На волю фантазии

Брок любил Стива. Любил его полностью, от светлой макушки и до розовых пяток. Любил его улыбку и нахмуренные брови, ослиное упрямство и иногда удушливую, но искреннюю заботу, любил даже привычку не вынимать чайную ложку из кружки, а придерживать ее большим пальцем, чтобы не мешала пить. Особенно он любил привычку ругаться на немецком языке. Оказывается, коронное «не выражаться» не распространялось на самого Стива, но при условии, что он а) находится в постели и б) заменяет английский другим языком. Как будто бы фраза «fick mich» более приличная, чем «трахни меня». Брок любил и одновременно не понимал эту привычку Стива. Он ведь несколько лет провел на войне, убивал немцев. Да, там это были враги, война есть война, но неужели у него не возникали неприятные ассоциации от одного только звучания этого языка? Вы не подумайте, Брок не жалуется. Роджерс невероятно горяч, когда сам насаживается на пальцы и буквально скулит от нетерпения «Bitte, ich will dich! Jetzt!». Боже, а это «Ich komme gleich» на выдохе перед самым концом! Брок самолично убьет каждого, кто услышит такие интонации от Стива. Но всё же, было интересно. Еще более интересно было то, что сам Роджерс за свой дойч пояснять не хотел. — Oh, Scheiße, — пахнуло гарью, тостер явно нужно менять на новый. — Beschissener Toaster! У Брока привстал. — Стив, так почему немецкий? Ты обещал рассказать, но всё никак. Где-то в гостиной заржал Барнс. Джеймс вообще казался Броку немного странным. Чего только стоила их первая встреча, когда Барнс магическим образом материализовался на их кухне и сожрал пол холодильника. Брок тогда пошел покурить у окна и, включив свет, чуть не поседел раньше времени при виде патлатого мужика, половником хлебающего суп прямо из кастрюли. На резонный вопрос «Какого собственно хуя?» ответа не последовало, но на родные звуки мата из спальни вылез Стив. Оказалось, что «это Баки, и он будет жить с нами» (конечно, Роджерс сказал не так, но Брок общий смысл уловил, и он был именно в этом). С тех пор Барнс временами появлялся в их жизни, совершал набеги на кухню, странно косился на Брока, иногда вкидывал несколько не менее странных фраз по типу «и тут такого же нашел» и опять пропадал в неизвестном направлении. — Ну… — Роджерс печально потыкал вилкой в сгоревший хлебушек. Сегодня его очередь готовить завтрак, а значит, Брок принципиально не притронется к плите. — Там рассказывать-то нечего… Не знаю даже, с чего начать. — Начни с начала. — Давай, Стиви, дерзай, — Джеймс такое зрелище пропустить не мог, а потому присел на угловой диванчик у стола и даже подбородок подпер руками, приготовившись слушать. — Расскажи нам эту занимательную историю. — Бак, ты не помогаешь! — Роджерс укоризненно посмотрел на Баки (еще бы это действовало, у того на эти взгляды был иммунитет с прошлого века, о чем вы) и отложил в сторону измученный тост. — В войну нас обучали основам немецкого языка. Ну, знаешь, банально понимать команды противника. Не то чтобы это сильно пригодилось — пленных мы не брали, а на поле боя особо разговорчивых не было. Разве что матом кричали. — Так, понятно, — на самом деле, Брок пока не особо понимал. — Война крепко отпечаталась в мозгу, и поэтому ты ругаешься на немецком. Так? — Возможно. Матушка пресекала любые бранные слова в нашей семье, а чужой язык и его непонимание окружающими вселяет чувство безнаказанности. — Так, а теперь, Барнс, закрой уши, — Баки показательно заткнул уши пальцами и даже глаза прикрыл, как будто бы все разом забыли, что он суперсолдат и может мышь под снегом услышать. — А когда мы трахаемся, ты тоже войну вспоминаешь? — Никого я не вспоминаю! — Стив разом вспыхнул, а Баки неудачно замаскировал смех под кашель и теперь немного умирал, развалившись на столе. — Бак, прекрати! Ничего смешного! — А как по мне, очень даже смешно. Че ты ходишь вокруг да около? Ничего такого там нет, подумаешь, в деда влюблен был. Кто не без греха? Брок, неудачно решивший пивнуть кофе именно в этот момент, подавился и отставил чашку подальше. — В какого деда? Так тебя настолько не смущает, что я выгляжу старше тебя? — У меня нет фетиша на стариков или что-то подобное! — Роджерс уже пылал всем лицом. — Он тогда был молод. Моложе тебя сейчас. — Тогда почему дед? И при чем тут немецкий вообще? — А вот и правильные вопросы, — Барнсу не хватало только ведерка с попкорном и 3D-очков, такая драма разворачивалась прямо на его глазах. — Я уже говорил, что нас обучали языку. Меня учил итальянец, который в те годы только перебрался в Штаты и работал на нашей базе. Он прекрасный преподаватель — в меру строгий, в меру лояльный. Он был злым, но эта злость выражалась в упорстве, в желании зубами выгрызть, но добиться цели. Иногда он бывал и добрым, но только к тем, кто ему нравился. — Я как-то особой доброты у него не помню. — Что в фразе «только к тем, кто ему нравился» тебе не понятно, Бак? — Сопляк. — Придурок. Так вот… — Стив помялся, не зная, как продолжить рассказ. — Он бывал иногда не в лучшем расположении духа, но на мне никогда не срывался так, как на других курсантах. Я робел от каждого взгляда Лео. А уж что он говорил! Боже, в те времена одной фразы про язык было достаточно, чтобы я поплыл. — Это всё круто, но пока не особо понятно, — Брок всё еще тупил. — У вас что-нибудь вышло с этим Лео? — Нет. Он не делал ничего, только говорил двусмысленные фразы, хвалил мой рот и губы. Это было странно, но возбуждало. С половины занятий я уходил со стояком. — И? — слушать про другого мужчину было неприятно, хоть Брок и понимал, что тот человек уже, возможно, мертв, и нет причин для ревности. — Что было дальше? — Я поцеловал его. Он ответил. А потом мне ввели сыворотку, а он не принял нового меня. Избегал и даже в глаза не смотрел. «Иди, Роджерс, Америка ждет». — И всё? Это вся история? — Не вся, — на заднем плане Баки подцепил горелый тост и теперь пытался выковырять из него хоть что-то съедобное. — Стиви влюбился в горячего итальянца, а через семьдесят лет нашел себе точно такого же. Один в один. — Бак! Ну я же не знал, что Брок его внук! Да и что бы это изменило? — Подожди, Роджерс, ты встречался с моим дедом? — мысль всё-таки дошла до Брока, хоть он и пытался от нее отмахнуться. — Мы не встречались. — Но мелкий хотел. — Барнс, иди, погуляй. — А че чуть что, сразу Барнс? — Там по телику Том и Джерри начинается. Иди, посмотри. — Ой, да пошли вы. Баки отодвинул от себя ошметки хлеба и гордо удалился в гостиную. Другой еды всё равно пока нет. Стив молчал. Брок тоже. Первым не выдержал Стив: — Я не вижу в тебе Лео. Просто привычка не фильтровать слова на немецком, как и у него. Брок выдохнул. — Вы совершенно разные. Я даже не сразу понял. Мы уже встречались, когда Баки пробил родственников Лео и нашел там твое имя. Вы и внешне не очень похожи. Да, одно лицо, но мимика совершенно разная. Глаза только в точности как у него. И эти злые желтые глаза помогли мне решиться пригласить тебя на свидание и сделать это снова после того, как ты отказал мне в первый раз. Они напоминали, что Лео не сдавался, и я не должен. В него я был просто влюблен, а тебя люблю всем сердцем. Ты мне веришь? — Стив, я тоже тебя люблю и не собираюсь устраивать сцены ревности к давно почившему человеку. Я понимаю, что это было еще в прошлом веке, и так получилось, что я его внук. Ты не искал меня специально. Но мне важно было услышать, что для тебя я — это только я. — Спасибо, — в какой момент Роджерс перетек поближе к Броку, и они начали обниматься посреди кухни неясно, но кажется, Стив даже немного поплакал. — Мне так повезло с тобой. — Ты правда думал, что я буду ревновать тебя к своему деду? Я люблю тебя, мы живем вместе, Барнса вон завели, сидит теперь, мультики смотрит. И разрушить всё это по такому пустяку? Ищите дурака в другом месте. Но пиздец как странно осознавать, что мой дедушка целовал вот эти губы. Я теперь не смогу воспринимать минет как раньше. — Ой, завались. — А кто лучше целуется? — Брок. У Лео опыта не так много было, — от Баки услышать ответ на этот вопрос никто не ожидал. — Что?! — Что?