***
Открыв дверь в свой кабинет, Бан Чан зашелся в приступе кашля. Он поспешил поднять жалюзи и открыть окно, чтобы разогнать спертый воздух, но сквозняк только поднял, казалось, вековую пыль, которую было видно невооруженным глазом в вечернем солнечном свете, проникающем сквозь открытое окно. – Черт побери, Чан, – простонал Уджин, смахнув пыль с журнального столика в углу. – Я, конечно, и раньше шутил, что твой офис похож на гроб, но... как ты допустил, чтобы все стало настолько плохо? Ты, Хёнджин и Чонин проследовали за капитаном полиции в комнату и неуверенно расселись вокруг журнального столика, пока детектив тщетно пытался открыть еще одно окно, чтобы проветрить душный воздух. – У меня не было новых клиентов с тех пор, как этот чертов прокурор забрал у меня последнее дело, – возмущенно возразил детектив, схватив блокнот и ручку. – И я беру заслуженный отпуск. Кроме того, – добавил он, тяжело вздохнув, – у меня сейчас нет сил сосредоточиться на чем-то другом. – Мы ждем Феликса? – оглядев комнату, мрачно спросил Уджин. Ты кивнула. Прошел почти месяц с момента выхода первой статьи. Целый месяц с тех пор, как глава местной газеты ворвалась в Glow Cafe, требуя прекратить публикацию. Ты не знала с чем связать то, что Феликс днями и ночами пропадал в своем крошечном рабочем кабинете, печатая статью за статьей. Были ли тому причиной слова той женщины, или же поддержка со стороны Хёнджина, в которой все так нуждались, но юный журналист работал с таким усердием, выпуская опровержения выходящим в местной прессе статьям. Вся эта словесная баталия только набирала обороты, как только закончился учебный год. Весь город зашумел по-новому, обсуждая противоречивые истории. Ты должна была почувствовать облегчение от того, что у твоего плана спасения был хоть какой-то шанс… Но чем дольше продолжались борьба и расследование, тем больше все чувствовали, как стресс давит на плечи. И хоть Чан и Уджин были отстранены от расследования, с каждым днем они получали все новую и новую информацию, которая, к сожалению, была совсем не утешительной. Суд был назначен на следующую неделю, а ты ничего не слышала о Джисоне с тех пор… С тех пор, как последний раз видела его окровавленного и разбитого на парковке закусочной. – Дела обстоят не слишком хорошо, – начал Уджин с мрачным выражением лица. – Обвинение заявило, что записи с видеокамеры и кассеты с плеера Чонина не будут предоставлены как улики по делу. И по закону Сынмин больше не имеет права прикасаться к ним без разрешения Кана. После этих слов капитана полиции твое сердце провалилось куда-то в желудок. Тебя, Чана и Сынмина отдельно предупредили, чтобы вы не вмешивались в расследование, но это не помешало вам собрать всю информацию, которую только можно было собрать. И ты должна была сразу сообразить, что Кан найдет способ получить все улики, но все равно ты абсолютно не была готова к тому, что только что услышала. – Насколько я знаю, – Чан вздохнул, постукивая ручкой по щеке, – Джисон до сих пор не взял адвоката. А теперь он и вовсе отказывается со мной разговаривать. – Секундочку… Как же тогда будет проходить суд? – спросил Хёнджин. – Если он не взял адвоката… – Его слово против слова Кана, – нахмурившись ответил Чан. – Это суд при особых обстоятельствах. Обвинение представит все доказательства, которые они выбрали, судья и присяжные выслушают всех свидетелей, а затем, на основе всего этого, будет вынесен окончательный вердикт. Он сделал паузу, посмотрел куда-то в пыль и на секунду задумался, взвешивая то, что собирался сказать. – И если Джисон все-таки решит защищаться, он тоже имеет право говорить. – Вот только он этого не сделает, – сказала ты, с тяжестью на сердце вспоминая лицо Джисона, когда он рассказывал тебе о смерти своих родителей. Джисон всю жизнь жил в тени вины, которую на него наложило его детство. В построенном своими руками аду, в котором он заперся, чтобы переживать каждый новый день с болью и отвращением к самому себе. – У Кана есть присяжные, свидетели и улики, – размышлял вслух Чонин, и от одного этого предложения в воздухе повисла тяжесть. – Нас всех позвали присутствовать на заседании, верно? – Чан кивнул на тебя, Уджина и Хёнджина. – Мы все, а также Феликс и Сынмин можем прийти в суд только в качестве зрителей. А Чонин вызван в качестве свидетеля. Он нахмурился, разминая пальцы. – И единственный другой тип свидетелей, которых Кан может пригласить – это эксперты. Медики, психологи. – Кан умен. Вероятнее всего он привлечет детского психолога, – заметил Уджин нахмурившись. – Чтобы было легче подобрать доказательства, чтобы использовать их против Джисона, тем более что сейчас он отказывается говорить с кем-либо. – Неужели они никого не нашли для защиты Джисона? – спросила ты в отчаянии. – Социальных работников, приемных родителей… Кого-нибудь, кто был… Кто знал его раньше? – Он остался один более десяти лет назад. Никто из его социальных работников не объявился, – Уджин вздохнул. – Но ты права, они нашли специалиста по судебной экспертизе, чтобы он дал показания. – Кого? – оживился Чонин. – Я бы не стал так радоваться, – мрачным голосом объявил Чан. – Главный судмедэксперт Ли Минхо. Твое сердце снова провалилось куда-то в пятки. Ли Минхо. Никто не хотел говорить о слоне в комнате(1): признание Минхо в собственных преступлениях было бы одним из самых простых способов избежать смертного приговора. Однако… – Никто из обвинения не знает, что делал Минхо, и у нас нет никаких улик против него. Нам не поверят, а он ни за что не признается, – пробормотала ты, вспоминая тревожный разговор с патологоанатомом на крыше. Минхо всю жизнь скрывался в тени, помогая Джисону. И от пустоты в глазах судмедэксперта до его странного сдержанного поведения становилось не по себе. Ты не могла представить себе как он себя поведет, не могла предугадать его следующий шаг. И от всего этого становилось страшно и жутко. В дверь постучали и все подняли головы, когда в кабинет вошел Феликс с рюкзаком за плечами. – У меня есть хорошие и плохие новости, – объявил вошедший, присаживаясь на край дивана. – Сначала плохие, – немедленно ответила ты, застонав. Хорошие новости в это время были почти непозволительной роскошью. – Давайте покончим с этим поскорее. Хёнджин кивнул в знак согласия и выжидающе посмотрел на Феликса. – Эта дамочка, глава газеты, та еще заноза в заднице, хотите верьте, хотите нет. Она изменила свою стратегию, и теперь она дает взятки. – Феликс достал из рюкзака небольшой лист бумаги свернутый пополам. – Сегодня приходил некто, одетый конкретно по-деловому, и сказал мне, что если я прекращу публикации, они готовы заплатить крупную сумму. Он развернул листок и положил его на журнальный столик. Это был чек. Чан присвистнул, когда увидел сумму. Ты снова посмотрела на Феликса, затаив дыхание. – Я взял взятку, – извиняющимся тоном произнес Феликс и твои плечи опустились. Твоя последняя связь с расследованием растворилась в воздухе, но Феликс продолжил говорить, а в его глазах появился озорной блеск. – Я взял взятку, и на эти деньги мы купили всем сотрудникам нашего отдела самый дорогой кофе в кампусе. Вообще-то благодаря им мы работали всю ночь и смогли наконец опубликовать последнюю часть твоей работы сегодня утром! Ты обняла парня, заставив его прерваться, с такой силой, что вы оба чуть не упали на пол. Феликс засмеялся и похлопал тебя по спине. – Ликс, – произнесла ты дрожащим голосом, – ты безжалостный. – И очаровательный, – усмехнулся он, а Хенджин похлопал того по плечу. Феликс посмотрел на тебя, и его взгляд вдруг сделался абсолютно серьезным. Из всех тех, с кем ты общалась в «Миро Хайтс», Феликс знал тебя, возможно, дольше всех. Если с кем-то что-то было не так, ты всегда это видела. Несмотря на твою облегченную улыбку, Феликс видел, как ты устала. Постоянно читала похожие дела, постоянно куда-то звонила, делала пометки в блокноте, просматривая записи видеокамеры, несмотря на то, насколько тебя травмировал каждый просмотр пленки. По твоим красным глазам и бледным губам любой мог понять, что предстоящее судебное слушание будет последним ударом для тебя. – Т/И, – обеспокоенно сказал он, – тебе нужно отдохнуть. – Как я могу? – вздохнула ты, проводя рукой по волосам. – Мне нужно продолжать работать. Я должна быть сильной, чтобы не сойти с ума. – Ты всегда была сильной, – на этот раз заговорил Хёнджин. Впервые за несколько недель в его голосе не было слышно ни горечи, ни злости, только искренность. – Ты невероятная, ты знаешь это? Ты попыталась одарить его благодарной улыбкой, но даже она не смогла заглушить поднимающуюся внутри тревогу. – Суд через неделю. Мы не можем сейчас опустить руки. Ты почувствовала, как все с тревогой смотрят на тебя, пока Чан, наконец, не хлопнул в ладоши, нарушив тем самым мрачную тишину. – Ну! Все слышали нашу леди-босса. – Детектив подмигнул тебе. – Возвращаемся к работе, парни! (прим. переводчика: А вы тоже орёте с того какой Чан милашка? Я вот да хахахах)***
К тому времени, как прокурор Ким Сынмин подошел к дверям, вестибюль здания суда уже был полон репортеров. Вокруг царил хаос. Конечно, он не в первый раз присутствовал в суде, но масштаб всего этого заставил его волноваться. Жители Миро Хайтс столпились за дверями, пытаясь узнать хоть что-то. Когда Сынмин протиснулся в здание суда, он заметил охранников, стоявших у всех входов. Слева от него был указатель на туалет. Сынмин направился к нему, распахнул двери и на несколько секунд вырвался из столпотворения. Когда его глаза привыкли в тускловатому освещению, он увидел знакомую фигуру, стоящую у раковины. Прокурор Кан встретился взглядом через зеркало с глазами Сынмина и выпрямился. Его губы изогнулись в ехидной ухмылке. – А, прокурор Ким. Рад вас видеть. Сынмин напряженно кивнул, пытаясь собраться с духом и пройти мимо своего коллеги. Он чувствовал, как глаза-бусинки прокурора Кана внимательно за ним наблюдают. – Ты все еще следишь за этим делом? Видимо, да, – размышлял Кан вслух, поворачиваясь к раковине и открывая кран. – Не расстраивайся так. Все-таки это было лишь вопросом времени. Если бы Сынмин не знал Кана, то его слова возможно прозвучали бы как доброе наставление от старшего коллеги. Возможно. Кан был здесь как сторона обвинения, со своей «командой» отобранных свидетелей и – Сынмин готов был поклясться в этом на крови – присяжных. Ким едва успевал занять свое место в процессе как зритель. Если все пойдет по плану Кана, то все, что случится сегодня, полностью выйдет из-под контроля Сынмина. – Типичная ошибка новичка, – продолжал Кан, протирая очки. – В твоем возрасте это вполне... ожидаемо. Сынмин проигнорировал пассивное оскорбление и снова повернулся к Кану. – Господин Кан, вы не должны этого делать. Хан Джисон… Кан разразился смехом, оборвав его. Глаза за его очками были наполнены весельем и негодованием. – Не понимаю, почему вы, молодые прокуроры, всегда такие слепые, – прорычал он. – Он чудовище. – Он всего лишь мальчик, – ответил Сынмин, его сердце заколотилось от удивления, промелькнувшего на лице Кана. Он никогда раньше не осмеливался бросать вызов старшим коллегам, особенно прокурору Кану, но он заставил себя стоять на своем. Кан наконец повернулся к нему лицом. Несколько напряженных мгновений он молчал, медленно вытирая руки, прежде чем взять в руки портфель. Затем выражение его лица изменилось, и он поднял бровь, словно бы насмехаясь над младшим прокурором. – Только не в моем суде. И прежде чем Сынмин смог что-то сказать, он бодрым шагом вышел за дверь. На секунду шум снаружи стал громче, но его снова заглушили закрывшиеся двери уборной, и младший прокурор остался в полутемной уборной в одиночестве с нарастающим чувством страха.***
Джисон дернулся вперед, когда тюремный автобус слишком резко остановился, едва не ударившись головой о сиденье впереди. Он попытался выйти из оцепенения и повернулся к окну, усталые глаза привыкли к утреннему солнечному свету. За пыльным окном был город, в котором он вырос, и все же он казался таким… другим. Как только двери автобуса распахнулись, его окружили репортеры. Двое полицейских грубо провели мальчика сквозь толпу. До Джисона, который словно находился в бреду, долетали вопросы со всех сторон. «Хан Джисон, это правда?» «Это вы убили всех этих людей? Это вы подожгли свой собственный дом?» «Признаете ли вы свою вину? Признаете ли вы себя невменяемым?» Невменяемым? В голове Джисона промелькнули провалы в памяти, которые были каждый раз, когда он… убивал. Зияющие черные пятна в его мыслях, бесконечная пульсация в висках, которая никак не проходила. В голове все плыло, а тело словно немело. Неужели он и правда безумен? Как только они оказались внутри, его провели по коридору в небольшую комнатку. Клерк с каменным лицом в сером костюме кивнул полицейским и уставился на Джисона. – Это он? – спросил он с сомнением в голосе и прочистил горло. – Ну что ж. Вы отказались от адвоката или государственного защитника, поэтому суд над вами будет проходить при особых обстоятельствах. Судья выслушает свидетелей, все доказательства и все, что вы скажете. Понял, парень? Джисон не мог заставить себя произнести ни слова. Все звучало так, словно он находился под толщей воды. – Если ты будешь сотрудничать, все может быть не так уж плохо, да? – Мужчина нервно кашлянул. – Хотя, судя по тому, что я о тебе слышал, я бы не стал на это надеяться. Джисон чувствовал, как клерк оценивающе оглядел его с ног до головы, слегка недовольный его молчанием. Когда Джисон тихонько присел в углу, он услышал, как тот раздраженно пробормотал охраннику у двери и усмехнулся. – Вечно эти непутевые системные дети, да?***
Ты наблюдала, как зал суда медленно заполнялся людьми: репортеры и зрители рассаживались по своим местам, а адвокаты и другие служащие – по своим. Ты, Бан Чан, Феликс, Уджин, Хёнджин и Сынмин сели в первом ряду и наблюдали за тем, как входят присяжные заседатели. У всех были знакомые лица. Студенты, профессора, горожане, как и говорил Бан Чан, и каждый раз, узнавая кого-то, ты чувствовала проблеск надежды. С противоположной стороны зала начали собираться свидетели обвинения. Коренастый парень с распухшим перевязанным носом и еще более тощий, тоже сильно перевязанный, – единственные выжившие, как ты поняла, с той ужасной ночи на парковке закусочной. Потом был Чонин, чье лицо заставило тебя слегка расслабиться. Рядом с ним были нервная пожилая женщина, которую ты не знала, и незнакомый мужчина средних лет. И, конечно, за ними, вышагивая вперед, как пантера на охоте, был прокурор Кан. Каждый раз, когда двери распахивались, ты не могла смотреть вперед. Сердце бешено колотилось где-то в горле. В конце концов ты ждала только его. Одного единственного человека. И вот, тяжелая дубовая дверь в углу со скрипом открылась, и знакомая копна золотистых волос заставила вдох застрять в горле. В сопровождении двух офицеров с каменными лицами в зал суда вошел Хан Джисон. Ты тут же вскочила на ноги и услышала предупреждающий шепот детектива Бана. Его тон был мягким, и тебе не нужно было оборачиваться, чтобы представить себе встревоженное выражение лица. Твой взгляд был прикован к Джисону, и потребовалось приложить все свои усилия, чтобы не сорваться с места, протиснуться мимо охранников, обнять его и сказать, что все будет в порядке. Ты задрожала от облегчения и ужаса, глядя на него. Он похудел, осунулся. Его кожа была бледной и в синяках, а его глаза… Ты почувствовала, как у тебя пересохло во рту. Глаза, в которых ты видела смех и грусть, свет и тьму, теперь были совершенно безжизненными. Как будто он вообще ничего не видел. Ты почувствовала, как к горлу подступили горячие слезы, и закрыла рот рукой, чтобы не выкрикнуть его имя. Ты думала, что готова, что заставишь себя сохранить спокойствие любой ценой, но теперь, когда тяжесть ситуации наконец начала полностью опускаться на твои плечи, ты поняла, что не в силах сдерживаться. Ты почувствовала, как Феликс осторожно взял тебя за руку и медленно усадил обратно. Ты обняла себя за плечи, чтобы перестать дрожать. Джисон нашел тебя в переполненном зале суда, и в ту же секунду, когда он увидел твое лицо, боль в груди, которую он пытался игнорировать, утихла, как забытая рана. Увидев тебя живой, в то время как его последнее воспоминание о тебе было о том, как ты истекала кровью на его собственных руках, он почувствовал горько-сладкую боль, а облегчение переполнило его до такой степени, что у него подкосились колени. Для любого другого человека ты выглядела почти нормально, но он был бы дураком, если бы не заметил темные круги под глазами, твои дрожащие руки и беспокойное выражение лица. Как только ты подняла на него глаза, Джисон тут же отвернулся, а в голове у него зазвучал голос. Трус. Его взгляд блуждал по комнате и тут же столкнулся со смесью враждебных и завороженных взглядов. Он был словно дикое животное в зоопарке, которое посадили на цепь. Куда бы он ни посмотрел, десятки глаз были прикованы к нему, десятки пылающих огней пронизывали его насквозь и приковывали к месту. Казалось, он слышал все их мысли, в его голове звучали бесчисленные имена, которые дала ему местная пресса. Самый молодой массовый убийца Миро Хайтс. Ходячий психопат. Серийный убийца. – Порядок в зале суда! – сказал мужчина рядом с судьей, и в зале воцарилась гробовая тишина. Судья, женщина средних лет в мрачной черной мантии, кивнула. – Начинаем заседание по делу Хан Джисон против Миро Хайтс. Кан подался вперед и прочистил горло. – Ваша честь, сегодня я намерен доказать вину подсудимого в девятнадцати эпизодах убийства первой степени, а также в истории преступлений, охватывающей тринадцать лет. Это включает восемь случаев поджога, в том числе собственного дома, и пять случаев нападения при отягчающих обстоятельствах. В том числе нападение на Ян Чонина. – Кан сделал намеренную паузу, бросив презрительный взгляд на Джисона. – Он нарушил статьи 235 и 435 Уголовного кодекса, и обвинение намерено запросить высшую степень наказания – смертную казнь. Высшая мера наказания. Смертная казнь. Кан делал именно то, чего ты боялась. И от его слов и самоуверенности тебе становилось все хуже и хуже с каждой секундой. – Есть ли у обвиняемого вступительное слово? Ты взглянула на Джисона. Его лицо застыло в безжизненной маске – пустые глаза, болезненная бледность, стиснутая челюсть. Как будто он пытался соответствовать описанию Кана, с замершим сердцем осознала ты. К твоему ужасу, Джисон молчал. – Пожалуйста, вызовите первого свидетеля, – продолжила судья. Ты наблюдала, как нервная пожилая женщина, ковыляет вперед. Она села на стульчик на трибуне свидетелей и представилась. Кан достал снимки знакомого места преступления – сгоревшей квартирки на окраине города, где были найдены останки женщины, которую опознали, как местную проститутку. «Ночь нашего первого свидания», – подумала ты и поморщилась. – Где вы были в ночь пожара? – Я обходила этот район, – начала пожилая женщина, дрожащим пальцем указывая на снимки. – Так получилось, что я живу неподалеку и сама владею некоторыми из таких квартир. Эта женщина как раз была моей квартиранткой. – Вы не видели ничего подозрительного до пожара? – Мне показалось, – старушка сделала паузу, – что я видела мальчика, который бродил по переулкам. Он держался за голову и спотыкался, ходил взад-вперед, как будто плохо видел. Это было недалеко от квартала красных фонарей, поэтому я подумала, что это просто очередной пьяница. – Этот мальчик, которого вы тогда видели, присутствует в зале суда? Если он здесь, могли бы вы указать на него? Старуха медленно указала на Джисона. – А теперь расскажите, что вы видели около десяти часов, на закате? – Я видела, как в моем доме загорелась крыша. Я бежала так быстро, как только могла, но пламя охватило уже слишком большую площадь… – она вздрогнула. – Но сквозь дым я увидела фигуру мальчика, который спасался из дома. – Не могли бы вы указать на мальчика, которого видели спасающимся из горящего здания. Ты с ужасом наблюдала, как старушка подняла дрожащую руку и указала на Джисона. – Она никак не могла ясно видеть сквозь весь тот дым и огонь, – услышала ты рядом с собой бормотание Уджина. – Женщина, которая арендовала у вас квартиру, ранее не вызывала у вас каких-то подозрений или негативного отношения? – Нет, что вы! – воскликнув, кивнула старуха своим словам. – И у вас нет оснований полагать, что убийство было спровоцировано самой жертвой, как я понимаю, – хмыкнул своим превосходным умозаключениям прокурор Кан. – И все же, в ту ночь Хан Джисон хладнокровно поджег дом ни в чем не повинной женщины. Она была одинока, у нее не было ни семьи, ни друзей. Скорее всего, он выбрал жертву, которую никто не хватится, ваша честь. Он улыбнулся и повернулся к судье. – Думаю, для этого свидетеля будет достаточно. Ты стиснула зубы, когда пожилая женщина села обратно. Кан вызвал следующего свидетеля – пухлого краснощекого мужчину, который оказался детским психиатром. – Подсудимый отказался отвечать на вопросы во время психологической экспертизы, – спокойно сообщил Кан судье. – Мы тщательно изучили его прошлое… – Чушь собачья… – пробормотал Феликс. – …И пришли к выводу, проанализировав характер его криминальной истории в подростковом возрасте. Мы также проконсультировались с его бывшими одноклассниками, которые дадут показания о характере господина Хана. – Он чокнутый, – в ужасе прошептал Чан. – Он правда позволит этим отморозкам из закусочной свидетельствовать о психологическом состоянии Джисона? – Пожалуйста, скажите, как вы связаны с обвиняемым? – Мы выросли в одном детском доме, – ответил мальчик с густой стрижкой, его голос был сиплым из-за распухшего носа. – Он вечно во что-нибудь вляпывался. – Проявлял ли обвиняемый какие-либо странности в подростковом возрасте? – спросил Кан. – Он целыми днями пропадал на занятиях, – ответил тощий парень. – Вечно прятался в углу, как маленький гад. Иногда поджигал вещи. Но у него никогда не было неприятностей, он всегда был очень общительным, особенно с учителями. – Менял выражения лица, как маски, – быстро добавил второй. Кан повернулся к детскому психиатру. – Как бы вы описали психологическое состояние такого пациента, как мистер Хан, принимая во внимание эти показания и его прошлое? – Ну, – начал краснолицый мужчина, нахмурив потные брови, – если говорить о пиромании, то это деструктивное поведение, которое указывает на то, что с раннего возраста пациент вынашивал привычку к насилию. Это часто является сильным признаком различных расстройств поведения у маленьких детей. – Но разве это не нормально для детей – быть любопытными и создавать небольшие проблемы? – улыбнулся Кан. Он играл в адвоката Дьявола, осознала ты с беспокойством. – Вы, конечно, не можете назвать его увлечение огнём опасной предпосылкой к психическому расстройству. – Конечно, нет, – психиатр кивнул, – но пациент был способен переходить от одного состояния к другому с самого раннего возраста, исходя из рассказов его одноклассников, он мог быть холодным и сдержанным с ними, но обаятельным и хитрым по отношению к авторитетным лицам. Этот постоянный обман у маленьких детей, наряду с тягой к пиромании, часто приводят к социопатическому поведению. – Социопатия, – торжествующе повторил Кан и повернулся к судье. – О, Боже. Ты с ужасом наблюдала, как Кан продолжает раскручивать дело, словно ниточки уродливой марионетки, четко осознавая, что присяжные и зрители начинают склоняться к аргументам обвинения. Благодаря тщательно продуманным вопросам Кана все дело сложилось в отвратительный пазл, в котором крылся только один очевидный ответ: Хан Джисон был виновным серийным убийцей – в этом просто не могло быть никаких сомнений. Дальше показания начинали расплываться: Он просто псих. Смеялся как маньяк, как будто ему это нравилось. Убил моих друзей без всякой причины. При таком раскладе у вас просто не было ни единого шанса. Кану нужен был еще один свидетель. Все, что нужно было, чтобы процесс полностью изменился в его пользу, а ты окончательно потеряла надежду. Ты в отчаянии оглядела зал суда и заметила Минхо, сидящего на стороне обвинения. Гладкое, словно маска, выражение лица судмедэксперта никак не успокоило твоих душевных терзаний. Его слова, произнесенные тогда на крыше, звучали у тебя в голове, вызывая мурашки по позвоночнику. «Мало что можно сделать для человека, который не хочет, чтобы ему помогали. Ты такая же, как и я.» Так вот почему Минхо сотрудничал с обвинением? Потому что он думал, что Джисона уже не спасти? Словно почувствовав твой взгляд, Минхо поднял на тебя глаза. Ты с удивлением обнаружила, что в его выражении лица было что-то незнакомое. Чего не было при вашей последней встрече. Словно его маска дала трещину, как рябь на гладкой поверхности воды. Прежде чем ты смогла расшифровать, что это было, ты услышала надменный голос Кана, который вызвал Минхо на трибуну, и коронер отвернулся. – Пожалуйста, назовите свое имя и род деятельности. – Ли Минхо. Судебный патологоанатом и главный коронер Миро Хайтс. – Могли бы вы описать результаты вскрытия подтвержденных жертв? – Кан взял в руки пульт, и на экране появились изображения различных мест преступлений. По присяжным и зрителям прокатился тревожный ропот при виде изображений. Обгоревшее тело женщины, раздробленный череп мужчины. Эти снимки ты узнала, но было еще несколько, которые ты никогда не видела и вряд ли отважилась бы взглянуть на них снова. Минхо смотрел на фотографии и выражение его лица не менялось. Ты вспомнила его странную пустую улыбку при первой встрече в прозекторской, когда ты спросила, как он может работать в таком мрачном месте. «Рано или поздно мы все окажемся здесь.» – Да. Как вы можете видеть, на телах жертв почти всегда были следы применения чрезмерной силы. Жертва номер один, На Чанмин, умер от вдыхания дыма и ожогов дыхательных путей в результате сгорания химических веществ, найденных в научной лаборатории, – Минхо указал на жуткое изображение, от которого по коже пробежал холодок. – Жертва номер два, Пак Бомсу. Умер от удушья. Перед смертью в организме жертвы была высокая доза флунитразепама, по-простому – рогипнола… – Что такое рогипнол, господин Ли? – вмешался Кан. – Это мощный транквилизатор. Небольшие дозы продаются как снотворное, но большие концентрации могут вызвать паралич или даже потерю сознания. Это обычный наркотик для изнасилования на свидании. – Жертва употребила наркотик по собственной воле? – Концентрация слишком высока, чтобы использовать его в качестве дозы снотворного. Время смерти жертвы около полудня, в университетском городке, поэтому у него не было причин употреблять наркотик. Мы обнаружили следы пищи в теле Пака вместе с наркотиком. – Вскоре после того, как наркотик начал действовать, жертва была объявлена мертвой, – Кан с триумфом повернулся к судье. – Это было преднамеренное преступление. Подсудимый подсыпал наркотик в еду жертвы и медленно задушил Пак Бомсу до смерти. Принимая во внимание психическое состояние обвиняемого, ваша честь, – Кан многозначительно кивнул, а в его глазах появился темный блеск предвкушаемой победы, – я бы хотел указать на то, что подсудимый наслаждался процессом убийства. Тебе потребовалась последняя капля самообладания, чтобы не вскочить со стула после этих слов. Казалось, Минхо не был поражен. И он продолжил говорить. – Вы также можете найти странные взаимосвязи между жертвами. Мы всегда находили признаки применения грубой силы, а также характер жертв: люди с историей насилия, супружеской измены и домогательств. Можно сказать, что этот убийца… охотился на убийц. – Образ действий подсудимого, ваша честь, – добавил Кан, кивнув. – Постоянный состав и стиль преступлений подтверждают, что это были преднамеренные убийства, убийства по привычке. Ты почувствовала, как заныло сердце и стало плохо. Рядом с тобой Уджин схватил голову руками. Ваша последняя надежда канула в бездну навсегда. Ты должна была знать, что Ли Минхо из тех, кто спасет свою шкуру во чтобы это ему ни встало. – Однако, – снова заговорил Минхо, – я хотел бы добавить, что все места преступлений всегда были безупречно чисты. Мы обнаружили минимальное количество брызг крови, следов ДНК и даже отпечатков пальцев. Некоторые раны на трупах жертв не соответствовали предполагаемым орудиям убийства и… – Доказательства того, что исполнитель этих убийств также мог спланировать устранение всех улик, – Кан бросил на коронера странный взгляд. – Дамы и господа, это лишь доказывает, что убийца дотошен и расчетлив в своих нападениях. Как я уже сказал, у нас в руках коварный опытный убий… – Возможно, вам будет интересно, почему улики по этому делу так внезапно исчезали, – мягкий голос Минхо прервал речь прокурора, и Кан выглядел раздраженным из-за внезапного выступления коронера, но позволил ему продолжить. – Почему убийства так не упорядочены и всегда происходили в разные промежутки времени. Он сделал паузу, словно размышляя. – Почему все они не вяжутся друг с другом. Прошло несколько мгновений, прежде чем его слова дошли до тебя, и ты подняла голову в недоумении. Что? Ты повернулась к своим друзьям, которые выглядели также растерянно, как и ты. Что он пытается сказать, черт побери? – Я помню запись, что предполагаемым оружием при нападении в «Желтом лесу» был лом или молоток, – Минхо кивнул на бумаги в руках судьи. – Это полная чушь. Все в комнате, казалось, потрясенно вскинули головы от резких слов коронера. Ты почувствовала, что перестала дышать, и посмотрела на Чана, выражение лица которого было таким же ошеломленным. – На самом деле орудием убийства был камень из «Желтого Леса», – Минхо пожал плечами. Коронер отложил бумаги, которые передал ему прокурор Кан, и повернулся лицом к присяжным. – Если вы покопаетесь в озере возле больницы Миро Хайтс, то возможно сможете его найти. А еще бутылка из-под водки с пожара. И баночки из-под химикатов из научной лаборатории, а также веревку с крыши. Все это импульсивный выбор оружия. Минхо кивнул судье. – Все, что являлось орудием убийства, были вещи, найденные на месте преступления. Как будто преступник выбирал их на месте импульсивно, без всякой логики. Ты увидела, как прокурор Кан бесполезно открывал и закрывал рот, пытаясь взять под контроль ситуацию. Судья, очевидно, тоже была ошеломлена и смотрела на Минхо поверх своих очков-половинок. – Что вы пытаетесь сказать, господин Ли? – Что должно быть очевидно, что эти преступления никогда не были преднамеренными, – Минхо взглянул на фотографии мест преступлений. Его голос был тихим, почти неслышным, но напряженным, как будто он сам был удивлен тому, что говорит. Казалось, все присутствующие в зале суда наклонились вперед, затаив дыхание. – Они были совершены в бреду, и кто-то другой должен был подделать улики. – Откуда вам это знать… – Потому что именно я «убирал» за Хан Джисоном последние тринадцать лет. Ты в шоке открыла рот. В комнате воцарилась полнейшая осязаемая тишина, репортеры задыхаясь строчили в своих блокнотах. Минхо слабо улыбнулся, наблюдая за реакцией зала. Все затихли, потеряв дар речи от неожиданного поворота судебного процесса. Улыбка Минхо не была злорадной или жестокой, как ты постепенно поняла. Она была наполнена простым любопытством и удивлением, как у ребенка, который впервые попробовал что-то новое. Даже Джисон поднял голову и смотрел на друга глазами полными удивления. – Минхо. Его голос был непривычно сиплым, когда он позвал своего старого друга, своего самого первого друга, но Минхо лишь улыбнулся ему и слегка покачал головой. Комната вокруг беспокойно зашевелилась. Он должен был испугаться. Он уже чувствовал, как ложь инстинктивно формируется на кончике языка, как появляются тысяча способов отступить и взять назад свои слова. Это стало его второй натурой. Прикрывать убийства в первую очередь, а свои эмоции – во вторую. Минхо всегда боялся двух вещей. Он слышал, как Кан сердито заикался и называл его имя, но Ли не обращал на него никакого внимания. Судья неуверенно прочистила горло и уставилась на него. – Зачем вы это делаете? Вы понимаете, что подобное признание может лишить вас гораздо большего, чем работа? Вы осознаете, что эти слова могут лишить вас свободы? – Я нахожусь здесь в абсолютно здравом уме и трезвой памяти, ваша честь, – тихо ответил Минхо, блуждая глазами по комнате и наткнулся на расстроенное лицо Джисона. Мальчик, за которого он держался, как за единственно существующую семью, мальчик, которого он одновременно любил и боялся на протяжении тринадцати лет. Ему больше нечего терять. – Я долгое время думал, что прикрытие убийств было моим собственным извращенным способом… спасти его. Спасти Джисона. Не думаю, что у меня хватило бы мужества на что-то другое. Он оглядел зал суда и его взгляд остановился на тебе. Девушка, которая готова была отдать свое сердце, которая была достаточно сильна, чтобы бросить вызов ему ровным голосом и горящими глазами. Девушка, которая стала тем самым противоречием. Которая напомнила ему, что значит быть смелым и наконец-то начать жить для себя. Это было самое малое из того, что он мог сделать для нее и для Джисона. – Хан Джисон не имеет никакого отношения к сокрытию улик с мест преступлений, – громко сказал Минхо, удивляясь тому, откуда в нем столько решимости. Позади себя он услышал, как зашевелился прокурор Кан, а в следующую секунду почувствовал, как двое охранников схватили его за руки, чтобы убрать с трибуны. – Он не такой, каким его хочет представить обвинение. – Ваша честь, это, должно быть, сговор между обвиняемым и коронером, – яростно оборвал его Кан, бросив на Минхо смертельный взгляд из-под очков. Ропот присяжных и репортеров заглушил последние слова коронера, когда его вытаскивали из зала суда. – Ваша честь, прошу, не дайте себя обмануть… – Тишина в зале суда! – Судья несколько раз ударила молотком, схватившись рукой за голову, словно у нее случился приступ мигрени. – Показания коронера с этого момента считать недействительными. Дело Ли Минхо будет рассматриваться отдельно. Продолжить процесс. Молчание, воцарившееся в зале суда после слов коронера, было жутким. Казалось, что было слышно, как бьется сердце, а в голове проносились слова, которые Минхо выкрикивал, пытаясь перекричать прокурора Кана. То и дело всплывала его грустная улыбка, пока охранники выволакивали его из зала суда. «Коронер оказался темной лошадкой», – подумала ты с тревогой. Невозможно было предугадать, как дальше пойдет весь процесс. – Есть ли у обвинения другие свидетели? – спросила судья, и ты увидела, что Чонин, наконец, встал со своего места. Слова и перешептывания начали долетать до него, когда он направился к трибуне свидетелей. Горожане сразу узнали его – местного курьера. Ты посмотрела на Кана, который выглядел как никогда расслабленным, и ты прекрасно понимала почему. Все, от видеозаписей с видеокамеры Джисона до спасенных кассет с плеера Чонина, было либо конфисковано обвинением, либо находилось в руках Сынмина. Кан тщательно следил за тем, чтобы младший прокурор никаким образом не смог вмешаться в дело. Это означало, что все, чем Чонин мог убедить присяжных, – это его собственные устные показания. Слова одного молодого парня против слов прокурора Кана. – Назовите свое имя и род деятельности. – Ян Чонин. Студент университета Миро Хайтс. Кан опустил взгляд на свои бумаги, а затем снова посмотрел на судью. – В ночь нападения в «Желтом Лесу» Ян Чонин ехал домой после того, как закончил смену, когда обвиняемый жестоко напал на него и нанес точный удар в голову. Он единственный живой свидетель, который видел нападение обвиняемого воочию. К счастью, он смог оправиться после ужасного нападения. – Он повернулся к Чонину, торжествующе улыбаясь. – То, что скажет этот молодой человек, ваша честь, составит полную картину того монстра, который сегодня находится с нами в одном помещении. Он явно ожидал, что Чонин выдаст улики против Джисона. После того, как Чонину сказали, что его кассеты были изъяты из расследования, курьер зашел в тупик в своих показаниях. Что бы он ни сказал, Кан сумеет найти способ использовать это против Джисона. Конечно, сейчас он наблюдал за юношей как стервятник, готовый разнести его на части. Но Чонин лишь улыбнулся в ответ Кану. – Вообще-то дело не в том, что я хочу сказать, господин Кан. – Когда прокурор посмотрел на парня с замешательством, Чонин продолжил: – Дело в том, что вы сказали. Прежде чем Кан успел ответить, Чонин залез в карман куртки и достал серебристую коробочку. Охранники мгновенно двинулись вперед, но Чонин положил предмет на стол, жестом указав помощнику судьи взять ее. Через несколько мгновений напряженную тишину заполнил негромкий треск подключаемых динамиков, и ты поняла, что именно Чонин принес в зал суда. Диктофон. – Он никому не сказал, чтобы его не конфисковали, – понял Чан, расширив глаза. – Черт побери, а он умен! Но что он мог записать… Удивленный голос детектива заглушила запись другого очень знакомого голоса… «Ким Сынмин, как ты возможно слышал, дело серийного убийцы… дело Хан Джисона, было передано мне.» Прокурор Кан. Зал суда замер. Ты посмотрела на Кана и увидела, что он стал бледным словно полотно. «Не стыдись. Все новички совершают ошибки. Возможно, они просто поручили тебе не то дело, но будь уверен, теперь оно в надежных руках.» «Да что вы?» Ты вздрогнула и посмотрела на Сынмина, когда услышала его голос в записи. Сынмин никогда и никому не говорил о том, как Кан общался с ним. Челюсть младшего прокурора была крепко сжата, и в глазах виднелись огоньки злости. Тем не менее, ты не совсем понимала, зачем Чонин включил запись разговора Кана и Сынмина. Что он мог подслушать, что заставило его выглядеть таким уверенным. «У тебя, похоже, есть что мне сказать, Ким?» «Я просто никогда не понимал, как вы ведете дела, сэр.» «Сынмин». Ты почти видела это снисходительное лицо Кана. «Позволь, я дам тебе один совет. В юридической школе тебя этому не научат.» Сынмин же наблюдал, как на лице Кана промелькнуло осознание провала, словно его поразила молния, но было уже слишком поздно. «Твоя задача, как прокурора, заключается не в том, чтобы справедливо судить подсудимого» – Что… «Если ты хочешь быстро и гладко сделать себе имя… все, что тебе нужно, это убедиться, что ты делаешь то, чего хочет публика. Только общественность. Не трать ни толики внимания на обвиняемого. Ты потратил драгоценное время, ломая голову над мотивами убийцы, и теперь, когда он наконец-то у нас, ты почему-то беспокоишься о суровости приговора. Убийство есть убийство, Ким Сынмин, и поступки говорят громче мотивов. Ты можешь проявлять снисхождение к серийному убийце, а можешь отмести его печальное прошлое за порог и принести облегчение десяткам семей. Как ты думаешь, что из этого сделает тебя богатым и популярным человеком?» – Ваша честь, – заикаясь, начал Кан, его лицо побелело, – это неправильное использование доказательств… Это не должно… Но запись прервала его, а лицо судьи было каменным, она жестом приказала секретарю продолжать воспроизведение записи. «Так вот как вы добились своего?» «Подумай, парень… Кому-то нужно, чтобы хладнокровный убийца был пойман, мир восстановлен, семьи успокоены и справедливость снова восторжествовала, а я выхожу из всего этого героем, получая свою выгоду. Ты видел жалкое прошлое этого мальчишки. Он не смог справиться с этим. Так зачем же бередить раны, которые не должны открыться вновь?» Ты не осознавала, насколько сильно сжимаешь кулаки, пока не почувствовала, что ладошки жжет от ногтей, врезавшихся в них. Казалось, все в зале суда затаили дыхание. Кан выглядел постаревшим на пару десятков лет, он был бледен и беспомощно открывал и закрывал рот, как рыба, которую выбросило на берег. «Думаешь, ты добрый? Правосудие не может быть добрым. Всего-то состряпай простое дело и сделай одолжение себе и другим.» Судья жестом приказала остановить запись. Ее лицо было багровым от злости. В зале суда воцарилась гробовая тишина. – Ваша работа, как прокурора, заключается не в том, чтобы справедливо судить подсудимого? – голос судьи прокатился по залу и отскочил от всех мраморных стен сразу, как гром среди ясного неба. Все, что смог сделать Кан, это покачать головой. – Состряпать легкое дело, которое можно раскрыть и сделать всем одолжение, прокурор Кан? – продолжила она, повысив голос. – Сначала судмедэксперт пытается защитить подсудимого, теперь это. Прокурор Кан, что вы можете сказать в свое оправдание? – Ваша честь, я… – прошипел Кан, его глаза-бусинки бешено вращались, пытаясь придумать хоть что-то, он метался взглядом от Чонина к Джисону. – Это все глупая ложь! Меня оболгали! Это абсурд! Он рассмеялся, стараясь казаться бесстрастным, но голос его был слабым, а смех больше походил на истерику. – Это все козни обвиняемого… В зале начался хаос, репортеры и присяжные ссорились между собой. Ты еще никогда не видела прокурора в таком напряжении, а он все продолжал неистово протестовать. – Ваша честь, подсудимый, должно быть, заставил жертву сделать это, чтобы подставить меня. Пожалуйста, выслушайте меня, мы должны провести еще одно расследование.. Раздался оглушительный стук. Судья стучала молотком так яростно, что, казалось, воздух начал сотрясаться, заставив зал подпрыгнуть и замолчать. – Никакого расследования не будет, – оглушительно объявила она. – Прокурор Кан, вы отстранены от дела Хан Джисона. Кан вскочил со своего места, когда по обе стороны от него подошли офицеры, пытающиеся схватить его. Кан размахивал руками, поднимая полы мантии, бился в какой-то невероятной истерике и пытался вырваться. – Отпустите меня! Ваша честь! Ваша честь, вы не можете этого сделать. Хан Джисон должен быть осужден! Вы не можете позволить этому убийце выйти на свободу… – Молчать! – рыкнула судья, и последние слова Кана были заглушены тяжелыми дубовыми дверями, которые захлопнулись с грохотом, когда его выкинули из зала суда. Чонин выглядел потрясенным. Кан был прав. Его последняя запись – тот самый маловероятный козырь, который перевернул все дело с ног на голову. Ты слышала вокруг остервенелый шепот, а сердце колотилось в груди. Значит ли это, что прокурор сфабриковал все улики? Кому нам теперь доверять? Я никогда раньше с таким не сталкивалась. Что будет с судом теперь, когда главный обвинитель задержан? Стук молотка, в конце концов, привел в порядок буйную аудиторию. Воцарилась тяжелая тишина. Судья выглядела уставшей. – Суд удаляется на перерыв и возобновится… в ближайшее время.***
Ты буквально позволила морю людей вынести себя через двери зала суда в вестибюль. Ноги грозились подкоситься в любой момент. Снаружи едва ли можно было глотнуть свежего воздуха – вокруг туда-сюда сновали репортеры с камерами и блокнотами, спорили люди и вообще царила полная неразбериха. Ты попыталась сосредоточиться и осмыслить произошедшее. Но от непрекращающегося гула болтающих вокруг людей голова раскалывалась так сильно, что казалось, она сейчас просто взорвется. Чья-то крепкая рука вытащила тебя из лап мигрени, обернувшись, ты увидела Хёнджина и вздохнула с облегчением. – Думаю, было бы неплохо ненадолго выбраться из толпы, – сказал Хёнджин, с беспокойством глядя на твое измученное выражение лица. – Я потерял всех, но если мы выйдем… Прежде чем он успел закончить, вы оба увидели в толпе светлую макушку, которая пыталась подобраться к вам. Феликс протиснулся вперед, крепко сжимая свою камеру в руках. Его веснушчатое лицо было потным и уставшим. – Кан…. Кана лишили полномочий, – задыхаясь произнес он, когда добрался до вас двоих. – Детективу Бану удалось убедить охрану дать ему поговорить с Джисоном несколько минут… Ты же схватила парня за плечи и он мгновенно понял, что ты намеревалась сделать. Вы втроем начали протискиваться сквозь толпу, расталкивая людей локтями. Феликс шел впереди. Шум стих до тихого гула, когда вы дошли до небольшого коридорчика, и Феликс провел вас мимо таблички «Только для работников». Коридоры здесь были пусты, и вы втроем побежали, пока не достигли тяжелой дубовой двери. Она была слегка приоткрыта. Сквозь тусклую щель ты разглядела лицо Джисона и нерешительно взялась за ручку. – Я уже сказал тебе и Уджину, что не дам вам никаких аргументов для своей защиты, – голос Джисона был холодным и отрешенным. – Ты этого и не сделал, – в голосе Чана слышалось нарастающее раздражение, детектив почти умолял. – Но выслушай же меня. Многие люди хотят, нуждаются, чтобы ты продолжил жить, больше чем ты сам того хочешь! – Остановись, Чан. Ты не должен этого делать… – Хан Джисон! – Ты не могла больше сдерживаться, его имя сорвалось с губ намного громче, чем ты того хотела, когда ты распахнула тяжелую дверь. Охрана бросилась, чтобы вывести тебя, но ты оттолкнула их, заставив Джисона поднять на тебя глаза. Его взгляд был темным и… холодным. – Т/И, – произнес он, и ты почувствовала, что сердце разрывается на кусочки. – Зачем? Зачем ты это делаешь? – Ты пыталась сделать так, чтобы голос звучал ровно. – У тебя есть право говорить за себя. Защищать себя. Ты знаешь, что то, что они говорят, – неправда. Так почему ты позволяешь им продолжать обвинять тебя? – Откуда ты знаешь, что это неправда? – Джисон невесело усмехнулся, покачав головой. – Не лги себе. Я действительно убил всех этих людей, и ты это знаешь. – Знаю. Но ты не психопат, каким выставляет тебя Кан, – запротестовала ты. – Я тебя знаю. – Не знаешь, – голос Джисона звучал горько. – На самом деле не знаешь. Я всегда… всегда скрывал от тебя часть себя. То, что ты слышала от Кана, самое близкое к тому, кем я являюсь на самом деле. Он слабо улыбнулся, но улыбка не получилась. – Я всегда был таким. Меня тянуло к убийствам, крови и огню. И это невозможно исправить. Каждое слово, которое он произнес, пронзало сердце словно пуля, и ты судорожно искала на его лице хоть какой-то знак, что хоть что-то осталось в нем от того мальчишки из закусочной. Раненого мягкосердечного мальчика, в которого ты влюбилась. Сердце колотилось где-то в горле, а в голове эхом звучал ужасный вопрос. Неужели он это серьезно? Как будто Хан Джисон надел маску. Его лицо было абсолютно неподвижным, но на мгновение, ты готова была поклясться, ты увидела вспышку боли в его глазах. Нет! Ты знала его. Знала, что он один из тех, кто будет играть роль чокнутого монстра, лишь бы ты первая от него отвернулась. Джисон смотрел на тебя в ответ, и темнота в его широких глазах больше тебя не пугала. Вместо этого в голове проносились бесконечные воспоминания с бешеной скоростью. Джисон, который заставлял тебя смеяться, пока ты чуть не подавилась китайской лапшой, а потом извинялся за это часами. Джисон, который разливал по всей кухне тесто для блинчиков и кормил тебя черникой, пока ты краснела. Джисон, который держал тебя на руках, пока ты засыпала, и эти руки были самыми нежными, как будто он думал, что ты из фарфора. – Тебе нужно уйти, Т/И, – нарушил молчание Джисон. – Прекрати причинять себе боль. Просто отпусти меня. Ты подняла голову, посмотрела на его ссутуленные плечи, услышала в его голосе нотки поражения и ту стену, которую он снова попытался воздвигнуть между вами, и все это вместе взятое подняло внутри какой-то божий гнев. Возможно, это был стресс, вызванный неделями предшествовавшими суду, или твоя ненависть к Кану наконец-то достигла своего предела… И ты не могла понять, что тобой движет, но в следующею секунду ты протискивалась мимо охраны, как в замедленной съемке. Голос в голове говорил тебе, что ты сошла с ума, но следующее, что произошло, поразило всех в комнате. Ты влепила своему отчаявшемуся парню такую звонкую пощечину, что звук эхом отскочил от стен, оглушая всех присутствующих. – Хан Джисон, ты кретин! – закричала ты что было силы. Охрана тут же схватила тебя и поволокла назад, но ты не сводила глаз с Джисона. Он ошеломленно смотрел на тебя, и его каменная стена, которую он строил, начала рушиться, по кирпичику падая на землю. – Что по-твоему ты решишь таким образом, а? Ты хоть представляешь себе, сколько людей работали не покладая рук, чтобы убедиться, что тебя не убьют? – Ты почувствовала, как по лицу текут горячие слезы. – Все твои друзья хотят, чтобы ты жил. Твоя мама хотела, чтобы ты жил! Я хочу, чтобы ты жил! Ты охрипла, пока кричала на охрану, что пыталась вытолкать тебя за дверь, но поняла это только тогда, когда тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Тишина в коридоре мгновенно поглотила тебя, опустошая голову. Все, что ты только что сказала, обрушилось на тебя, словно тонна кирпичей. Ноги подкосились, и ты обессилено опустилась на пол, закрыв лицо руками, и наконец-то позволила себе зарыдать не сдерживаясь. Хёнджин и Феликс стояли рядом, обмениваясь обеспокоенными взглядами, и осторожно поглаживали тебя по спине. Ты не знала точно, как долго вы втроем находились в таком положении, пока ты не услышала шаги, бегущие по коридору к вам троим. – Вот вы где! Я вас везде ищу, – задыхался Ким Уджин и заставил вас посмотреть на него. – О, черт, что случилось? Ты яростно вытирала глаза, пока Феликс многозначительно качал головой капитану полиции, который оказался достаточно сообразительным, чтобы уловить намек. – Дело вот в чем, – Уджин начал вновь, спотыкаясь в словах. Ты впервые видела капитана полиции таким взволнованным. – Чрезвычайная ситуация разворачивается прямо сейчас. Несправедливый суд, главный прокурор отстранен от дела, люди в бешенстве… – Да, гребаный бардак! – пробормотал Хёнджин, но Уджин покачал головой. – Нет, это не так, – возбужденно воскликнул капитан, – по крайней мере, не для нас. Они требуют, чтобы прокурор, знакомый с делом Джисона, срочно взялся за это дело. И единственный прокурор, который работал над этим делом… Как по команде, над вами зажужжал громкоговоритель, заставив вас всех вздрогнуть. – Судебное разбирательство по делу Хан Джисон против Миро Хайтс возобновится через пять минут. Всех адвокатов, присяжных заседателей и других участников процесса просим немедленно вернуться в зал суда… – Сынмин! – одновременно произнесли ты, Феликс и Хёнджин, а Уджин кивнул. Феликс уже поднимал тебя на ноги, и вы вчетвером бросились к залу суда.