что это Арсений. — Антон разводит руками: само имя «Арсений» в университете давно стало нарицательным — теперь так называют любого невыносимого зануду. — Он такой. — Неужели никто из друзей не может сказать ему, что он всех заебал? — Я думаю, что у него нет друзей, — улыбается Антон грустно: Арсения немножечко жаль, пусть тот и сам виноват, что никто не хочет с ним общаться. Хотя ему вроде это и не нужно, вряд ли на этой планете есть более самодостаточная личность. Антон на мгновение вылавливает взглядом темноволосую макушку Арсения в толпе, но та сразу пропадает. Удивительно, что тот не затер волосы гелем, как часто делает — видимо, мероприятие в его глазах всё же не до такой степени официальное. Или тот спал и не хотел утром лишний раз возиться с волосами — мысль о том, что даже в Арсении есть что-то человеческое, почему-то умиляет. Фойе набивается до отказа, ужасно душно и нечем дышать, но Антону хотя бы в нос не лезут чужие волосы или мех с костюмов — он выше остальных студентов минимум на голову. Не считая Нурлана, конечно, который может растягиваться до десяти метров в длину и сейчас болтается башкой где-то под потолком. Ровно в восемь приходит Оракул — но это по-геройски, а вообще она Ляйсан Альбертовна. Антон питает к ней нежные, почти сыновьи чувства, ведь она его куратор, то есть в стенах университета всё равно что мать. Считается, что его способности неразрывно связаны с даром предвидения, поэтому никого лучше на такую роль не нашли. — Итак, дорогие мои, — начинает Оракул с нежностью и неизменной улыбкой, и все студенты мгновенно затихают, — пришло время для командного задания. Не буду в который раз говорить, что… В первых рядах мирно стоящей толпы поднимается рука — Антону и присматриваться не надо, чтобы с уверенностью утверждать: арсеньевская. Оракул тяжело вздыхает, но ее улыбка не меркнет даже на долю секунды — женщину с более крепкими нервами сложно представить. Всё-таки она жена одного из самых известных героев страны, мать двоих детей и куратор еще пары десятков. — Да, Арсений? — Сколько будет длиться задание? — озвучивает тот вопрос, ответ на который точно хочет знать каждый. Как ни крути, про два дня — это неофициальная информация. — Сутки на подготовку и двое суток на выполнение, — отвечает Оракул и не успевает рот закрыть, как Арсений поднимает руку снова. — Арсений, я обязательно расскажу всё, что вам стоит знать, после распределения. Получается, времени на задание даже больше — трое суток, а старт завтра в восемь. Две ночи им придется провести непонятно где, и это несколько пугает. Ночные задания — это не редкость, но может быть как плюсом, так и минусом, всё зависит от локации. Как-то Антону попалась база хранения петард, и ночью в темноте он там чуть всё не разгромил — чудом умудрился выполнить задание и отделался лишь небольшими ожогами и большим фейерверком. — Напоминаю, — продолжает Оракул, — что команды распределяла я лично, поэтому никаких исправлений. Золотые мои, я понимаю, что вы хотели бы быть в команде со своими друзьями, но это прежде всего работа. И я не сомневаюсь, что именно с этими партнерами у вашей работы будет лучший результат… Да, Арсений? Антон едва себя по лбу ладонью не шлепает: Арсений невозможный человек. Ему же минуту назад сказали успокоиться и помолчать, а он опять тянет руку. — По сколько человек будут команды? — От двух до пяти. Надеюсь, знание об этом тебе очень помогло. — Да, спасибо, — сухо благодарит Арсений. Далее Оракул рассказывает про то, как необходим опыт работы в команде, как это важно, ведь герои не работают в одиночку — и так далее и тому подобное. Антон не раз слышал все эти речи, и они кажутся ему очевидными: понятно, что никто не справится с толпой инопланетян в одно рыло. Да и в целом глупо идти куда-то одному — если что случится, то никакой помощи, так и сдохнуть легко. Наконец Оракул начинает зачитывать составы команд — сразу же после произнесенных слов на стене за ее спиной появляются имена и фамилии. Витающее в воздухе напряжение почти осязаемо, оно как тяжелый газ: кажется, пусти Дарина искру или чиркни кто зажигалкой — и они все взорвутся. Командные задания влияют на итоговую оценку, за них дают больше всего баллов, а это последний курс, так что на взводе все, кому не плевать на учебу. Антон не переживает — не потому что ему плевать, а потому что у него с командными заданиями всегда складывается на редкость удачно, хотя сам он и неумеха. Но обычно ему попадаются классные ребята, с которыми работать одно удовольствие, а если нет, то Антон умудряется сработаться с кем угодно. Он даже с Дариной на первом курсе поладил, а та вообще ненормальная и говорит на выдуманном языке. В смысле язык не выдуманный, конечно, она просто наполовину нептунка, но нептунского же никто не знает, кроме самих нептунцев. — Следующая команда из двух человек: Арсений Попов и… — зачитывает Оракул, и в фойе не то что все молчат — даже дышать перестают. Никто не горит желанием быть партнером Арсения, тот совершенно не умеет работать в команде, — и Антон Шастун. Следующая команда из трех человек: Айдар Га… — Подождите! — кричит Арсений одновременно с поднятием руки — у Антона нет сил кричать, он в глубоком шоке и экзистенциальном кризисе. Невозможно, чтобы его поставили с Арсением в одну команду, это абсурд. — Да, Арсений? — устало спрашивает Оракул. — У тебя есть какие-то вопросы? — Да, есть! — отзывается тот. — Почему Шастун? Этого не может быть, это какая-то ошибка, — тараторит он. — У него «В»-класс, и тот под сомнением. У него же нет способностей, только рюкзак, который работает раз в сутки. Он же абсолютно бесполезный напарник! — Арсений, — Оракул осуждающе качает головой, — ты принижаешь члена своей команды. Антон не обижен — примерно такого он от Арсения и ждал, в этом ничего удивительного: тот критикует всё, что двигается, а что не двигается — критикует как раз из-за этого. Но зато эта небольшая пауза помогает Антону прийти в себя и вылететь из кризиса резко и со свистом, как пуля у умелого снайпера. — Всё супер! — кричит он, и все оборачиваются к нему. Он достает из кармана спортивок полупрозрачный коробок и поднимает его вверх, показывая. — Я сегодня ночью как раз беруши из рюкзака достал, теперь понятно, для чего. По фойе разносится хихиканье, и даже Оракул не сдерживается, хотя и тут же прикрывает рот ладонью. — Я тебе сочувствую, братан, — шепчет рядом Макар и утешающе похлопывает по плечу — на этот раз легонько, возможно, даже синяков не останется. — Это нечестно, — распаляется Арсений — со своего места Антону видно, как нервно тот поправляет волосы. — У него все показатели средние, а по физической подготовке он вообще в хвосте! Он же не герой, а какой-то… героист. — Арсений, — строго говорит Оракул и хмурится, а хмурится она в исключительных случаях. Ее глаза начинают белеть, придавая ей еще более угрожающий вид. — Ты… — С тем же успехом я могу просто взять его рюкзак и так же доставать из него какие-то… — Арсений. — Могу я выполнить задание один? — не унимается тот, и Антон всё-таки бьет себя ладонью по лицу. Ему до сих пор кажется фантастикой то, что именно ему выпала честь работать с великолепным и блистательным Арсением, лучшим учеником университета с момента создания оного и самым раздражающим человеком на планете, но в принципе этому есть объяснение. Если уж кто и способен сохранить самообладание и не убить Арсения за целых два дня, то только Антон. — Нет, Арсений, ты не можешь выполнить это задание один, — объясняет Оракул с таким лицом, словно еще немного — и она шарахнет его своим шаром предсказаний. На самом деле вряд ли у нее есть шар, но Антон почему-то постоянно представляет своего куратора в образе гадалки. — Это командное задание, оно выполняется в команде. — Но… — Нет, Арсений, ты не можешь выполнить в одиночку даже часть задания. Нет, вы не можете разделиться. Нет, выбрать другого партнера нельзя, — перечисляет Оракул ответы, очевидно, предсказывая сами вопросы, — и присоединиться к другой команде тоже. Я убеждена, что вы прекрасно сработаетесь с Антоном. А теперь, пожалуйста, выйди из корпуса. Антон, — ее белесый взгляд моментально находит Антона в толпе, — ты тоже можешь идти, если хочешь. Итак, продолжим. Антон видит сочувствие на лице не только Макара, но и вообще всех окружающих его студентов: Эдик строит максимальное скорбное лицо и показывает ему большой палец вниз, стоящий рядом Егор пытается сдержать виноватую улыбку — ему самому не повезло скооперироваться с Арсением в позапрошлом году. Никто не знает, что произошло на том задании, но Егор потом целую неделю в лучших традициях Драко Малфоя говорил, что он всё расскажет отцу. Вряд ли мэру есть дело до разборок сына с нервными однокурсниками, так что последствий никаких не было. Тем временем Арсений идет к нему, и толпа расступается перед ним, аки воды Красного моря перед Моисеем — Антон готов поклясться, что слышит облегченные вздохи и шепот «Спасибо, что не я». Это кажется забавным, потому что Арсений всё-таки не исчадие ада, хоть и дольше десяти минут находиться с ним в одном помещении тяжеловато. Каждое его командное задание заканчивается чьей-нибудь истерикой — Арсений вообще первый студент, на кого написал жалобу спасенный заложник. Вроде бы в ней заложник написал, что лучше бы его (самого заложника или Арсения — неясно, версии разнятся) сожрала мутировавшая ядовитая саранча, но это просто слухи. Скорее всего, этого и не было. — Я с этим распределением категорически не согласен, — агрессивным шепотом заявляет Арсений, когда оказывается вблизи. — Не поверишь, но и я не в восторге, — фыркает Антон, после чего начинает медленно пробираться к дверям — позади себя он слышит недовольное пыхтение Арсения и голос Оракула, продолжающий зачитывать составы команд. — Неправильно, что «А»-класс ставят с «В»-классом, — бухтит Арсений. — Наши силы не равны, ты ничего не умеешь, кроме как доставать ерунду из рюкзака. Антон поудобнее перехватывает лямки рюкзака. На самом деле против этого у него аргументов нет — его способности действительно во многом зависят от рюкзака: в полночь там появляется предмет, который понадобится ему в ближайшие сутки. Этот рюкзак создавали специально для Антона и с другими людьми он не работает — не потому что нужен какой-то пароль, а потому что способности у Антона всё-таки есть. Вроде как он способен на подсознательном уровне просчитывать вероятность будущего, а затем физически притягивать к себе необходимый предмет из любой точки вселенной. Рюкзак просто облегчает эту задачу. В детстве Антон постоянно таскал булочки из ближайшей кондитерской и машинки из «Детского мира» — случайно, сам того не желая, материализовывал их в своей комнате. Родители ругались и обвиняли его в воровстве, виновато расплачивались с булочником и возвращали игрушки в магазин. Потом выяснилось, что дело не в шаловливых ручонках, а в шаловливых мутациях, и Антона взяло на учет государство. С крыльца главного корпуса открывается вид на двор: заботливо выращенные клумбы, милые скамеечки и деревья, под которыми летом так прикольно валяться — летних каникул у героев нет. Чуть дальше виднеется тренировочное поле, стрельбище и учебные корпуса, а за ними возвышается здание общежития. — Сейчас идем ко мне, дожидаемся, пока задание пришлют на почту, и до ночи готовимся, — встав рядом, отрезает Арсений. Антон косится на него, стараясь одним лишь выражением лица передать свое отношение к этому плану. — Что? — Арсений, я собираюсь пойти спать. Я полночи не спал. — Почему ты не спал ночью? — Арсений упирает руки в боки. — Кто не спит ночью перед распределением? А если бы мы приступали к заданию сразу после распределения? Ты разве не понимаешь, как это важно? — Ага, — бросает Антон, не слишком проникнувшись духом нравоучения. Несмотря на по-сентябрьскому теплую погоду, из-за утренней влажности прохладно, и он зябко обнимает себя за плечи. — Слушай, не твое дело, почему я не спал. Я был… занят. Антону стыдно признаться, что он был занят установлением рекорда в игре, где нужно составлять слова́ из сло́ва. Вообще-то, его такое не особо прикалывает, но он человек азартный, поэтому остановиться тупо не смог. Зато теперь он знает, что из слова «наследить» можно сложить не менее семидесяти слов. — О, — Арсений поднимает брови, — я не знал, что у тебя есть девушка. — У меня нет девушки… — непонимающе говорит Антон, и только после этого до него доходит: — Нет, я не сексом занимался, ничего такого. Он не понимает, почему оправдывается перед Арсением, будто того назначили ему не в партнеры по команде, а в мужья. Очевидно, у Арсения просто такая аура — а еще тот откуда-то всё про всех знает. Что удивительно, потому что с ним никто не общается, а значит слухами с ним вряд ли делятся. — А чем ты занимался? — доебывается тот. — Кстати, у тебя опять сполз носок. Антон поднимает ногу и рассматривает голую щиколотку и гармошку ткани, которая собралась под ней. Понятная проблема: резинки на всех его носках совсем ослабли, надо будет купить несколько новых пар взамен старым. Повезет, если на задание их отправят в город, и где-нибудь в процессе задания Антон сможет зайти в магазин. — Чего тебе дался мой носок? — цокает он и всё-таки подтягивает упомянутую деталь одежды, стоя на одной ноге и еле сохраняя равновесие. — Сполз и сполз, просто забей. — Это меня нервирует, — спокойно поясняет Арсений. — Так чем ты занимался ночью? — Смотрел порно и дрочил, — ляпает Антон первое пришедшее в голову и, снова обретя опору, гордо идет к лестнице. Он ожидал, что это станет красивой финальной точкой разговора, но Арсений скачет по ступенькам следом за ним — что объяснимо, ведь им обоим нужно в общагу. — Ты дрочил всю ночь? — У меня бурное либидо, — буркает Антон, мимолетно надеясь, что Арсений не из болтливых и эта информация не разнесется по всему городку. — Но сейчас я точно иду спать. — Ты не можешь идти спать, нам нужно готовиться к заданию. До него всего сутки! — За сутки я успею выспаться, пять раз поесть, сходить в зал, прочесть все материалы к заданию и один раз посрать. Может быть, два раза, если повезет. — Это безответственно, — ворчит Арсений, агрессивно шлепая по дорожке к общежитию — ему приходится делать маленькие шажочки, потому что Антон плетется не спеша и пинает попадающиеся под ноги камешки. — Мало того, что ты ничего не умеешь, так еще и подготовкой заняться не хочешь. — Вот такой вот я бездельник. — Ты можешь поспать у меня в комнате. Как проснешься, начнем готовиться. Что-то Антону подсказывает, что если он откажется, то Арсений придет к нему под дверь и будет сидеть там с завидным упорством. Чего-чего, а уж упорства тому не занимать: как-то на первом курсе тот поспорил с супервыносливым старшекурсником, что дольше простоит в планке. Арсений стоял в планке час, пока его соперник не слился просто от скуки. Правда, Арсения сразу после стошнило, а потом он рухнул в обморок, и Антон вместе с владеющей телекинезом Мариной тащили его в медпункт. — А твой сосед не будет против, что я сплю в вашей комнате? — У меня нет соседа, он переехал от меня в прошлом году, а нового в этом не подселили. — С чего бы, — нарочито удивляется Антон, еле сдерживая улыбку: даже новички в курсе, что существует некий Арсений Попов и что соседство с ним равно безумию. — Получается, у тебя есть свободная кровать? Если так, могу у тебя поспать, мне пофиг. — Договорились, — кивает Арсений, а затем вдруг резко останавливается. — Стой. — Что такое? — Антон тоже тормозит и оборачивается через плечо — кидает взгляд на свои ноги, но носки сползти еще не успели. — У тебя вот тут, — Арсений тыкает пальцем себе в центр лба, — прядка торчит, и она прыгает, когда ты идешь. Поправь, пожалуйста. Антон последний раз стригся месяца два или три назад, поэтому челка отросла, как у эмо-боя. Ему это не мешает, но он небрежно зачесывает волосы набок, чтобы никого не нервировать. — Она всё еще торчит, — не то жалуется, не то обвиняет Арсений, словно конкретно Антон виноват в существовании прыгающей прядки. То есть он виноват, конечно, но косвенно — он же не специально. — Поправь сам, — вздыхает он и чуть наклоняется, хотя они с Арсением почти одного роста. Тот как будто только этого и ждал — делает шаг навстречу и с сосредоточенным лицом начинает пальцами вытягивать и укладывать его челку. Движения резкие, но в то же время аккуратные, за волосы он не дергает, так что Антон стоит смирно и ждет окончания этой импровизированной укладки. Перед глазами арсеньевский нос с плоским кончиком, на который невыносимо хочется нажать пальцем, и пушистые темные ресницы — их тоже хочется потрогать. Антон вообще кинестетик и любит всё щупать, нюхать и пробовать на вкус. Часто он делает это случайно, не задумываясь, за что порой получает пиздюлей от девчонок: то на автомате приобнял за плечи, то положил руку на спину. На самом деле, если так прикинуть, Арсений же смазливый капец — будь у него характер получше, за ним бы вилась толпа поклонниц. Хотя в делах сердечных внешность не то чтобы сильно играет роль: Антон большую часть времени похож на небритого бомжа, но у него на любовном фронте проблем никогда не было — потому что нет любовного фронта, нет проблем. Прямо как у Арсения: кажется, тот за все годы обучения ни с кем не встречался. — Готово, — удовлетворенно заключает тот, отходя на пару шагов и осматривая результат своих трудов. Антон боится прикоснуться к своим волосам — не дай бог порушит творение этого невротика. — Теперь всё? — уточняет он на всякий случай. — Носки не сползли, молния не криво застегнута? Трусы не торчат, сопля из носа не висит? Явно распознав иронию, Арсений поджимает губы, но всё равно осматривает его внимательным взглядом с головы до ног, а потом наклоняется и в самом деле заглядывает в нос. — Всё в порядке, — заключает он. — Можем идти. — Спасибо, добрый господин, — насмешливо кланяется ему Антон и направляется дальше по дорожке, зевая во весь рот — спать охота до слезящихся глаз. *** Во второй раз Антон просыпается без десяти минут полночь, если часы на стене не врут. В первый он заснул далеко не сразу, как пришел в комнату и рухнул на кровать: оказывается, у Арсения есть привычка читать вслух — громко и с выражением, якобы так лучше запоминается. Антон сначала охуел, потом опять охуел, потом накрыл голову подушкой, а уже потом вспомнил про беруши — воткнул в уши и наконец уснул. Через несколько часов он проснулся, сходил на обед, сгонял в зал на ежедневную тренировку, мышцы от которой уже четвертый год не стремятся расти, и таки прочитал часть материалов по заданию. Локация так себе: им достался лес, полный ходящих, ползучих и летающих тварей, хотя в основном безобидных. И ладно бы их миссией было кого-то спасти или завладеть важной информацией, но их цель — собрать грибы. Вообще Антон давно привык, что если им и дают настоящие задания, то они всегда максимально простые — ничего серьезного молодняку не доверят. Но сбор грибов, пусть и уникальных, это хрестоматийное убожество, как выразился сам Арсений — а потом добавил, что Антон воняет. Антон понюхал подмышку, согласился с этим утверждением и пошел мыться в общую душевую на этаже. А после мытья у него сработал рефлекс, и он лег спать опять. И, собственно, спал бы и дальше, зря проснулся. — У тебя слюна изо рта течет, — замечает сидящий на своей кровати Арсений, поднимая на него глаза от экрана ноутбука — Антон слышит его как будто через слой ваты. Челюсть онемела, и подушка под ним и правда мокрая, так что он вяло закрывает рот, вытирает слюни, вытаскивает беруши из ушей и переворачивается на спину — рука, на которой он лежал всё это время, затекла. Он косится на Арсения и с удивлением обнаруживает, что тот не в костюме, а в каких-то черных штанах и футболке с «Хеллоу Китти». Последний раз Антон видел его в обычной одежде чуть ли не год назад, когда они ночью столкнулись на общей кухне: то была ночь перед экзаменом, и Арсений варил себе кофе — такой же темный, как круги под его глазами. — Я думал, ты даже спишь в костюме, — шутит Антон, с трудом садясь на кровати — кровать Арсения стоит напротив, и разделяет их от силы метра полтора. У Антона комната побольше, но он и живет со здоровым Макаром, которому надо много места во всех смыслах. — Я думал об этом — это позволило бы оставаться в боевой готовности двадцать четыре часа в сутки. Но спать в костюме неудобно, поэтому на ночь я решил его снимать. — Ты шутишь, — не то спрашивает, не то утверждает Антон — он сам не уверен. — Конечно, — фыркает Арсений и переводит взгляд обратно в ноутбук, — я же не сумасшедший, чтобы спать в костюме. Я хожу в нем только на занятия, и то не всегда. К тому же мои способности никак от него не зависят, в отличие от твоих. Да уж, с умением метать шаровые молнии никакой костюм не нужен. Правда, в обычной одежде Арсений после таких выкрутасов останется в чем мать родила, но на грани жизни и смерти вряд ли кого-то волнует нагота. — Мои способности тоже зависят не от костюма, — зевает Антон и взглядом ищет свой рюкзак — находит на стуле около кровати, хотя он точно бросил его на пол у двери. — Да, они зависят от рюкзака. Не представляю, что ты можешь достать такого, что нам невероятно поможет. Разве что телепорт, который перенесет нас прямо к этим чертовым грибам. Несмотря на пренебрежение в его голосе, такое вполне возможно — Антон доставал из рюкзака и не такие странные штуки. Дубликатор, позволяющий сделать точную копию предмета, ботинки с искусственным интеллектом, стреляющий сырым мясом пулемет, который очень помог в схватке с мутировавшими собаками — и это далеко не полный список вещей. Впрочем, чаще он вытаскивает из рюкзака что-то обычное вроде попрыгунчика, коробки крекеров или тех же беруш — но у него и дни по большей части совершенно обычные. — Твоя еда на столе, — мимолетно сообщает Арсений, явно увлеченный чем-то в ноутбуке. — Пришлось переложить ее в термос, но не гарантирую, что она до сих пор теплая. — Моя еда? — глупо переспрашивает Антон. На столе действительно стоит низкий термос — такой, в каких они обычно берут еду на короткие задания. — Тебя не было на ужине. — Арсений активно тапает на тачпад и что-то пишет — видимо, заметки самому себе. — Разумеется, я взял тебе поесть. Не знаю, успеем ли утром позавтракать, а следующие два дня придется питаться сухими пайками и консервами. Антона колет такой острой благодарностью, что едва слезы на глаза не набегают — ему раньше никто не приносил еду с ужина. Обычно если ты пропустил прием пищи, то это исключительно твои проблемы: купи шоколадку в автомате или возьми фрукты из холодильника на кухне, на крайний случай свари макароны. Вот уж от кого, а от возмущенного всем на свете Арсения он такой заботы не ожидал, пусть эта забота и обусловлена девизом «на задании ты должен быть бодр и сыт». — Спасибо, — благодарит Антон, хотя именно сейчас есть не хочется — но скоро захочется, он себя знает. — Ты прочитал все материалы по заданию? — учительским тоном интересуется Арсений, убирая с коленей ноутбук и включая лампу над своей кроватью — и Антон только замечает, что челка того убрана набок розовыми заколками. — Возможно, ты не заметил, но я спал. — Я заметил, но ты ведь перед сном всё прочел? Как минимум раздел про обитающих в лесу животных. Я не хочу, чтобы ты подцепил галлюциногенного слизня или своим смехом привлек двуглавого волка. — Как связаны мой смех и волк? — хмурится Антон — кажется, им на курсе про мутации животных что-то про волков рассказывали, но это было давно. — Они реагируют на высокие звуки, а ты смеешься, как Микки Маус. Антон молча показывает Арсению средний палец и, глянув на часы и убедившись в наступлении полуночи, подтягивает к себе рюкзак. Он искренне надеется вытащить оттуда что-то невероятное — например, турбопушку или ключи от реактивного мотоцикла, который может ездить по усеянному кочками лесу. Но когда он сует руку в рюкзак, то среди учебников, тетрадок и фантиков от конфет нащупывает что-то продолговатое и резиновое, на ощупь похожее на подгнивший огурец. — Что там? — Арсений весь напрягается. — Скажи, что что-то полезное. Невысказанное «иначе от тебя никакой пользы» остается висеть в воздухе, а Антон с ужасом понимает, что это не что-то полезное — и даже не огурец. Не то чтобы он был завсегдатаем сексшопа, но резиновый член на ощупь распознать несложно. Кое-как сдерживая смех (мало ли, вдруг рядом двухглавые волки), он вытаскивает большой полупрозрачный фаллоимитатор кислотно-зеленого цвета. Его головка мягко покачивается, как бы кивая немногочисленным зрителям в знак приветствия. — Это такая шутка? — Арсений складывает губы писей. — Очень смешно, я оценил и в некотором роде восхищаюсь твоей вместимостью. А теперь доставай… что-то другое. Антон не выдерживает и смеется — и от абсурдности происходящего, и от выражения лица Арсения. Пару раз он доставал связанные с сексом предметы: и презервативы были, и смазка, и один раз даже мастурбатор, когда отчаянно страдалось от недотраха — но такая здоровенная хуевина ему не попадалась ни разу. — Это не шутка, — отсмеявшись, говорит он и задорно трясет дилдаком, — мне реально выпал этот член. Может, это тебе? — Он протягивает его Арсению. — Расслабишься, а? Арсений раздувает ноздри, что в сочетании с умилительными розовыми заколочками выглядит скорее забавно, чем грозно. В университете есть люди, которые всерьез боятся Арсения — Антон их никогда не понимал, потому что тот страшен не более, чем разъяренный котенок. Максимум за пятку укусит — и то вряд ли, он же брезгливый. — Не психуй, — примирительно добавляет Антон, пока Арсений и правда не начал кусаться или верещать. — Подумаем и поймем, что это такое. Мне ни разу не попадалось ненужных вещей. Что если он какой-то особенный? Антон вертит дилдо в руках, внимательно рассматривая на предмет каких-нибудь кнопок или рычажков, но ничего такого не находит. Негодующее кряхтение в комнате мешает сосредоточиться, но он старается включить мозг: для чего-то этот член ему нужен. Учитывая, что скоро задание, это как-то связано, но вряд ли двуглавые волки или радиоактивные змеи боятся резиновых хуев. Хотя кто знает: мутировавшие животные плохо изучены. Помяв пальцами фаллоимитатор по всей длине, Антон подносит его к лицу и без всяких этаких мыслей лижет головку — на вкус резина резиной. Арсений издает какой-то задушеный писк, и Антон, не отрывая язык от члена, поднимает на него взгляд. — Какого хрена ты делаешь? — хмурится тот. — Я догадывался, что ты не блещешь умом, но чтобы до такой степени — я поражен. — Мало ли, — невнятно произносит Антон всё еще с прижатым к члену языком и лишь после отстраняется. — Мало ли, вдруг он из мармелада. — Точно, ведь мармелад определенно поможет нам собрать грибы, — рявкает Арсений. — Боже, а я надеялся, что самая большая проблема — это то, что уже четвертый курс, а нам до сих пор не дают нормальных заданий… Это же дилдо, очевидно, что его нужно использовать по назначению. — Это не всегда так работает, ты что, «Ледибаг» не смотрел? — вздыхает Антон, вспоминая «Супершанс»: использовать футболку в качестве полотенца при вскрытии раковины устрицы — это по его части. — Иногда надо искать нестандартные методы. Хотя… — Что? — Арсений аж с кровати соскакивает. — Ты что-то придумал? Включи мозг, это ведь твой рюкзак, ты должен знать, как работают вещи оттуда. — Если ты не перестанешь истерить, я реально засуну тебе его в жопу! — Антон угрожающе машет членом, и Арсений вроде как немного смиреет. — Но вообще есть вероятность, что ты прав. Перед сдачей нормативов на втором курсе я достал конфету, которая сделала меня охуеть каким сильным. — Это же жульничество! — Арсений всем своим телом выражает осуждение. — Как тебе это засчитали? — Соболеву же бег засчитывают. — Но Соболев быстрый всегда, а не только когда съест конфету. — Я эту конфету не украл, а получил с помощью своей способности, так что с меня взятки гладки. — Антон пожимает плечами и снова смотрит на член. — Это я к чему говорю: возможно, если трахнуть себя этой штукой, то она тоже что-нибудь даст. — Трещины ануса, например. — Да не такой уж он и большой, — сомнение, однако, само собой проскальзывает в голосе, — бывают и больше. — Это твой рюкзак, твой дилдо и твоя задница, так что тебе решать. Но, — Арсений поднимает бровь, — ты хоть раз это делал? — Нет, — признается Антон, — а ты? — Речь не обо мне, я не собираюсь засовывать себе в задницу дилдо, который непонятно откуда взялся и непонятно как на меня повлияет. Так-то Антон тоже не горит желанием засовывать себе в задницу дилдо, который непонятно откуда взялся и непонятно как на него повлияет. Порой у него возникают мысли попробовать что-нибудь подобное, и как-то он даже пытался вставить в себя пальцы, но в итоге лишь захотел срать и чуть не вывихнул запястье. — Я уверен, что это как-то связано с тобой, — упрямо твердит он, протягивая Арсению член — за исключением кислотного цвета, почти как обычный, даже рельефные венки есть. — Посмотри, может, что-нибудь поймешь? — Я не буду его трогать, ты же его облизывал, — морщится Арсений. Точно, Арсений же брезгливый. На первом курсе он даже в столовую ходил со своей тарелкой и просил класть еду в нее — над ним тогда все угорали, а Антону было его жаль. Очевидно же, что у этого чудика какие-то проблемы, а над проблемами смеяться как-то нехорошо. — Я могу сходить помыть его, — предлагает Антон, в красках представляя, как кто-то застукает его ночью в ванной, беспечно намывающего резиновый хер. Разговоров будет на неделю. — Помой, конечно, а потом трахни им себя. — Я не собираюсь делать это сейчас. — А когда? — Арсений указывает на часы, стрелки которых перевалили за двенадцать. — Завтра утром мы выходим в лес, ты что, собрался делать это в лесу? Это негигиенично. И мы не будем тратить время на такую чушь, я уже составил план, маршрут и расписание, у меня всё по минутам. Антон нисколько не сомневался, что Арсений — именно тот человек, который составляет расписание на всё, включая расписание составления расписаний. Интересно, насколько точен этот его план и есть ли там указания, когда есть, срать и ссать. И примечания, что подтираться надо внутренней стороной лопуха, так как она мягче. — Ну что? — торопит его Арсений. На самом деле засунуть член в жопу не кажется Антону страшной перспективой — в конце концов, не он первый и не он последний это сделает, вряд ли от этого кто-нибудь умирал. С другой стороны, сейчас особого воодушевления эта перспектива не вызывает. Но если он посмотрит порно с симпатичным парнем, который делает то же самое… — Ладно, — сдается он. — Я думаю, часа мне хватит. — Зачем мне эта информация? — Чтобы ты знал, через сколько вернуться. — Я уходить никуда не собираюсь, я планирую лечь спать. — Арсений снова тыкает пальцем в часы. — А ты иди к себе и делай там, что захочешь. — Не могу я пойти к себе, я живу в комнате с Макаром. Он охуеет, если начну корячиться, пытаясь вставить резиновый хрен в жопу. То есть он поймет, конечно, если я всё ему объясню, но мне не хочется объяснять. — Я думал, вы лучшие друзья. — Да, но не перед каждым лучшим другом хочется делать что-то такое, — кривится Антон, представляя подобное — да он потом потрахаться не сможет лет восемь, каждый раз перед глазами будет всплывать эта сцена. — В комнате я точно этого вытворять не буду. — Тогда иди в душ. — С ума сошел? — Сейчас ночь, там никого уже нет. — Вот именно, что ночь: скоро все натрахаются и попрут мыться. И неудобно это. — Антон вздыхает и кладет дилдо на кровать — на зеленом казенном покрывале тот почти теряется. — Ладно, отбой тревоги, всё равно не хочу это делать. Он сам не может поверить, что спорит с Арсением, лучшим студентом университета, где лучше трахнуть себя секс-игрушкой — какой же это абсурд, более идиотской ситуации нарочно не придумаешь. Арсений, однако, не стремится отпустить и забыть, он опять упирает руки в боки и становится похожим на злую мать, нашедшую у сына сигаретную пачку в зимнем ботинке. — Какой еще «отбой тревоги», что значит «не хочу это делать»? — Он так сдвигает брови, что они превращаются в одну длинную монобровь. — Нет уж, ты вытащил этот член из своего рюкзака, тебе его в себя и засовывать! Иначе что ты за член команды? — Угнетенный, очевидно, — бубнит Антон. — Может, это и не так работает. Вдруг я должен буду кинуть его в пасть какой-нибудь зверюги, мы же не знаем. Что если это членобомба, и она взорвется у меня в жопе? — Вот мы и проверим, — бросает Арсений, после чего идет к своей кровати, достает из-под подушки какой-то тюбик и бросает в Антона — тот еле успевает поймать, пока тюбик не угодил острым краем в глаз. «Интимная гель-смазка „Спелая вишня“, — читает Антон на обороте, — предназначена для вагинального и анального секса». — «Спелая вишня»? — уточняет он вслух, глядя на молниеносно краснеющего Арсения, который агрессивно завязывает кед. — Серьезно? — Тебе что-то не нравится? — раздражается тот, дергая шнурок с такой силой, что по всем законам физики тот должен был порваться. — Сейчас заберу обратно. — Нет-нет, спасибо, — Антон кладет смазку на кровать рядом с мирно лежащим дилдо, — это очень мило с твоей стороны. Не знал, что… — замолкает, не слишком уверенный в дальнейших словах. «Что ты занимаешься сексом» — так вряд ли Арсений занимается сексом, «что ты дрочишь» — так все дрочат, это не бог весть какой сюрприз. Просто Арсений не ассоциируется с чем-то сексуальным, поэтому и наличие у него смазки вызывает удивление. — И помой его, — ворчит тот, игнорируя незаконченную фразу. Он скрупулезно завязывает второй кед на идеальный бантик и встает, идет к двери, бросая напоследок: — Через час вернусь. Когда Антон остается в полном одиночестве, он смотрит сначала на дилдо, безмолвно взирающего на него в ответ, затем на смазку, затем на термос с едой. В животе голодно тянет, но пожрать можно и потом, а пока надо разобраться с зеленой проблемой. Если бы его мысли услышал какой-нибудь спасающий леса эколог, он бы умер от смеха. Антон закрывает глаза и прислушивается к своей интуиции, как бы спрашивая себя: для чего этот предмет и как его использовать. Такое он практикует каждый раз, как у него возникают сомнения относительно притянутой вещи — а это бывает редко, но метко. Всё его нутро подсказывает, что Арсений прав, и этим дилдо действительно нужно себя трахнуть — такой вот прикол. Ладно, может, оно даст ему турбину в жопу, на которой он полетит сразу к грибам… Иногда он очень хочет себе простую способность, вроде метания молний, как у Арсения. Когда ты подлетаешь в воздух, генерируя разряд в сотню тысяч ампер прямо собственными ладонями, а над тобой при этом собираются грозовые тучи — вот это круто. Когда тебе надо пихать в жопу зеленый дилдо, который твой рюкзак выплюнул тебе в подарок — это не круто. Проблема в том, что Антон не очень-то разбирается в запихивании в себя предметов. Нет, разумеется, он смотрел порно, но там всё происходит легко и без проблем: хоба — и хуй в жопе. А прошлый горький опыт подсказывает, что в жизни так же просто не получится. Он берет телефон и заходит в чат-приложение — долго пялится на контакт Эдика, но так и не решается написать. С одной стороны, Эд встречается с Егором хуеву тучу времени, и наверняка они практикуют еблю в жопу. Плюс Эдик никогда не задает лишних вопросов, поэтому лучше консультанта в этом вопросе не придумаешь. С другой стороны, хоть Эд и не болтун, но он по-любому расскажет Егору: они делятся всем, включая трусы. А вот Егор как раз болтун — и в итоге весь городок будет перешептываться о сексуальных предпочтениях Антона. Иметь репутацию дилдопрыга — такое себе достижение. Так что он закрывает приложение и заходит в браузер, читает несколько статей и стопорится еще на первых пунктах. Во всех статьях написано, что в первые разы начинать желательно с пальцев — а Антон уже пробовал вставлять в себя пальцы, и ни хрена не вышло: ни хрена, ни пальцев, вообще ничего. Было неудобно и тупо больно, хотя смазки он тогда выдавил полтюбика. Но вдруг в тот раз просто не повезло, а в этот повезет, всякое бывает. Опасливо поглядывая на дверь, он стягивает штаны вместе с трусами, юркает под покрывало и включает на телефоне порно из категории «анал». В экране появляются два симпатичных парнишки, которые пока еще просто нежно сосутся и гладят друг друга по коленкам — начало удачное. Он ложится поудобнее, на бок, устраивает голову на мягкой, почему-то пахнущей цветами подушке. В комнате вообще пахнет приятно: чем-то сладким и свежим одновременно, как в оранжерее. У Антона обычно воняет быстрозавариваемой едой или грязными носками, а еще у него вечный срач, а тут безупречная чистота — даже книги на полке расставлены по высоте корешков. «Граф Монте-Кристо», «Отверженные», «Замок Броуди», «Полианна», «Триумфальная арка» — ничего удивительного в классике нет. А вот когда Антон щурится и смотрит на содержимое нижней полки — «Клей», «Американский психопат», «Удушье» — то несколько охреневает. Хотя это же Арсений, черт знает, что у него там в мозгах творится. Черт, порно же! Там прошло уже три минуты ролика, и один парнишка вовсю сосет другому. Усилием воли Антон заставляет себя не отрывать взгляд от телефона, но в голову всё равно лезут мысли об Арсении. Всё-таки он в чужой комнате, тут сложно сосредоточиться, особенно когда вокруг пахнет цветами. Спустя несколько минут наблюдения за тем, как два парня в позе шестьдесят девять вылизывают члены друг друга, возбуждение всё-таки нарастает — хотя мысли об Арсении всё еще маячат где-то на фоне. Антон думает: а смотрит ли тот порно, и если да, то какое — и как под него мастурбирует. В сегодняшнем резком «Ты хоть раз это делал?» сквозило такое очевидное «Я-то в курсе, как оно бывает» — неужели у Арсения был секс, причем анальный? Или тот эксперт в области засовывания в себя игрушек? Или разбирается исключительно в теории? Антон стонет и переворачивается на спину, свободной от телефона ладонью накрывая лицо: хрена с два у него что-то получится, пока он не может перестать думать об Арсении. Однако Наруто учил не сдаваться, и Антон тоже не готов сдаться так быстро — так что он опускает руку под покрывало и нащупывает слегка напряженный член, мнет его пальцами, зажмуриваясь и представляя… Он честно пытается представить парня из порно — того, что симпатичнее, — но образ Арсения никуда не девается. На самом деле Арсений ведь тоже бывает симпатичным. Он мило морщит нос в те редкие моменты, когда смеется, а его привычка облизывать сухие губы зимой и поздней осенью — вообще секси. Антон вспоминает, как в спортзале тот всегда отдается на полную — бегает на два круга больше, чем нужно, увеличивает норму отжиманий в два раза, подтягивается на турнике быстрее всех. Его футболка вся мокрая, по вискам течет пот, мышцы напрягаются, перекатываются под разгоряченной кожей — Арсений худой, но жилистый, а не щуплая глиста, как сам Антон. У него красивое тело, особенно бедра — такие упругие, мясистые, их так и хочется сжать пальцами, притянуть к себе и… Антон распахивает глаза и замирает, тяжело дыша: нет-нет-нет, он не собирается дрочить на Арсения, это же какой-то пиздец. Всё равно что дрочить на… Ему не приходит никаких удачных сравнений, но дрочка с мыслями об Арсении кажется неправильной и аморальной, прямо фу. Антон снова зажмуривается, сжимая в кулаке уже твердый член, и усиленно представляет Егора — нет, тоже фу, это же парень его друга. Он откладывает телефон в сторону и накручивает какой-то собирательный образ: просто незнакомый симпотный парень. Этот незнакомый симпотный парень так же разваливается на кровати, раздвигая ноги, проводит кулаком по члену, ласкает мошонку, скользит пальцами в ложбинку между ягодиц. Антон приподнимает таз, чтобы было удобнее, и трет подушечками — это неожиданно приятно. Член мягко потирается о покрывало, парень в фантазии по-прежнему повторяет его действия, тихо постанывает, закрывая глаза с темными пушистыми ресницами. Его челка заколота розовыми… блядь. Антон стонет и переворачивается лицом в подушку — ткань холодит горящие щеки. Ему ужасно стыдно, и он бы в жизни никому не признался, что фантазирует об Арсении — подумать только, об Арсении, сука, Попове! — но это сильнее его. Раньше ему и в голову не приходили подобные мысли, но раньше он не проводил с Арсением так много времени вместе. А еще раньше Арсений не приказывал ему засунуть в себя резиновый член — и это почему-то возбуждает, каков пиздец. Под покрывалом становится жарко, но убрать его Антон не рискует — мало ли. Поэтому он, всё так же уткнувшись пылающим лицом в подушку, просто встает на колени и заводит руку на спину, незамысловато мнет тощую задницу, опять гладит себя между ягодиц. Ничего пихать в себя по-прежнему не хочется, хочется обычного человеческого подрочить в кулак, но он тут не просто кайфует — у него дело. Так что он снова ложится на бок и шарит по кровати в поисках смазки — та обнаруживается за спиной, рядом с дилдо, о котором Антон пока старается не думать. Вместо этого он щедро выдавливает смазку на пальцы, и в воздухе тут же растекается концентрированный вишневый запах — запах леденцов и девчачьего блеска для губ. Последнее напоминает об Ире, и Антон морщится, запихивая эти воспоминания в дальний угол: это еще более фу, чем дрочить на Егора. Арсений всё так же незримо присутствует в комнате. Теперь Антон, сгорая со стыда, представляет того рядом: это его мокрые и скользкие от смазки пальцы трут сзади, это он кружит подушечками, не решаясь просунуть внутрь хотя бы фалангу. Если включить воображение, то кажется, что можно услышать его напряженное пыхтение, недовольное «Ты можешь расслабиться или нет?» — и это странным образом заводит тоже. Антон решает не ходить вокруг да около и резко сует в себя палец, тут же вздрагивает — не от удовольствия, а наоборот. Мышцы быстро-быстро сокращаются, плотно сжимая палец, начинает вдруг тошнить, бросает в холод. Антон пробует двинуть пальцем, но это реально больно, будто кто-то внутри сжимает мышцы в тиски. Переживая спазм и стараясь справиться с нахлынувшей тошнотой, он всё-таки аккуратно вытаскивает руку и двигает к себе рюкзак, чтобы найти там влажные салфетки. Нет уж, идите вы в жопу со своей еблей в жопу. Рожденный ползать летать не может, не для Антона такие вот глубокие отношения. Тщательно вытерев руки, он берет телефон, находит в списке студентов на сайте университета контакт Арсения (еще бы, тот же староста всего курса) и пишет ему: «Ничего не вышло (не вошло). Можешь возвращаться». Однако не успевает он положить телефон и потянуться за собственными штанами, как дверь резко открывается, и появившийся в проеме темный силуэт Арсения обвиняюще заявляет: — Ты всё делал неправильно! Антон так и замирает на полпути к штанам. — Ты что, сидел всё это время под дверью? — неверяще спрашивает он, сглатывая: пиздец, то есть он тут фантазировал об Арсении, пока тот смиренно ждал за дверью. — Не всё время — я сходил на кухню и съел яблочко, — говорит тот как ни в чем не бывало и аккуратненько закрывает дверь. — Но зал уже закрыт, бассейн тоже. Не буду же я ночью бродить по коридорам, как привидение, пришлось вернуться. Расскажи всё, что ты делал. Поэтапно. Он встает у кровати, сложив руки на груди — и теперь похож уже не на мать, а на учителя, недовольного тем, что кто-то не справился с простейшим домашним заданием. На его челке по-прежнему розовые заколки, которые великолепно сочетаются с таким же розовым румянцем на щеках. — Можно я хотя бы одену штаны? — с сарказмом просит Антон и всё-таки тянется за штанами, но Арсений ногой отодвигает их дальше по полу. — «Надену», — поправляет он. — И нет, нельзя. — Деспот в здании, — закатывает Антон глаза и ложится обратно на спину, глядя снизу вверх на своего тюремщика. В свете ночника тот видится прямо-таки вышедшим из преисподнии дьяволом, но не злым, а скорее дьяволом на испытательном сроке — короче, не страшно вообще. — Что тебе рассказать? Я засунул палец в жопу, мне все кишки скрутило. — Это был спазм, — со знанием дела кивает Арсений. — Смазкой пользовался? — и втягивает носом воздух, после чего сам себе отвечает: — Пользовался, молодец. — Естественно, я пользовался смазкой, я же не идиот. Просто, наверно, я не создан для этого. — Ну конечно, — скептически отзывается Арсений, а затем отворачивается к своему стеллажу и что-то ищет в одной из коробок. — Я сделаю всё сам. — Чего? — тупит Антон. — В смысле ты сделаешь всё сам, сам себе засунешь его в жопу? — Нет, я засуну его в жопу тебе. Арсений произносит это так уверенно и спокойно, что Антон охуевает окончательно, без шансов на благополучный выход из ахуя. Если раньше ситуация была просто абсурдной, то теперь она превращается в бред душевнобольного, привязанного к койке заботливыми медсестрами. — Ты же это несерьезно. — А есть другие предложения? — Арсений поворачивается к нему, натягивая на руки черные латексные перчатки — сука, он и правда серьезно. — Если я берусь за что-то, то делаю это идеально, тебе всё понравится. А если ты боишься, что я разболтаю, то… — Так, стоп. — Антон резко тянет покрывало к подбородку, и грубая ткань неприятно трет обнаженный член. Ебаный в рот, он же до сих пор голый по пояс — снизу. — Арсений, это уже перебор. Ты не будешь трахать меня резиновым хуем. Просто нет, без вариантов. — Но задание… — Поебать мне на задание. — А мне нет, — отрезает Арсений. — Я не хочу провалить его, и если оно зависит от этой, — он тыкает обтянутым латексом пальцем куда-то в кровать, — штуки, то ты засунешь ее себе в жопу, понятно? Я постоянно теряю баллы на командных заданиях из-за таких, как ты. — Может, ты теряешь баллы, потому что ты властная истеричка, которая не умеет работать в команде? — Антон садится, но покрывало всё так же придерживает на уровне шеи. — Если до тебя дойдет, что «командный» — это от слова «команда», а не от слова «надо делать так, как хочет Арсений», то всё будет проще. — Я не виноват, что мне попадаются идиоты, которые на заданиях ведут себя вот так, — он пучит глаза и вертит головой, как дурачок, — и не способны на хоть какой-то план действий. Почему бы просто не довериться самому умному и адекватному участнику команды? Антон вполне согласен с «умным», но вот насчет «адекватного» он бы поспорил трижды. На него вдруг накатывает какое-то опустошение: он уже ругался с Арсением года два назад, когда они по жребию должны были бежать кросс со связанными руками. Арсений тогда свалился в грязь, разбил бровь и разорался так, что на них весь курс пялился — Антон выслушал о себе так много нового, что аж восхитился своей разносторонностью. Он и криворукий дебил, и бесполезный напердыш, и пиздохлоп, нихуебышек, и даже пиздушкин чепчик — столько личностей в одном человеке, ну прямо Билли Миллиган. На самом деле в той ситуации он и правда был виноват: рванул под сетку до того, как Арсений слез со стенки. Поэтому, хоть Антон и орал в ответ, ему было стыдно смотреть на то, как глаз Арсения заливает кровью из разбитой брови — и сейчас ему тоже стыдно. В конце концов, какая разница, сам он себе засунет этот хрен в жопу или это сделает кто-то другой. Откуда ветер ни дуй — один хуй, и тот резиновый. — Ладно, — вздыхает он, снова ложась на кровать. — Твоя взяла. Но если будет больно, то мы сразу сворачиваемся, ясно? — Клянусь, больно не будет, — дает слово Арсений и зачем-то идет к шкафу. — Открой себе какое-нибудь порно, лучше что-нибудь из любимого. У тебя есть такое? Антону сначала хочется театрально засмеяться и спросить, у кого вообще есть любимое порно — но это не тот случай, когда надо отнекиваться. Так что он лишь кивает и заходит в закладки браузера, в папку «Учеба» — естественно, ни одной ссылки по учебе в ней нет. Гетеро-порно не подходит, на гей-порно что-то не тянет, так что Антон включает одно из видео с любимой моделью — смазливым брюнетом с подкачанной задницей. Который, оказывается, по беглому взгляду чем-то напоминает Арсения. Приехали, спасибо. — Я смотреть не буду, — обещает тот, подходя к нему с полотенцем, — поэтому не стесняйся. Остается только догадываться, как Антон раньше не замечал этой очевидной схожести вебкам-модели с Арсением — или ему только кажется, что схожесть есть. В любом случае, пожалуй, на данный момент это самый удачный выбор. Может, если он сосредоточится на парне из порно, то хотя бы не будет думать о реальном Арсении. Тот тем временем забирает подушку с кровати, оборачивает ее полотенцем и командует: — Отодвинься, я положу ее тебе под таз, чтобы было удобнее. — Антон откатывается вместе с покрывалом, а потом в покрывале же умещает жопу на подушке так, чтобы она нелепо торчала вверх, голову складывает на локоть. — Покрывало надо убрать, оно мешает. После небольшой заминки Антон сдергивает покрывало, и обнаженную кожу, которая всё еще немного испачкана смазкой, холодит. Он старается абстрагироваться от происходящего и включает ролик: парень, пока одетый, улыбается до очаровательных ямочек на щеках. У Арсения такие же. Сам Арсений садится на край кровати и кладет ладони ему на поясницу — теплые, и даже латекс ощущается гладким и приятным. Он мягкими, хотя и отрывисто-неуверенными движениями, массирует низ спины, разминая тянущие после тренировки мышцы. — Что ты делаешь? — настороженно спрашивает Антон. — Хочу, чтобы ты расслабился. Если ты будешь напряжен, то ничего не получится. Тебе не нравится? — Да нет, нравится, — отвечает он заторможенно, глядя на то, как парень на видео игриво пощипывает соски через футболку. — Просто необычно. Не думал, что ты начнешь с этого. — А что ты думал? Что я с криком «На абордаж!» воткну в тебя дилдо, как пират — саблю в капитана корабля? — фыркает Арсений, плавно опуская руки ниже — ласково поглаживает не то поясницу, не то уже задницу. — Да, что-то вроде этого. И еще добавишь, какая некрасивая у меня жопа и что мне не мешало бы добавить приседаний в ежедневную тренировку. — Между прочим, так и есть. — Арсений опускает ладонь на ягодицу и коротко сжимает, как бы тестируя на упругость. — Ты же в геройской команде по футболу, а ноги такие слабые, о ягодицах вообще молчу — в них же совсем нет мышц. И это не говоря уже об эстетической части. Антон заранее знает, что пожалеет, но не спросить не может: — И что же не так с эстетической частью? — Лучше бы он вместо этого разговора сосредоточился на парне, который так мило улыбается ему с экрана, задирая футболку и показывая припухшие розовые соски. — Ну, — отзывается Арсений таким тоном, словно тут и думать не надо, — волосы. Антон ставит порно на паузу и оборачивается к Арсению через плечо — тот рассматривает его задницу с таким видом, словно само ее существование плюет в лицо всему прекрасному не только на этой планете, но и как минимум в этой вселенной. — Ты издеваешься? — Нет, я совершенно серьезно, — Арсений осуждающе качает головой, — не понимаю, почему ты яйца бреешь, а область вокруг ануса нет. Это же некрасиво. — Уж извини, с утра я не предполагал, что сегодня ночью сам великий Арсений Попов будет смотреть мне в жопу! Если бы знал, разумеется, проснулся бы раньше и целый час потратил на выбривание розочек вокруг дырки. На самом деле Антон никогда не видел прикола в бритье жопы — с яйцами вроде понятно, их можно в рот брать и лизать, с волосами это неприкольно. Лобок он бреет иногда, чтобы не разрастались совсем уж лианы из-под резинки трусов. Но на заднице-то волосы кому мешают? — Никогда не гугли, что такое «анальная роза», — с печальным видом советует Арсений. — И, кстати, «сегодня ночью» означает прошедшую ночь, потому что сначала идет ночь, а уже потом день. — Спасибо за эту полезную информацию. — Этот лес меня отвлекает. — Это для атмосферы, чтобы заданием проникся, — язвит Антон. — И вообще, бриться вредно, от этого бывают раздражения, и всё такое. — У меня есть специальный крем и новый бритвенный станок — если их сочетать, то никаких раздражений не будет. Я могу тут всё убрать. — Ты хочешь побрить мне жопу? — уточняет Антон устало, заранее смирившись со своей участью. Ему нечего терять, кроме чувства собственного достоинства, которого у него и так отродясь не было. — Да, но если ты принципиально против, то я постараюсь смириться. Надеюсь, мне не попадутся кентавры, единороги и логово огромных пауков. — Сука, ну какой же ты бесячий, — цокает Антон, отворачиваясь и утыкаясь лбом в предплечье, добавляет тише: — Делай, что хочешь. И как ты живешь в этом неидеальном мире? — С большим трудом и болью в сердце. Арсений бодро спрыгивает с кровати и идет к своему стеллажу, а Антон в который раз думает: неудивительно, что с этим парнем никто не общается. Сказать, что Арсений невыносим в своем стремлении критиковать вокруг всё и вся — это сильно преуменьшить. Хотя… Антон вспоминает, что тот ведь рос в детдоме, а там с детьми обходятся не слишком-то бережно. Возможно, все эти установки родом оттуда. — Уточню на всякий случай: ты после душа ходил в туалет? — Я не срал, баребух там нет, — фыркает Антон. — За кого ты меня вообще принимаешь? Я довольно чистоплотный, между прочим. По крайней мере, по сравнению с остальными парнями. Антон на парах по теории иногда наблюдает, как Щербаков без всякого стеснения ковыряет в носу. А Каргинов в открытую говорил, что трусы необязательно менять каждый день, их вполне можно и по несколько дней носить — а если вывернуть наизнанку, то и всю неделю. — А срал ты когда? — не унимается Арсений. — Сегодня днем, до зала, потом помылся. Если хочешь, буду всегда с унитаза тебе писать: «Уважаемый Арсений, я покакал. Стул плотный, темно-коричневого цвета, масса однородная». Составишь мой дневник говна, ты же любишь таблички. Арсений неожиданно смеется — тихо так, скорее хихикает, морща нос. В такие моменты он становится похожим на какого-то милого зверька, которого так и хочется почесать за ушком — Антон обреченно думает, что полетел кукухой. Будет здорово, если завтра из рюкзака он достанет восстановитель психической стабильности и вернется в те дни, когда не считал Арсения Попова милым. Тот возвращается к нему с какими-то тюбиками, салфетками, бритвенным станком и маленьким полотенцем — и всё это добро сгружает на кровать рядом. Антон ничего не уточняет, просто безропотно доверяется «самому умному и адекватному человеку в команде». В какой-то мере это даже немного заводит, хотя до этого момента процедура бритья возбуждающей ему не казалась. — Если хочешь, я могу включить тебе порно с ноутбука, — предлагает Арсений. — Давай лучше какой-нибудь обычный фильм, а? — Антон вырубает экран телефона с концами. — Но без убийств, кишков и всякой жести. Что-нибудь нейтральное, комедию там или мелодраму. — У меня вроде бы скачан «Как отделаться от парня за десять дней» — подходит? Я его уже смотрел, там про то… — Арсений делает паузу, — ну, про то, как отделаться от парня за десять дней. Парень заключает пари, что… — Без спойлеров, Арсений! Неинтересно же будет, что ты за человек такой. — Боже ты мой, там же такой увлекательный сюжет, такие неожиданные повороты — с ума сойти, — ворчит тот, вставая и идя к своей кровати за ноутбуком. — Интерес ведь в том, как именно всё произойдет, поэтому знание каких-то деталей лишь усиливает его. — Не буду спорить, ты же всё знаешь лучше. Но если ты проспойлеришь мне хоть что-то из фильма, то я намажу твою голову этим кремом, а потом буду дьявольски смеяться над блестящей лысиной, это тебе ясно? — Для человека, который лежит в моей комнате с голой задницей, ты очень много возникаешь. Между прочим, я тебе тут помогаю, мог бы и поблагодарить. — Пока не за что. — Антон ерзает на подушке: успел забыть, что на нем только футболка и носки. Арсений ставит ноутбук на пустую тумбу и включает фильм, после чего возвращается на свое место на кровати. Антон, повернув голову набок, старается наблюдать за заставкой, но отвлекается на пердящий звук и резкий запах спирта. — Это что такое? — хмурится он, глядя на Арсения с прозрачным тюбиком в руках. — Ты мне всю слизистую решил сжечь к чертовой матери? — Это — для перчаток, — Арсений показательно растирает гель в ладонях, — антисептик. Я же трогал всякие вещи, мало ли. Твоему нежному анусу ничего не грозит. Я это много раз делал, можешь мне поверить. Антон представляет, как Арсений прямо в этой комнате медленно раздевается, ставит на столик зеркало и встает к нему задом, неудобно изгибается, чтобы видеть себя. Он раздвигает ягодицы, рассматривает фронт работ, а потом выжимает крем и тщательно наносит, зажав от усердия кончик языка между зубами — иногда тот так делает. В прошлом году они сидели вместе на курсе по стратегии, и Антон мог беспалевно наблюдать за тем, как Арсений пишет конспекты и размышляет над логическими задачками. Кто бы знал, что спустя время тот будет аккуратно распределять крем по его, Антоновой, жопе специальной лопаточкой, для удобства оттягивая ягодицу свободной рукой. Антон периодически посматривает на него, потому что Кейт Хадсон на экране симпатичная, Мэттью МакКонахи тоже ничего, но Арсений, как ни странно, гораздо больше в его вкусе. — Теперь надо подождать, — деловито сообщает тот, оборачивая лопаточку сухой салфеткой. — А откуда у тебя шрам? — Какой шрам? — Антон изгибается сильнее, но на такие выкрутасы его тело тупо не способно. — Вот тут, — Арсений проводит по низу его ягодицы подушечкой пальца, — такой длинный. — А-а-а, это я в детстве съехал по горке, а в ней гвоздь торчал. Спасибо, что яйцами не зацепился, так бы был вообще пиздец. — Больно было? — Да пиздец, я так орал, что мама услышала из квартиры и выбежала во двор — думала, мне там руку оторвало. Она потом так ругалась на меня, что где попало катаюсь, что… Черт, прости. — За что? — недоумевает Арсений. — Ну, я про маму рассказываю. — О боже, — фыркает он, — ты же не думаешь, что если я жил в детдоме, то любое упоминание родителей причиняет мне боль? Я как бы в курсе, что у других есть родители. Несправедливо, что мои умерли, но никто в этом не виноват. Кроме того, из-за кого они погибли, собственно. Не то чтобы это был удачный разговор с учетом того, что Антон лежит к Арсению жопой, а та вдобавок намазана депиляционным кремом, но он всё равно осторожно спрашивает: — А что случилось? — Они оба были радиоведущими и вели утренний эфир, когда станцию захватили террористы, которые хотели передать какое-то сообщение. Но у одного были нестабильные способности, он взорвался, и всё здание рухнуло. До сих пор помню, какое лицо было у классной, когда она забрала меня с уроков и отвела к тетке из опеки. Арсений рассказывает почти без эмоций — сухо и сжато, но и в этом сквозит глухая тоска. Сложно представить, как чувствует себя ребенок, когда остается в этом мире совсем один — Антон сглатывает ком в горле и пытается перевернуться, но Арсений крепко удерживает его за бедра: — Так, куда это ты собрался, ты мне тут всё смажешь. — Хотел повернуться к тебе, а то как-то неудобно разговаривать. Еще и в фильме какая-то вечеринка — абсолютно не та атмосфера для разговоров. Но Арсений мягко улыбается и кивает на экран, мол, смотри давай. — Я не нуждаюсь в утешении или чем-то подобном, мне уже не девять. Сейчас ничего не изменить, но мы можем сделать так, чтобы больше такого не было. Знаю, что многие плохо относятся к программе подготовки героев, но я в нее верю. Существуй эта программа одиннадцать лет назад, может, кто-то успел бы нейтрализовать того террориста. — Поэтому тебя раздражают люди вроде меня, да? — Антон смотрит на ноутбук, хотя давно перестал улавливать суть происходящего. — Которые ебланят, плохо учатся и сдают нормативы с третьего раза? Потому что мы станем плохими героями и не сможем спасать людей? — Нет, меня просто бесит, что некоторые не могут сделать элементарные вещи сразу. Разве так сложно немного подготовиться, чтобы постоянно не лажать? Или погладить рубашку? Или причесаться? Или подстричь ногти? Антон закатывает глаза: всё, короткий миг адекватного Арсения прошел, безжалостный к чужим недостаткам Арсений вернулся. — Да почему ты вообще обращаешь внимание на такую хрень? Это же дело других людей, как они живут или выглядят. Бесит — просто забей, переключись на что-то другое. — Не получается. Каждый раз, когда вижу что-то такое, меня прямо колотит, и я не могу успокоиться. — Тебе нужно что-то с этим делать. Мир никогда не будет идеальным, все вокруг не станут подстраиваться под тебя. — Антон замалчивает так и просящееся «А если ты продолжишь в том же духе, то так и останешься один» — после разговора про родителей это жестоко. — Неужели, — язвит Арсений, — а то я не в курсе, как это работает. Всё, пора убирать крем и эти твои лохмы. Он снова берет лопаточку и бережно соскребает крем с кожи — и это оказывается совсем не больно и даже не неприятно. Никакого жжения или зуда нет — а вот возбуждение неожиданно накатывает. Спокойные и уверенные движения Арсения, то, как он в процессе касается его пальцами и как мнет ягодицы, как он шумно дышит сзади — всё это наводит на однозначные ассоциации. Антон окончательно забивает на Кейт Хадсон и ее план по доведению парня до белого каления и закрывает глаза. Арсений заканчивает с кремом и вытирает его влажным полотенцем — и сразу наносит прохладную пену и начинает работать станком, потому что «Тут немного еще осталось». — Антон, ты можешь руками ягодицы раздвинуть? — просит он. — Мне неудобно. Твоя задница плоская, как два блина, но даже с этим работать непросто. Болтовня в фильме немного снимает напряжение и неловкость, но недостаточно, чтобы после этой фразы уши Антона не начали гореть огнем. Однако он всё равно кладет ладони на ягодицы и раздвигает их в стороны — раньше такого вида точно никому не открывалось. — Спасибо, — благодарит Арсений, скользя по его коже бритвой — мелкими, неожиданно распаляющими движениями. Антон подозревает, что дело не в бритье и на самом деле его заводит полная открытость перед другим человеком, это безоговорочное доверие и отсутствие контроля. Во всех отношениях Антон был инициатором, а его девушки и парни были пассивными и не хотели не то что ничего решать, а даже делать. Арсений — полная противоположность пассивности, ему только волю дай. Так и подбивает спросить, какую роль тот предпочитает в сексе, если у него вообще когда-нибудь был секс, но это буквально кричит: «Караул, я думаю о тебе и о сексе в одном предложении!». — И-де-аль-но, — по слогам произносит Арсений, протирая его влажным полотенцем. — Если бы я не планировал стать героем, подался бы в задницебреи. Антон выжимает из себя жалкое хихиканье, хотя на самом деле ему меньше всего хочется, чтобы всё заканчивалось. Однако Арсений явно не собирается заканчивать — он проводит пальцами по уже гладкой коже, латекс скользит по ней беспрепятственно, пуская щекотку по телу. — Руки можешь убрать, — разрешает он, — но ноги раздвинь пошире, я сяду между них. Убрав руки и положив их под голову, Антон послушно раздвигает ноги — почти уже не стесняется, хотя уши по-прежнему горят, как и щеки, и даже шея. А вот задница не горит — видимо, реально хороший крем, надо потом спросить название. Арсений действительно садится меж его ног и притягивает его к себе вместе с подушкой — так, что ноги разъезжаются еще сильнее. А затем он нежно проходится пальцами по его ягодицам, дразня, и Антон на автомате нетерпеливо ерзает. Член, который уныло сдулся после пальца в жопе и прихода Арсения, снова напрягается, и с учетом подушки это неудобно. — Если будет неприятно, говори, — приказывает Арсений, поглаживая его по ложбинке. — И лежи смирно. — Да, капитан. — Я не слышу. — Так точно, капитан, — посмеивается Антон и уточняет уже без смеха: — А что если у меня, ну, встанет? — То я впаду в истерику, ведь никогда не видел стоящего члена. Между прочим, Антону очень интересно, имеет ли Арсений в виду свой член или тот видел вживую чужой стояк — и если да, то чей именно. Но в то же время думать об этом кажется странным, так что он тупо говорит: — Я серьезно, Арсений. — А какого ответа ты ждешь? — Тот явно недоволен. — Естественно, у тебя встанет, но дрочить я тебе не собираюсь. Захочешь — сам себе дрочи, ты не в массажном салоне. У нас есть цель! — Не буду я при тебе дрочить. Арсений не разводит дальше эту бессмысленную перепалку, а продолжает ласково гладить его между ягодиц — теперь с нажимом, иногда чуть надавливая. Слышится щелчок крышки тюбика, а затем его рука пропадает — причем надолго, Антон даже оборачивается. — Чего такое? — Грею. — Арсений сидит и усердно растирает смазку между пальцев — черный латекс перчаток блестит в свете ночника. — Ты же не хочешь холодный шматок геля себе на анус? — А ты реально в этом шаришь. — Пока нет, шарить буду чуть позже, и не говори о себе «это». — Он перебирает пальцами и ухмыляется. — Лучше смотри фильм. Антон фыркает и поворачивает голову к ноутбуку — и понимает, что ничего не понимает. Он пропустил завязку фильма целиком, поэтому понятия не имеет, какого черта Кейт Хадсон понадобилась кола в разгар матча. Спрашивать об этом у Арсения тупо, если учесть их недавний диалог о спойлерах, так что он просто пялится в экран — делает вид, что полностью осознает происходящее. Почему Арсений вообще хранит на ноутбуке этот фильм? Глупая романтическая комедия не вяжется с его отвратительным характером, разве что… судя по тому, как раздражающе ведет себя главная героиня, возможно, в этом и дело. Наверно, Арсений просто хотел бы того же: человека, который выносил бы все его многочисленные задвиги — довольно печально. Тот касается его теплыми скользкими пальцами, заставляя выкинуть эти мысли из головы и рвано выдохнуть, машинально податься бедрами навстречу. — Я же сказал не дергаться, — цедит он, хотя настойчивого массажа не прекращает. — Понимаю, что тебе приятно, но имей терпение, будь любезен. — Ничего мне не приятно, — бухтит Антон. — Это само собой происходит. Арсений опускает ладонь ему на поясницу, прижимая к подушке — но не с силой и не агрессивно, так что это даже немножко возбуждает. То есть не немножко — член, вообще-то, уже так твердеет, что хочется потереться им о махровую ткань полотенца. Но Арсений за такое и отшлепать может — он же псих. — Я сейчас введу палец на одну фалангу, — предупреждает псих, — совсем немного. Антону этого даже хочется — и когда палец таки проникает внутрь на чуть-чуть, это не больно, хотя и ничего прикольного. Но, наверно, так и надо было начинать, а не загонять палец внутрь сразу по самую костяшку. — Как ощущения? — спрашивает Арсений, не двигаясь. — Что-то срать захотелось немножко. — Это ложь, пиздеж и провокация, не верь своему организму. На самом деле это ощущение полностью проходит раза после третьего. Но скоро переключишься. — Ты прям эксперт. — Если я за что-то берусь, я в этом разбираюсь. — Антон так и видит, как Арсений поправляет невидимые очки. — Здесь важен разумный системный подход, как и в любом другом деле. И мозг, но с ним у тебя загвоздка. — Возьму и пукну тебе в палец, понял? — Я же заткнул тебе анус — ты надуешься и лопнешь, как жаба. Антон не выдерживает и смеется, а Арсений не теряет времени и плавно двигает пальцем из стороны в сторону, но глубже не вставляет — а глубже уже хочется. Не потому что это прикольно само по себе, а потому что интересно, как Арсений будет вести себя дальше. Кажется, у него участилось дыхание, и сам тот по кровати тоже ерзает — ну, или это вызванный нарастающим возбуждением глюк. Вот бы фильм выключить, чтобы голоса не мешали и было понятнее. — Сфинктера два, — рассказывает Арсений, медленно погружая палец глубже, — преодолеть первый легко, а вот на втором спазм происходит чаще. Ты же по-любому делал всё резко, а надо плавно, — он прокручивает кисть так, что палец входит ввинчивающим движением, — и осторожно. — Не делал я резко, — врет Антон. — Просто самому себе неудобно. — Дай дураку стеклянный хуй, он и хуй разобьет, и руки порежет. — Арсений начинает настойчиво гладить его внутри, и это самое странное, что с Антоном вообще происходило в жизни — даже с учетом того, что однажды он вытащил из рюкзака живого поросенка. — Что ты делаешь? — Массирую твою предстательную железу. Она мне уже представилась, я ее категорически приветствую. Сперва Антон не чувствует ничего, кроме всё того же желания посрать, а потом он внезапно ощущает… что-то вроде щекотки. И не там, где Арсений его трогает, а почему-то на головке члена: будто кто-то мягко касается ее, хотя та по-прежнему тупо прижата к подушке. — Стой, — просит Антон, и Арсений замирает. — Я что-то чувствую. — Больно? Мне вытащить? — Нет, наоборот, всё хорошо, — голос с какой-то стати срывается, и говорить приходится с паузами. — Но очень странно. Как будто ты ковыряешься у меня в жопе, а отдается в член. — Всё правильно, так и должно быть, это же простата. Она тебе еще и секрет расскажет. На несколько мгновений Антон успел забыть, что Арсений поехавший — а ведь об этом никогда не стоит забывать. — Какой еще, блядь, секрет? — Предстательной железы, — посмеивается Арсений, а затем ласково похлопывает его той рукой, что лежит на пояснице. — Он выделяется во время массажа, хотя вообще он и в сперме есть. Я вставляю второй палец? Так-то Антон не против, но из-за стояка ему неудобно — на коже по-любому уже текстура полотенца отпечаталась. Несколько секунд он решает: опозориться, но с комфортом, или воинственно терпеть, и всё-таки жалуется: — Мне на животе не нравится. Арсений вздыхает так, словно у Антона как минимум отвалилась жопа, а как максимум — не только отвалилась, но и улетела покорять галактику. Антон бы лягнул его пяткой куда-нибудь в нос, но вряд ли в таком случае их общее дело пойдет бодрее. — Ладно, — после драматической паузы сдается Арсений, аккуратно вытаскивая палец, — так и быть, переворачивайся на спину. И выключи фильм, ты же всё равно не смотришь. — Смотрю! — упрямится Антон, хотя и собирает ноги, с трудом переворачиваясь и укладываясь поясницей на подушку. Он окончательно потерял связь с сюжетом фильма, но голоса на фоне создают бледную иллюзию нормальности. Без пальца в заднице легче, но при этом его хочется вернуть — зато хотя бы на член больше ничего не давит. Правда, теперь тот стоит колом прямо перед Арсением: просто здравствуй, просто как дела. На щелке по́шло блестит капля смазки, еще и живот испачкан ею там, куда прижималась головка. Арсений смотрит на него с ярким осуждением, как будто сейчас снова упрет руки в боки и спросит: «И чего ты встал, совсем стыд потерял?». Однако на щеках его румянец, глаза возбужденно — Антон такое ни с чем не спутает — блестят, а из заколки вырвалась на волю тонкая прядка, завивающаяся на конце. Всё-таки Арсений красивый, но в этой бочке меда здоровенный такой ковш дегтя — его характер, который способен довести до нервного срыва. — У тебя правонаправленный член, — объявляет тот, указывая ладонью на оный. Член Антона и правда немножко кренится вправо, но не до такой степени, чтобы быть похожим на указатель «Направо пойдешь — беду найдешь». — И что мне теперь, сломать его и выпрямить? — А это реально? — Арсений щурится, словно всерьез раздумывает над такой перспективой. — Если так, то я бы на твоем месте рассматривал эту возможность. — Рассмотри возможность засунуть голову в блендер, — обиженно отзывается Антон. — Мне нравится мой член, я ничего с ним делать не собираюсь. Над своим издевайся как хочешь. — У меня нет такой необходимости, мой член идеален. Антон даже не пытается сдержать смех: только Арсений Попов может с таким серьезным лицом заявить, что его член идеален. Не «норм такой хуй», не «обычный хер», а «идеален». Хотя Антон не удивится, если арсеньевский член можно использовать в качестве вешалки, лампы, интерьерного декора и иногда радиоприемника. — Почему ты смеешься? — Арсений оскорбленно хлопает ресницами. — В отличие от остальных частей тела, к члену у меня действительно никаких претензий. С членом наголо всё-таки действительно неуютно, особенно перед Арсением, так что Антон подтягивает к себе краешек покрывала и прикрывается, борясь с желанием сжать пальцами головку. Арсений тем временем вытирает палец влажной салфеткой — но судя по тому, что после он опять берет смазку, заканчивать они пока не планируют. — И к каким частям тела у тебя претензии? — после паузы всё-таки любопытствует Антон. Свою внешность он никогда не рассматривал через лупу: ну как бы да, он не в восторге от своих ушей Дамбо и свою худобу с удовольствием бы поменял на ведро мышц, но по сути похуй. — Практически ко всем. — Арсений пожимает плечами, умудряясь при этом выдавить смазку на два пальца безупречно ровной полосочкой. — Ноги подними и обхвати под коленями. Для первого раза поза не самая удачная, кстати. Об этом Антон как-то не подумал, но отступать поздно, так что он покорно выполняет приказ. Голову он отворачивает к ноутбуку — Кейт Хадсон ненатурально плачет, Мэттью МакКонахи в недоумении, Антон тоже. Но недоумение лучше смущения, от которого уши всё еще горят, хотя уже и не таким жарким пламенем. — Я не люблю свой лоб — он слишком высокий, широкий и выпуклый, — начинает Арсений, уже привычно разогревая смазку на пальцах — с такого ракурса его видно плохо, приходится приподниматься. — Нос — без комментариев. Мешки под глазами не обсуждаются. Уголки глаз немного опущены, это придает мне грустный вид. Губы тонкие. Подбородок выступает сильнее, чем нужно. Антон так охуевает от этого списка, что упускает момент, когда Арсений касается его скользкими пальцами и начинает поглаживать по кругу, пуская дрожь по всему телу. — Ты жесть как загоняешься, Арсений. — Нет, я загоняюсь в адекватной степени, поэтому и не планирую делать пластические операции или что-то подобное. Важно трезво оценивать свои недостатки. — Достоинства тоже. — О, — усмехается Арсений, — я объективно великолепен во многих сферах. Он снова ввинчивает в Антона палец, и это ожидаемо возбуждает — член весьма однозначно подергивается под покрывалом. Арсений смотрит на это неодобрительно, но никак не комментирует. Когда он мягко и настойчиво, как недавно, надавливает внутри, то добавляет и вторую руку — массирует местечко под мошонкой, и это тоже по-своему приятно. Антон расслабляется и прикрывает веки, слушая диалоги из фильма, контекста которых не понимает, и спокойное и вместе с тем успокаивающее дыхание Арсения. Тот плавно двигает рукой, и его палец скользит без препятствий — Антон не испытывает вообще никаких неприятных ощущений, если не считать едва сдерживаемое желание сжать член и хорошенько подрочить. Он вспоминает слова Арсения, мысленно пропевает на мотив Киркорова «Если хочешь дрочить — дрочи» и, отпустив колено, тянется рукой к члену, но получает по ней звонкий шлепок. — Какого черта? — хмурится Антон, поднимая голову и гневно глядя на Арсения, который продолжает сосредоточенно трахать его пальцем. — Ты сам сказал, что если я захочу подрочить, то могу это сделать! — Тогда, когда я скажу, — произносит Арсений, останавливаясь и смотря ему в глаза. — Если ты кончишь сейчас, я эту штуку, — он дергает головой, указывая куда-то влево, — никогда в тебя не засуну. — А я тут какие-то решения принимать могу? — Да, — смягчается он, но это отдает чем-то театральным, — можешь выбрать, открыть глаза или закрыть. — Еще опции? — Руки у тебя свободны, — Арсений даже не пытается скрыть ухмылку, — разрешаю тебе устроить театр теней. Умеешь складывать собачек из ладошек? — Научусь, только если потом запихаю тебе этих собачек в жопу, — ворчит Антон, снова опускаясь на кровать, а руки возвращая обратно под колени, хотя ноги уже затекают. — Нет, спасибо. — Разве тебе такое не нравится? Арсений долго молчит и опять прокручивает в нем палец так, что невыносимо тянет податься бедрами навстречу, а потом всё-таки отвечает чересчур серьезно: — Нравится, но я не занимаюсь сексом. Антон говорил не про это, но теперь он так заинтересован, что срывающимся и скрипучим от сухости во рту голосом уточняет: — Принципиально или потому что никто не дает? Арсений вдруг меняет положение и как-то в секунду оказывается сверху — упирается рукой рядом с Антоновой головой и нависает так, что та самая прядка-беженка щекочет лоб. Антона прошибает такой волной возбуждения, что аж в глазах темнеет. — Первое, — выбирает Арсений, глядя ему в глаза и ритмично двигая рукой. — В тебе уже два пальца, ты в курсе? Антона накрывает очередной волной, и сердце начинает биться быстрее — не хочется думать, что это из-за близости Арсения, но думается. Лицо того покрасневшее, на лбу и над губой пот, зрачки почти закрывают радужку — он тоже возбужден. Антон уверен, что если вскинет бедра, то по-любому почувствует чужой горячий стояк, но делать он этого не собирается. Если признать, что их обоих потряхивает от желания, то это всё станет слишком похожим на секс. Член трется головкой о покрывало, и в сочетании со стимуляцией простаты это пиздец как хорошо — но недостаточно, чтобы кончить. Еще и Арсений так жарко дышит ему в лицо, не отрывая взгляда и ускоряя темп рукой, что крышу совсем сносит. Антон закрывает глаза и отворачивает голову, чтобы не смотреть, но легче не становится — и приходится сжать челюсти, чтобы не начать пошло стонать. Ноги сводит от напряжения, вот бы чисто ради удобства уложить их Арсению на поясницу — а заодно и прижать того крепче, вплотную. Антон ищет в себе силы собраться и вякнуть что-то вроде «И чего ты на меня улегся?», но не находит их, да и в горле пересохло. Сердце стучит так быстро, словно планирует остановиться и никогда больше не пойти. Антон упустил момент, когда начал сжимать собственные ноги так, что наверняка останутся синяки — от пальцев, по пять штучек на каждом бедре. Но ему необходимо куда-то слить весь тот накал, который стремится вытянуть тело в струну — а дрочить Арсений запретил. И это его резкое «Тогда, когда я скажу» до сих пор заставляет тепло расплываться по телу, а член — истекать смазкой. Антону не надо косить взгляд, чтобы знать, что покрывало в районе головки намокло. — Три пальца, — на удивление ясно, хотя и с хрипотцой, сообщает Арсений, а потом начинает трахать его пальцами так смачно, что Антон не выдерживает и мычит сквозь сжатые зубы. Он не ощущает, что пальцев стало больше — но ему уже как-то пофиг, потому что всё тело горит не то от желания, не то от напряжения, поясницу тянет, в груди долбит, по лицу катится пот. Сильнее всего на свете хочется прижать Арсения к себе и хотя бы потереться членом о его живот, и эта мысль пугает. Прядка того до сих пор щекочет лоб, как будто немного возвращая реальность и не давая окончательно потерять контроль. — Можно, — разрешает Арсений, и Антону не нужно уточнений — не опуская ноги, он перемещает обе руки на член, плотно сжимает ствол и дрочит так быстро, что предплечья едва не сводит. Поза ужасная, поясницу колет, но поебать — лишь бы кончить быстрее. Оргазм такой сильный, что аж подбрасывает — и он длинный, а не секунда, как обычно. Арсений не останавливается мгновенно, а снижает темп, поэтому даже когда сперма стреляет в пальцы и течет по подставленным ладоням, Антона всё еще догоняют приливы удовольствия. После такого все мысли на тему «Это не мое, мне такое не подходит» кажутся нелепыми — и они исчезают так же быстро, как и появились. Он открывает глаза, только когда Арсений отстраняется и — с ума сойти — аккуратно вытирает его сзади салфетками. Дышать по-прежнему тяжело, в ушах шумит, как около моря, и Антон лениво переводит взгляд в потолок — смотреть на Арсения стыдно. — Что ты делаешь? — хрипит он. — Вытираю смазку, иначе тут всё будет липким. — Арсений кидает ему на грудь пачку влажных салфеток. Никаких голосов из динамика ноутбука больше не идет — видимо, он выключил фильм. — Сперму с футболки вытрешь сам. Антон было берет салфетки, но замирает, вспоминая, ради чего они вообще тут собрались. — Подожди, — выдыхает он, приподнимаясь на локте и рассматривая Арсения, который аккуратненько стягивает перчатки, — а как же дилдо? — Ты слишком тугой, Антон. Не уверен, что даже четыре пальца бы влезло. Кстати, — он вытирает пот со лба тыльной стороной ладони, — ты знал, что анус человека может растягиваться почти до восемнадцати сантиметров без повреждений? Но на это нужно время. Антон кое-как садится на подушке, чуть не скатываясь с нее, и смотрит сначала на валяющийся на кровати фаллоимитатор, затем на Арсения. Последний выглядит раскрасневшимся, помятым, потным, подушечки его пальцев от перчаток сморщились, как после ванны. А еще у него стоит — и это очевидно, в таких-то тонких штанах. — То есть ты изначально не планировал пихать в меня это? — щурится Антон, жестом указывая на дилдо. — Раз «на это нужно время». — Планировал, естественно, — фыркает Арсений, поправляя волосы и загоняя всё-таки сбежавшую прядку обратно под заколку. — Думал, что раз эта штука тебе выпала, то уж ты способен ее в себя засунуть. Может, так и есть, но я бы предпочел не рисковать. Медленно, но верно до поплывшего мозга доходит, что Арсений уже в процессе ебли пальцами осознал, что резиновый хуй в Антона не влезет, так что просто довел его до оргазма. С одной стороны, так нечестно. С другой стороны, Антону было так хорошо, что на остальное похуй: он до сих пор в себя приходит. — А почему ты не остановился, когда понял, что дилдак в меня засовывать не надо? — щурится он. — Потому что если я за что-то берусь, то довожу это до логического конца. — Арсений собирает перчатки и грязные салфетки в непонятно откуда взявшийся полиэтиленовый пакетик. — К тому же завтра задание, тебе полезно снять напряжение. У тебя ведь бурное либидо. — А я… — Антон выразительно смотрит на пах Арсения, но Арсений занят уборкой и не замечает его. — Давай я тебе тоже помогу снять напряжение, что ли. Это сделает ситуацию в разы более неловкой, но Антон всё-таки не мудак — он всегда доводит до оргазма тех, кто оказывается с ним в одной постели. Пусть плохенько, пусть оргазмом это можно назвать с натяжкой, а слово «кончить» подходит скорее в смысле «скончаться», но всё равно. Плохой секс — тоже секс, а слабый оргазм лучше никакого. — Спасибо за предложение, но откажусь, — морщится Арсений. — Давай начистоту, ты же наверняка делаешь это ужасно. Я получу куда большее удовлетворение, если сделаю всё сам. — Теперь ясно, почему ты не трахаешься. Никто не дотягивает до уровня секс-гиганта Арсения Попова, — бухтит Антон, наконец обращая внимания на свою футболку, заляпанную спермой. На футболке Арсения тоже явно была пара капель, но тот их убрал — на ухе Китти осталось влажное пятнышко. — Уже поздно, и я ложусь спать. А ты идешь к себе в комнату и собираешь рюкзак: не забудь взять спальный мешок и сменную одежду. Всё остальное возьму я. — А с этим что делать? — Антон поднимает дилдо, который грустновато склоняет головку — как будто расстроен тем, что оказался не нужен. — Возьми с собой. Не представляю, как он может пригодиться, но мало ли. — Точно не хочешь попробовать себя им трахнуть? Арсений поворачивается к нему с таким лицом, будто еще одно слово — и он насильно запихнет этот хуй Антону в жопу, причем без всякой подготовки и тем концом, где яйца. Антону остается только пожать плечами и, блин, одеться, а то на нем из одежды до сих пор одни носки с футболкой. И хорошо бы термос с едой не забыть — в животе снова урчит, ему после оргазма всегда есть хочется.