Дышу тобой

      Как редко мы ценим уже привычные вещи вроде хорошего самочувствия и воспринимаем их как само собой разумеющееся. И только после болезни можем ощутить, насколько это прекрасно: когда ничего не болит, когда кости не ломит и не выкручивает, а голова — ясная и какая-то светлая.              Слабость никто не отменял, но хотя бы нет этой изматывающей лихорадки, поэтому Галф искренне рад проснуться этим утром. Он лениво тянется к телефону, который, конечно же, разрядился, потому что вчера вечером было совсем не до того, чтобы подключить девайс к сети.              Ожидаемо: много-много сообщений от Майлда, гиперактивность этого человека точно никто не перебьет. Галф пролистывает их и даже улыбается, потому что такая забота крайне приятна, хотя хрен он в этом признается — тогда сообщений будет в 100 раз больше однозначно. Его друг — просто золото: прикрыл на сегодняшних лекциях, но с угрозой, что Галф должен все-все рассказать, где пропадает и почему не выходит на связь, потому что пропуски для заучки вроде него — это что-то на грани фантастики.              Но ему совсем не хочется рассказывать “все-все”: что повел себя как герой слезливой мелодрамы и мок под холодным дождем из-за безответной любви к человеку, для которого он — всего лишь один из многих. Поэтому печатает сообщение с благодарностью за прикрытый тыл и между делом сообщает, что приболел — этого будет достаточно, чтобы немного заглушить неуемное любопытство этого парня с шилом в попе. И да: как и договаривались, ждет того за конспектами вечером — на это его подтормаживающего после болезни мозга пока хватает.              А дальше нужно как-то выбираться из берлоги и приводить себя в чувство, но сил, конечно же, нет. Поэтому Галф продолжает ползать по квартире как медведь-шатун, не зная, куда себя приткнуть. Надо бы поесть, но в холодильнике пусто — хоть шаром покати, а желудок начинает сводить от голода, потому что за вчерашний день в нем особо еды и не было: кто-то патетично страдал и собирался подохнуть назло судьбе от неразделенной любви. Эта любовь утром никуда не делась, только теперь ее сверху покрывает тонкая пленка стыда за то, в каком виде Галф предстал перед объектом обожания, но желание умереть поутихло и трансформировалось в печальное осознание своей никчемности.              Голодный глаз замечает на тумбочке крекеры, жадная рука тут же за ними тянется и запихивает в страждущий рот — Галф почти стонет от удовольствия от такой простой еды, что сейчас кажется ему манной небесной. Он мысленно благодарит своего нечаянного благодетеля, но прожевать не успевает, потому что кто-то опять явился по его душу и настойчиво просит его пустить стуком в дверь.              — Майлд, гргмгрм, говорил же — давай вечером… — открывая дверь, он пытается проглотить сухое печенье и одновременно ругаться на приятеля, что заявился ни свет ни заря за материалами, хотя договаривались на вторую половину дня.              Не Майлд.       Не конспекты стали причиной визита.              А Мью, который смотрит удивленно (прямо как вчера), с пакетом в руке, а вторая занесена, чтобы снова постучать:              — Ээээ… можно?              Краснеть перед соседом, наверное, становится уже привычкой, как и заикаться на единственном слове, представая перед тем полным идиотом:              — Д-д-дааа...              Ну почему он всегда такой жалкий и неловкий?       Галф почти спотыкается, пропуская парня внутрь, и тут же кидается убирать валяющиеся на полу вещи:              — Сейчас, погоди…              Как будто тот не видел этот бардак накануне, но тогда Галф был не совсем в сознании, а теперь стыд накатывает особенно сильно. Как будто от этого что-то зависит… Но ему отчаянно хочется хотя бы в чем-то предстать с хорошей стороны перед этим человеком, раз по остальным фронтам он с позором провалился.              — Эй, все нормально, — Мью неожиданно останавливает его, касаясь предплечья. — Я просто хотел узнать, все ли с тобой в порядке, и принес немного еды, потому что вчера в холодильнике у тебя ничего не нашел.              Ему и правда протягивают какой-то пакет, в котором Галф видит контейнер с кашей и чай. Он продолжает повторять про себя мантру:              Он просто по-соседски заботится.       Он просто добрый человек, который и бездомное животное пожалеет.       Не надумывай, Галф.              Но ему и правда до слез приятна такая забота, поэтому шепчет, не поднимая глаз:              — Спасибо.              — Пожалуйста.              Вот и поговорили…              Галф судорожно пытается поддержать разговор, чтобы задержать Мью еще хотя бы на минуту, чтобы просто побыть с ним еще немного рядом:              — И спасибо, что вчера помог с лекарствами, — кивает на тумбочку. — Но ты же что-то хотел?..              — Хотел? — в задумчивости наклоняет голову.              — Ну ты же вчера зашел не просто так?              — А, да… — Мью как-то странно мнется. — Просто я почувствовал странный запах и решил узнать, что это.              Запах?       Галф принюхивается, и краска заливает не только лицо, но и уши: он и правда отвратительно воняет потом после такой бурной ночи под тремя одеялами, а до душа так еще и не дошел, да и одежда на нем вчерашняя.              — Прости… Мне очень стыдно… Я сейчас же в душ схожу и переоденусь.              Он и в обычном состоянии не может смотреть соседу в глаза, а тут неловкость и стыд просто зашкаливают. Тот дергается и начинает путано оправдываться:              — Я не об этом, что ты! Ты болел же…              Но Галф его уже практически не слышит, а хватает первые попавшиеся вещи в шкафу и кидается в сторону ванной комнаты, очень сильно надеясь, что Мью не станет дожидаться его возвращения и продлевать эту агонию позора.              Он стоит под обжигающе горячим потоком воды и пытается понять, как дошел до такой жизни буквально за сутки: горе разбитого сердца из-за невзаимных чувств, вернувшаяся по глупости болезнь, в которой ему почему-то помогал объект его тайной страсти и видел, насколько тот жалкий. А теперь тот еще узнал, что Галф — неряха и грязнуля, который даже в душ сходить не может, поэтому воняет так, что слышно на первом этаже. Хуже ситуацию уже не представишь…              Представишь.       Он забыл майку — взял из одежды только нижнее белье и шорты.       И спокойно выходит топлесс из ванной в полной уверенности, что Мью давно уже ушел.              А тот по какой-то непонятной причине решил его дождаться, внимательно изучая оранжерею, поэтому имеет чудесную возможность лицезреть не только редкие цветы в коллекции Галфа, но и его красные уши. И тут же багровеющую шею и грудь, которую он со стоном отчаяния прикрывает руками и на которую тут же начинает лихорадочно наматывать полотенце, чтобы хоть немного прикрыть наготу. Поэтому стоит сейчас, обмотанный сверху как мумия, и не может и слова вымолвить от смущения.              — Прости, ты так резко сбежал, что я не успел спросить, поэтому решил тебя дождаться…              Галф сейчас точно умрет со стыда. Ну почему он всегда так позорится перед этим человеком? Сейчас он готов был бы провалиться сквозь землю, если бы не одно “но”: он бы упал на первый этаж в апартаменты Мью, что доставило тому бы еще больше хлопот, поэтому вынужден брать себя в руки и делать вид, что ничего особенного не произошло:              — Что спросить?              Смотреть на Мью он все так же не может, зато на своих “деток” — вполне, поэтому старательно разглядывает цветы так, как будто никогда их не видел.              — Что за запах я почувствовал отсюда.              Галф от смятения прикрывает лицо руками — боже, за что ему это… Полотенце тут же падает, он смущается еще больше, пытается снова замотаться, снова краснеет — это какой-то замкнутый порочный круг.              Мью тут же вскидывает руки, отрицательно машет головой и почти отчаянно заверяет:              — Нет! Я не про то, что ты плохо пахнешь! Совсем наоборот: это какой-то нежный цветочный аромат, который я никогда не слышал, поэтому заинтересовался и зашел вчера спросить, а тут ты заболевший…              Галф немного расслабляется и выдыхает: раз дело в цветах, а не в нем самом, то все куда проще. Ему сложно говорить о себе, а вот о своих питомцах может разглагольствовать часами, только вот обычно никто не хочет слушать:              — Аромат? Какой? Сладкий? Свежий?              — Что-то среднее. Очень тонкий, еле уловимый. Странно, что я вообще его почувствовал.              Он задумывается и невольно расслабляется, подходит ближе, чтобы понять, какой из цветков привлек внимание Мью, как тот почему-то настороженно смотрит на него и… принюхивается???              Галф отшатывается от неожиданности и почему-то прикрывается руками, как будто он — невинная девица, на честь которой только что посягнули. Не хватало разве что залепить пощечину или завизжать. И теперь очередь Мью смущаться:              — Прости! Мне показалось, что это от тебя так пахнет…              Да, лучше бы он умер вчера вечером на лавочке.       Или сегодня ночью от жара или обезвоживания.       Потому что это было бы проще, чем слышать такое от человека, от одного вида на которого у тебя выпрыгивает сердце из груди. А когда тот тебе говорит такие вещи — и вовсе “привет, безносая”.              Мью сам, видимо, понимает, что сказал что-то не то, потому что тоже отстраняется и пытается оправдаться:              — Ты не думай ничего такого! Я учусь на инженера, но мое хобби — это ароматы, поэтому я хожу на факультатив по химии для того, чтобы самому составлять парфюмерные композиции. И если я слышу интересный запах, то сразу хочу его себе в коллекцию. Поэтому и зашел к тебе узнать, что это за аромат.              И снова укол разочарования холодит грудь.       Это не Галф его привлек, а какой-то из его цветков — вот и все объяснение.              Но он тщательно скрывает эту нечаянную грусть и старательно улыбается:              — После того, как ты мне помог, вся оранжерея в твоем распоряжении — можешь приходить в любой момент, нюхать и собирать свои ароматы.              Галф видит, какой детской радостью загораются глаза напротив, и старательно душит в себе надежду и голос совести, потому что только что “помог” не Мью, а себе, чтобы видеть того хоть немного чаще. Его сосед абсолютно счастлив от открывшейся перспективы и искренне его благодарит перед тем, как вспомнить, что пора на пары.              Он провожает Мью взглядом и устало опускается на все еще неприбранную постель, которою точно надо сменить. Да, столько всего утром случилось, что сейчас остается только вот так сидеть и тупо втыкать в стену от осознания, что он только что каким-то невероятным образом немного сблизился с Мью как раз после того, как потерял последнюю надежду.              Пусть просто как сосед, как приятель, который ему может быть чем-то полезен — пусть.       Пусть.       Это все же лучше, чем ничего и болезненный холод в груди, которую разрывает кашель — снова болезнь вцепилась в него своими когтями. И снова на его ладони — россыпь лепестков альпийской незабудки.              Да что это с ним?!