На волю фантазии

Когда Эрскин согласился принять его для своего эксперимента, Роджерса переполняло столько разных эмоций, что выделить что-то конкретное из этой смеси было проблематично. Казалось, он одновременно облегченно выдохнул и напряженно набрал полную грудь воздуха, как перед погружением. Удивительно, но подготовка оказалась не такой уж сложной, как представлялось. Да, он выматывался как никогда до этого, к концу каждого дня с огромным трудом держался на ногах, а приступы астмы появлялись всё чаще. Но ко всему этому Стив был морально готов. Чего он не ожидал, так это уроков немецкого. Каждый солдат должен пройти краткий языковой курс, чтобы иметь возможность понимать, о чем говорит враг. В основном, учили самым простым фразам и военным командам на немецком. Роджерс и тут отставал от всех. Но если на полосе препятствий или марш-броске виной всему было плохое здоровье, то в классе за партой Стиву мешал преподаватель, как бы странно это ни звучало. Лео Барнс одним взглядом светло-карих, почти жёлтых, глаз заставлял сердце Стива биться быстрее. Он был горяч как Дьявол, а военная форма и плотно зашнурованные берцы это только подчеркивали. Кожаный ремень с массивной пряжкой привлекал к себе внимание, и смотреть получалось только на форменные штаны цвета хаки, визуально выделяющие крепкие бедра сержанта. Проблемы начались как только Барнс открыл рот. Насколько он красив своей чуть звериной внешностью, настолько же остр на язык. Стив подозревал, что на завтрак сержант ест только неспелый халапеньо, а вместо крови у него соус табаско. Это объясняло и горячий внешний вид, и остроту придирок. Пожалуй, Стив даже немного побаивался Барнса, а неуместное смущение рядом с ним делало обучение ещё сложнее. Совсем невыносимо стало на личных занятиях. Всё началось с замечаний по дисциплине — своим кашлем Роджерс не давал другим курсантам заниматься. Прошение о его переводе на вечернее время отдельно от остальной группы не стало неожиданностью. Причина оставалась прежней. На каждом таком занятии Стив уставал сильнее, чем за полные сутки на плацу. И дело было не в строгости преподавателя (Стив видел пару раз, как за неправильный перевод тот чуть ли не до слез доводил казалось бы, готовых ко всему парней), а как раз-таки наоборот. Наедине сержант оказался любителем двусмысленных фраз. — Повтори ещё раз. Мне нравится, как ты произносишь это. — Ich bin ein americanischer Soldat. — О, да, детка, твой рот был создан для этого. Теперь это. — Wie viele Panzer? Wie viele Leute? — Молодец, именно с такой интонацией. Всё, хватит писать. У нас теоретические занятия, ты должен работать языком. Иногда Лео был не в духе и бесился из-за любой оплошности. Он не опирался руками о стол, нависая сверху, как делали многие преподаватели, а вставал позади, наклонялся ближе и, еле сдерживая ярость, что было слышно по его хриплому голосу, шипел на ухо: — Снова неверно, малыш Стиви. Неужели так сложно запомнить элементарные вещи? Ich habe. Du hast. Er, sie, es — hat. Вспомнишь дальше сам? Давай, сделай это для меня. Каждый раз от такой близости Стив сбивался окончательно. Он чувствовал дыхание его на своей шее, мог услышать запах Лео, дышать им. Но даже не это смущало больше всего. Барнс только говорил. Он не пытался облапать Роджерса, не пожирал жаркими взглядами и даже прямо не говорил о симпатии. Всё, что у Стива было — двусмысленные фразы, игнорировать которые со временем становилось всё труднее. — Поработай язычком получше, Стиви. Я знаю, ты можешь. Сколько ещё это будет продолжаться? У Стива никогда не было проблем с излишним возбуждением — болезненному телу этого просто не хотелось. Теперь же приходилось стыдливо прикрывать стояк тетрадями, не дай бог сержант Барнс заметит. А тот замечал, но всё равно ничего не предпринимал. В вечер перед экспериментом состоялось последнее занятие. Барнс вновь был чем-то разозлен и привычно стоял позади. Стив обернулся назад и быстро, не давая себе передумать, клюнул Лео в губы. Жажда определенности сжигала его изнутри, она давала смелость и перекрывала собой здравый смысл. Барнс однобоко усмехнулся такому порыву и сам наклонился к Стиву, умело целуя. Конечно, ничего у них дальше не было, не могло быть по определению. Барнс отстранился, тихо и как-то совсем не весело посмеялся, покачал головой и посоветовал использовать губы для кое-чего другого. Опять двусмысленность, но видимо, он просто не умел иначе. Стив не раз потом вспоминал горячего сержанта. Когда уезжал из лагеря и искал в толпе своего желтоглазого демона. Когда рвался в бой, ведя за собой Ревущих. Когда направлял Валькирию вниз. Когда очнулся в новом пугающем времени. И когда увидел знакомые медовые глаза на незнакомо молодом лице. — Брок Рамлоу. Приятно познакомиться, капитан Роджерс. — Ja, ich auch.