Скорость дыхания

Иден 23 декабря, 15:35 Бруклин, особняк в Бэй-Ридже, спальня Хантера После той полуночной прогулки с пятницы на субботу Хантер стал избегать встреч со мной. Это обстоятельство меня несколько огорчало. Во-первых, потому что меня нельзя безнаказанно игнорировать – со мной так не поступают. А если поступают, то оказываются самивиноватыми. Во-вторых, меня динамил не кто-нибудь левый и малозначительный, а сам Хантер Карвер, чьи ладони мне очень хочется ощутить на своих бердах, а член – в заднице. Само по себе желание оказаться в пассивной роли было до сих пор редким исключением, но теперь… Я хочу отдать себя ЕМУ, блядь, на золотом блюдечке и с праздничной ленточкой вокруг шеи. И если бы Хант оказался вампиром, я бы с радостью сдох, удовлетворяя его чувство голода. Осознание того, что наша кровь перемешается, и я буду жить внутри его вен, немного бы утешило меня. И, в-третьих, я, черт подери, остался совсем один в этом гребаном городе. О, безусловно, я до сих пор остаюсь желанным гостем в тусовках по интересам (ака секс-драгз-индастриал). На меня с визгами вешаются девочки, суют свои пальчики под юбку, рвут чулки зубами, фотают это безобразие – в общем, сохраняют фанатскую преданность. И каждая из них мечтает, чтобы я уделил ей какое-то особенное внимание. Наверное, желает, чтобы увидел в ней личность, а не мебель или крупицу из общего источника доходов. Вероятно, жаждет, чтобы поинтересовался, а что же эта куколка читает перед сном, в какой школе учится и выйдет ли она за меня замуж. Но мне глубоко фиолетово на всех этих девочек, хотя некоторые из них, и, правда, ничего. Мальчики. В отношениях с ними все проходит по одному сценарию. Побухать. Побрататься (ака поделиться соображениями взаимо -уважения и -понимания). Угнать пару тачек; разъебать их на ближайшем повороте, еще раз залить это дело свежеубитой бутылочкой водки. Затем побрататься на более серьезном уровне (ака покромсать себе палец-ладонь-вены и влить пару глотков крови корешу в горло или в резаную рану – на выбор). После может быть обломится невразумительный перепих, о котором на утро вспомнят лишь наиболее трезвые свидетели. Не все мужики – латентные гомосексуалисты, но алкоголь во многих раскрепощает жажду экспериментов. Но чаще случается, что я от скуки тупо приходую уже удолбанное вусмерть тело, а после тихо сваливаю до того, как кто-нибудь очнется. На следующий день ко мне, бывает, заявляются случайные любовнички с желанием набить лицо за жестокое изнасилование, но повторная порция алкоголя или секса, но чаще – пули безотказно улаживают любой конфликт. Все эти девочки-мальчики ничего не значат. Я даже с трудом признаю в них половые различия и прочие идентификационные признаки. Они – лица из толпы. Никто. Без имени, истории и надежды. Никто. Те, кто был для меня КЕМ-ТО – Готш и Дитцен – теперь черт знает где. Вероятно, уже в другом штате; загорают где-нибудь на пляжах в солнечной Калифорнии. И Хантер. Совсем рядом, но бесконечно далеко. Его хронически не бывает дома, и теперь я не могу нагрянуть как снег на голову. На репбазе NN теперь установлен фэйсконтроль, который отсеивает всех похожих на меня чуваков. За неимением большего, я начал общаться с невестой Ханта, с Эммой. По крайней мере, она относилась ко мне с внимательной доброжелательностью и была готова участвовать в любой идиотской затее. Хантер уделял ей не многим больше внимания, чем мне; ей было также одиноко и скучно. Она не работала, занималась домашним, Хантеровским, хозяйством и забила на светскую жизнь. Подруги, давно разродившиеся потомством, утомили ее бесконечными россказнями о семейных передрягах. Друзья… Да их почти и не осталось – те, которых Эмма успела завести в колледже, видимо, перестали находить в ней достойную собеседницу. Или попросту опасались косых взглядов Хантера. Несмотря на свою скучную бессмысленную жизнь, Эмма продолжала следить за собой и выглядела очень хорошо. Я находил ее достаточно привлекательной девочкой: личико, фигурка, манеры и остроумие – все при ней. Однако Хантеру она была нужна лишь в качестве редкого трофея, которым можно похвастаться перед многочисленными корешами. Я проникся состраданием к ней, и мне захотелось как-то расшевелить ее, вернуть глазам радостный блеск. Кто знает, возможно, тогда и Хантер посмотрит на свою невесту по-другому. Не скрою, однако, что имелся и другой тайный, умысел: общение с Эммой поможет лучше узнать Ханта. Да и чмокание в щечку девочку, которую он регулярно потрахивал, казалось мне неким сокровенным ритуалом… Таким образом, с Эммой я виделся гораздо чаще, чем с мужчиной своей мечты. Мы сделались достаточно близкими подружками: занимались шоппингом, торчали в кофейнях, в салонах красоты, в спортзалах (где я вообще никогда до сих пор не появлялся); шлялись по бесконечным выставкам какой-нибудь фигни или просто гуляли по городу под ручку. Я таскал ее во все свои любимые клубы, знакомил с кучей интересных людей; мы пили вместе, удалбывались вместе, растворялись в месиве ярко размалеванных лиц. И я даже мог бы сказать, что мне нравилось подобное времяпровождение. Окунаясь с головой в тупую праздность, я на какое-то время переставал грузиться тяжестью собственных грехов. К тому же, Эмма оказалась очень чутким человеком и окружала меня такой заботливой нежностью, которую в виду обстоятельств не могла проявить по отношению к Хантеру. В такие моменты я думал, что он за идиот, если способен игнорировать все добродетели Эммы. А я, в свою очередь, давал ей то, в чем она так нуждалась – драйв. За все время нашего общения мы ни разу не поругались – все складывалось настолько идеально, что в один прекрасный момент обоим стало страшно. - Знаешь, Иден, все это неправильно… - Начала Эмма, входя в их с Хантером дом. Я, как обычно, провожал ее после очередной прогулки. Она пригласила меня зайти. Как всегда. Сейчас мы пойдем на кухню – и она предложит мне кофе. Затем начнет делиться впечатлениями от наших похождений, будет мелодично смеяться, не стесняясь детской непосредственности. Такая милая... Идеальная жена. Для Хантера. Я печально улыбаюсь этим мыслям. – Хант знает, что мы проводим с тобой массу времени вдвоем. Он даже предлагал тебе платить ставку за то, что ты возишься со мной… Подобное заявление показалось мне омерзительным. Уверен, что за цинизмом скрывалось искреннее желание меня подъебать. Или в очередной раз показать невесте, кто тут хозяин. Возможно, все сразу. Его невозмутимость даже в этой ситуации бесила меня до такой немыслимой степени, что я даже не представлял, во что однажды все это выльется… Моя наглость против его терпения. - Передай ему это, солнышко. - Я пафосно продемонстрировал средний палец. – Если ему что-то не нравится, пусть лично мне об этом скажет. Всегда готов его выслушать. – Криво усмехаюсь: это, действительно так. Только вот эта равнодушная скотина никогда не захочет со мной разговаривать на равных. Хотя да, я не такой бесчувственный долбоеб, он прав. Я просто долбоеб. Самый заурядный. Эмма улыбнулась и обреченно вздохнула, оставив мой энтузиазм без комментариев. Ей хорошо известно, что я не смогу решить их с Хантером разногласия. А, вероятно, ей бы этого хотелось. Но, увы, я не обладал рыцарскими задатками и не считал своей святой обязанностью вступаться за ее благополучие. Пускай сами разбираются. Я бы мог сейчас пристрелить эту доверчивую девочку, чтобы она не стояла между мной и Хантом, но понимал, что это окажется лишь напрасной тратой патронов. Совершенно очевидно, что Хант плевать хотел на все достоинства Эммы. Не потому ли, что развлекался с менее привлекательной, но более безголовой любовницей где-то на стороне? Да черт с ним вообще!.. Я подошел к Эмме и обнял за плечи: от ее восторженного настроения ничего не осталось, как только она заговорила о благоверном. Она обвила тонкими ручками мою талию и прижалась к груди. Я чувствовал, что ей очень хотелось спрятаться где-то внутри меня, в самом темном уголке. У меня тоже нередко возникало подобное желание, но проблема заключалась в том, что я не находил человека, к которому мог бы вот так же прижаться и забыться, убаюканный чужой внутренней силой. - Я надеялась, что он хотя бы станет ревновать… - Я вдруг услышал ее приглушенный голос. Оказывается, не одного меня грели тайные планы. Хотя, вероятно это и не так. Но отчего-то вдруг я почувствовал себя использованным. Такая милая, да. Да. Такая кроткая. Да. Такая ранимая. Да. Блядь. Как я мог вообще ей поверить, этой сладкоречивой стерве, которая, черт возьми, ни о чем больше не может думать, кроме Хантера?.. Держу пари, когда мы развлекались в клубах, она делала это назло ему. Считала, что заслужила толику свободы за собственную щенячью преданность. Майгад, да я тебя ненавижу, детка. Я растянул губы в дикой остервенелой улыбочке. Однако мои пальцы продолжали поглаживать ее по голове, играть с золотыми волосами. Эмма не могла видеть этих перемен. Она вся обратилась в слух, пытаясь понять, в каком ритме стучало мое сердце. – Но ему все равно. И я не понимаю, почему тогда он не позволяет мне уйти?.. - Я не знаю, детка. – Мне уже все равно, что, как и зачем. Я даже не мог объяснить, почему где-то на интуитивном уровне ощутил к Эмме сильнейшее отвращение. – Может быть, стоит обратить свои чары на того, кто их оценит? Твоя молодость не вечна, прелесть моя. Пойми, ты для него – вещь. Не надейся, что ЕМУ вдруг станет интересно, чем ты дышишь по жизни. Ты – никто, которая смирилась с собственной никчемностью. Думаешь, покорность возбуждает?! Ха-ха!.. – У меня вдруг появилось четкая уверенность в том, что, несмотря на короткий срок знакомства с Хантером, я понимал его гораздо больше и глубже, чем она. Эмма взглянула на меня как на предателя. Я едко и многозначительно улыбнулся. Сжал объятия сильнее. В моих руках забилась бабочка, чьи крылья оплавились от близкого огня. Такая горячая. И тут все встало на свои места. - Отпусти меня, Иден! Ты делаешь мне больно! – Эмма зашипела как дикая кошка, тщетно пытаясь освободиться. – Я хочу, чтобы ты ушел. Немедленно! - Я уйду. Но не раньше, чем получу то, что хотел. – И не дожидаясь ответа, я впился в ее губы. Я целовал ее с бесцеремонной грубостью, вгрызался в нежную кожу, штурмовал языком ее влажный рот. Через некоторое время Эмма уступила всем своим дремавшим чувственно-плотским желаниям и начала отвечать мне с не меньшей пылкостью. И внезапно я осознал, что единственная причина, по которой я нянчился с этой женщиной – было желание трахнуть ее. Отнюдь не потому, что она казалась такой расчудесной, а из-за того, что с ней спал Хантер. Это была ЕГО женщина. И мне хотелось оказаться там, где был ОН, чтобы почувствовать ЕГО пребывание внутри ее тела, чтобы стать к нему еще ближе. Хотя бы таким извращенным способом. Мне не оставили иного выбора. Да и Эмму можно было понять: вряд ли Хантер овладевал ей по причине безумной одержимости. Скорее, в силу привычек. Для меня принципиальным делом оказалось отыметь Эмму на ИХ супружеском ложе: я кончил несколько раз во многом благодаря тому, что все вокруг вызывало стойкие и надежные ассоциации с Хантером, с хозяином этого дома, этой спальни, этой женщины. Я хотел пользоваться его вещами. Хотел сродниться с ними до такой степени, чтобы начать ощущать себя частью общей экспозиции. Эмма осталась удовлетворена моими вспышками первобытной сексуальной агрессии и даже выразила робкое пожелание, чтобы мы стали любовниками. Я согласился при условии, что она не будет мыться после секса с Хантером. Мне хотелось окунать член в его сперму, остывающую внутри этой женщины. Хотя Эмма нашла замут чрезвычайно странным, она не стала вдаваться в подробности и приняла его как должное. Возвращаясь домой, я чувствовал себя так, как должен был чувствовать себя урод, только что трахнувший девушку лучшего друга. То есть – превосходно. Но Хант не считал меня другом, значит, на моем месте мог оказаться кто угодно в его восприятии. Но, блядь, я не удивлюсь, что именно такого исхода событий он и добивался. И уверенность в этом несколько омрачила всю радость.