Палач по закону

Часть 9 Город… прекрасный и ужасный город, столица, ожидающая высокого гостя- что может быть красивее и скучнее одновременно? Эде понадобилось пять минут, чтобы понять, что Его Величество уже всколыхнул всех, кого только мог достать. Никогда еще не суетилось на памяти Эды на площади так много людей, никогда прежде она не видела, чтобы все с таким усердием чистили! Площадь посыпали золотистым песком, разравнивали, снова посыпали. Мыли водою и мыльным раствором мостовую, подрезали кусты и траву, подбеливали стены и крыши, покрывали окна и ставни лаком… Запахи белил, краски и всяческих растворов, мыла, чистящих — все это могло свести с ума всякого, кто редко сталкивается с таким обилием движения. А Эда сталкивалась редко, правда, ее специально учили, чтобы сохранить рассудок в непривычной обстановке, но все же — от шума ей захотелось спрятаться. Да только куда спрячешься, если снуют люди здесь и там? Искать в водовороте тел и рук в одиночку — занятие бессмысленное. Эда для вида побродила по Главной Площади, и хотела уже направить свой ход именно к Пепельным рядам, но на глаза ей попалась вдруг лавка. Что-то в ней было такого, что позвало Эду, обычно равнодушную ко всему нарядному и имеющую в запасе своего гардероба из красивого лишь серый плащ с жемчужной вышивкой, внутрь. Внутри царил полумрак, приятный глазу после утреннего солнца над открытой Площадью. Тотчас, едва она вошла, к ней подлетела тонкая, очень худая женщина с туго собранным на голове пучком темных волос, от которого, казалось, ее длинная шея должна была сломаться. На плечах женщины лежала тонкая фиолетовая шаль, которая почти полностью окутывала ее узкую и худую фигуру. -Что желает госпожа? — она сразу взяла профессиональный тон, в котором прослеживался едва-едва слышимый акцент, который означает только одно — над произношением долго работали, но язык, приученные с малых лет к более грубому произношению, никак не может мягкости звуков. Эда отметила это, даже не задумываясь. -А? — дознаватель огляделась, пытаясь понять, какой черт ее вообще сюда принес, ну не любила она всякие эти платья, свисавшие едва ли не с самого потолка, какие-то жуткие ленты…шляпки! Это не ее одежда. — Да я так… Она смутилась. Ей вдруг показалось, что женщина оглядывает ее с каким-то пренебрежением. -Госпожа, — также профессионально заговорила женщина и немного улыбнулась, демонстрируя великолепные зубы, — у нас есть все фасоны и все цвета, пришедшие в моду столицы. Как вам, например, это? Она жестом фокусницы вытащила откуда-то из-за спины вешалку с длинным платьем, струящимся как будто бы водопад. Темная нижняя юбка, затем юбка из легкой, более светлой материи и еще юбка — из еще более светлой… Эда, не задумываясь, но по привычке, насчитала шесть юбок, из которой последняя была почти прозрачной. -Э…- в горле пересохло. Эда поняла, что даже не знакома с таким фасоном. Конечно, при дворе были модницы среди придворных дам, но какое ей-то дело? Она всегда думала о себе как о дознавателе, о том, какой ей нужно быть, чтобы служить закону — и так Гилот ее учил! Почему же так парализовала взгляд материя? -Впрочем, возможно, вы больше сторонница классики? — женщина отбросила в сторону на кучу каких-то свертков платье и извлекла другое, стянув его, на этот раз, с верхней вешалки. — Взгляните какой крой, круглый вырез, длинные рукава, посадка… Вырез, рукава, посадка… да разве Эда думала об этом когда? У формы дознавателей нет такого понятия, как «красота». Есть понятие «удобно». Удобство важнее. Дознаватели не гонятся за фасоном! -Я, пожалуй, пойду, — Эда почувствовала, что ее лицо горит каким-то странным огнем. Внезапно ей думалось о том, что в других условиях она могла бы носить все эти платья, но жизнь ее сложилась совсем по-другому и заточила ее в серый цвет. -Глупости, госпожа! — женщина ловко засуетилась. — Я подберу вам идеальный цвет! Мне кажется, вам нужен треугольный вырез. Ваша шея не так длинна, а это позволит ее визуально удлинить, понимаете? Плюс — у вас достаточно грубые руки, значит, я рекомендую вам рукава сделать закрытыми, и цвет…да, в моде, конечно, розовый и лиловый, но есть темно-красный! О, мне кажется, что вам это подойдет! -Я, пожалуй…- Эда знала, что должна уйти, черт знает, сколько времени она потеряла уже в этой лавке, на этой площади. Но ей хотелось остаться. Больше всего хотелось, чтобы ее оставили. -Вот, — женщина вытащила длинное, узкое, чуть расходящееся к низу платье темно-красного цвета, с треугольным вырезом, плотными рукавами, лишь слегка тронутыми узорностью вышивки. — Кажется, это вам подойдет… «Да куда ты в нем пойдешь?» — возопило все внутри Эды, когда она оглядывала платье и мучительно хотела коснуться его. «У тебя вся жизнь в подземельях! Или ты для Мэтта?» — ехидничало подсознание, когда она, взяла, наконец, вешалку, со второй попытки, не сумев снова отдернуть руку, как должна была поступить. -Извольте проследовать туда, — женщина отступила и Эда увидела ширму, за которой блеснуло зеркало. Пути назад не было. Платье приятно тяготило руки. Сложно было снять сначала серый плащ, сложить его и отложить в сторону под пристальным профессиональным ощупыванием чужого взгляда. Затем, глядя в зеркале на себя саму, снять верхнюю рубашку, брюки… Все было нелепым и неправильным, казалось почти насильственно-порочным, но Эда уже не остановилась бы, даже если бы Гилот вошел прямо сейчас и холодно-отрешенно взглянул бы на свою ученицу. Она чувствовала, что должна. Женщина скользнула к ней. Эда не успела дернуться, вздрогнуть, как оказалась втиснута, вброшена в чужую для себя оболочку, и темно-красная ткань легла на нее второй кожей, сдавливая непривычно-жестким корсетом грудь. -Взгляните! — призвали ее. Эда взглянула на себя в зеркало и совершенно точно не узнала себя. Отразилась какая-то молодая девушка, не красавица, конечно, но имеющая определенный шарм и привлекательность, и даже какую-то диковатую грацию, когда движение стоит на тонкой грани между красотой и ловкостью и откровенной нелепостью. И тут Эда поняла, что эта молодая девушка — она и есть. Это ее движения. Это ее шарм. И платье, очевидно, теперь тоже будет ее. -Ну как? — тихий шепот. — Вам нравится? Эда не знала, нравится ли ей — так было непривычно, но эта непривычность что-то толкнула в ее душе, словно бы дрогнула пружина, сжимавшая что-то, что приходилось прятать. -Куда я в нем…- вопрос был к пустоте. У нее служба. У нее нет времени на всякие платья, она уже столько потратила на себя — придется обойтись без обеда, а то и задержаться до полуночи, а ей еще в Пепельные ряды. Но как идти в пепельные ряды, как снять эту странную кожу, и как, в конце концов, оторвать свой взор от зеркала? -К любимому, — предположила женщина. — Или на прием. Эда усмехнулась. Мэтта любимым назвать было нельзя. Он не знал о ее чувствах, да и в свете последних событий был скорее раздражающим, отчаянно раздражающим! А на прием? На прием ей полагается являться в сером… Эда бросила взгляд на сложенный серый плащ и женщина проследила за ее взглядом, а затем, что-то проскользнуло и в ее глазах, она замерла (Эда видела это в отражении), и, когда она вновь взглянула на свою посетительницу, то дознаватель прочла в ее взоре страх. Значит, эта женщина поняла, наконец, кто такая Эда. Женщина боролась с собою минуту или две, а затем промолвила: -Я не смыслю в делах, госпожа, но заявляю, что моя лавка чиста. -Я вовсе не… -И то, что вам идет это платье, — перебила женщина, овладев собою. — Я думаю, что дознавателям Его Величества тоже есть куда ходить в нарядах. -Вообще-то…- Эда задумалась, — да. Она уже поняла. Это платье она купит. Прямо сейчас. Пусть оно стоит сто золотых монет, двести, триста — но она его купит и будет в нем встречать герцога Лагота! Пусть хмурится Гилот, пусть хохочет Фалько, пусть качает головою Тард, и пусть Мэтт… Нет, что ей до Мэтта? Он сам хоит как хочет. Почему и ей не попробовать? В конце концов, оказывается, она так молода! Так преступно молода! -Беру, — Эда взглянула на женщину и попробовала улыбнуться. Вышло еще более непривычно. — Только это…давайте поскорее, кхм, пожалуйста. «Сковер в своих Пепельных рядах меня, наверное, раза три проклял!» — подумала Эда.