Блудный огонек моей души

Он всегда следовал правилам. Он следовал девизу своего ордена. Будь лучшим, говорил дядя, отмечая его успехи. Помни кто ты, говорил отец, когда ненадолго выходил из уединения. Следуй зову сердца, не переставая повторял брат, смотря на него с теплотой во взгляде и мягкой улыбкой. Лань Чжань так не умел. Его уважали, считали одним из лучших адептов Гусу Лань. Но к нему не тянулись так, как тянулись к Лань Сиченю. Это его нисколько не расстраивало, даже наоборот. Отсутствие толпы обожателей радовало его. Он никогда бы не променял тихие вечера с игрой на гуцине на веселые пирушки с алкоголем и слишком громким хохотом, с непотребными разговорчиками. И все рухнуло в один миг. Вэй Ин не щадил его самоконтроль и нервы, нарушал по сотне правил за раз, смеялся, охал и жаловался, но с упорством муравья продолжал гнуть свою линию. Предлагал идеи, за которые его убить было мало! Чего стоило его предложение о подчинении темной ци! А его драка с наследником Цзинь была вообще из ряда вон! Как только этого бунтаря выгнали из Гусу, Нефрит вздохнул спокойнее. Наконец-то наступили блаженные тишина и покой, нарушаемые лишь тихими разговорами адептов. Но все снова рухнуло и теперь к прошлому не было возврата. Сожженный дом, мертвый отец, пропавший брат. И снова этот Вэй Усянь, этот невыносимый заклинатель! Вот только… злиться на него хотелось все меньше. За показным весельем была и забота. Непонятная для Лань Ванцзи, который привык полагаться лишь на себя. Но это была забота. Как бы ни был раздражающ адепт Юньмэн Цзян, но его слова и действия что-то затронули в его душе. А потом была война, много крови и тех ужасов, что ему хотелось забыть навсегда. И как яркая вспышка — их очередная встреча с Вэй Ином. Перед ним был уже не юноша, практически взрослый мужчина, под чьей флейтой танцевали мертвецы. Темный путь опасен, темная ци отравляет не только тело, но и душу. Он правда хотел ему помочь, увести с собой и попробовать исцелить. Но он забыл одно неписанное правило: больше чем свою жизнь, заклинатель ценит свободу воли. И нарвался на отпор в лице двух братьев, что чуть не лишились друг друга. В тот момент он был оскорблен. Но пришлось отбросить свои претензии и снова хвататься за меч и гуцинь, сокрушая врагов. Они заплатили огромную цену, утопили Безночный город в крови, но Солнце погасло. Казалось, все наконец закончится и жизнь вернется в привычное русло… Вэй Усянь, теперь уже Старейшина Илин. Снова и снова судьба сталкивала их нос к носу, заставляя обоих заходить за рамки. Лань Чжань не понимал его, не пытался, не знал, как подойти, но чувствовал, как неприязнь сменяется чем-то, что он не мог понять. А когда случилась осада… все чувства словно умерли в нем. Он видел в глазах этого человека… пустоту. Это падение было чистым самоубийством. Вэй Ин не хотел жить. Потеряв всех близких, ненавидимый собственным братом, головная боль всех заклинателей… он просто хотел закончить все это. И шаг в пропасть был единственным решением. Он смотрел как падающий заклинатель пропадает в белой вспышке, столь яркой, что пришлось закрыть глаза. Тело так и не нашли. Глава Цзян рвал и метал, но сделать ничего не мог. И почти сразу увел своих людей в Пристань, где остался малолетний племянник. Он совершил проступок. Он нарушил правила и был наказан. Но впервые в своей жизни он чувствовал что был прав. И эта злость словно придала ему сил. А-Юань… в душе поселилось горькое отчаяние, когда он нашел малыша едва живым. И какой же сильной была его радость, что он пошел на поправку, а потом и вовсе ходил к нему втайне, навещал и одним своим присутствием притуплял боль в сердце. — Выздоравливай, Лань-гэгэ. Мне страшно без тебя, здесь так много белого и все такие злые и холодные. Ты тоже в белом, но ты добрый и теплый, как Сянь-гэгэ. — говорил мальчик, слегка перебирая его волосы. Шло время, на теле остались полосы шрамов, которые уже никогда не заживут, а душевные раны постепенно заживали. Слова о даочжане сначала напоминали слухи, практически сказки. Но их становилось больше, а вскоре появились и те, кто видел его лично. А однажды явился и он сам, спасая детей из лап нежити. Больше всего в этом человеке Ханьгуань-цзюня пугали его глаза. Пустые и безжизненные, казалось, их обладатель живой мертвец, а не бродячий заклинатель, что помогает простым людям. И второй господин Лань не был бы собой, если не решил бы разобраться. Они с А-Юанем проснулись довольно рано и тихо разговаривали, мальчик был впечатлен ночной охотой и их новым знакомым. Лань Ванцзи разделял этот восторг, в своей манере. Они договорились еще очень давно — когда они наедине, то он будет называть его первым именем, но когда они в ордене или на охоте, то будущий заклинатель представляется своим вторым именем — Сычжуй. Когда его воспитанник ненадолго задремал, к ним подошел даочжан. Но что-то в его образе было до боли знакомо. Вэй Ин в очередной раз вихрем ворвался в жизнь второго Нефрита, переворачивая ее с ног на голову. И исчез из нее, убежав в рассвет и забрав с собой белую ленту и покой заклинателя. Было странно осознавать, что человек, которого ты знал, вознесся и стал одним из Небожителей. Лань Чжаня не волновало, как на это реагируют остальные. Получив молчаливое согласие брата, он устроил небольшой алтарь и молился. Взывал к тому, что стал так дорог. Новость о том, что в Пристани Лотоса построен храм… удивила и достаточно сильно. Что же такого рассказал Вэй Усянь, что глава Цзян сменил гнев на… скорбь? Пытался вымолить прощение? Лань Ванцзи не понимал. Реакция всех тех, кого раньше пугали Старейшиной Илин была… своеобразной. Кто-то считал, что глава Цзян сошел с ума и молится убийце своей семьи. Кто-то думал головой и вспомнил об абсолютной преданности Вэй Усяня к семье Цзян и верил, что воспитанный в семье главы ордена, Вэй Ин не мог их предать и вся ситуация с его обитанием на горе Луаньцзань дело темное. А были те кто молчал, не вмешиваясь в конфликт и таких было большинство. Зима шла на убыль, было уже совсем темно, когда Лань Чжань возносил очередную молитву, зажигая благовония. Кажется он и сам пропах этим лотосом, вместе с алтарем. И наконец-то, спустя полгода непрерывных молитв, он услышал ответ. Тихий смех, словно перезвон колокольчиков вдалеке и прикосновение к ладони. Едва ощутимое, сравнимое с легким порывом ветра, что всколыхнул шелковую ткань, которая задела руку. Но даже этого хватило, чтобы по щекам Нефрита потекли слезы радости. Вэй Ин жив! И он слышит его! От этих мыслей в груди стало очень тепло, а соленые капли с тихим стуком падали на пол, вторя еще неслышной капели, предвестнице тепла. Зима уходила, уступая весне, а вместе с ней возвращался и тот, кого очень ждали.