permission.

смятые отельные простыни пахнут лаймом и рассованной по мешочкам засушенной лавандой. всё здесь будто бы чужое, никем не тронутое, давно забытое и покинутое. где они будут спать завтра? вероятно, одному богу известно. и соизволит ли сон благосклонно укрыть их своей туманной пеленой? окно приоткрыто и задёрнуто плотными занавесками, и порывы ветра сквозь стёкла мурашками рассыпаются по загривку. ком в горле стягивает в тугой узел голосовые связки, не позволяет вымолвить ни слова. теру судорожно сглатывает, отчаянно силится выровнять дыхание. безуспешно. ёрзает на кровати, вжимается лопатками в благоговейное тепло чужой груди. его колотит, и сердце голодно колотится вместе с ним. вместе с мыслью, что он не заслужил и того стального холода прикосновений - Его колко ласкающих напряжённые плечи прикосновений. даже мимолётного одобрительного взгляда в свою сторону не заслужил. радужка скрывается за потемневшими расплывающимися зрачками. - не ёрзай, - твёрдо, с отголоском приглушённой ветреной прохлады. раскалённое дыхание опаляет шею, и миками без тени колебаний покорно замирает, - то-то же. колени лайта упираются в матрас так, что кажется, будто на них останутся акварельные пурпурно-багровые кровоподтёки. теру про себя подмечает слепящую готовность самозабвенно выцеловывать каждый синяк, каждую ссадину и ушиб, слизывать капельки алой крови, лишь бы только ощутить на языке её блаженный вкус. с дрожащих губ срывается короткий жадный вдох - одна из его жалких попыток глотнуть необходимого воздуха. от одного лишь осознания, что и Он дышал этим, казалось бы, начисто лишённым кислорода морозным воздухом, его пробирает озноб. тонкие пальцы испытывающе, без особых усилий сдавливают горло. осторожно. будто прицениваясь, дурманящей дымкой рассеивая по венам болезненно сковывающую внутренности жажду. очерчивают выступающий на бледной коже кадык, надавливают. теру задыхается. - боже... - сахарно, хрипло и едва слышно: ладонь по-прежнему покоится на горле. отрезает все возможные пути к отступлению. в полубессознательном состоянии он запрокидывает голову, натыкаясь на спрятанное под плотной тканью пиджака угловатое плечо. пальцы лайта расцепляют хватку и с горла плавно смещаются, с металлическим лукавством скользят от подбородка по линии челюсти, запирая на замок рвущийся наружу стон. второй рукой Он бесцеремонно задирает уязвимый грязно-белый хлопок рубашки, оглаживает впалый живот, царапает рёбра. слишком близко и слишком хорошо, чтобы быть правдой. хочется стонать в голос, хочется с мольбой выстанывать сладостью таящее на языке пьянящей приторной патокой заветное имя. теру давится то ли всхлипом, то ли просящим, протянутым навстречу призывно раскрытой ладонью желающим выдохом. указательный и средний пальцы лайта проникают во влажную глубину разгорячённого всепринимающего рта. миками вылизывает, посасывает, и хриплые грудные стоны вымученной вибрацией отдаются на нёбе. отдалённо звякает пряжка ремня. когда рука, до тех пор бесстыдно мучившая сокрытые рубашкой грудь и ключицы, расстёгивает молнию на брюках и осторожно цепляет резинку белья, теру трясёт от захлёстывающего волной возбуждения. потолок перед глазами нещадно плывёт, пульс в висках беспорядочно отбивает набат. зубы смыкаются и прикусывают покоящиеся во рту подушечки пальцев. чуть сильней, чем следовало бы. лайт ощутимо тянет за волосы, наматывает на кулак спутанные чёрные пряди. он заходится очередным стоном, который уже не пытается заглушить. тонкая ниточка слюны тянется вслед за пальцами, поблёскивает в тусклом свете перегорающей лампочки. - п...пожалуй... - язык безбожно заплетается. теру не в силах подобрать слова, не в силах связать путающиеся мысли воедино, - пожалуйста. - молчи. от железных ноток в бархатном голосе его подбрасывает ещё сильнее. мокрыми от слюны пальцами лайт обхватывает пульсирующий от возбуждения член, проводит вверх-вниз по всей длине, теснее прислоняясь грудью к подрагивающей спине. большим пальцем размазывает по головке выступившую смазку, вслушиваясь в череду воздухохватательных вдохов. без единой эмоции. каждое движение - заблаговременно правильно, словно предприимчиво отрепетировано много десятков раз. словно так и должно быть. постепенно наращивает темп, плечами принимая на себя бьющую миками мелкую дрожь. когда до точки невозврата, казалось бы, рукой подать, он резко останавливается, упиваясь разочарованным вздохом. - один, - шепчет лайт в самое ухо, влажным горячим языком огибая мочку, - терпи. миками терпит из последних сил. если бы ему был отдан приказ незамедлительно подставиться под пули, он бы непременно и беспрекословно ему последовал. глаза в полутьме лихорадочно блестят, щёки горят стыдливым румянцем. хочется ближе. больше. почувствовать охватывающий каждый уголок сознания жар мозолистых рук. почувствовать Его целиком. - два, - лайт вновь двигает рукой, на сей раз неспешно, неумолимо оттягивая момент разрядки, - терпи. издевается? вероятно. миками терпит. он даже яд из Его рук примет, что уж говорить. ладонь замирает во второй раз именно тогда, когда он почти-на-пределе. теру готов взвыть. он закусывает губу до крови и комкает в кулаке простынь. - три, - по-прежнему со снисходительной ухмылкой, мягко, в районе затылка. короткий поцелуй, отстранённый смешок. всё по накатанной. он придерживает теру за подбородок, не удостоив того даже секундного зрительного контакта, - хочешь кончить? - пожалуйста, - он умоляет. голос срывается на хрип. - повтори, - пальцы сжимаются у основания члена. в который раз. - я хочу кончить для Вас, - гласная в последнем слове звучит протяжно и алкогольно-сладко, - позвольте мне. - умница. пара отрывистых движений - и он со вскриком кончает, до боли впиваясь ногтями в ладони. лайт брезгливо вытирает руку о простынь и поднимается, оставив после себя на кровати пиджак. плотный бездушный пиджак. - одевайся, - безразлично бросает он, вытягивая из пачки сигарету и закуривая прямо в комнате. расписывая высокий потолок клубами дыма.