9
Пока он нашёптывал длинное заклинание из ветхой книги, я готовилась к тому, что придётся срочно каким-то образом обрывать контакты с родным миром. Пыталась припомнить все упоминания о феях-отступниках, вычленяя способы разорвать связь с центром. Всё сводилось к одному лишь желанию не соединяться, не слушать, не принимать ментальных посланий. Неужели так просто? Как, оказывается, легко отказаться от клятвы. Хотя в нашем мире всё делается при помощи мыслей, и для отречения от единственного священного обета в своей жизни нужно лишь этого захотеть. Вскоре парень закончил чтение, наклонил над браслетом небольшую баночку и капнул жидкостью на стык двух половинок. — Приготовься не вспоминать о мире фей. Я снимаю руническую блокаду. — Предупредил он и одним лёгким движением разжал браслет. Тот с тонким щелчком отворился и упал с моего запястья. — Откажись! Не слушай эфир! Пока ты их не слышишь, они тебя не видят! Поняла? Голос парня звучал где-то далеко, а меня буквально захлёстывали волны информации, которая таилась за бортом, пока магический «железный занавес» не впускал её в моё сознание. Я намеренно не дематериализовывалась, чтобы было легче от неё отказаться, усилием воли пыталась во что бы то ни стало не принимать её. Я кажется, даже старалась не услышать зов Мин. Ну да, ну да, старалась, конечно! Враньё — в душе я жаждала услышать голос подруги: «Ки, отзовись, где же ты?», но ничего подобного не было. Наверное, если бы они меня искали, я бы не смогла отказаться, впустила, ответила бы, раскрыв не только себя, но и своего спасителя. На наше счастье, никто меня не искал. На его счастье, пожалуй — для меня это было мрачное известие: мои собратья предали меня и отдали на растерзание вражескому легиону. Меня списали со счетов, заочно похоронили, очевидно, ожидая, что вскоре найдётся мой труп со следами суицида — многозначительное уже ожидаемое послание демонов, предназначенное самим старейшинам. Осознав, что связь с центром наладить не удалось, я с чистой совестью перевоплотилась в истинную форму, уже не боялась, что услышу призыв родного племени. Накатила нестерпимая тоска — принять, что теперь я один на один со всем миром, оказалось куда сложнее, чем умозрительно представить. Оставаться в бестелесной форме стало невыносимо, до боли одиноко — очень хотелось хоть какой-то поддержки, хотя бы минимальной, даже от этого странного немногословного темнокожего парня. Быстро оценив тела, которые он любезно предложил мне на выбор, я выбрала труп девушки с короткими темными волосами и татуировками по всему телу. Прикоснувшись к торчащей из-под простыни ноге, я начала медленно обретать её черты, превращаясь из эфемерного создания в человека из плоти и крови, а укрытый простыней труп с такой же скоростью тлел и разрушался, пока не превратился в кучку праха окончательно. На каталку с глухим хлопком упала бирка. Я посмотрела на надпись — Саманта Кирен. Теперь у меня новое тело и, очевидно, имя, пока я его не поменяю. Я ещё не меняла оболочки и не знала, куда девается прошлая, когда ей на смену приходит новая. На той каталке, где раньше я лежала под капельницами, сиротливо валялись иглы, разливая по металлической поверхности кровь и медицинские препараты — похоже, своё прошлое тело я больше не увижу. Парень стоял напротив и суетливо прятал глаза, чтобы не смотреть на моё обнажённое тело. Всегда забывала, что в мире людей есть такая вещь, как стеснение. Будучи голой в облике человека, я не чувствовала стыда, даже не подумала прикрыться, ведь истинно обнажённой он меня не видел. Но мой спаситель выглядел очень смущённо, и я облегчила ему задачу — завернулась в простыню, которая до этого укрывала труп Саманты. Едва овладев новым телом в полной мере, я почувствовала, как на глазах выступили слёзы. Все эмоции, которые испытывало моё истинное естество, передались оболочке, и Саманта была, как хрустальная статуэтка, разбита на мельчайшие осколки. В горле стоял ком, а душа жаждала тепла и заботы. Я подошла и обняла своего спасителя. — Спасибо, что спас. — Прошептала я ему на ухо, не в силах говорить голосом. — Спасибо, что не убежала. — Ответил он, обнимая меня в ответ. — Думаю, нам есть что обсудить.10
Мы простояли в обнимку несколько минут. Бушующая до этого боль от утраты всего, во что я верила, немного отступила, сделалась мрачным фоном в тёмных уголках сознания. В теле неизвестной девушки мне как-то проще давалось осознание произошедшего. Сейчас я была всего лишь какой-то мёртвой гражданкой США, а не бестелесной феей, которую предали соплеменники. Я отлепилась от молодого человека и неловко улыбнулась, демонстрируя, что я всё ещё в простыне от трупа. — Например, обсудить одежду? — Момент. — Он вышел за пределы самодельного операционного бокса и вернулся через пару минут с какими-то простыми джинсами и футболкой, даже трусики с кроссовками прихватил. — Я подготовил. Я отвернулась, скинула простыню и начала одеваться. Одежда, к моему удивлению, полностью подошла. Вот теперь ко мне вернулось любопытство. — Кто ты, мой внезапный спаситель? — бросила ему через плечо. — Это тело принадлежало Роберту Харману. — По голосу чувствовалось, что он говорил с улыбкой, явно довольный тем, что смог, наконец, кому-то открыться. — Так на чьей ты стороне, Роберт? — я повернулась и испытующе посмотрела на него. — Фея или демон? — Будь я демоном, смысл тебя спасать? — оскорбился он. — Я бы к этим двоим присоединился… Наверное, он хотел ещё что-то сказать, но мой гнев превысил все допустимые рамки. — Так ты знал?! Ты знал, чем они там занимались с моим прошлым телом, и не вмешался?! Что с тобой не так? — Я выиграл нам время. Они уверены, что всё прошло по плану. Уйдёт пара дней, пока они спохватятся, что твой труп так и не обнаружен. — А если бы они дождались, пока я истеку кровью? Там, в парке? — Я знал, что не станут. — Скупо ответил Роберт. — Но если бы дождались, сейчас уже бы шла война. Старейшины фей не стерпели бы такого святотатства, которое они намеревались сотворить с тобой, а демоны только и ждут, чтобы перебить всех фей и ввергнуть Землю в хаос. — Но если ты мог, почему не снял браслет там же? — все ещё не доверяла я. — Мог бы ещё в фургоне «Скорой» прочесть заклинание, отпустил бы меня, а там бы и сам предстал в истинном обличии? — Давай представим, что я сделал именно так. — Тон Роберта засквозил лёгким раздражением. — В том эмоциональном состоянии, в котором ты пребывала, когда я тебя спас, первое, что бы ты сделала — обратилась к феям за помощью. Как думаешь, сколько бы ты прожила после этого? Лучше поблагодари — я, считай, спас тебя дважды. Роберт говорил убедительно, и в моей голове осела основная суть — мне некуда пойти, меня считают мёртвой и только ждут начала войны, которой теперь не произойдёт. Но что будет вместо нее? Что сделает предатель, поняв, что план не удался? Пострадает ещё одна фея? Я задумалась. Фактически, конечно, подставил меня Фэй — именно он в обход официального назначения на повышение отправил меня на урегулирование убийства. Получается, он не просто послал меня на смерть, но еще и подстраховался — если что-то вскроется, окажется, что я самовольно зашла не на тот адрес, а он просто скажет, что ничего о таком не знал. Но тогда и Мин тоже в курсе? Получается, она знала, что задумал Фэй? И эта брошенная в конце фраза «с повышением, подружка», значила не радость за меня, а злорадство моей наивности? Меня обуяла обида и досада — почему именно я? Самая молодая в Филадельфии? Самая молодая в Пенсильвании? Во всех Штатах? Почему я? Или потому что выбрала женский пол? Какой еще символ мог быть заложен именно в моем убийстве? От волнения закружилась голова, я едва не упала, благодаря вовремя подхватившему меня Роберту. — Тебе надо поесть. — Твёрдо сказал он. — У тебя недостаток сахара в крови, плюс, новое тело… — Мне надо разобраться, почему меня подставили! — отрезала я. Роберт огорчённо посмотрел на меня. Кольнул едва уловимый укор — я и забыла, что я в смертной оболочке! Конечно, это тело надо питать. Я устыдилась своей резкости и с благодарностью добавила: — И поесть, наверное, тоже не помешает.11
Мы пешком, как обычные люди, спустились по лестнице и вышли из здания, где на нежилом чердаке Роберт обустроил своё логово. Я чувствовала какое-то непонятное, внутреннее беспокойство, казалось, что он что-то недоговаривает. То есть, он так и не сказал, кто он. Только, что не демон. Но это было и так понятно. Да и к феям его было не отнести, по большому счету, разве что к отступникам. Я собиралась задать этот вопрос ещё раз, когда представится возможность. Он проводил меня в небольшое кафе неподалеку. В нём пахло жжёным кунжутным маслом, жареной рыбой и всевозможными пряностями. Откуда я знала, что это за запахи? Я никогда не задумывалась над тем, чтобы питаться, как люди, не разбиралась в блюдах, даже, наверное, есть толком не умела. По крайней мере, не пробовала, сколько себя помню. — Присядь. Я возьму нам еды. — Скомандовал Роберт и указал на столик у окна. — Ждать долго не придется. Я даже не подумала возражать, хотя меня удивила моя откуда-то взявшаяся покорность. Мне не приходилось кого-то слушаться в мире людей, а здесь я фактически подчинялась другому человеку. Почему это не вызывало отторжения? Интересно, почему я не пытаюсь уйти? Что меня держит? Я списала это на страх. Все еще надеялась, что он подскажет, как мне дальше быть, или хотя бы поможет устроиться в мире смертных. — Это китайская еда — лапша с яйцом и курицей. — Я услышала его голос из-за спины, когда он поставил передо мной бумажную тарелку с ароматно пахнущей пищей. — Приятного аппетита, Саманта. Я распаковала палочки и попыталась ими есть, подобно прочим посетителям кафе, но никак не могла с ними совладать. Роберт показал, как взять их правильно, даже бережно вложил их мне в руку и расставил мои пальцы. Это было приятно, но еще больше обрадовало, что наконец у меня получилось донести до рта вожделенную лапшу. Боже, никогда бы не подумала, что человеческая пища такая вкусная! Или так только показалось «с голодухи», поскольку сейчас мне требовалось восстановить прорву энергии? Я продолжала быстро есть, пока дикий голод не притупился. Немного насытившись, я спросила: — Где мы? — Это кафе китайской и американской кухни, называется Энджела. — Как ни в чем не бывало ответил Роберт. — Пауласки авеню 5300, если тебя интересует адрес. Это севернее того парка, где они тебя оставили. Такая информация мало что мне говорила, разве что адрес, но в этой части города я редко бывала. Впрочем, я поняла, что есть куда более важный вопрос: — Как думаешь, что теперь будет? — Будет что? — уточнил парень. — Ну, со мной, с нами, с теми выродками, с перемирием? — я рассердилась. — Тебе и правда непонятно, о чём я спрашиваю? — Говори, пожалуйста, тише. — Осадил Роберт. — С тобой? Не знаю, это от тебя зависит. С нами? Нет никаких нас. Я свое дело сделал, так что скоро покину тебя, и это не обсуждается. Я уже набрала воздуха, чтобы разразиться очередной тирадой, но Роберт каким-то мистическим образом заставил меня молчать — я буквально не смогла открыть рот. Только гневно свела брови, а он продолжил: — С теми выродками? Это неважно — может, их казнят свои, а может, они так и продолжат вредительствовать. А перемирие останется нерушимым, по крайней мере, пока. Вот теперь можешь спросить. Его лживое великодушие меня рассердило, но я не дала волю гневу и лишь спросила: — То есть, ты вот так бросишь меня?! Роберт молчал. Ну, да, вопрос был глупым. На него ответ уже произнесен. Я поразмыслила и задала следующий: — А как понять, что будет со мной — зависит от меня? — Ну всё же просто, как два плюс два! — Досадливо произнёс Роберт. — План по разжиганию межвидовой розни провалился. Дальше видно будет, предпримут ли зачинщики ещё одну попытку или подождут более удобного случая. А ты уже свободна от клятвы и вольна делать все, что вздумается. Фейских способностей тебе хватит, чтобы в мире людей получить всё, что пожелает твоё смертное тело. Я почти с ужасом слушала его холодную речь. — Ты хочешь сказать, я больше никогда не окажусь в мире фей? Не вернусь в сеть?! — Если хочешь вольготно жить в человеческой оболочке еще многие и многие тысячи лет. — Роберт проглотил последнюю порцию своей лапши и отодвинул грязную тарелку. — Но в мире фей ты сможешь появиться всего один раз, и лишь для того, чтобы они тебя аннигилировали, как предательницу клятвы. Мир фей для тебя закрыт навсегда, если намереваешься остаться в живых. Его слова прозвучали жестоко и трагично. Как приговор. Я совсем не этого хотела, совсем не так планировала жить свою вечность. И даже при том, что меня предали несколько соотечественников, я не переставала любить свою родину, свою работу, свою клятву. Получается, подставив меня, Фэй в любом случае подписал мне смертный приговор, даже в случае, если я ненароком выживу и смогу спрятаться. Ведь если моя физическая оболочка нигде не найдётся, значит, я должна выйти на связь. А я не могу подать сигнал, чтобы не выдать себя. Кто знает, может, Фэй снова подрядит тех демонов явиться за мной? От воспоминаний об адских событиях в автосервисе меня передёрнуло. Скоро всё станет ясно, если уже не стало. Я — клятвопреступница в глазах всех моих соплеменников, и наказание мне — смерть и забвение. — Все не так уж плохо, Саманта. — Вдруг, будто прочитав мои мысли, приободрил Роберт. — Среди людей уже живёт не одна фея — пара десятков человек в Силиконовой долине, несколько в Вашингтоне, и еще сотни разбросаны по всему миру. Ты же можешь использовать внушение себе на пользу — все двери открыты, только выбери себе путь и иди по нему. Я почувствовала, что это как-то… некрасиво, что ли. Нехорошо использовать способности против тех, кто не может им противостоять. Это как играть не по правилам. Пока была «санитаром леса», я по роду службы использовала способности во благо людей, но никак не для своей личной выгоды. — Я так не могу, Роберт. — Я ответила не сразу. — Это неправильно. Я не буду добиваться успеха среди людей, используя фейские способности. — Какое благородство! — он рассмеялся. — Что же, значит, так тому и быть. Прощай, Саманта. Не попадай в неприятности, не ссорься с демонами, и будет тебе счастье. После этих слов Роберт исчез, будто его и не было. Будто я пришла в кафе Энджела одна. Мне снова стало горько и о-ди-но-ко. Одиночество, о котором я раньше только слышала, сейчас вдруг стало моей реальностью. Тоска камнем повисла на сердце. К горлу подступил ком, на ресницах выступили первые слезинки — я едва сдержалась, чтобы не разреветься прямо за своим столиком у окна.12
Первой мыслью было тоже дематериализоваться, прямо как Роберт — плевать на свидетелей — перенестись на крышу Либерти Плейс, как в старые добрые времена, но я ее отвергла почти с омерзением. Все, что напоминало о моем мире, сейчас приносило только страдания. Раз я теперь человек, нужно наполнить свою жизнь человеческими же действиями. Я вышла на улицу. Солнце клонилось к закату, мне в одной футболке без верхней одежды стало зябко. Осенью в Филадельфии тепло только днем, а ночью температура опускается до дискомфортных человеческому организму значений. Интересно, где я проведу эту ночь? Кажется, Роберт сказал, что кафе расположено севернее парка, в котором… Неважно, значит, и севернее центра Филадельфии. Я побрела на юг. Через несколько часов упорной ходьбы я выдохлась и совсем замерзла. Нужно было срочно что-то придумать. Я напрягла восприятие и начала улавливать мозговые волны людей в ближайших домах. В трех строениях ниже по улице скучала одинокая старушка, которой очевидно требовался уход. Что же, вот и мой шанс найти ночлег, а завтра видно будет. Как просто оказалось скатиться до использования способностей, когда твое физическое тело испытывает дискомфорт. Оно слабое, хрупкое, и его страдания вынуждают тебя предпринимать меры, даже непопулярные, чтобы облегчить свое состояние. Я дошла до дома той женщины и даже подошла к двери, но не смогла постучать. Нельзя, я так не буду! У меня хватит силы воли, чтобы не опускаться до такого, я не нарушу своего принципа. Смешно? Пожалуй, ведь к клятве это отношения не имело, только мой личный моральный компас не позволял мне использовать способности ради выгоды для себя любимой. Я сжала зубы и… дематериализовалась. Переместилась на крышу Либерти Плейс. Единственное, что оставалось — вернуться в обличие феи и пережить очередную ночь в истинной форме, которой не страшны ни холод, ни голод, ни жажда, которой чужды вообще все человеческие потребности. К моему удивлению, пронзительно больно возвращаться в истинный вид уже не было. Как будто связь с миром фей для меня, наконец, разрушилась окончательно. Сейчас я уже не испытывала вселенского одиночества — скорее, самостоятельность, будто теперь я стала сама по себе. Сидеть просто так оказалось очень скучно. Время встало, казалось, даже ветра не было. Расположившись на покатом стекле крыши любимого здания, я вслушивалась в город. Разумеется, без наводок от департамента Намерений, обнаружить ситуацию, которая приближается к конфликту, было куда сложнее, тем не менее, мне попались мозговые волны человека, настроенного крайне враждебно. Я переместилась ближе к нему, оставаясь в бесплотном обличии, чтобы понаблюдать. Это был молодой латиноамериканец, одетый в довольно грязную старую одежду. Я бы дала ему лет двадцать земных. Он выглядел мрачным и очень нервничал. Я прислушалась — он думал только о том, как раздобыть денег на покупку… дозы. Стало досадно — наркоман, пропащая душа. Но я быстро взяла себя в руки — это не значит, что ему нельзя помочь, а уж тому, кто вскоре неизбежно станет его жертвой — тем более. Я с искренней решимостью спряталась за мусорным баком, чтобы перевоплотиться в человека, но вдруг осознала всю глупость этой идеи. Во-первых, я уже не на службе и помогать людям вовсе не обязана, а во-вторых, парень взвинчен и однозначно вооружен — куртка топорщится на спине, выдавая заткнутый за пояс пистолет. Безрассудно — рисковать, представая в смертной оболочке, чтобы меня пришил нервный торчок, которого дико ломает! Я застыла в нерешительности. Интересно, почему мы всегда работаем в человеческой форме? Можно ли направить мысли человека, находясь в истинном обличии? Я приблизилась к нему, встала почти вплотную — парень, разумеется, меня не увидел и не почувствовал. Но как только я начала пытаться вместо намерения убить кого-то ради денег на дозу вложить в его голову желание пойти лечиться от наркомании, произошло что-то невероятное, чего я не ожидала. Латинос громко застонал, схватился за голову и начал оседать на землю с перекошенным пунцовым лицом. Кажется, я только что сотворила что-то ужасное. Познания в человеческой медицине у меня были на уровне «как правильно применить лейкопластырь», но я быстро сообразила, что нужно позвать на помощь. Я материализовалась недалеко от ближайшей освещенной улицы и попросила первого попавшегося прохожего вызвать скорую, «доходчиво» объяснив, что в переулке человеку плохо. Я даже сама не заметила, как машинально расположила его к себе и внушением заставила горячо захотеть помочь мне. Применила «фейские штучки», утешая себя тем, что пытаюсь помочь… Наверное, мне не следовало наблюдать за действиями бригады «Скорой», но я не могла заставить себя уйти, совесть вопила о том, что я должна хотя бы понять, что натворила. Расположившись неподалеку в истинной форме, я слушала мозговые волны медиков. Они явно пренебрежительно отнеслись к наркоману с инсультом, мол, так ему и надо, а когда нашли при нём пистолет, сразу вызвали ещё и Полицию. Парня, как я поняла, отвезут в больницу, поправят здоровье, насколько возможно, а потом начнётся расследование, если он уже успел что-то с этим пистолетом провернуть. Что же, буду надеяться, что у него окажется разрешение, а пистолет зарегистрирован и не пахнет порохом. Я вернулась на крышу Либерти Плейс в растрёпанных чувствах, терзаемая ощущением вины. Вроде, я сделала все правильно, но наркоман явно получил больше, чем заслужил. И ведь раньше во время моей службы люди не страдали, я сводила все конфликтные и опасные ситуации к мирному разрешению. Но раньше я никогда не нарушала этого правила — не пыталась влиять на людей из истинной формы. Похоже, такое воздействие оказывает чрезвычайно сильное воздействие на их хрупкий организм. В общем, вывод из произошедшего казался простым и неприятным: пытаться помогать людям по своей личной инициативе — страшная и рискованная затея. Я — слишком молодая фея, чтобы успеть поработать во всех отделах департамента Правопорядка, и не знаю большинства процедур. Интересно, как феи из отдела Грабежей и Разбоя предотвращают подобные преступления? Может, отговаривают потенциальных жертв оказаться на пути у вооруженных негодяев, чтобы не сталкиваться с последними в человеческом обличии?