Тысячелистник

Артур взял у нее сестренку и заговорил с ней, улыбаясь и слегка покачивая. - Ну, Сольви, на чем же мы остановились? Ах, да, лорды к югу от Винтерфелла. Тут, моя дорогая юная леди, немало знатных семейств, известных как своими подвигами, так и злодеяниями… Он начал рассказывать, и Сольви, глядя снизу вверх, внимательно и вдумчиво, иногда ловила его улыбку, чтобы тотчас улыбнуться в ответ. Бриенна оглянулась. Ланнистер тащился позади, с независимым и скучающим видом, и, наверное, уже пожалел, что увязался. Она его позвала с собою, это правда, думая, что его раздор с Сансой станет лишь глубже. Но, очевидно, должность старшего над рыцарями охраны, сытая жизнь, ему все же были более по душе, чем дорога в неизвестность, да еще с неприятным ему семейством. Она вздохнула. Единственная, кому он тут искренне симпатизировал – малютка Сольви – была на руках у Артура, Бриенна занята была своими мыслями, и Джейме откровенно тяготился всем этим мирным походом. В хижине у Эзалинн все ей открылось с новой стороны. Искаженное счастливым экстазом, его лицо долго еще стояло у нее перед глазами. На прощание, когда он в гневе рвался к лошадям, проклинал мейегу и осыпал ее всяческой бранью, старуха повисла на нем в подобии объятия, от чего Бриенну опять начало мутить. Думала она в тот момент лишь о том, что выблевала уже весь этот волшебный хлеб, да еще о том, чтобы поскорее бежать, избавиться от давящего ощущения в сердце. Старуха начала ему что-то шептать, и Джейме застыл, как вкопанный, он только рот открыл, слушая нечестивые слова. Бриенна не знала, что Эзалинн ему там бормотала. Но в знании этом не было нужды. На лице его было все написано и без того – смесь брезгливости, боли и тайной, жалкой, трусливой надежды. Он так любит свою сестру, думала она почти без всякого удивления. И после всего, что произошло! После того, что он сделал с Серсеей. Ей было жаль его, и даже Серсею немного жаль. Но появилось какое-то холодное, отстраненное чувство – словно ее прежнюю, наивно верившую в некоего хорошего, полного раскаяния, Джейме – в тот вечер просто уничтожили, и с ее глаз упала последняя пелена надежды. Возвращались они в тяжелом молчании, Джейме гладил Снежинку, который радостно повизгивал, зарывался носом в его плечо, и вообще выглядел единственным счастливым путником в ту ночь. Джейме что-то пытался сказать Бриенне, но она видела, что ему противно и тяжело с нею говорить. Еще бы. Она ведь не была его сестрой, этой красивой и опасной женщиной, что всего час назад или меньше того – прыгала у него на коленях, осеняя счастливыми стонами жалкую хибару старой мейеги. Жестокий обман, думала Бриенна, жестокий, но, может быть, нужный ему. Или вовсе никакой не обман? Эта грязная, тайная радость мелькала в его растерянных чертах, вызывая в Бриенне сочувствие пополам с презрением. Мейега ни в чем не солгала, в конечном итоге: ни в том, как ему нужна была его сестра, и для чего – ни в том, что молоко вернется, ни в том, что Снежинка будет жить. Артур продолжал трещать без умолку. У Сольви было особенное качество - она всегда слушала всех, кто к ней обращался, и люди от этого попадали под ее чары, казалось, старались быть лучше, с нею или при ней. Бриенне было жаль сына, сердце ее сжималось, возможно, не в такой тревоге, как два года назад: и все же теперь в ней жил этот страх. Ей приходило в голову, что от тех дней, когда она металась по золотым и алым листьям, ее отделяет целая вечность. И в то же время они словно бы никогда не оканчивались. Лишь короткий счастливый сон в пахнущем медом и ромашкой тереме – и вот она вновь в дороге, с тяжелым сердцем, с чувством вины на плечах. Мальчишки долго бежали за их маленьким отрядом, и среди них затесалась тощая, нескладная, некрасивая девочка с темно-рыжими косами. Когда Артур получил свой кубок и венок, сплетенный из оранжерейных роз, он бросил этот венок нескладной девице. Та прямо зарделась. И вот она все шла, и шла, и шла рядом с лошадью Артура, держась за упряжь, мальчишки Винтерфелла постепенно прощались и оставались позади, а девочка все упрямилась. Ей было лет двенадцать, она была выше Артура, но смотрела на него с плохо скрытым восхищением. Наконец, Артур сжалился и сказал: - Все. Ступай. Не иди дальше. Девочка сморщилась. На ней было платье из дешевого полотна и толстый шерстяной плащ, какие вяжут своим детям крестьяне. Но она не была прислугой: скорее, дочкой какого-то пожалованного в мелкие лорды торговца или мастерового. Ее имени никто не знал, и она была вся какая-то незаметная, тихая, угрюмая. У нее были крысиные верхние зубы, далеко выступавшие вперед и делавшие ее лицо вытянутым, подбородок – почти невидным. - Прошу, не иди дальше. Не то стану о тебе волноваться, - вновь серьезно и спокойно сказал Артур. – Возвращайся в замок. Помни, что обещала мне? Ухаживай за могилой Тиля. Девочка захлюпала носом. - Я вернусь, когда совершу всяческие подвиги и меня посвятят в рыцари. Я буду любить тебя, - сказал Артур. – Буду всегда помнить. Всегда. Наконец, девочка остановилась – как вкопанная, просто разжала пальцы и встала посреди дороги. Бриенна оглянулась на нее – она так и стояла, тонкая фигурка в коротком плаще цвета горелых каштанов. - Так уж и всегда? – насмешливо проговорил Ланнистер, которого, конечно же, эта сценка немало позабавила. Бриенна вздрогнула. – Ты уверен в таких обещаниях, Артур? - Да, - сказал мальчик, глядя перед собой. – Да, уверен. - Не расстраивайся, - Джейме тут же поджал хвост, - не огорчайся. Может, и правда когда-то увидитесь… Но впереди целая жизнь. Все лишь начинается, Артур. Ты встретишь еще множество девиц, уверяю тебя. И, кто знает? Найдем тебе получше, а? Эта совсем нехороша собой. Артур молчал. Бриенна видела, что он сжал зубы и нахмурился. Она хотела что-то сказать, осадить распоясавшегося Ланнистера, но от его слов у нее по спине побежал неприятный холодок. «Эта совсем нехороша собой»: так небрежно, точно ногой отбросил с дороги грязный камень, мешавший пройти. - Ты очень красивый, - сказал Джейме. – Мама тебе говорила, конечно? Ты достоин всего самого лучшего. Ты ведь наш Артур… Сильный, умный… и очень красивый юноша. Артур покосился на него. Злая, быстрая усмешка тронула его рот: - Да, мама это часто прежде говорила. Она добрая душа, только и всего. Между тем, в наших краях принято полагать, что красота для мужчины – ничто. - Все это верно, но… - Ежели бы ты мог подумать, правда, не знаю, осилишь ли ты подобный труд… - Артур, - повысила Бриенна голос, но без особенной охоты. – Забываешься!.. - Это не я, это Трикси очень красивая, - упрямо пробормотал Артур, отворачиваясь. – Красивая. Очень. Больше на эту тему он не пожелал говорить – ни с заюлившим вдруг Ланнистером, который стал уверять, что, да, Трикси весьма миловидная особа, если присмотреться или переодеть ее в дорогое платье - ни с матерью. Бриенна с грустью подумала о тех годах, когда сын ей во всем стремился довериться, все рассказать. Те времена прошли безвозвратно. Теперь он начинал жить какой-то своей жизнью, в которую никого из старших не желал даже пригласить. Артур немало наслушался сплетен и слухов, и многие его в глаза называли Ланнистером, или бастардом Ланнистера – но он ни разу не обратился к матери с вопросом, не говоря уже о Джейме. Он просто носил это в себе – крепко сжав свои красивые губы и глядя перед собой в тихом, сосредоточенном размышлении. Бриенна боялась его спросить. Да, попросту – боялась до тошноты. Обедали в молчании. Бриенна покормила дочку, потом поднялась и начала возиться с котелками и пирожками. Снежинка крутился вокруг нее, поскуливал в нетерпении. Когда закончили, она встала и начала собирать миски, и Джейме вдруг сказал: - Сядь. Сядь вот здесь, отдохни. Смотрите, дамы, что у меня есть. Он жестом ярмарочного фокусника вытащил из кармана абрикос и сунул Сольви, а та тотчас потянула его в рот. У нее начал резаться зубик, от чего часто случался жар, она становилась вялой и тихой. Вскоре Сольви вся измазалась соком, но выглядела довольной. Бриенна осторожно посмотрела на Джейме: - Нам нужно собираться. - Вот мы сейчас и соберемся, - сказал он бодро, а потом изумил ее тем, что собрал миски и ложки: и стал спускаться к ручью. Бриенна взглянула на Артура: тот сидел, часто моргая и раскрыв рот. Потом вскочил и бросился помогать. Она услышала их голоса внизу, в прогалине, густо заросшей ивами. Теплый ветер шевелил волосы, выпавшие из ее косы, играл с рыжими кудряшками дочери. Сольви вся измазалась густым соком, грызла свои пальчики и безмятежно улыбалась. - Здесь хорошо, правда? - Бриенна подняла голову. В золотой листве качался кусочек пронзительно-синего неба. Сольви одобрительно залопотала, потом засмеялась. - Хорошо, когда кто-то думает о тебе, - Бриенна провела кончиком пальца по мягкой, горячей щечке. – Когда кто-то тебе помогает. Да? Она нашла в сумке погремушку, сделанную Тормундом, выточенную из клена, и сердце ее на миг сжалось от тоски. И она удивилась тому, как эти быстрые и болезненные удары в сердце стали привычны. Отдала игрушку Сольви, та сразу сунула в рот и начала с наслаждением точить свой первый зуб. - Если принять ту мысль архимейстера, будто бы Белые Ходоки делали своих подручных из маленьких детей… - это был голос Артура, который что-то увлеченно втолковывал бедняге Ланнистеру. У него развилась невыносимая привычка разъяснять и проповедовать, особенно сильно явившаяся с мальчиками Винтерфелла. Те, под мягким нажимом Джейме Ланнистера, очень скоро поставили Артура над собой, и он вовсю стал этим пользоваться. Жестокости в нем не было, как и жажды власти: но было неукротимое желание всех просвещать и до всего на свете дойти своим умом, не просто при помощи книг. Чего он не знал, то сам же и придумывал. А еще его ум был неистощим на всевозможные шалости и запретные выходки. Как в эту компанию прибилась Трикси, Бриенна не знала. Может, Артур вступился за нее, или она сама проявила некую храбрость, но, во всяком случае, Артур уже успел, видимо, и поклясться в вечной любви, и получить то же признание в ответ… Джейме что-то покорно и сбивчиво мычал. Он не мог толком ответить мальчику, он не был из тех, кто любит книги и что-то путное из них запоминает. Талант его был в другом. Бриенна сжалилась и поднялась, укачивая в руках задремавшую девочку: - Ланнистер. Возьми ее, пожалуйста, у меня спина совсем устала! На лице у него отразилось счастливое облегчение. К вечеру они достигли маленького городишки, чьи улочки протянулись вдоль Королевского тракта. Посовещавшись, решили заночевать в таверне. Бриенна не знала, сколько денег дали Джейме за его труды в Винтерфелле – не знала до момента, как он, с небрежным и высокомерным видом, купил для них две смежных комнаты, приказал служанкам нести горячей воды, да побольше, и велел послать кого-нибудь за колыбелькой, чтобы уложить ребенка. Потом он стал перечислять блюда, которыми «его семья» (наглец, подумала Бриенна устало и безнадежно) желала бы поужинать в столь прохладный вечер. Артур смотрел на это скоморошество круглыми от изумления глазами. Джейме повернулся к Бриенне, чтобы что-то сказать, может, и ей отдать какое-то приказание, таким самодовольным он выглядел – и она, не слушая его, отвернувшись, побрела к лестницам. Ее грудь заныла: она пропустила несколько кормлений, боясь задерживать всех в пути, боясь, что им придется ночевать под открытым небом. Она положила Сольви на широкую кровать. Вокруг царила ужасная суета. Служанки забегали по комнатам, топоча тяжелыми башмаками. Мальчики-слуги притащили корзины и сумки с дорожным скарбом. Она слушала, как девицы, хихикая, обсуждают между собой рыцаря-льва, что поступил на службу к королеве-волчице. Достаточно ли он красив? Вполне, хоть и весь покрыт сединой. А видели его меч? Какой меч? Какой? Тот, что я думаю? Взрыв девичьего смеха. А видели, сколько у него золота? А эта угрюмая тетка при нем – не та ли, что была выдана замуж за одичалого? Я что-то такое слыхала… Артур стоял, ткнувшись лбом в оконное стекло, и глядел во двор таверны. - Мы прежде тут не были, - наконец, тихо заметил он. - Нет. - Мы путешествовали по лесам. - Да. - Здесь очень шумно. - Ты просто устал. Ложись здесь, со мною. Артур встал на колени возле кровати и начал играть в любимую игру Сольви: закрывал свое лицо ладошками и открывал, и она таращилась на это чудо, высоко поднимала брови, округлила свой прелестный маленький ротик, махала ручками: еще, еще, еще! В конце концов Артур, обессилев от смеха, ткнулся лицом в покрывало и так застыл. - Ложись со мною, - тихо повторила Бриенна. - Мама?.. - Она посмотрела, как он медленно поднимает лицо от постели. - Мы не прогоним его? - Если только ты скажешь, - поспешно начала она. – Он неприятен тебе? - Нет. Не надо прогонять. Ему некуда будет идти. - Тебе его жаль? Мальчик глядел на нее из-под своих длинных, темного золота – шелк и атлас – ресниц. - Очень, - наконец, тихо сказал он. – И я сам не знаю, отчего так. Предмет их разговора вскоре явился самолично, с заискивающей и торжествующей улыбочкой. Глаза его искрились весельем – он раздавал горничным золотые монетки. Иметь хоть какую-то власть, хоть над кем, вершить хоть какую милость - всегда приводило его в превосходное расположение духа. Жалкая душа, подумала Бриенна сумрачно. Жалкая и потерянная. - Идемте ужинать, - объявил Ланнистер с таким восторгом, точно он самолично нажарил каплунов и напек пирогов. – Видели бы вы, как для нас постарались! Пока Бриенна переодевала девочку и гоняла Артура, чтобы вымыл лицо и руки, Джейме суетился вокруг стола, накрытого в соседней комнате. Он просил принести еще медовых пирожных, пирогов с ягодой, травяного чая, и тому подобное – она слышала его голос, ставший воркующим и вкрадчивым рядом с бойкими девицами. Он в этом походил на своего товарища, подумала Бриенна, на Бронна Черноводного. Выучился этой манере – у него или просто за годы жизни в Кастерли. Стал лордом, не рыцарем. Артура уговаривать не пришлось – он так и прыгнул к столу, нагреб на тарелку всего, да побольше. Бриенна перевела взгляд на Джейме: тот не отставал. Служанки забегали вокруг, наливая всем воду и чай, а мужчине – на их взгляд, хозяину - еще и вина приволокли в плетеной бутыли. - Ешь, - сказал он, с необычайным проворством обгладывая ягнячью косточку. – Скорее ешь, Бриенна. - Ты мне приказывать берешься? – со слабой улыбкой отозвалась она. Ланнистер хмыкнул, но не ответил. Кто-то из служанок – кто-то побойчее – прыснул в углу. И тотчас метнулась к дверям, а уж оттуда донесся хохот, побежал серебряными ручейками по лестницам и вниз – в исходившую чадом и жиром кухню, в обеденные залы для проезжего люда. - Они находят нас забавной парой, - сказал Джейме, придерживая деревянной ладонью кусок хлеба, а другой ловко отпиливая горбушку. От хлеба шел теплый, ореховый аромат. Рот Бриенны наполнился слюной. Она сглотнула и взяла протянутый ей кусок. Начала жевать, глядя в тарелку, куда Артур уже успел закинуть ей горячие утиные бочка, тушеные овощи, жемчужные луковички и пирог с форелью. - Мы никакая не пара, - резко сказала Бриенна, выпив воды. – Прекрати эти шутки, Ланнистер. - Но могли… - он прервался, заметив, что Артур предупреждающе сузил глаза. – Боги, боги. Чего ты ворчишь? Это просто, это… всего лишь… веселье для них. - В котором ты находишь возможным принимать участие, - заметила Бриенна без особенного выражения. – Артур пожалел тебя. И я сжалилась. Это ты – с нами. А не мы с тобою, Джейме. Так что уйми свой пыл и не веди себя, как последний болван. Джейме обиженно засопел и принялся засовывать в рот еду, жевал с остервенением и хрустом. Артур смотрел на него - немного завороженно, немного с уважением. Потом взял кусочек обжаренного хряща и сунул в рот, и начал так же энергично молотить челюстями. Бриенна отвернулась. Съесть все, что было в тарелке, она не смогла, с трудом заставила себя проглотить немного хлеба и мяса. На нее начала накатывать дурнота, и она ушла в другую комнату, чтобы покормить дочку. Сольви хныкала и выплевывала ту грудь, где скопилось молоко, морщила личико, отталкивала своими маленькими ручками. Зато в другую грудь вцепилась так, что Бриенна едва не вскрикнула от укуса. Наконец, с нелегким делом было покончено, и малютка уснула, посапывая этим смешным круглым носом. Бриенна долго гладила ее нежные кудряшки, лениво раздумывая, не стоило ли послушать нянек Винтерфелла, тех, что убеждали ее – следует остричь ребенка наголо, чтобы этот пушистый младенческий волос сменился густым и крепким, когда подрастет. Но Бриенне не хотелось расставаться с видом этих апельсинно-солнечных кудрей. Они так напоминали ей Тормунда, были каким-то знаком: он все еще здесь, с нами, пусть невидим и неощутим, он где-нибудь здесь, где-то… Бриенна рывком подняла голову, поняв, что задремала. Это была жаркая, оцепенелая, странная дремота, от которой ломило в висках и во рту стоял горький вкус. Пошатываясь, точно пьяная, она встала с кровати и уложила дочку, сменила пеленки, переодела в тонкую батистовую рубашечку, чтобы Сольви было удобнее спать. Эти вещи вызывали у нее, как и кудряшки дочери, и кленовая погремушка – приступы необъяснимой нежности и тоски. Так ладно скроены, точно Кая и Мия знали, как девочка будет расти, какого она будет роста в тот или иной день, в ту или иную луну. Какие у нее будут руки, ноги, спинка и животик - как она будет лежать, маленький теплый комочек, посреди кружевных простынок, и с любопытством таращиться на вышитых птиц. Сольви поулыбалась ей, потом глаза ее закрылись, и она уснула. В этот момент Бриенна вцепилась руками в край колыбельки – так ее повело, ну точно словно после какого-то крепкого винца. Она провела ладонью по своему лбу, удивившись тому, какой мокрой и горячей была кожа. Легли поздно, служанки еще долго возились, убирая посуду и остатки угощения, складывали их в корзины и сумки, чтобы путники могли прихватить их с собою наутро. В той же комнате, где стоял пиршественный стол, были расстелены две кровати, узкие, скромные кровати для путешествующих рыцарей. Когда Джейме сказал об этом Артуру – гляди, тут есть и подставка для меча в изголовье, и распорка для кольчужной рубахи, Артур обрадовался. Он был очень горд тем, что ему дали постель настоящего рыцаря. Наконец, Бриенна вымылась в большой лохани в комнатке для умывания, узкой и жаркой из-за растопленного до углей камина. Служанки поменяли воду, Бриенна уговорами и криками загнала в комнату сына, и, под бурчание Артура, встала у двери, прижав к груди широкое полотенце. - Что ты там стоишь, мама? - Если увижу, что уши не мыл, верну и суну твою голову прямо в лохань. - О, Боги! Успокойте эту женщину! – закричал он из-за двери, но послышался плеск воды и шаркающие звуки – он с ожесточением принялся тереть себя щеткой из лошадиного ворса. Появился Джейме, посмеиваясь, на ходу развязывая ворот своей рубахи. У него был вид хозяина. Снежинка с заискивающим видом вертелся вокруг его ног, выпрашивая еще что-нибудь из угощений, на которые Ланнистер был так щедр в этот вечер. Бриенна отвернулась и сделала вид, будто глядит в маленькое и закопченное оконце. - Ложись, - сказал Джейме. – Я прослежу, чтобы он вымыл свои уши. Ты выглядишь усталой. Ложись спать. У нее не было сил с ним спорить. Она чувствовала даже некий прилив благодарности, когда голова ее, наконец, коснулась чистой подушки. Но сон не шел, а точнее, он был каким-то коротким - и словно бы скользил по поверхности ее души, не доставляя ни удовольствия, ни отдыха. Снова и снова она видела во сне, как мейега, смеясь, поднимает над нею ее девочку. Сольви плакала, Бриенна кричала от страха. Не трогайте, не трогайте, не отнимайте ее! Лицо колдуньи становилось молодым, прекрасным и злым: и улыбка раздвигала полные, всегда капризно надутые, губки Серсеи Ланнистер. Оставь ее, отдай ее, стонала Бриенна. Прошу, прошу, не отнимай!.. Горячий ветер поднимал алую накидку Королевы, и глаза Бриенны застилало красным туманом. Она стояла на коленях, не чувствуя ног, не могла подняться, слышала только злой надтреснутый смех, похожий на вороний гвалт. И опять все повторялось – лицо мейеги, лицо Серсеи, плач ребенка, униженные мольбы, снова и снова, и снова. - Это мое, - сказала колдунья, отсмеявшись. – Это никогда не было твоим. Ты жалкая, ты уродливая, ты глупая. Ты никто! А ну, повтори!.. Бриенна попыталась подняться, но тело ее не слушалось. Она повернулась на постели, сознавая, что наполовину еще в своем сне – и открыла глаза, с ужасом понимая, что сон стал явью, может, и всегда ею был. По стенам метались длинные тени. Над ней склонился Джейме Ланнистер, он держал подсвечник прямо над лицом Бриенны. По комнате плыл жаркий туман. Бриенна сморгнула – туман начал исчезать. Она увидела Артура, босого, в одной рубашке, что доходила ему до колен, он испуганно таращился на мать. Сольви отчаянно плакала в колыбельке. - Что?.. – Бриенна оттолкнула руку с подсвечником, но другая рука, жесткая, из белой древесины, прижала ее плечо к постели. - Ты вся горишь. Бриенна! Что с тобой? - Пусти меня! Ланнистер отступил. Шатаясь, Бриенна села на постели и поняла, что ее трясет от холода, да так сильно, что зубы стучат друг о друга. - Мама? – дрожащий голос Артура. - Ступай, ложись, - пробормотала она в смятении. – Что вы здесь собрались? - Ты кричала во сне, стонала, - сказал Артур. – Мама. С тобою все хорошо? - Дай мне подняться, - буркнула она, отпихивая Ланнистера от себя. Он, казалось, хотел что-то разглядеть в ней. – Ребенок плачет. Уйдите, оба. Но они не уходили. Все также танцевали по стенам великанские тени. Бриенна прижала Сольви к груди, та зашлась возмущенным криком и выплюнула грудь. Ей тоже впору было зарыдать: - Что же это такое!.. - Бриенна? - Оставь меня. - Бриенна, - повторил он громче, и в голосе его послышался гнев. – Погляди на меня. Погляди! Она не послушалась. Тогда он сунул свечу Артуру и схватил ее за подбородок: - Боги! Женщина, ты горячее углей! Неудивительно, что дитя не желает молока. Им можно обжечься. - Ты что такое несешь? – вскрикнула она, но Джейме уже отнял у нее дочь. Он отдал девочку Артуру и что-то негромко приказал. Артур, нехотя, но молча отступил в темный угол. Джейме опустился перед ней на колени: - Посмотри на меня. Бриенна. Это был сон, плохой сон. Он закончился. Послушай… Где у тебя болит? Что-то с тобою не так, ведь я вижу… Она уставилась в его лицо мокрыми от злых слез глазами. - Моя грудь… Не хочет брать, - пробормотала Бриенна, наконец, совершенно обессиленная. – Не… Не знаю, что делать… Ланнистер нахмурился. - Ты пропустила кормление, так? Бриенна всхлипнула, отводя глаза. - И всего-то? Что за беда, сердце мое. От его ласкового, покровительственного тона ее передернуло. Это было даже хуже, чем то, как он ворвался сюда, в ее комнату, и командовал тут, и всем приказывал. - Я знаю, как это бывает. Видал уже. Знаю. Пойдем. Пойдем, я видел, как служанки помогали моей сестре… Бриенна разревелась при этих словах, а он заставил ее подняться и повел куда-то, она уже не понимала, куда. Она слышала только, что Сольви примолкла и начала кряхтеть и посмеиваться, наверное, Артур ее отвлекал своими гримасками и ужимками, и качал на руках. Явился Снежинка и начал виться вокруг детей, Сольви рассмеялась. А Ланнистер все толкал ее, и тянул куда-то к двери. Она не помнила, как очутилась в лохани с прохладной водой, как опустилась, прижимая колени к груди и дрожа. Чья-то ласковая ладонь коснулась ее волос, она покорно закрыла глаза. Где-то капала вода, где-то люди затянули песню, вдалеке лаяли сторожевые псы. Все звуки слились в один долгий гул, который рос и рассыпался в ее голове. Ее виски ныли так, словно по ним колотили камнями, пущенными из пращи. - Вот, - говорил Ланнистер, гладил ее плечи, дрожавшие под мокрым полотном ночной рубашки. – Вот и хорошо. Теперь позволь мне. Я знаю, как это делается. Знаю. Бриенна, я помогу… К ее ужасу, он сунул пальцы к вороту ее рубашки и бесцеремонно оттолкнул его в сторону. Она попыталась сжаться в комок, но он только тихо засмеялся. - Мне ничего эдакого не нужно, женщина, не думаешь же ты… Он замолчал. Бриенне хотелось опять заплакать от отчаяния. Его пальцы скользнули ниже – жесткие, теплые пальцы, смяли ее грудь так, что она закричала. И тут же сжала зубы. - Тихо, - голос его звучал совсем рядом, и она поняла, что Джейме прижался губами к ее виску. – Тихо, сердце мое, тихо, тихо, тихо… Сначала будет больно, а потом все пройдет. Он опять сжал ее грудь и потянул, почти выкрутив сосок. Она застонала и, вывернувшись, изогнувшись всем телом, ткнулась лицом в его согнутый локоть. Было так странно, так страшно: и твердость, и стальная тяжесть его мускулов показались ей желанными, каким-то прибежищем от всей нелепой, болезненной ночи. Она чувствовала, как он напрягся, несомненно, готовый к новой попытке бегства. Джейме начал осторожно гладить ее плечо своей неживой ладонью. Она заплакала, и он сказал: - Вот так. Еще разочек, и все выйдет. И все пройдет. В самом деле, он повторял и повторял эти движения, и наконец, вода окрасилась белым, нежным облачком. Бриенна вздрогнула и отпрянула. Лишь в этот миг она поняла, что он пытался сделать. В ее голове стало ясно, гул и грохот в висках утихли. Джейме, видя, что ей полегчало, вновь сунул было руку к ее груди, но Бриенна с запоздалым гневом его отпихнула: - Не трогай. Я… Не трогай, дальше сама!.. Он выпрямился и сделал шаг назад. Она старалась на него не смотреть, до того ей вдруг сделалось стыдно. - Прости, - тихо сказал он. – Прости, если я… - Уходи, - велела Бриенна. – Больше не нужен. Уходи. Она повторила ловкие движения его пальцев, и в самом деле почувствовала облегчение. Грудь в ее собственной ладони даже вроде бы стала меньше, стала легкой, как перышко – но, верно, просто исчезла эта пылающая тяжесть. - Я только хотел помочь. Искоса, сквозь мокрые пряди волос, Бриенна посмотрела на него. Он стоял в пол-оборота к ней, покачиваясь не то от усталости, не то от пережитого напряжения. И премного же требуется сил, чтобы затолкать такую огромную, толстую бабу в лохань, еще и против воли, подумала Бриенна с холодной насмешкой. - Я сама, - повторила она негромко. – Ступай прочь, Ланнистер. Он ушел, двигаясь как-то странно, словно старался не повернуться к ней лицом. Ему тоже тошно от всего этого, решила она. Ведь это Ланнистер. Бриенна закрыла глаза, вновь и вновь повторяя движения его пальцев на своей груди. Ох, как ему это все, должно быть, противно. Завтра же и сбежит.