"Сумерки: Новалуние" Фильм 2

Время идет. Идет вопреки всему. Даже когда любое движение секундной стрелки причиняет боль, словно пульсирующая в синяке кровь. Идет неровно: то несется галопом, то тянется, как кленовый сироп. И все же оно идет. Даже для меня. Кенто ударил кулаком по столу: – Все, Вальт, ты едешь домой! Я оторвал глаза от корнфлекса, который скорее изучал, чем ел, и изумленно уставился на отца. Нить беседы давно потеряна – разве мы вообще беседуем? – и я не знал, как понимать папины слова. – А это разве не дом? – сконфуженно пробормотал я. – Вернешься к Чихару в Джексонвилл, – пояснил он. Кипя от гнева, папа наблюдал, как до меня доходит смысл его слов. – Что я сделал? – Как несправедливо! Четыре месяца я вел себя просто безупречно. После первой недели, о которой мы тактично молчали, ни разу не пропустила школу. Отлично училсч. Не нарушал комендантский час и чуть ли не каждый день готовил горячий ужин. – Ты ничего не делаешь – в этом вся беда, – нахмурился Кенто. – Никогда ничего не делаешь! – Хочешь, чтобы у меня появились проблемы? – удивился я. Как трудно поддерживать разговор! Я так привык отвлекаться от происходящего, что пробки в ушах образовывались сами собой. – Лучше проблемы, чем… чем вечная хандра! Обидно! Я же старался не замыкаться в себе и не хандрить! – Я не хандрю! – Извини, неправильно выразился, – съязвил папа. – Даже хандра – это какая-то активность, а у тебя ею и не пахнет. Ты просто неживий… Да, Вальт, именно неживий. Обвинение попало точно в цель. Тяжело вздохнув, я попыталсответить как можно эмоциональнее: – Прости, папа! – Боюсь, получилось вяловато. Я-то думал, что обманываю Кенто для того, чтобы уберечь его от страданий. Тяжело сознавать, сколько усилий потрачено напрасно. – Не надо извиняться. – Хорошо, – вздохнул я, – тогда скажи, что делать. – Вальт, – нерешительно начал Кенто, внимательно следя за моей реакцией, – милий, ты ведь не первий, на чью долю выпадают подобные испытания… – Да, знаю. – Моя ухмылка получилась слабой и неубедительной. – Слушай, думаю… думаю, тебе нужен помощь. – Помощь? Папа заговорил не сразу, тщательно подбирая слова. – Когда твоя мама уехала, – хмуро начал он, – и забрал тебя… Я впал в настоящую депрессию. – Понимаю, – пробормотал я. – Но я справился, – продолжил папа, – а вот ты не справляешься. Я ждал, надеялся, что дело пойдет на поправку. – Он взглянул на меня так, что пришлось отвести глаза. – Мы оба чувствуем: дело на поправку не идет. – Со мной все в порядке. Кенто не слушал. – Может, тебе стоит с кем-нибудь поговорить? С профессионалом… – Хочешь отправить меня к психоаналитику? – чуть резче ответил я, догадавшись, к чему клонит папа. – Думаю, это поможет. – А если нет? Я не особо разбирался в психоанализе, но понимал: не будучи честним, нельзя рассчитывать на помощь. Сказать правду? И провести остаток жизни в обитой войлоком палате? Поняв, что я настроена решительно, Кенто изменил план действий. – Вальт, я бессилен. Вдруг мама… – Слушай, – проговорил я бесцветным голосом, – если хочешь, я сегодня вечером пойду развлекаться. Сейчас позвоню Джеку или Алеку. – Я хочу вовсе не этого! – раздраженно проговорил он. – Ни разу не видел, чтобы человек так себя насиловал! Я тупо уставился в стол. – Пап, я тебя не понимаю! Сначала злишься, что я ничего не делаю, потом запрещаешь гулять с друзьями… – Я хочу, чтобы ты был счастлив. Нет, даже не так: я не желаю, чтобы ты страдал, и думаю, что за пределами Форкса шансов будет больше. В моих глазах полыхнула искра тщательно скрытого чувства. – Я никуда не поеду. – Почему? – Я же школу заканчиваю, последний семестр, зачем все портить? – Ты хорошо учишься – проблем не возникнет. – Не хочу стеснять маму и Нику и Токо. – Чихару мечтает, чтобы ты вернулся. – Во Флориде слишком жарко. Папа снова треснул кулаком по столу: – Вальт, мы оба знаем, в чем тут дело! – Он набрал в грудь побольше воздуха. – За несколько месяцев ни писем, ни весточек, ни телефонных звонков. Нельзя же вечно его ждать! Я мрачно посмотрела на Кенто. Щеки заливал густой румянец. Давно я не краснел от избытка чувств! – Я ничего не жду. Ничего и никого. – Вальт… – глухо начал папа. – Мне пора в школу, – перебил я, встал и схватил со стола нетронутый завтрак. Поставив миску в раковину, даже не потрудился ее вымыть. – Мы с Джеком что-нибудь придумаем, – бросил я через плечо. – Может, к ужину не вернусь. – Стараясь не встречаться с папой глазами, я застегнул рюкзак. – Съездим в Порт-Анжелес, какой-нибудь фильм посмотрим. Я бросился вон из дома, не давая ему шанса ответить. Сбежав от Кенто, я приехал в школу однин из первых. В результате, с одной стороны, удалось занять удобное место на стоянке, а с другой – образовалась уйма свободного времени, которого я сознательно себя лишал. Быстро, стараясь не думать об обвинениях Кенто, я достал учебник по матанализу и, открыв новый раздел, попытался разобрать, что к чему. Читать про интегральные вычисления еще хуже, чем слушать, но я успешно боролась с отвращением. За последние несколько месяцев я уделил матанализу больше времени, чем за весь предыдущий семестр, и в результате выбился чуть ли не в отличника. Мистер Варнер считал мои успехи целиком и полностью результатом новаторских педагогических методик. Хочет в это верить – пожалуйста, зачем разрушать его иллюзии? Я давился математикой до тех пор, пока стоянка не заполнился и не пришлось бежать на литературу. Мы проходили «Скотный двор» Оруэлла, произведение довольно незамысловатое. В принципе, я не против коммунизма, особенно после любовных романов, составляющих львиную часть программы. Устроившись на своем обычном месте, я с удовольствием слушала мистера Берти. На уроках время летело быстро и незаметно. Не успел оглянуться – прозвенел звонок, пора собираться домой. – Вальт! Узнав голос Зеро, я заранее догадался, что он скажет. – Работаешь завтра? Я поднял голову: с соседнего ряд на меня озабоченно смотрит Зеро. Каждую пятницу он задавал один и тот же вопрос, притом что я ни разу не брал отгул. Ну, за исключением одного дня несколько месяцев назад… Между тем оснований для тревоги у Зеро не было: я примерний работник. – Завтра ведь суббота? – Точно, – согласился Зеро. – Ладно, увидимся на испанском. – Помахав рукой, он вышел из класса. До двери меня больше не провожает… В мрачном расположении духа я поплелся на матанализ: придется сидеть с Джеком, а он несколько недель, даже месяцев со мной не разговаривает. Понимаю, ей надоело мое вечное уныние и хандра… Да уж, разговорить ему будет непросто, тем более попросить об одолжении. Взвешивая все «за» и «против», я топтался у двери в класс. Не выберусь куда-нибудь с подружками – папа заклюет. Врать нельзя, хотя прокатиться в Порт-Анжелес одним, чтобы спидометр показывал нужный километраж, очень соблазнительно. Мать Джекп – первая сплетница в городе, рано или поздно Кенто с ней встретится и спросит о поездке. Нет, лучше не врать! Тяжело вздохнув, я открыл дверь. Мистер Варнер обжег мрачным взглядом: урок уже начался. Я поспешил к своему месту, а Джек даже глаз не поднял. Как хорошо, что на подготовку у меня целых пятьдесят минут! Матанализ прошел быстрее литературы; отчасти благодаря моим утренним усилиям, но в основном потому, что перед неприятными событиями время несется галопом. Мистер Варнер отпустил нас на пять минут раньше. Я покачал головой, а учитель расплылся в довольной улыбке: разве он не молодец?! Сморщившись, будто от невыносимой боли, я обратился к другу: – Джек! Оглянувшись, парень закатил глаза: – Вальт, неужели ты обращаешься ко мне? – Конечно, – сделал я невинные глаза. – В чем дело? Нужна помощь с матанализом? – Нет, просто хотел спросить… Пойдем сегодня в кино? Мне срочно нужна мужськая компания. – Слова прозвучали неестественно, как заученные назубок стихи, и Джек подозрительно прищурился: – А почему меня приглашаешь? –Потому что для парнышника лучшей кандидатуры не найти! – улыбнулся я, надеясь, что получилось естественно. Хотя это почти правда: с Джек – легче всего втирать очки Кенто. – Ну, не знаю… – немного смягчилмя Джек. – У тебя какие-то планы? – Нет… Пожалуй, я с тобой пойду. Фильм уже выбрал? – А что сейчас идет? – уклончиво переспросил я. Здесь надо быть очень осторожним… Так, какое кино в последнее время обсуждают одноклассники? Какие афиши висят по городу? – Может, про женщину-президента посмотрим? – Вальт, – искоса взглянул на меня Джек, – этот фильм прошел три месяца назад! – Правда? – нахмурился я. – А у тебя есть предложения? Как ни старался друг, естественную веселость скрыть не удавалось. – Идет новая романтическая комедия, о которой сейчас столько пишут, – вслух рассуждал он. – Можно на него сходить… А мой папа смотрел «Тупик», и ему очень понравилось. «Тупик»? Какое подходящее название! – Про что? – Вроде про зомби. По словам папы, лучшая страшилка на свете. – Здорово! – По-моему, лучше встретиться с настоящими зомби, чем смотреть про любовь. – Ладно… – искренне удивился Джек. Разве мне раньше не нравились страшилки? Не помню… – Подождать тебя после уроков? Робко улыбнувшись, друг вышел из класса. Моя улыбка немного запоздал, но, кажется, он его заметил. Остаток дня пролетел незаметно. Все мысли о сегодняшней поездке. По опыту знаю: стоит разговорить Джека и начнется словоизвержение – односложных ответов с моей стороны будет более чем достаточно. Густая, окутавшая жизнь дымка творила настоящие чудеса. Не помню, как ехал домой, как открывал входную дверь… И хорошо: потерять счет времени – наилучший для меня вариант. Открывая комод, я и не думал сражаться с дымкой – иногда оцепенение даже на пользу – и едва понял, что передо мной, когда сдвинул влево кучу хлама. Глаза не задержались на черном пакете, где лежали подарки со дня рождения, скользнули мимо магнитолы, выпиравшей из плотного полиэтилена, а память не желала воскрешать кровавое месиво, в которое превратились ногти, когда я вырывал его из приборной панели. Схватив сумку, я бросился вон из комнаты и захлопнул дверь. В тот же момент за окном засигналила машина. Может, если спешить, то и вечер пройдет быстрее? Перед тем как открыть дверь, я глянул в большое зеркало и растянул губы в улыбке. Вот, пусть так и останется… – Спасибо, что согласился со мной поехать, – устроившись на пассажирском сиденье, сказал я, стараясь, чтобы в голосе звучал благодарность. Вообще-то я тщательно подбираю слова только при Кенто. С Джеком будет труднее: кто знает, какие чувства нужно изображать! – Всегда пожалуйста! Лучше скажи, что на тебя нашло? – спросил Джек, выезжая на шоссе. – В каком смысле «нашло»? – С чего ты вдруг решил… сходить в кино? Судя по паузе, мой друг перестроился на ходу. – Просто нужно развеяться, – пожал плечами я. По радио крутили известный шлягер, и я машинально потянулась к ручкам. – Можно что-нибудь другое? – Конечно, давай! Пройдясь по нескольким станциям, я нашел вполне безобидную композицию и воровато глянул на друга: как отреагирует? – С каких пор ты слушаешь рэп? – удивленно прищурился он. – Ну, не знаю… некоторое время. – И тебе нравится? – В голосе парнья звучало недоверие. – Очень. Как общаться с Джеком, если даже за музыкой я слежу с огромным трудом? Я закивал головой, надеясь, что попадаю в такт с пульсирующим ритмом. – Тогда ладно… – Как дела у вас с Зеро? – поспешно спросил я. – Ну, ты сам с ним чаще видишься! Почему-то, вопреки моим надеждам, вопрос не развязал ему язык. – На работе особо не поговоришь, – буркнул я и попробовал снова: – Ты с кем-нибудь встречаешься? – Как сказать… Иногда с Коннером, а пару недель назад гулял с Деном. – Джек зажмурился, и я почувствовал: настроение у друга улучшается. Такой шанс просто нельзя упускать! – С Деном Йорки? Кто кого пригласил? – Ясное дело, он меня! – закатив глаза, простонал Джек. – Не знал, как отмазаться! – Куда водил? – не унимался я, зная: моя настойчивость будет расценена как любопытство. – Давай, выкладывай подробности! Парень пустился в долгий обстоятельный рассказ, а я откинулся на спинку сиденья. Теперь нужно внимательно следить за сюжетом, делать большие глаза, ахать и охать в зависимости от обстоятельств. Закончив с Деном, Джек без всякого принуждения с моей стороны начал сравнивать его с Коннером. Сеанс начинался рано, так что друг решил: сначала кино, потом ужин. Я тут же согласился: пусть делает что хочет, для меня главное – сбить с толку Кенто. Пока шли анонсы и реклама, я вполух слушал болтовню Джек, но, когда начался фильм, не на шутку разволновался. На экране парень с девушкой: идут по пляжу и с приторной слащавостью воркуют о своих чувствах. Страшно захотелось зажать уши и что-нибудь запеть. Я вовсе не на любовную историю рассчитывал! – Мы ведь на страшилку собирались! – прошипел я другу. – Это и есть страшилка! – Тогда почему никто никого не лопает? – в отчаянии спросил я. – Подожди, сейчас начнется! – шепнул Джек. – Схожу за попкорном. Тебе принести? Сидящие сзади возмущенно зашикали. У киоска я намеренно тянул время и, поглядывая на часы, гадал, какую часть полуторачасового фильма потратили на сентиментальные сцены. Наверное, не более десяти минут, но лучше не спешить. Из зала послышались испуганные вопли и визг, и я понял: пора. – Ты пропустил самое интересное, – прошептал Джек, когда я сел на место. – Почти все уже превратились в зомби. – В очереди стоял, – протягивая ведерко с попкорном, пожаловался я. Теперь на экране одна за другой сменялись жуткие атаки зомби, сопровождаемые жалобными криками людей, число которых стремительно таяло. Казалось, ничем подобным меня не проймешь, но все равно было как-то не по себе, и я сначала не понял почему. Лишь в самом конце, когда изможденный зомби бросился за последней оставшейся в живых девушкой, я догадался, в чем дело. Расстояние между охотником и добычей стремительно сокращалось, и на экране крупным планом мелькало то перепуганное лицо главной героини, то мертвое и неподвижное – ее преследователя. Вылитая я… Все, сил моих нет дальше смотреть! – Ты куда, осталось-то пара минут, не больше! – прошипел Джек. – Пить хочу, – ответил я, бросаясь к выходу. Опустившись на скамейку возле кинотеатра, я изо всех сил старался не думать о горькой иронии увиденного. А ведь в перспективе превратиться в зомби ирония, вне всякого сомнения, присутствует. Такое даже в голову не приходило! Ну, вообще-то, в снах я превращался в сказочное чудовище, но чтобы в живой труп – никогда. В панике я качал головой, пытаясь отрешиться от ужасных мыслей. Нет, сейчас не время вспоминать сны! Как жаль, что я уже не главний герой и моя сказка закончилась… Джек вышел из кинотеатра и стал озираться по сторонам, пока не заметила меня. – Ты что, ужастика испугался? – Угу, наверное, я дикий трус. – Странно… – нахмурился он. – Я-то весь фильм визжал, а твоего голоса даже слышно не было. Не понимаю, зачем ты ушел? – Просто испугался, – пожал плечами я. Друг немного успокоился. – Давно такой жути не видел… Все, кошмары сегодня гарантированы! – Это точно! – с фальшивым жаром ответил я. Кошмары сегодня действительно будут, только не о зомби… Джек окинул меня удивленным взглядом. Неужели мой ответ прозвучал неубедительно? – Где хочешь поужинать? – Не знаю, все равно. – Ладно. Джек начал рассказывать про молодого исполнителя главной роли: такой красивый, обаятельный, сексапильный… Удивительно, мне запомнились одни зомби. Я не обращал внимания, куда ведет друг, только почувствовал: стало темнее и тише, а почему воцарилась тишина, поняла лишь через непростительно долгое время – Джек перестал болтать! Я сконфуженно заглянул ему в глаза: надеюсь, не обиделся? Друг было не до меня: напряженний, словно струна, он смотрел прямо перед собой и уже не шел, а бежал. Взгляд Джека испуганно метался взад-вперед. Так, нужно все-таки осмотреться. Мы шагали по неосвещенному участку тротуара. Частные магазины и лавочки уже закрыты на ночь. Окна темные, лишь впереди, в квартале от нас, горели фонари и яркая вывеска «Макдоналдса» – туда и направлялся Джек. Через дорогу бар. Надо же, открыт! На окнах плотные жалюзи, а с внешней стороны неоновая реклама различных сортов пива. Самая большая вывеска ярко-зеленая, с названием бара «Одноглазый Пит». Интересно, в интерьере пиратская тематика как-то обыгран? Металлическая дверь была приоткрыта, внутри горел неяркий свет, доносились голоса. У двери стояли четверо мужчин. Я оглянулся на Джека: у того глаза прилипли к тротуару; вид не испуганный, а скорее просто осторожный. Понятно, старается не привлекать к себе внимание. Чисто автоматически я посмотрел на четверых, чувствуя: где-то их уже видел. В другой раз и на другой дороге, но при сходных обстоятельствах. Один невысокий, темный, коренастый. Когда остановилась, он взглянул на меня с неподдельным интересом. Словно окаменев, я безвольно поднял глаза. – Вальт! – прошипел Джек. – Что ты делаешь? Я неуверенно покачал головой. – Кажется, мы с ними знакомы, – пролепетал я. Что со мной? Нужно поскорее забыть, выбросить из головы воспоминания о четверых праздношатающихся… Почему же я застыл как в трансе? Какое совпадение: я снова в Порт-Анжелесе, с Джеком, на темной улице. Я прищурился, пытаясь сопоставить черты стоящего передо мной парня с воспоминаниями о хулигане, который напал на меня почти год назад. Интересно, смогу я точно определить, он это или нет? Та часть далекого вечера будто расплывчатое пятно… Оказывается, тело помнит лучше, чем душа: дрожь в ногах, когда решал бежать; сухость в горле, когда пытался закричать; саднящее чувство, когда сжимал руки в кулаки; гусиную кожу, когда темноволосый крепыш назвал меня крохотним… Парни источали вполне очевидную опасность, с той ночью никак не связанную. Они чужие, в чужом для нас городе, превосходят числом – вроде ничего особенного, но страшно, да так, что в испуганном вопле подруги слышалась паника: – Вальт, пойдем! Я совершенно бездумно передвигал ноги. Как ни странно, смутная угроза, которую представляли те четверо, притягивал словно магнитом. Порыв совершенно бессмысленный, ничего подобного я уже несколько месяцев не испытывал. В венах пульсировало что-то незнакомое, наверное, адреналин разогревал кровь и пробивался сквозь толщу апатии. Странно: откуда адреналин, если страха нет? Я будто слышал эхо собственных шагов на пустынных улицах Порт-Анжелеса. Чего мне бояться? Физической боли? Он мне давно не страшен. Вот один из немногих плюсов душевного потрясения. Я переходил улицу, когда Джек схватил меня за руку: – Вальт, в бар идти нельзя! – Да, знаю, – отмахнулся я, – просто хочу проверить… – Ты что, с ума сошел? – шепнул друг. – Жить надоело? Вопрос больно резанул по ушам, и я повернулся к своей спутнику. – Нет, вовсе нет, – оправдывался я и душой не кривил. На суицид я не способен; даже в самом начале, когда смерть казалась лучшим обезболивающим, подобных мыслей у меня не было. Я слишком многим обязан Кенто и не хочу причинять боль Чихару. А еще я обещал не совершать опрометчивых поступков. Наверное, поэтому еще дышу… Вспомнив, что дал слово, я поморщился от чувства вины, хотя то, что делал, в счет принимать не стоит. Не вены же себе вскрываю! Вопрос Джека был чисто риторическим, но я понял это слишком поздно. – Иди ешь! – велел я, махнув рукой в сторону «Макдоналдса». Эх, не нравится мне тяжелый взгляд друга! – Буду через пять минут! Я повернулся к парням, которые с любопытством на меня поглядывали. – Вальт, сейчас же прекрати! Ноги так и примерзли к асфальту. Боже, это ведь не Джек сейчас меня упрекает. Голос гневный, до боли знакомый голос, бархатно красивый даже в гневе. Его голос – имя лучше не упоминать!.. Удивительно, как я не упал на колени и не забился в агонии на тротуаре. Однако никакой боли не было, вообще ничего… Как только я услышал серебряный баритон, все сразу встало на свои места, будто из топкого болота вынырнула. Теперь воспринимались и свет, и звук, и холодный, обдувающий лицо ветер, и характерные запахи бара. Вздрогнув, я огляделся по сторонам. – Возвращайся к Джеку! – гневно приказал голос. – Ты же обещал: никаких глупостей. Рядом никого: перепуганний Джек с одной стороны улицы, парни – с другой, наверняка недоумевают, почему я застыл посреди проезжей части. Так, нужно разобраться, что к чему: его ведь нет, а присутствие ощущается неимоверно остро, совсем как… в момент расставания. В дрожащем от гнева баритоне ясно чувствуется тревога… боже, прошел уже целая вечность. – Помни свое обещание… – Голос слабел, будто уменьшали громкость радио. Неужели галлюцинации? Вызвали их в первую очередь воспоминания и странная схожесть ситуации. Я быстро прикинул наиболее вероятные объяснения. Вариант первый: я схожу с ума, ведь именно так обыватели говорят про тех, кто слышит голоса. Вполне возможно. Вариант второй: подсознание выдает желаемое за действительное – ему не все равно, жив я или нет; или подсказывает, как отреагировал бы он, если бы а) оказался рядом; б) за меня переживал. Вполне возможно. Третьего варианта я не видел и очень надеялась: это второй, то есть вырвавшееся из-под контроля подсознание, и мне не придется обращаться к психиатру. Я старался о нем не думать и поблажек себе не давал, однако, как у любого человека, у меня случались срывы. Хотя со временем становилось проще, и сейчас получалось соблюдать мораторий по нескольку дней подряд. За скромные успехи приходилось расплачиваться всепоглощающей апатией – из боли и пустоты я выбирал пустоту. Значит, сейчас вернется боль. Оцепенение спало, впервые за много месяцев дымка рассеялся, и чувства обострились до предела. Странно, я испытывал лишь разочарование из-за того, что голос стихал. Пора решать. Разумнее всего пуститься наутек от непредсказуемой, потенциально опасной и, главное, губительной для психики сцены. Зачем стимулировать галлюцинации? Но серебряный баритон затихал; чтобы убедиться, я сделал шаг вперед. – Вальт, иди обратно! Из груди вырвался вздох облегчения. За гневом скрывалось то, что мне хотелось услышать, – фальшивое, притянутое за уши подтверждение его участия, сомнительный дар моего подсознания. Разобраться в себе удалось далеко не сразу. Немногочисленная публика застыл в ожидании. Наверное, со стороны кажется, что я не могу решить, переходить дорогу или нет. Откуда этим парням знать, что я наслаждаюсь неожиданным приступом безумия? – Привет! – позвал один из них уверенно и даже слегка язвительно. Парень – очень светлый блондин с гладкой кожей, наверняка считает себя красивым. Возможно, так оно и есть, просто я слишком пристрастний. Воображаемый голос ответил гневным воплем. Мои губы растянулись в улыбке, которую самоуверенный блондин принял за поощрение. – Тебе помочь? Похоже, ты потерялся, – ухмыльнулся парень. – Нет, я не потерялся. Приблизившись, я всмотрелся в лицо коренастого. С глаз будто пелен спал: боже, парень мне совершенно незнаком! Какая жалость: это не он в прошлом году пытался меня обидеть! Звучащий в подсознании баритон затих окончательно. Коренастый перехватил мой взгляд. – Хочешь выпить? – предложил он, польщенный, что я выделяю именно его. – Мне только семнадцать, – тотчас соврал я. Парень смутился, не понимая, что мне от них нужно. Придется объяснять. – Издалека мне почудилось, что мы знакомы. Извините. Опасность, что притягивала меня, как магнит, мгновенно испарилась. Это не хулиганы, которых я помнил, а обычные ребята, безобидные, возможно, даже славные… Интереса как не бывало. – Ничего страшного, – заверил блондин. – Оставайся, погуляем вместе. – Простите, не могу. Джек так и стоял на тротуаре, гневно сверкая глазами. Наверняка чувствует себя преданной. – Да ладно тебе, оставайся. Покачав головой, я вернулся к другу. – Пошли ужинать! Пожалуй, в глаза сейчас ему лучше не смотреть. Про зомби я больше не вспоминал, но мыслями по-прежнему была очень далеко. Голова так и гудела: привычное немое оцепенение не возвращалось и с каждой минутой становилось все тревожнее. – О чем ты только думал?! – не выдержал Джек. – Какие-то незнакомые парни… Могли оказаться настоящими психопатами! Я пожал плечами, надеясь, что он сменит тему. – Мне показалось, что одного из них я где-то видел. – Вальт Аой, ты такий странний!.. Я совсем тебя не знаю! – Извини… Ну что тут еще скажешь? Мы молча шли к «Макдоналдсу». Похоже, Джек жалеет, что пошел пешком: гамбургеры можно было заказать прямо в машину, а окончания «культурной программы» он ждет еще больше, чем вначал я. Во время ужина я несколько раз пытался завести разговор, но Джеком упорно молчал. Видимо, сильно обиделся. Когда мы наконец сели в машину, он поймал любимую станцию и прибавил громкость, наверное, чтобы я не докучал. Что же, на этот раз отрешиться от музыки оказалось нетрудно. Привычная апатия исчезла, и на душе было слишком тревожно, чтобы вслушиваться в текст песен. Я ждал, когда вернутся боль и оцепенение. Ведь боль обязательно вернется… Я нарушил свои личные правила и, вместо того чтобы бороться с воспоминаниями, шагнула к ним в объятия. А еще слышал голос, причем отчетливо… Даром мне это не пройдет, можно не сомневаться. И спасительную дымку не вернешь, а ведь в ним я был как в вате. Сейчас все чувства так обострены, что становится страшно. Зато каждой клеточкой тела я чувствовал облегчение. Конечно, я старался не думать о нем, но и забывать совершенно не хотелось. Ночами, когда усталость и постоянная бессонница подрывали самооборону, я боялся, что воспоминания стираются. Вдруг моя память действительно сито, и в один прекрасный день я не смогу вспомнить оттенок его глаз, бархатистую гладкость кожи, тембр голоса… Думать об этом нельзя, а помнить нужно. Для того чтобы жить, мне достаточно верить в то, что он существует. Остальное вполне можно вынести. Главное, чтобы на свете был он. Поэтому я и застрял в Форксе, поэтому и взбеленился, когда Кенто пригрозил отправить во Флориду. Если честно, это ничего не изменит: в наш город никто не возвращается. Но вдруг в Джексонвилле или в любом другом месте, ярком и незнакомом, воспоминания обернутся заурядной сказкой? Там, где ничто не напоминает о его существовании, уверенность может ослабнуть, а я… я этого не переживу. Помнить нельзя, забывать страшно – рамки довольно узкие. Я удивился, когда Джек притормозил возле моего дома. Обратная дорога показалась совсем короткой, но, как бы то ни было, я и не предполагал, что друг сможет столько выдержать без единого слова. – Спасибо, что поехал со мной, Джек, – проговорил я, открывая дверцу. – Было очень… весело. Надеюсь, «весело» – подходящее слово! – Угу, – промычал парень. – Извини за то, что случилось… после кино. – Все в порядке, – буркнул он, не сводя глаз с лобового стекла. – Тогда до понедельника? – Да, пока. Видимо, ничего уже не исправишь… Я захлопнул дверцу, и Джек, ни разу не оглянувшись, укатил прочь. Не успев зайти в дом, я тотчас забыл о его существовании. Кенто ждал в гостиной: руки скрещены на груди, настрой воинственный. – Привет, папа! – рассеянно проговорил я и, шмыгнув мимо, поднялся по лестнице. Лучше спрятаться, прежде чем наступит возмездие. – Где был? – требовательно сказал отец. Я удивленно на него посмотрел: – Мы с Джеком ездили на фильм в Порт-Анжелес. – Хм-м… – Что-то не так? Вглядевшись в мое лицо, папа удивился, будто заметил что-то неожиданное. – Да нет… Хорошо повеселились? – Не то слово! Смотрели, как зомби пожирают людей. Очень весело! Кенто прищурился. – Спокойной ночи, папа. Сообразив, что опасность миновала, я поспешил к себе в комнату и уже через несколько минут пластом лежал на кровати – вернулась боль. Ощущение, будто в груди сверлят огромную дыру, вырезают жизненно важные органы, оставляя глубокие раны, края которых потом долго пульсируют и кровоточат. Естественно, холодным рассудком я понимал: с легкими все в порядке, однако хватал ртом воздух, а голова кружилась, будто отчаянные попытки ни к чему не приводили. Сердце, наверное, тоже билось нормально, но пульса я не ощущал, а руки посинели от холода. Свернувшись калачиком, я обхватил колени руками, – казалось, так меня не разорвет от боли. Куда девалось мое бесчувствие? Оцепенение? И все-таки я понял, что смогу выжить: боль чувствовалась с невероятной остротой – леденящая пустота растекалась из груди, посылая жуткие импульсы по всему телу, – но это было вполне терпимо. Я справлюсь. Это не та боль, что утихает со временем; скорее, я стану сильнее и приспособлюсь. Случившееся сегодня – зомби, адреналин, галлюцинации – заставило меня проснуться. Впервые за долгое время я не знал, чего ждать от наступающего дня.