Любить Пожирателя Смерти

Август 2012 года, ​Италия, остров Сицилия ​        На выдающемся скалистом мысе, омываемом теплыми водами Тирренского моря, возвышается небольшая вилла в римском стиле. Светлые мраморные стены, широкий балкон, вымощенный керамической плиткой, ставни на окнах, защищающие от огненного южного солнца. Виллу окружает буйство сицилийской природы — жакаранды, покрывающие крыльцо ковром голубых цветов и наполняющие сад медовым ароматом, лимонная роща, пышные кусты, усыпанные гроздьями цветов всех оттенков розового и красного. Множество зелёных попугаев целыми днями суетливо шныряют в этом пышном саду. Часто в окне второго этажа виллы можно увидеть большого чёрного кота с поседевшей мордочкой. Он лениво наблюдает за нахальными пернатыми, но ему уже не солидно охотиться на них — кот стар, по человеческим меркам ему уже давно перевалило за восемьдесят. </i>​ Часто на вилле можно слышать плеск воды о скалы — море находится совсем близко. Но шум прибоя теперь не кажется Рабастану Лестрейнджу враждебным. Он даже перестал вскакивать по ночам во время шторма, будучи уверенным, что находится в камере Азкабана. Рабастан Лестрейндж теперь живёт, как обычный добропорядочный обыватель, и никто бы из соседей-волшебников не сказал, что этот приятный мужчина средних лет, душа компании и само очарование, был когда-то Пожирателем Смерти. Если и были какие-то пересуды, когда парочка молодоженов поселилась на старой вилле, то только о том, что жена годится мужу в дочери. Но время сгладило разницу, и слегка раздобревшая после рождения ребёнка Миллисента уже не казалась слишком молодой на фоне Рабастана.       ​Процентов с тех денег, что Рудольфус Лестрейндж перевёл на счёт в Швейцарии, вполне хватало на безбедное существование. Рабастан часто шутил, обращаясь к сыну, что именно поэтому его назвали в честь дядюшки. Ныне, скорее всего, покойного — ведь никто так и не знал, что случилось с Рудольфусом Лестрейнджем. По всем запросам, отправленным в Министерство Магии Британии и в Азкабан сперва отвечали, что информация засекречена, а потом — что такого узника в списках нет. Это был самый распространенный ответ для тех, чьи родственники умерли в Азкабане.       ​В местное общество Миллисента и Рабастан вписались как нельзя лучше. Загоревший дочерна Лестрейндж был похож на настоящего сицилийца, а Миллисента могла сойти за неаполитанку темными блестящими волосами и большими карими глазами. Здесь, в этом солнечном раю, где даже волшебникам был известен закон Омерта*, никому в голову не приходило интересоваться, кто на самом деле эти двое и откуда они приехали. Иногда даже сама Милли забывала о том, что когда-то у них была другая жизнь. — Ты уже читал газеты, Басти? — спросила Миллисента, входя в кабинет мужа одним тёплым августовским утром. — Яхта Малфоев разбилась недалеко отсюда, прямо в Мессинском проливе! — В самом деле? — поинтересовался Рабастан, надевая на нос прямоугольные очки и забирая из рук жены свежую газету. — Неужели легенда про Сциллу и Харибду не врёт? — Сдаётся мне, античные чудовища совсем тут ни при чём, — с сомнением проговорила Милли, испытующе глядя на супруга. — Чем ты занимался вчера вечером? — Гулял с нашим сыном, как тебе должно быть известно, — беззаботно ответствовал Рабастан. — Ты посмотри, тут пишут, что тело Нарциссы Малфой было изувечено до неузнаваемости! Наверное, его долго било о скалы. — А Люциус Малфой потерял память таинственным образом, — продолжала Миллисента, пристально глядя на супруга. — Тоже приложился головой о камни раз или два, — вздохнул Рабастан. — Как жаль, а ведь мы могли бы с ними увидеться! Надо же, какое совпадение — отправиться поправлять здоровье на юг Италии! — Пишут, что дно яхты разбили изнутри Бомбардой, — подытожила Миллисента, не сводя глаз с Рабастана. — Что ты говоришь! Неужели на них напали какие-нибудь преступники?       ​Миллисента ахнула и всплеснула руками. Рабастан смотрел на неё честными, широко раскрытыми глазами. — Мы ещё поговорим об этом вечером, — пригрозила Милли. — Когда Руди уйдёт к другу.       ​Она вышла из кабинета, пребывая в праведном возмущении: неужели Рабастан поставил под удар их выстраданное счастье? Что, если трагедию в Мессинском проливе как-то свяжут с ним? ​      Лестрейндж же выдохнул, когда за Миллисентой захлопнулась дверь. Выдвинул потайной ящичек стола и любовно посмотрел на кованую серебряную маску Пожирателя Смерти. Как отрадно, что Нарцисса Малфой перед смертью видела именно её… — Что это такое, папа? — раздался из-за кресла Рабастана тоненький мальчишеский голос. ​      Отпираться было поздно — видимо, Руди забрался в кабинет через террасу и успел как следует рассмотреть загадочный артефакт. Теперь он выжидательно смотрел на отца. — Что же, Рудольфус Лестрейндж, тебе не так давно исполнилось шесть лет, и теперь ты можешь именоваться мужчиной, не так ли? — проговорил Рабастан, усаживая мальчика себе на колено. ​      Маленький Лестрейндж важно кивнул. Он был совсем не похож на своего тезку — темноволосый и темноглазый в родителей. Но нос с характерной горбинкой, упрямый характер и любовь к книгам напоминали Рабастану о брате. — Сперва поклянись, что это будет нашим секретом, — потребовал Рабастан. — Чем я должен поклясться? — хитро прищурившись, спросил мальчик. — Честью Лестрейнджа, конечно. — Клянусь честью Лестрейнджа, — повторил ребёнок за отцом. — Так что это за маска, папа? ​      Рабастан глубоко вздохнул и выдохнул. Покосился на дверь, за которой скрылась Миллисента. Она наверняка теперь в саду, заботится о любимых цветах. — Однажды, не так уж и давно, на одном туманном и холодном острове, вовсе не похожем на солнечную Сицилию, жил один волшебник, — начал Рабастан. — Волшебник настолько могущественный, что грязнокровки и предатели крови боялись даже имя его называть. Те же, кто боролся за лучший мир, звали его Тёмным Лордом… Они были настоящими рыцарями — бесстрашными, благородными, готовыми драться за свою правду до последней капли крови. И самым верным из них был твой дядя, Рудольфус Лестрейндж… *Omerta — южноитальянский кодекс молчания и кодекс чести, который придает большое значение молчанию перед лицом вопросов.