"Сумерки: Новалуние" Фильм 2

Наутро я чувствовал себя просто ужасно. Естественно, не выспался, рука пылала, голова раскалывалась. Еще хуже стало после того, как Шу, чмокнув меня в лоб, выскользнул в окно. Наверное, пока я спал, взвешивал свои «за» и «против»… От страха и волнения голова загудела еще сильнее. Куренай, как всегда, ждал у школы. Лицо по-прежнему чужое, а глаза скрывали тайну, которую я не мог разгадать. Про вчерашнее говорить не хотелось, но вдруг, умолчав о своих тревогах, сделаю еще хуже? Шу открыл дверцу пикапа: – Как себя чувствуешь? – Отлично, – соврал я и поморщился: грохот захлопнувшейся дверцы безжалостно терзал уши. Мы молча шли к школе: чтобы не обогнать меня, Куренай приходилось делать шаги в два раза короче обычных. Накопилась масса вопросов, однако большую часть придется задать позднее, потому что они предназначаются Луи. Как Фри вел себя утром? О чем они говорили после того, как Шу меня увез? Как держался Дайго? И самое главное: что показывают его странные, порой обманчивые видения? Известно, почему друг погрузился в апатию? Есть ли причина у безотчетного страха, от которого мне никак не удается избавиться? Казалось, утро никогда не кончится. Страшно хотелось увидеть Луи, хотя я понимал, что при Шу с ним поболтать не удастся. Он вел себя как чужой, лишь время от времени спрашивал, как рука. На ленч друзья всегда приходил однин из первых: он ведь не такий копуш, как я! Но сегодня столик пустовал: ни Луи, ни подноса с едой, к которой он не притрагивался. Шу его отсутствие никак не объяснил. Я решил было: его класс задержали, однако тут увидела Коннера и Бена, у которых четвертым уроком тоже стоял французский. – Где Луи? – с тревогой спросил я Куренай. Золотистые глаза сосредоточились на батончике мюсли, который он крошил пальцами. – С Фри. – С ним все в порядке? – Некоторое время будет отсутствовать. – Что? Куда направился Фри? – Да так… – И Луи, значит, тоже, – с безысходностью прошептал я. – Да, друг на время отлучился. Убедил Фри поехать в Денали. В Денали жила еще одна необычная семья вампиров – дружелюбных «вегетарианцев», вроде Куренаев. Таня и ее родственники – я то и дело о них слышал. Прошлой зимой, когда мое появление сделало Форкс небезопасным, Шу сам их навещал. Там же нашел пристанище Лоран – самый цивилизованный из спутников Джеймса, вместо того чтобы вместе с ним выступить против Широ. В общем, неудивительно, что Луи решил отвезти Фри в Денали. Нервно сглотнув, я пытался избавиться от образовавшегося в горле комка. Чувство вины сутулило плечи и не давало поднять глаза. Боже, из-за меня они сорвались с насиженного места! Я как чума, самая настоящая чума… – Рука болит? – заботливо спросил Куренай. – Кого волнует чертова рука? – раздраженно пробормотал я. Он не ответил, и я закрыл лицо руками. К концу дня молчание стало просто нелепым. Нарушать его не хотелось, но, похоже, выбора не было, если, конечно, я рассчитываю продолжить общение с Шу. – Приедешь вечером? – поинтересовался я, когда он молча провожал меня до пикапа. – Вечером? Хорошо хоть удивился! – Я же работаю! Мы с миссис Ньютон поменялись сменами, чтобы освободить вчерашний день. – Ах да… – пробормотал Шу. – Так приедешь, когда я вернусь домой? – Я очень боялся, что нет. – Если хочешь. – Конечно, хочу, как всегда! – напомнил я, пожалуй, даже с чрезмерным пылом. Надеялся, он засмеется, улыбнется… хоть как-то отреагирует. – Ну, тогда ладно, – равнодушно проговорил Куренай, чмокнул в щеку, захлопнул дверцу и грациозно, как танцор, зашагал к своему «вольво». Отчаянно борясь с паникой, я выехал со стоянки. Время, Шу просто нужно время. Может, он грустит, потому что семья разъезжается? Но ведь Луи с Фри скоро вернутся, и Кен с Дайго тоже. Если нужно, близко не подойду к белому дому у реки, ноги моей там не будет. Это совсем не важно: с Луи мы будем в школе видеться. Он ведь вернется в школу, верно? Да и к нам домой постоянно заходит… Он же не разобьет сердце Кенто, неожиданно перестав навещать?! По Широ тоже скучать не придется: в операционную я попадаю с завидной регулярностью. Если разобраться, вчера вечером ничего страшного не произошло. Все в полном порядке… Подумаешь, упал! Со мной такое происходит сплошь и рядом. Пустяк по сравнению с тем, что случилось весной. Джеймс тогда высосал все силы, я чуть не умер от кровопотери, и все-таки бесконечные недели в больнице Шу переносил куда лучше, чем нынешнюю ситуацию. Может, потому, что на этот раз пришлось бороться не с врагом, а со сводным братом? А что, если мы уедем? Тогда его семья не будет распадаться… Как представил нашу совместную жизнь, на душе тотчас полегчало. Продержаться бы до конца учебного года – тогда и Кенто помешать не сможет. Поступим вместе в колледж… или притворимся, как сделали Кен и Дайго. Шу подождет… Что для бессмертного год? Это и для меня недолго. Почти спокойная, я заглушил двигатель и выбрался из пикапа. Зеро Ньютон сегодня приехал первым и, увидев меня, помахал рукой. Взяв форменный жилет, я рассеянно кивнул: перед глазами до сих пор мелькали соблазнительные картинки жизни с Шу в разных экзотических местах. – Как день рождения? – прервал сладкие грезы Зеро. – Ну-у, – протянул я, – хорошо, что все позади. Ньютон посмотрел на меня как на ненормальную. Смена тянулся скучно и медленно. Страшно хотелось увидеть Шу. Боже, только бы он справился с тем, что его терзает! «Все в порядке, все в полном порядке, – словно мантру повторял про себя я. – Все наладится». Вечером, свернув к дому Кенто, я увидел серебристый «вольво». Волны облегчения накрыли с головой, даже неловко стало. – Папа! Шу! – закричал я, открывая входную дверь. Из гостиной доносились характерные звуки спортивного канала. – Мы здесь! – отозвался Кенто. Повесив плащ, я поспешил на голос. Шу – в кресле, отец – на диване, глаза обоих прикованы к телевизору. Для Кенто вполне обычно, а вот для Куреная… – Привет! – неуверенно проговорил я. – Привет, Вальт! – даже не взглянув на меня, отозвался папа. – Мы только что перекусили холодной пиццей, по-моему, еще осталось. – Угу… – Я остановилась у двери. Наконец Шу обернулся: на губах вежливая улыбка. – Сейчас приду, – пообещал он и снова приклеился к телевизору. Не зная, на что решиться, я прождал целую минуту. Меня не замечали. Что-то подозрительно похожее на панику стальным обручем сжало грудь. Ладно, пойду на кухню. Пицца меня не интересовала. Устроившись на любимом стуле, я подтянул колени к груди. Случилось нечто ужасное, я чувствую это. Из гостиной доносился шум трибун и добродушное подшучивание комментатора. Нужно успокоиться и взять себя в руки. «Какая самая страшная из всех бед?» – содрогаясь, думал я. Нет, вопрос неправильный. У меня от страха сбилось дыхание. «Какая самая страшная из всех бед, что я смогу пережить?» Эта версия тоже не нравилась, хотя некоторые варианты ответов я уже обдумал. Разрыв с Куренаями. Луи, конечно, в этом участвовать не станет, но, не встречаясь с Фри, я и его буду видеть реже. Ладно, это точно смогу пережить. Отъезд. Вдруг Шу не захочет дожидаться окончания учебного года и уезжать придется сейчас? Передо мной на столе подарки Кенто и Чихару – там же, где я их оставил: фотоаппарат, который у Куренаев я так и не опробовал, альбом… Я погладил декоративную обложку и вздохнул. Мама… Мы уже год живем порознь, но от этого смириться с полным разрывом ничуть не легче. А Кенто останется совсем один… Да, для папы с мамой это будет настоящий удар! Но ведь мы вернемся? И конечно же, будем приезжать в гости? Кто знает… Прижавшись щекой к колену, я смотрел на материальное воплощение родительской любви. Конечно, избранный мной путь легким быть не мог, да и накручивать себя ни к чему – это крайность, наихудший из возможных сценариев. Машинально я открыл альбом. А что, запечатлеть мое пребывание в Форксе не такая уж плохая идея. Не терпелось взяться за дело: кто знает, сколько времени осталось провести в этом городке? Взяв фотоаппарат, я вдруг вспомнил первый снимок. Интересно, он получится близким к… хм… оригиналу? Сомневаюсь! Хотя, по-моему, Шу это не особо волнует. Вспомнив его беззаботный смех, я улыбнулся, а потом улыбаться расхотелось: столько всего изменилось, и так внезапно! Я будто застыл на краю бездонной пропасти… Все, не могу больше об этом думать! Прихватив фотоаппарат, я понесся на второй этаж. За семнадцать лет, что прошли с маминого отъезда, моя комната практически не изменилась: те же бледно-голубые стены и желтоватые занавески. Правда, место колыбели заняла кровать, но Чихару узнала бы небрежно брошенное на матрас одеяло – его давным-давно подарила бабушка. Я решил сфотографировать комнату. На улице темнело, а странное желание с каждой секундой становилось все настойчивее. Итак, до отъезда зафиксирую на пленке весь Форкс! Чувствовалось: грядут перемены. Ощущение не из приятных, но ведь жизнь вообще трудная штука. Нарочно растягивая время, я вернулся на лестницу. Даже под ложечкой засосало: боже, только бы не видеть в глазах Куреная ледяную отчужденность! Наверняка сейчас заявит, что пора уезжать… А я не буду капризничать, ни слова не скажу, потому что к такому повороту событий давно готова. Я прокрался с фотоаппаратом в гостиную. Казалось, Шу невозможно застигнуть врасплох, – а он даже глаз не поднял. По спине пробежал предательский холодок, но я быстро взял себя в руки и сделал снимок. Лишь тогда на меня обратили внимание: папа нахмурился. – Вальт, зачем? – с упреком спросил Кенто. – Да ладно тебе! – Растянув губы в улыбке, я опустился на пол перед диваном. – Сам знаешь, мама будет звонить и интересоваться, пользуюсь ли я подарками. Обижать ее не хочется, значит, пора браться за работу! – Но меня-то зачем снимать? – Потому что ты такой красавчик! – беззаботно отозвался я. Кенто пробормотал что-то нечленораздельное. – Эй, Шу, – с восхитительным спокойствием и равнодушием позвал я, – щелкни меня с папой! Бросив ему фотоаппарат, я опустился на диван рядом с Кенто. – Улыбнись, Вальт! – шепотом попросил папа. Я сделал счастливое лицо, и гостиную озарила яркая вспышка. – Давайте теперь я вас вдвоем, – предложил Кенто. Понятно, пытается отвести от себя объектив! Фотоаппарат полетел к отцу. Я встал рядом с Шу, принимая формальную и столь необычную для себя позу. Куренай меня обнял, а я прильнул к его груди. Хотелось заглянуть в красные глаза, только смелости не хватило. – Вальт, давай повеселее! – напомнил папа. Набрав в легкие побольше воздуха, я растянул губы в улыбке. Вспышка меня ослепила. – Хватит на сегодня снимков, – заявил папа, пряча фотоаппарат среди диванных подушек. – Необязательно использовать целую пленку. Шу тотчас вырвался из объятий и уже через секунду вновь сидел в кресле. Умирая от страха, я опустился на диван. Руки тряслись; зажав их между коленями, я поднял к телевизору невидящие глаза. Пока матч не кончился, я даже пошевелиться боялась, а потом краем глаза заметила: Шу встал. – Мне пора, – объявил он. – Ладно, пока, – не отрываясь от рекламы, пробормотал Кенто. Я неловко поднялся – от долгого сидения затекли ноги – и вслед за Шу двинулась к двери. Куренай, не останавливаясь, прошел к машине. – Не останешься? – безнадежно спросил я. Предугадать ответ было несложно, поэтому особой боли он не причинил. – Не сегодня. Пожалуй, причину лучше не выяснять… Шу сел в машину и уехал, а я не мог пошевелиться, будто примерз к подъездной дорожке. Начался дождь, а я все ждала, сама не зная чего, пока за спиной не открылась дверь. – Вальт, ты что тут делаешь? – спросил Кенто. – Ничего. – Обернувшись, я побрел в дом. Той ночью наконец удалось выспаться. Едва за окнами забрезжил свет, я проснулся, механически собрался в школу и терпеливо ждал, пока тучи из свинцовых не стали серыми. Когда доела корнфлекс, скупых лучей солнца для фотосъемок было вполне достаточно. Я снял пикап, фасад дома, а затем, повернувшись к нему спиной, лесную опушку. Удивительно, но лес уже не казался зловещим; напротив, я понял, что буду скучать по зелени, вековым тайнам, прохладе – всему, что так или иначе с ним связано. Захватив фотоаппарат в школу, я старался думать о своем новом хобби, а не о том, справился ли Шу с депрессией. Помимо страха родилась тревога: как долго все это будет продолжаться? В первой половине дня ничего не изменилось: Куренай следовал за мной словно тень, но не заговаривал и в глаза не смотрел. Я попытался сосредоточиться на уроках, однако витал в облаках даже на любимой литературе. Мистеру Берти пришлось дважды повторить вопрос о Капулетти, прежде чем я понял, что он обращается ко мне. Шу подсказал правильный ответ и снова отдался необъяснимой депрессии. Во время ленча молчание продолжалось. Все – еще немного, и я закричу! Чтобы отвлечься, я пересек невидимую демаркационную линию и заговорила с Джеком: – Эй, Джек, не поможешь? – А что такое? – Ну… – я полез в рюкзак, – мама хочет увидеть фотографии моих друзей. Сними всех, кто сидит за столиком, ладно? – Да, конечно, – ухмыльнулся парень, взял фотоаппарат и уже через секунду щелкнул Зеро с набитым ртом. Все, классные фотографии гарантированы! На моих глазах одноклассники чуть не дрались из-за подарка Кенто, кокетничали, прихорашивались. Надо же, как дети! Или дело в моем настроении? Обычные шутки воспринимать разучилась! – Ой-ой! – возвращая фотоаппарат, покачал головой Джек. – Мы почти всю пленку истратили. – Ничего страшного, я специально кадры оставил. После уроков Шу проводил меня на стоянку. По дороге в магазин я оставил пленку в фотолаборатории, а вечером забрал готовые снимки. Вернувшись домой, чмокнула в щеку Кенто и понес коричневый пакет с фотографиями к себе в комнату. Опустившись на кровать, я с любопытством и некоторой опаской разорвал плотную бумагу. Почти уверенная: первый кадр будет пустым. Достав снимок, я громко ахнул: Шу, не менее красивый, чем в жизни, смотрел на меня теплым красным взглядом. Боже, ну как можно быть таким… непостижимо прекрасным?! Сотни тысяч слов не хватит, чтобы описать любимое лицо! Быстро просмотрев остальные снимки, я отложил три на прикроватную тумбочку. Первый – портрет Куренай, он сидит на кухне и смотрит в объектив с мягким, всепрощающим изумлением. На втором они с Кенто следят за бейсбольным матчем. Господи, как он изменился: в глазах опасение, тревога, настороженность. Мой любимый по-прежнему обворожителен, но красота эта холодная, безжизненная, как у статуи. На третьей – мы с Шу в заштампованно-формальной позе. В глазах у него ни света, ни тепла; а самое ужасное – колоссальная, невооруженным глазом заметная разница между нами. Он настоящий бог, я воплощение заурядности, серость и посредственность, причем до обидного непривлекательная. Не сдержавшись, я швырнул фотографию на пол. Вместо домашнего задания я занялся заполнением альбома: раскладывал снимки и аккуратно надписывал имена и даты. Дойдя до нашего совместного снимка, недолго думая, согнул его пополам и заправил в металлический уголок так, чтобы было видно только Шу. Закончив, я упаковал второй набор снимков в чистый конверт и написал длинное благодарственное письмо Чихару. Шу не появился… Когда в последний раз он оставлял меня одного, вот так, без предупреждения? Выспаться не удалось. В школе царила гнетущая тишина, к которой за последние два дня я начал понемногу привыкать. Увидев ждущего на стоянке Шу, я было обрадовался, а потом сник: лицо по-прежнему чужое. С чего все началось, уже и не вспомнить: день рождения-то давно отгремел… Только бы Луи вернулся! Скорее, пока все не зашло слишком далеко… Хотя рассчитывать на негл не стоит. Значит, так: если сегодня не поговорим, по-настоящему не поговорим, завтра поеду к Широ. Сил нет сидеть и ждать неизвестно чего. После уроков обязательно все выясню, хватит, больше никаких отговорок! Мы вместе шли к пикапу, и я собирался с духом, чтобы выполнить задуманное. – Можно я к тебе приеду? – опередив меня, спросил Куренай. – Да, конечно. – Прямо сейчас? – уточнил он, открывая передо мной дверцу. – Естественно. – Я старался говорить спокойно, но настойчивость Шу казалась подозрительной. – Только по дороге заскочу на почту, отправлю письмо Чихару. Красные глаза метнулись к пухлому конверту, что лежал на пассажирском сиденье, а проворные пальцы ловко его схватили. – Лучше я сам отправлю, – тихо предложил он. – Все равно быстрее тебя приеду. – На губах заиграла моя любимая кривая улыбка, однако глаза остались холодными и настороженными. – Ладно, – не в силах ответить на улыбку согласился я. Куренай захлопнул дверцу и зашагал к «вольво». Шу в самом деле меня опередил. Когда свернул к дому Кенто, серебристая машина уже стояла на подъездной дорожке. Плохой знак: видимо, на ночь он не останется. Покачав головой, я сделал несколько глубоких вдохов: нужно собрать всю свою отвагу. Куренай вышел из машины одновременно со мной и зашагал навстречу. Протянув руку, забрал у меня рюкзак. Это вполне нормально, только зачем бросать его на заднее сиденье? – Пойдем прогуляемся, – бесцветным голосом произнес он. «Не к добру все это, ой не к добру», – заявил мой внутренний голос. Не дождавшись ответа, Шу потащил меня через двор к лесной опушке. Я неохотно послушался: страх парализует мозги, но думать-то надо! Вроде бы именно об этом и мечтал, мечтал прояснить ситуацию раз и навсегда. Так откуда паника? Несколько шагов в сторону леса, и Шу остановился. Раз видно дом, значит, мы еще даже на тропу не вышли. Вот и вся прогулка. Прислонившись к дереву, Куренай пронзил меня пустым, ничего не выражающим взглядом. – Ладно, давай поговорим, – храбрился я. Шу тяжело вздохнул: – Вальт, мы уезжаем. Теперь пришла моя очередь вздыхать. Что же, вариант вполне приемлемый, я к нему готова. – Почему сейчас? Еще один год… – Вальт, время пришло. Да и вообще, сколько можно сидеть в Форксе? Широ с трудом на тридцатилетнего тянет, а утверждает, что ему тридцать три. Все равно пришлось бы трогаться… Честно говоря, ответ меня смутил. Я ведь собрался уезжать для того, чтобы оставить в покое Куренаев. Раз они сами покидают Форкс, зачем нам сниматься с места? Я непонимающе смотрел на Шу. Любимые глаза холодно блеснули, и у меня земля ушла из-под ног: вот в чем дело… – «Мы» означает… – шепотом начал я. – Мою семью и меня, – лишая последней надежды, отчеканил Куренай. Пытаясь сосредоточиться, я качал головой туда-сюда, словно китайский болванчик. Дар речи вернулся лишь через несколько минут. – Ладно, я поеду с вами. – Нет… Там, куда мы отправляемся, людям не место. – Мое место рядом с тобой. – Вальт, я тебе не пара. – Чепуха! – Вопреки ожиданиям, мой голос звучал не нервно, а умоляюще. – Ты самое лучшее, что есть в моей жизни. – Наш мир тебе не подходит. – Инцидент с Фри – ерунда, самая настоящая ерунда! – Да, верно, чего-то подобного и стоило ожидать. – Ты же обещал! Помнишь, в Финиксе обещал не бросать… – Пока тебе это на пользу, – перебив меня, поправил Шу. – Нет! Это из-за моей души, верно? – брызгала слюной я, но в голосе по-прежнему слышалась мольба. – Широ объяснил, и мне все равно. Да, представь, все равно! Моя душа принадлежит тебе… И сердце, и жизнь! Набрав в легкие побольше воздуха, Шу целую минуту сверлил землю невидящим взглядом. Губы скривили чуть заметная ухмылка. Когда он посмотрел на меня, в глазах вместо красное сияния появился холодный зимний блеск. – Вальт, я не хочу, чтобы ты со мной ехал, – с расстановкой четко проговорил он, глядя на меня ледяными глазами. Несколько раз повторив про себя его слова, я постепенно усвоил их смысл. – Ты… не хочешь… меня… знать? – выдавил я. Боже, какой ужасный вопрос! – Да. Я непонимающе смотрел на Шу, а он без тени смущения – на меня. Его глаза как топазы, жесткие, прозрачные, бездонные. Утопая в их ледяной глубине, я нигде не видел опровержения тому, что он сказал. – Ну, это все меняет… – Удивительно, мой голос звучит спокойно и рассудительно… Наверное, все дело в шоке, сознание отказывается воспринимать слова. Куренай нерешительно взглянул на деревья. – Конечно, я всегда буду любить тебя… По-дружески… Но то, что произошло в твой день рождения, доказывает: пришло время перемен. Потому что я… устал притворяться. Вальт, я не человек! – Он отвел глаза, и ледяные черты его лица действительно показались нечеловеческими. – Прости, что я позволил нашим отношениям зайти слишком далеко. – Пожалуйста, не делай этого… – Мой голос превратился в чуть слышный шепот; страшная правда постепенно проникала в сознание, разъедая его, словно кислота. Куренай, не мигая, смотрел на меня, в безжалостных глазах я прочел приговор. Ничего не поможет, он уже принял решение. – Вальт, ты мне не пара. – Он перекроил произнесенную раньше фразу, чтобы мне было нечего возразить. Я же прекрасно понимаю, что недостаточно хороша для Шу Куреная. Я открыл рот, потом безвольно закрыл. Шу терпеливо ждал: на красивом лице ни следа эмоций. Нужно попробовать снова. – Если… если ты правда так хочешь… Куренай коротко кивнул. По телу расползалось оцепенение, я даже шею не чувствовал. – Если можно, я бы хотел попросить об одолжении. Вероятно, Куренай что-то уловил в моем взгляде, потому что ледяные черты на секунду потеплели. Однако не успел я оценить ситуацию, как он снова надел маску. – Да, конечно! – воскликнул я чуть окрепшим голосом. В долю секунды все изменилось: лед растаял, замерзшие топазы закипели, увлекая в обжигающий водоворот. – Не смей творить глупости! Понял? Я бессильно кивнул. Топазы остыли, на лицо снова легла отчужденность. – В первую очередь я думаю о Кенто. Ты единственный близкий ему человек. Береги себя хотя бы ради него. – Хорошо, – механически кивнув, прошептал я. Куренай немного успокоился. – Я тоже кое-что пообещаю. Обещаю, что это наша последняя встреча. Я не вернусь и страданий тебе больше не причиню. Ты сможешь жить полноценной жизнью, будто никогда меня не знал. Наверное, колени у меня задрожали, потому что деревья вдруг начали раскачиваться. В висках громко стучала кровь, а голос Шу с каждой секундой звучал все тише. – Не переживай. Ты человек, а память у вас словно сито. Время залечит все раны… – А как с твоими воспоминаниями? – прохрипел я. Казалось, в горле что-то застряло и мешает дышать. – Ну… – на секунду Шу запнулся, – я-то, конечно, не забуду. Но мне подобные… мы умеем отвлекаться. Ладно, – он отступил к чаще, – мы тебя больше не побеспокоим. «Мы», почему он сказал «мы»? Странно, что я вообще заметил это в таком состоянии! Ясно, Луи не вернется. Удивительно, что Шу услышал мои слова, вслух-то я их не произнес. Внимательно за мной наблюдая, Куренай покачал головой: – Нет, они ушли. Остался один я, чтобы попрощаться. – Луи тоже ушел? – бесцветным от боли голосом спросил я. – Он хотел задержаться, но я убедил: полный разрыв будет менее болезненным. Кружилась голова, сосредоточиться никак не удавалось. Слова Шу вернули в больницу Финикса. «Полный разрыв и чистый перелом всегда лучше, – заявляет доктор, показывая рентгеновский снимок моей разбитой руки. – Быстрее заживают». Я попытался привести в порядок дыхание. Нужно сосредоточиться и найти выход из этого кошмара. – Прощай, Вальт! – спокойно, как ни в чем не бывало, проговорил Куренай. – Подожди! – выдавил я и, приказывая онемевшим ногам двигаться, потянулась к нему. Казалось, Шу хотел меня обнять… но холодные пальцы сомкнулись вокруг запястий, отводя мои руки за спину. Он наклонился и на сотую долю секунды прильнул губами к моему воспаленному лбу. Я зажмурился. – Береги себя! Неожиданно налетел прохладный ветерок, и я испуганно распахнул глаза. Маленький клен хлопал листьями. Ушел… На дрожащих ногах я бросился за ним в лес, прекрасно понимая, что спешу напрасно. Следы Куреная мгновенно исчезли, не осталось ни примятой травы, ни отпечатков подошв на влажной земле, а я бездумно брел вперед. Что мне оставалось? Только идти в никуда. Если брошу поиски и сдамся, все будет кончено. И любовь, и имеющая смысл жизнь – кончатся… Шаг за шагом, метр за метром в лесную чащу… Время будто застыло: секунды казались часами, а часы секундами. Возможно, так получилось потому, что лес везде был одинаковым. Кто знает, вдруг я хожу по кругу? И все равно надо идти, останавливаться нельзя… Я то и дело спотыкался и все чаще падал. Под конец я налетел на что-то черное, не удержался на ногах и не смог подняться. Повернувшись на бок, чтобы привести в порядок дыхание, свернулась в клубок на мокром папоротнике. Я так и лежал, понимая: времени прошло больше, чем кажется. Интересно, как давно сгустились сумерки? Здесь всегда так темно? Да нет, лунный свет наверняка проникает в просветы между облаками и сквозь густой полог листьев. Только не сегодня. Сегодня царила кромешная тьма. Наверное, новолуние… Я дрожал, хотя холода не чувствовал. А затем послышались голоса. Кто-то звал меня по имени. Влажная листва приглушала крик, но звали, вне всякого сомнения, меня. Голос незнакомый, и я не знал, стоит ли отвечать. От горя и потрясения мысли текли медленно, и, когда я все-таки решил откликнуться, звать уже перестали. Через некоторое время меня разбудил дождь. На самом деле я не спал, просто всеми силами цеплялась за ступор и оцепенение, помогающие отрешиться от ужасной правды. Больше всего беспокоил не дождь, а холод. Отпустив судорожно сжатые колени, я закрыл лицо руками и вновь услышал голоса; на этот раз вдалеке. Как будто несколько человек зовут меня хором. Нужно набрать в грудь побольше воздуха и ответить. Только вот получится ли? Смогу ли я крикнуть достаточно громко? Потом послышался совсем другой звук – сопение, звериное сопение. Причем зверь, похоже, не из мелких. Испугаться? Страха я не чувствовал, вообще ничего не чувствовал. Подумаешь, зверь!.. Сопение постепенно стихло. Дождь лил как из ведра, по лицу текли ручейки холодной воды. Я собирался с силами, чтобы повернуть голову, когда увидела свет. Сначала это было неяркое, отражающееся от влажной листвы сияние. Озаряя ночной лес, оно становилось все ярче и ярче, пока не сконцентрировалось в луч фонаря. Фонарь вроде пропановый, но больше ничего понять не удалось – меня ослепило. – Вальт! Мужчина не спрашивал, а словно подтверждал, что поиски увенчались успехом. – Тебя ранили? Вероятно, эти два слова имели какое-то значение, но я продолжал тупо смотреть перед собой. Разве сейчас меня волнуют вопросы совершенно незнакомого человека? – Я Сэм Адли. Впервые слышу! – Меня прислал Кенто. –Кенто? Уже теплее, нужно слушать повнимательнее. Кенто для меня по-настоящему важен. Высокий мужчина протянул руку, а я тупо на него смотрел, не зная, на что решиться. Темные глаза смерили меня оценивающим взглядом; Сэм – р-раз! – поднял меня на ноги и сгреб в охапку. Словно безвольную резиновую куклу!.. Наверное, следовало расстроиться: незнакомый мужчина схватил и тащит, будто так и надо. Но меня уже ничего не расстраивало. Прошло не так много времени, прежде чем я увидел свет и услышал мужские голоса. Сэм Адли сбавил шаг. – Я его нашел! На секунду гомон стал тише, потом снова усилился. Вокруг в бешеном калейдоскопе закружились лица. Однако в этом хаосе я слышал только голос Сэма, и то потому, что прижималась ухом к его груди. – По-моему, он не пострадал. Только повторяет «он ушел». Неужели я говорю вслух? М-м-м, лучше прикусить губу. – Вальт, милий, ты в порядке? Этот голос я узнаю среди тысячи голосов, даже искаженный тревогой. – Кенто? – испуганно пропищал я. – Я здесь, дорогой. Началась какая-то возня, а потом я почувствовал кожаный запах папиной куртки. Кенто покачнулся: неужели я такий тяжелий? – Давайте лучше я! – предложил Сэм Адли. – Нет-нет, держу, – задыхаясь, прохрипел Кенто. Папа двигался с трудом. Пусть поставит на ноги, пойду сам… Нет, не хватало сил сказать ни слова. Повсюду свет, люди с фонарями… Надо же, как на параде или на похоронах. Я зажмурился. – Милий, мы почти дома, – то и дело бормотал папа. Услышав, как щелкнул замок, я открыл глаза: мы на пороге, высокий смуглый Сэм придерживает дверь, протягивая одну руку к Кенто, чтобы в случае чего меня подхватить. Но папа справился: занес меня в гостиную и положил на диван. – Я мокрий и грязний… – Ничего страшного, – хрипло ответил Кенто, потом обратился к кому-то другому: – Одеяла в шкафу на втором этаже. – Вальт! – позвал незнакомый голос. Я увидел седовласого старика и через несколько бесконечных секунд узнал его. – Доктор Джеранди! – Да, милий! Ты ранен? Я задумался. В лесу Сэм Адли задал подобный вопрос немного иначе: «Тебя ранили?» Разница есть, и довольно существенная. Доктор Джеранди ждал. Седая бровь изогнулась, и морщины стали еще глубже. – Нет, не ранен, – соврал я. Хотя для доктора это правда: сердечные раны его не интересуют. Правая рука легла на мой лоб, а пальцы левой сжали запястье. Губы беззвучно шевелились: поглядывая на часы, доктор считал пульс. – Что же случилось? Пылающий лоб остыл, в горле появился отвратительный привкус паники. – В лесу заблудился? – не унимался доктор, и я почувствовал, как находящиеся в комнате прислушались. Трое высоких смуглых мужчин – наверное, из Ла-Пуш, резервации квилетов, что тянулась вдоль побережья, – в их числе и Сэм Адли, смотрели на меня во все глаза. В нашей гостиной мистер Ньютон с Зеро, мистер Вебер, отец Алака… Из кухни и коридора тоже доносились голоса. Похоже, меня искало пол-Форкса! Ближе всех Кенто; дожидаясь ответа, нагнулся над диваном. – Да, – прошептал я, – заблудился. Доктор кивнул, тонкие пальцы ощупывали лимфатические узлы. Папа нахмурился. – Ты устал? – спросил доктор Джеранди. – Угу… – Я послушно закрыл глаза. – Думаю, с ним все в порядке, – через несколько минут произнес доктор. – Обычное переутомление. Пусть выспится, а завтра я заеду. Точнее, уже сегодня, – добавил Джеранди, взглянув на часы. Заскрипели пружины дивана: мужчины одновременно поднялись на ноги. – Так это правда? – чуть слышным шепотом спросил Кенто. – Они действительно уехали? – Доктор Куренай просил не распространяться, – ответил Джеранди. – Предложение поступило неожиданно, и ответ ждали срочно. Широ не хотел пышных проводов. – Мог хотя бы предупредить, – буркнул папа. – Ну да, особенно в такой ситуации, – смущенно пробормотал доктор Джеранди. Дальше неинтересно… Нащупав уголок одеяла, которым меня укутали, я накрылся с головой. Я то проваливался в забытье, то просыпался. Краем уха слышал: Кенто благодарит участников поисков и они один за другим уходят. Папа осторожно коснулся моего лба и накрыл вторым одеялом. Несколько раз звонил телефон, и он, не желая меня будить, брал трубку чуть ли не после первого гудка. – Да, мы его нашли, – шептал он звонившим. – Вальт заблудилась. Да, с ней все в порядке, – и так снова и снова. Судя по шорохам и скрипам, Кенто готовился ко сну. Через несколько минут опять позвонили. Чертыхаясь, папа встал и поплелся на кухню. – Алло! – пробормотал он, а потом в его голосе зазвучала тревога. – Где? – Повисла пауза. – Уверены, что за территорией резервации? – Снова пауза. – Но что они там жгут? – В голосе страх и тревога. – Конечно, сейчас позвоню и выясню. Так, папа снова набирает номер… Надо сосредоточиться. – Привет, Аро, это я, Кенто, извини, что беспокою в такую рань… Нет, с ним все в порядке. Отдыхает… Спасибо, но звоню не поэтому. Меня только что разбудил миссис Стэнли. Говорит, у нее с третьего этажа видно, как на прибрежных скалах полыхают костры. Я конечно же… О боже! – В папином голосе зазвенел металл: это раздражение или… злость? – Зачем? А-а… Неужели? – саркастически спросил он. – Передо мной можешь не извиняться. Смотри только, чтобы пламя не вышло из-под контроля… Знаю, знаю, удивительно, что в такую погоду костры вообще разгорелись… – Отец долго слушал, затем будто нехотя добавил: – Спасибо, что прислал Сэма и остальных. Ты прав: эти леса они знают куда лучше нас. Вальт нашел Адли, так что с меня причитается… Ладно, созвонимся. Бормоча что-то несвязное, Кенто побрел обратно в гостиную. – В чем дело? – спросил я. Он тут же бросился ко мне. – Прости, милий, мы тебя разбудили… – Что-то горит? – Ничего страшного. Просто на скалах жгут костры. – Костры? – переспросил я. В моем голосе ни тени любопытства. Он какой-то… мертвый. – Детишки из резервации хулиганят. – Почему? – равнодушно поинтересовался я. Опустив голову, папа рассматривал узор на ковре. – Отмечают хорошую новость, – с горечью произнес он. Новость, как ни обманывай себя, был только один. Да, все сходится… – Куренаи уехали… Как же я забыл: индейцам не нравится, что они живут в Ла-Пуш. Квилеты верят в то, что «холодные», или кровопийцы, – исконные враги их племени, не меньше, чем в легенды о великом потопе и предков-оборотней. Обычные сказки, фольклор, однако некоторые относятся к этому серьезно, например старый друг отца Аро Минари, хотя его собственный сын Минато считает все это предрассудками. Аро велел мне держаться подальше от Куренаев… Имя всколыхнуло душу, и на поверхность стало подниматься нечто спрятанное глубоко внутри, о чем не хотелось даже думать. Целую минуту мы молчали. Чернильное небо за окном стало кобальтовым: за дождевыми облаками занималась заря. – Вальт! – позвал Кенто. Полная дурных предчувствий, я обернулаюся. – Он бросил тебя в лесу? Лучше ответить вопросом на вопрос. – Откуда ты знал, где меня искать? – Я старательно пряталась от реальности, которая надвигалась, словно асфальтовый каток. – Из твоей записки, – удивленно ответил папа, доставая из заднего кармана клочок бумаги, грязный и затертый, сотни раз перечитанный. Кенто протянул его, словно вещественное доказательство. Небрежный почерк удивительно похож на мой собственный. «Ушел в лес с Шу. Скоро буду. В.». – К ужину ты не вернулся, я стал звонить Куренай. Никто не отвечал, – тихо произнес Кенто. – Тогда я связался с госпиталем, и доктор Джеранди ответил, что Широ уехал. – Куда они уехали? – спросил я. – А Шу не сказал? Внутренне съежившись, я покачал головой. Ну зачем папа назвал его по имени? Боль вырвалась наружу, налетела, ошеломил. – Широ предложили работу в крупной клинике Лос-Анджелеса. Думаю, хорошим жалованьем заманили. Солнечный Лос-Анджелес… Туда они точно не поедут! Я вспомнил палящие лучи, отражающиеся от кожи, любимое лицо… и содрогнулась от невыносимой боли. – Так Шу бросил тебя в лесу? – не унимался Кенто. Боже, ну хватит меня мучить!.. Пытаясь избавиться от боли, я бешено мотал головой. – Сам виноват. Он оставил меня на опушке, недалеко от дома, а я пошел за ним… Остановить пытался… Кенто начал что-то говорить, но я по-детски заткнула уши. – Папа, я больше не могу это обсуждать! Хочу в свою комнату… Прежде чем он успел ответить, я соскочил с дивана и понесся по лестнице. В доме кто-то был, кто-то оставил записку, чтобы Кенто знал, где меня искать. Как только я это понял, возникло страшное подозрение. Скорее в комнату! Закрыть дверь на замок и проверить плеер! Вроде все точно так, как было утром. От нажатия кнопки медленно поднялась крышка. Пусто! Альбом, который подарила Чехару, на кровати, там же, где я его оставил. Дрожащими руками я открыл обложку. Листать дальше первой страницы не пришлось. Металлические уголки на месте, а вот фотография… Осталась только моя кособокая надпись: «Шу Ккренай. Кухня Кенто, 13 апреля». Все, больше смотреть незачем, он вряд ли что-нибудь пропустил… «Ты сможешь жить полноценной жизнью, будто никогда меня не знал», – обещал Куренай. Пол в моей комнате гладкий, деревянный. Касаюсь его ступнями, теперь ладонями, а теперь – виском. Милый Господи, пусть я потеряю сознание! Увы… Волны страшной боли, прежде лизавшие ноги, поднялись и накрыли с головой. А мне и не хотелось всплывать… Май Июнь Июль Август