5
Слова ошеломили куда сильнее удара в живот. Получается, меня намеренно отправили на бойню? Но Фэй не мог так поступить! Ни за что! Только не Фэй. Мин? Но и ей это тоже не нужно. Демоны открыли карты слишком быстро — это не к добру. И их угроза о небыстрой гибели казалась чистой правдой. Если они убьют эту телесную оболочку, когда я нахожусь в ней, моя сущность покинет мир навсегда. Мне было страшно, но больше даже не за себя — я надеялась, что эти два демона нарушают перемирие злонамеренно и самостоятельно. И что моя смерть, если и не будет отомщена, то хотя бы не развяжет глобальную войну. Бритый поднял меня с пола, взвалил на плечо и понес вглубь здания. Здесь недавно определенно был автосервис — подъемники для автомобилей, куча ящиков с какими-то ржавыми металлическими запчастями, запах старого машинного масла и смазки. Я не сразу обрела способность к сопротивлению, а до того перед глазами маячил только бетонный пол, пыльный, грязный, усыпанный битым стеклом и каким-то мусором. Шли мы, наверное, недолго, но для меня время тянулось, как в замедленной съемке, и вскоре инстинкт самосохранения заставил меня начать брыкаться. Наверное, мне бы даже удалось сорваться с плеча демона, если бы второй не оглушил меня ударом, кажется, в область шеи. Похоже, моя телесная оболочка в тот момент отключилась. Странное состояние — небытие. Сознание продолжает мыслить, жить, но тела будто не существует. Находясь в пугающей кромешной тьме, я надеялась, что смогу улизнуть, и даже предприняла попытку это сделать. Мой разум — и есть моя суть, я старалась связаться с центром, с Мин, с Фэем, но в ответ слышала лишь тишину. Браслет, чертова безделушка, лишил меня связи с ментальной сетью. Да плевать на сеть — до меня окончательно дошло — я стала смертной! Навсегда?! Это «навсегда» продлится совсем недолго, но все же… От ужаса этой мысли я пришла в «себя». Привязанной к какому-то столу. Демоны сидели рядом, курили и пили пиво. Я бросила беглый взгляд на тело — голое. Раздели. Было холодно, но физическое ощущение озноба меня волновало меньше, чем то, что собрались делать похитители. Даже не так — не что, а как долго. Воображение непроизвольно рисовало мрачные картинки, а здравый смысл твердил, что это не может длиться вечно — прочность человеческого тела не бесконечна, оно разрушится довольно скоро. Но эти размышления приносили лишь горечь и омерзение. И еще страх. Придется порядком хлебнуть страданий от этих выродков. Я со слабой надеждой подергала руки, ноги — огорчилась — примотали плотно, крепко, выбраться из пут самостоятельно я не смогу. — Дорибо, она вернулась. Предлагаю начинать! — довольно произнес тот, что с шевелюрой, Шако, и приблизился ко мне. — Готова, фея? Я отвернулась, не желая показывать слез. Конечно, не готова, чертовы ублюдки! У меня было, что ему сказать, описать всю свою ненависть к ему подобным, воспеть преданность делу, любовь к людям, но мерзавец не стоил ни толики этих слов, ни грамма моих эмоций. Я бы так и продолжала смотреть в противоположную стену, но внезапная острая боль на коже живота заставила меня устремить взгляд туда — демон затушил о меня свою сигарету. Черт, как же больно! Я очень отдаленно представляла себе, что такое физическая боль, а сильная — вообще было за гранью понимания. Что же, добро пожаловать в мир людей, Ки. — Ты слышал? Она впервые чувствует боль! — рассмеялся бритый. — О, сестричка, ты столько потеряла! Они могут читать мои мысли?! Наверное, благодаря браслету… Я буквально почувствовала, как кровь отливает от лица, оставляя кожу белой. Большего унижения я не могла себе представить. Как ни о чем не думать? Как не чувствовать боль? Как не выдавать им своих эмоций? Они будут насмехаться над моими страданиями, ловя каждую унцию чувств, смакуя отчаяние и страх, унижение и бессильную ненависть. Они и сейчас видели все мои мысли, как на ладони, и только смеялись. Что же, я решила для себя, что постараюсь отказаться от эмоций, пусть это будет равнодушие. Оказаться перед врагом с полностью обнаженными мыслями было до дрожи неловко, неприятно, стыдно. Только показать им отсутствие эмоций казалось мне сейчас достойным поведением. Но уже когда они играли в камень-ножницы-бумага, и выигравший Шако первым взгромоздился на меня, меня накрыла волна омерзения и беспомощной злобы. Дальнейшее в физическом плане было неприятным, но не таким уж и болезненным процессом, ожог от сигареты доставил больше боли, спасибо — моя человеческая оболочка оказалась не девственницей. Но на эмоциональном уровне быть изнасилованной демоном оказалось выше моих сил. Равнодушно относиться не получилось, я бессильно признала, что проиграла — не могла вынырнуть из пучины горечи и подавленности. Слезы щипали человеческие глаза, и истинной мне оставалось лишь молча терпеть то, что происходит. После Шако это же со мной сделал и Дорибо. Второй эпизод уже не вызвал такого дикого шквала эмоций, но к омерзению прибавилась щемящая тоска. Я окончательно упала духом, хотя, наверное, еще до конца не смирилась с незавидной участью. Все еще не хотела верить, что это происходит со мной. Потом демоны ненадолго прервались, вернулись к распитию пива и сигаретам. Они говорили на своем, почти не глядя в мою сторону, будто и вовсе забыли, что я существую. В тот момент в моей голове была лишь одна мысль — как выжить? Ведь моя смерть приведет к необратимым последствиям… Интересно, им нужно прислушиваться, чтобы прочесть мои мысли, или они слышат их фоном, как радио? Проверять было страшно, и я просто ждала. Через какое-то время демоны, очевидно, подкопили силы, снова вернулись ко мне. Странно, я и это тело — две разных сущности. Я никогда не ассоциировала себя со смертной оболочкой, да что говорить — большинство физических ощущений я испытывала впервые. Но в данный момент благодаря треклятому рунному браслету было полное слияние, я не могла существовать вне земного тела. Все, что происходило с ним, казалось, происходило и с моей бестелесной сущностью. Слушая их речь, паскудные, пошлые, сальные шутки и комментарии, которыми они сопровождали свои мерзкие действия, я все больше убеждалась, что меня похитили демоны низшего легиона. В пользу этого предположения говорили и их односоставные имена. Впрочем, это было даже логично — их командование не поручит операцию по нарушению нейтралитета более-менее значимым персонам. Если что-то пойдет не так, эти выродки станут козлами отпущения — только и всего. Я еще не потеряла надежды, что они не смогут меня убить, забудут или не доведут дело до конца, как это свойственно неорганизованным безалаберным ребятам из низшего демонического легиона, даже допускала вариант сбежать, если представится возможность. Хотя умом, конечно, понимала, что это вряд ли возможно, и дорога у меня только в один конец — они же читают мысли, я не смогу ничего спланировать так, чтобы они об этом не узнали.6
К вечеру физические оболочки моих мучителей, очевидно, подустали, и демоны дематериализовались, исчезли — наверное, переместились куда-то восстановить силы, а может, помчались в какую-нибудь свою общину, похвастать об успехе. Это было бы крайне глупо, но от них можно было ожидать чего и похуже. Меня они бросили все в том же состоянии, туго привязанной к металлическому столу, похожему на верстак. Ночью я сначала пыталась расслабить веревки, пока не исчерпала все свои силы. Гады постарались на славу, выпутаться без помощи оказалось невозможно. Потом я решила поспать, памятуя, что человеческие тела восстанавливают силы во сне, но боль в суставах и в обожженной сигаретами коже не давала сомкнуть глаз, а к утру ко всему прибавилась еще и жажда и прожигающее желание справить человеческую нужду. Как такое возможно, что мочевой пузырь этого тела готов лопнуть, а во рту сухо, как в пустыне?! Никогда не думала, что человеческое тело может приносить столько унизительных ощущений. Мне не доводилось проводить в своей физической оболочке больше часа земного времени, пользоваться уборной, принимать душ, даже есть, разве что я иногда пила чай или воду, когда предлагали. Сейчас же я буквально ощущала себя побитой, грязной, невыразимо жалкой, готовой на что угодно, чтобы меня отпустили в туалет и дали немного воды. Демоны материализовались в помещении ближе к полудню. Недолго посовещавшись на своем языке, — очевидно, сальные шуточки они отпускали на общем лишь для того, чтобы я их понимала, — принялись отвязывать веревки, фиксирующие мои конечности. Я уже приготовилась к тому, что они собрались меня убить, даже мысленно поблагодарила мир и жизнь, но Шако рассмеялся: — Во-первых, дура, тебя никто не услышит! А во-вторых, так рано убивать тебя — слишком скучно. Его насмешливый тон вывел меня из себя. Я, кажется, даже ничего не успела подумать, и откуда только у меня появились силы? Едва почувствовав, что последний узел на ноге ослаб, я рванула что есть мочи, даже вырвалась из лап Дорибо, отскочила в сторону чернеющего прохода в соседний бокс. — Не подходите! — срывающимся, несвоим голосом крикнула я. Это было больше похоже на лай маленькой собачонки, нежели на человеческую речь, точно не тот голос, которым я обычно говорила со своими «пациентами». Я отступала в сторону проема, пытаясь снять с руки чертов браслет, и проговорила более весомо: — Не приближайтесь ко мне, выродки! — Или что? — нахально, злорадно, проговорил лысый Дорибо и начал планомерно наступать. И правда, что? Браслет не снимался, оставалась надежда лишь убежать… — Дорибо, наша Киса скалит зубки! — проговорил Шако и тоже с хозяйским видом направился ко мне. Меня обдало холодным жаром. Они знают мое прозвище?! Оно было нашей местной фейской шуткой, откуда Шако его знает? Или это просто фигура речи? Мысли прервал грубый громкий голос Дорибо: — Ты не сбежишь, не спрячешься, со своими не свяжешься… Прими уже, что ты ничего не можешь! — с расстановкой отчеканил он, неуклонно подходя все ближе. — Подчинись, и, может, мы позволим тебе поссать и дадим воды перед тем, как продолжим развлекаться! — Я лучше умру… Я не договорила — умолкла. Эта героическая пафосная фраза бесполезна и даже смешна — они и так меня убьют. Но подчиняться им было все равно поперек сердца. — Идите к черту! — опустошенно договорила я и сделала очередной шаг назад — моя спина коснулась холодного бетона стены. Ну, вот и все. Побег провалился. Демоны рассмеялись — я же неосознанно отправила их к создателю. Это было странное представление, и я уже осознала, что оно бесполезно. В свете того, что браслет стянуть или разломать не удалось, ничего не изменилось. Наверное, ничего и не могло измениться, разве что я выиграла немного времени до того, как они продолжат… свое надругательство. Да, пожалуй, немного времени, за которое я поплатилась уже очень скоро — в наказание за «этот побег», как выразился Шако, он попросил Дорибо держать, а сам принялся бить меня по лицу. И ладно бы, ладонью, он использовал кулаки. Больно было нестерпимо, настолько, что я почти сразу потеряла счет ударам. Закончилось тем, что в определенный момент, наконец, я снова оказалась в том самом, странном небытии, когда есть только мое сознание, а вокруг чернота. Но то было спасительное состояние — в нем мне не было больно. Забытье продлилось как-то совсем недолго, значительно меньше, чем в прошлый раз. Я вернулась в смертное тело, и меня сразу пробрал озноб — волосы и кожа были мокрыми от воды. Наверное, изверги окатили меня водой, чтобы вернуть в сознание. Свет неприятно резанул воспаленный взгляд — я была на полу комнаты с замызганными кафельными стенами. Скорее всего, это была или душевая, или какой-то помывочный цех — в полу чернело отверстие для слива, а из стены в углу торчал допотопный старый кран. Лодыжку обхватывала толстая цепь с навесным замком — место моего заключения определенно изменилось. Страх пробежал по спине мурашками — зачем? Сколько они собираются меня тут держать?! Демоны, наверное, были неподалеку, но сейчас я их не видела. Даже не пытаясь сесть, я потрогала лицо — прикосновения отозвались острой болью, а по неровностям кожи стало ясно, что она сильно пострадала. Картинка перед глазами плыла и выглядела однобоко, как будто я смотрела только одним глазом. Меня внезапно пробрал смех. Наверное, это нервное, как иначе объяснить — я не знаю. — Тебе все смешно?! — рявкнул Шако, показав свою рожу в узком поле моего зрения. — Я вишу, сьебе нрависься сьрахась косьлесу? — сквозь смех проговорила я, по своей дикции осознавая, что лишилась нескольких зубов. — Ну, как? Сессуально? Я продолжала смеяться, пока он пинком в живот не превратил мой смех в кашель. Кажется, мое злорадство их и вправду рассердило, поскольку с того момента они практически перестали говорить на общем языке. То, что происходило дальше, было одной сплошной пеленой боли. Они быстро пресытились традиционным изнасилованием, и в ход пошли посторонние предметы. Сеансы проникновений перемежались с избиениями, прижиганием кожи и прочими членовредительскими действиями. Время от времени я оказывалась в спасительном забытьи, иногда надолго, а иногда они водой или едким запахом быстро возвращали меня в телесную оболочку, очевидно, не наигравшись вдоволь. После того второго дня я потеряла счет времени. В кафельной комнате не было окон, и свет горел постоянно — определить какое время суток, было невозможно. Да и по ночам отсчитывать сутки тоже не получалось, я пребывала в полубредовом состоянии от жажды и боли, чтобы замечать их появления и исчезновения. Сколько времени я провела в этом заточении, я не знаю, но однажды это все же прекратилось.7
В очередной раз я пришла в себя уже полностью одетой и в своей почтовой форме на полу фургона — очевидно, они намеренно сохранили мои вещи. Свободная, да толку — сил не было ни на что, даже просто шевельнуться. Пол вибрировал и слегка сотрясался от езды, машина определенно двигалась. Я с трудом разлепила один глаз и наткнулась на ненавидящий взгляд Шако. Он вертел в руках какое-то холодное оружие — картинка расплывалась, не давая разглядеть. Меня это обрадовало — страдания, наконец, завершатся. Боль пронизывала все тело, усиливаясь в некоторых особо полюбившихся демонам местах, так что смерть уже не казалась чем-то страшным, скорее, долгожданным радостным избавлением. В фургоне не было окон, а с пола посмотреть в сторону кабины я не могла. Присоединиться к ментальному полю хотя бы города по-прежнему не получалось — так что я вообще не представляла, куда они меня везут. Грело лишь то, что скоро, возможно, все закончится. Машина притормозила где-то через час езды, половину из которых мы ехали небыстро, судя по звуку, по грунтовой дороге. Значит, какой-то парк. По памяти восстанавливая карту города, я прикинула, что ближайший к злополучному автосервису — Фэрмаунт. Большой — достаточно большой, чтобы можно было без свидетелей выкинуть тело. Двери фургона отворились, и Дорибо, схватив за шкирку, выволок меня из машины. Демон оттащил мое тело ближе к деревьям и оставил на земле. В этом месте узкая аллея заканчивалась тупиком, и до ближайшего поворота выглядела абсолютно безлюдной. Он что-то сказал подельнику на своем, тот кивнул. Я поняла, что это был призыв к действию — Шако приблизился и принялся деловито закатывать на мне рукава, а я лишь бессильно наблюдала за этим. Сопротивляться не было сил — физическая оболочка была настолько вымотана, что никаким усилием воли я не смогла бы заставить себя двигаться. Закончив приготовления, демон вытащил из кармана… канцелярский нож? Эта мелочь показалась мне холодным оружием в фургоне? Я изумилась такому искажению восприятия, хотя, может, в фургоне он действительно держал в руках что-то более серьезное? Шако посмотрел мне в глаза со зловещей ухмылкой и начал глубоко прорезать кожу предплечий вдоль по венам. Так вот, что они придумали — разыграть самоубийство?! От обиды и отчаяния меня буквально затрясло, впрыск неизвестно откуда взявшегося адреналина, казалось, должен был прибавить сил — я даже попыталась как-то помешать мерзавцу, но сил не хватило даже вырвать из его лап свою руку. Он закончил за считанные секунды, и кровь фонтаном забила из продольных ран. Ну, вот и все. Но Шако не уходит. Да сколько же можно? Просто оставь меня, дай мне уже умереть! Нет, мерзавец еще не все закончил. Я не сразу заметила на нем латексные перчатки — он по очереди вложил орудие (само)убийства в каждую мою ладонь, почти нежно сжимая пальцы и, наконец, бросил нож рядом с телом. Вот теперь окончательно все. Демоны сели в машину, и, издав громкий резкий хлопок, двигатель заработал. Фургон увозил моих убийц по тихой по-лесному заросшей аллее, а я опустошенно смотрела им вслед. Мое существование закончится совсем скоро, и сейчас мне остается только думать. Надо признать — их план весьма хорош. Полиция не станет расследовать суицид, разве что детективы заинтересуются тем, что произошло в преддверии моего самоубийства — жестокое многодневное насилие — но вряд ли им удастся найти какие-либо улики. А даже если эти два выродка наследили, и улики обнаружатся, агенты демонического легиона подчистят концы, и преступление в мире людей останется нераскрытым. Я доживала последние минуты в крайне мрачном настроении. В мире фей самоубийство считается самым страшным грехом, который порочит и перечеркивает честь того человека, чья душа стала основой жизни феи, стирает благодетель, уничтожает все плоды ее трудов. Наши сразу поймут, что меня убили демоны, хотя бы потому что на мне найдут рунический браслет — своеобразное послание. А те, кто затеял всю эту кашу, предоставят еще кучу убедительных доводов в пользу того, что демоны объявили нам войну. И она начнется. На мгновение в моей тяжелеющей голове промелькнула шальная мысль — попытаться разломать браслет ножом, что оставил Шако. Если успею, смогу переоблачиться в истинную форму, спасу себе жизнь, выживу… Слабеющей левой рукой я нашарила канцелярский инструмент, попыталась его поднять и поняла, что не могу! Не могу! Чертова человеческая оболочка, какая же слабая, хрупкая, бесполезная! По щеке снова покатились слезы. Теперь обиды. Служить людям в человеческом облике только для того, чтобы в нем умереть?! Это несправедливо! Несправедливо… Фургон уже несколько минут как скрылся из поля зрения, и меня стало клонить в сон, каменной плитой придавила смертельная усталость и слабость. Как будто у меня забрали совершенно все силы, даже те, что нельзя — на моргание и нервное сокращение мышц. Я чувствовала себя, будто размазана по земле, как мокрая тряпичная кукла, выброшенная со второго этажа. Вот, значит, как это — умирать. В слабости и позоре… Мне казалось, что вместе с вытекающей кровью холодеет тело, сама жизнь покидает меня, но вдруг человеческий слух, в разы менее острый, чем мой истинный, уловил шум автомобильного двигателя. Сердце, которое, казалось, бьется из последних сил, вдруг участило свой ход. По израненной коже спины пробежали слабые мурашки. Неужели демоны вернулись, чтобы все-таки проконтролировать мою смерть? Или какой-то заблудший турист вдруг решил заехать на эту тупиковую аллею? Вряд ли турист, скорее, изверги, хотят посмотреть, как я отдам концы. Глаза норовили закрыться против моей воли, но я все еще оставалась в сознании, только благодаря приближающемуся тарахтению автомобиля. Вдруг спасение? Шум доносился уже совсем рядом, я напрягла единственный открывающийся глаз, чтобы сфокусировать зрение, и почти перестала дышать от удивления. «Скорая»?! Откуда здесь машина «Скорой»?!8
Карета «Скорой» неловко развернулась и, сдавая задним ходом, остановилась в метре от меня, при этом двигатель продолжил работать на холостом ходу. С трудом выныривая из надвигающейся тьмы, я увидела, как из кабины выскочил парень лет тридцати. Не по форме медика, просто обычный парень в парусиновой синей куртке и каких-то таких же синих штанах — худой, темнокожий, с темными короткими волосами. Он обогнул фургон, вытащил носилки, сложил их рядом со мной и безо всяких слов переложил на них мое почти мертвое кукольно-тряпичное тело. Кровь уже не била фонтаном, лилась мирно и тихо, неуклонно заливая пластиковую обивку носилок и траву под ними. Парень поднял их и одним отточенным движением загнал в фургон. Сам запрыгнул следом. Я уже отключалась, а он тряс меня за плечо, хлопал по щекам, все приговаривая: — Не отключайся! Рано! Тебе еще нельзя! Смотри на меня! Смотри! Я исступленно пыталась держать глаза открытыми, но слабость наваливалась все сильнее, погружая меня в черноту. Такую же, как та, в которую я ныряла до этого, чтобы спастись от боли. Наконец-то отдых — как же я устала… Небытие уже сколько-то времени назад перестало восприниматься странным, я привыкла к тому, что здесь нет физических ощущений, отсутствует даже мое эфемерное тело, есть только чистое сознание, которое может генерировать мысли, но не может их никому передать. Как будто изоляция — раньше она напугала бы меня до ужаса, но сейчас воспринималась лишь возможностью избавиться от боли и страданий, перевести дух в тишине и спокойствии. Я думала, что во время смерти что-то должно измениться, точнее, предполагала, что не будет ничего. Никто не возвращался с той стороны, никто не рассказывал, как это — умереть. Феи верят, что при смерти энергия души создателя рассеивается, а ее продолжение — фея — исчезает, остается лишь пустота. Вообще, это почти невозможно осознать, как это, вместо тебя не будет ничего. Как это — пустота? Но сейчас, находясь в небытии, я все еще ощущала, что я есть. Значит, я не мертва? Значит, я все еще тут, просто в изоляции? Возвращение в телесную оболочку произошло внезапно. Я ожидала лавину всё той же сверлящей мозг боли, но её не последовало. Осмотревшись, я поняла, что я ещё в машине «Скорой». Мой спаситель, весь в крови, сидел напротив и устало вытирал со лба пот. Увидев, что я очнулась, безжизненно выдохнул: — Я рад, что успел спасти тебя. А сейчас пора отсюда убираться. Я хотела спросить, почему мне не больно, как он умудрился не дать мне умереть — банально, вряд ли бы он успел зашить рассечённые вены… Но не успела — слабость не дала мне даже открыть рот, а он, тем временем, бодро выскочил из фургона и отправился в кабину. — Потерпи ещё немного, и я всё тебе расскажу. — Проговорил он, обернувшись в миниатюрное окошко, отделяющее кабину от салона. — Отдохни. Боль не вернётся, пока морфий её глушит, так что просто спи. Машина тронулась, и мы куда-то поехали. Я пыталась понять, как этому человеку удалось столь своевременно прибыть ко мне на помощь, но вскоре мысли завязли в полусонном бреду, и я отключилась. На этот раз не в черноту. Просто отключилась. Ни сознания во тьме изоляции, ни ощущения самости и целостности, просто ничего. Пауза. Наверное, так и происходит, когда люди спят очень крепко? Откуда мне знать, ведь это, похоже, мой первый нормальный сон. Я проснулась от яркого света, надо мной нависало целое соцветие слепящих ламп. Кажется, это была стационарная операционная, но вокруг вместо стерильно светлых стен, был развешан толстый полиэтилен, скреплённый между полотнами скотчем. От ключиц тянулись несколько капельниц, одна из них с донорской кровью, остальные — с прозрачными жидкостями. Мой спаситель уже был в хирургическом халате, но вместо инструментов на металлической этажерке была раскрыта древняя книга и стояла какая-то небольшая баночка с узким горлышком, в которой на свету искрилась светло-голубая жидкость. Я осмотрелась повнимательнее — это была определённо не операционная — рядом с моей каталкой стояло несколько таких же с трупами, полностью прикрытыми простынями. Впрочем, бирки на ступнях, подтверждали такую догадку. На этот раз сил у меня было больше, чем в прошлый, и я осмелилась спросить: — Что происходит? — всё, что пришло в голову, всё, на что я была способна. — Надо снять с тебя этот рунический браслет. — Деловито ответил парень, надевая обычные нестерильные перчатки. — Я осмелился приготовить для тебя несколько тел. Тебе понадобится новая оболочка — эту уже не спасти. — Для чего? — взмолилась я. — Просто сними браслет, и я исчезну. — Ты можешь исчезнуть, если считаешь, что произошедшее с тобой — пустяк. — Холодно ответил он. — Так что? Сбежишь? Я испытывала дикие сомнения. С одной стороны, произошло грубое нарушение нейтралитета, демоны хотели меня убить, они пытали меня, издевались, собирались очернить память моего создателя! А с другой — мне безумно хотелось покоя. Спрятаться, отсидеться на крыше Либерти Плейс, успокоиться. Но внутренний голос монотонно, на одной ноте, гнусавил о том, что меня подставили свои же. И он был громче, чем все прочие, несмотря на все мои старания заглушить его и не слушать. Ведь, если первая попытка убийства не удалась, те, кто всё задумал, предпримут следующую, хотя бы потому что я теперь — нежелательный свидетель. В таком случае спокойно отсидеться на крыше Либерти Плейс мне не удастся. — Не сбегу. — Глухо ответила я. — Снимай браслет. Я останусь здесь в истинном виде. Обещаю. А когда отдохну, выберу тело. — Думаю, ты не захочешь долго находиться в истинной форме. — Неожиданно строго проговорил молодой человек. — По крайней мере, точно не сейчас. И ты уже поняла, что тебе лучше не сообщать феям, что ты жива. Конечно, я это поняла, но откуда он об этом знает? А откуда он знал, где я доживаю свои последние минуты? Я решила пока об этом не думать. Мне предстояло разорвать связь с ментальной сетью фей. Я ещё не знала, как это делается, лишь слышала, что это возможно — нужно просто к ней не присоединяться, мысленно отказаться слышать мысли сородичей. Нам рассказывали о феях-отступниках, которые предавали свою клятву и народ, чтобы жить в своё удовольствие. Нарушение клятвы считалось таким же позором, как самоубийство. По крайней мере, эти поступки расценивались эквивалентно отвратительными по отношению к светлой памяти души создателя. Интересно, почему за отступниками никто не охотится? Или они гибнут от рук демонов, когда перестают иметь ценность для сообщества фей, как неучтённые особи? Слишком много мыслей, надо просто решиться и сделать то же, что феи-отступники. Предать клятву? А разве те, кому я доверяла, не предали меня, отправляя на смерть?