Благодетель

***

Когда Лань Ванцзи приходит в чувства, со смерти Вэй Усяня проходит месяц. Ровно месяц с того страшного дня, как он принес с Луаньцзан ребёнка и учинил, в разбитом после войны ордене, беспорядки своей пьяной выходкой. Ровно месяц с того дня, как жизнь Лань Ванцзи потеряла смысл. Дни проносятся быстрее, чем вести о кончине ужасного Старейшины успевают облетать близлежащие города. В ушах плотной пеленой стоят крики дяди, звенит обеспокоенный голос брата, что перебивает наставления лекаря. Размажённая в мясо спина, горящая от ожога грудь, повреждённые меридианы, перевязка, звуки циня, взгляд в стену, разбитое обещание навестить утром, рваный сон сквозь слёзы, бессмысленный рассвет. День начинается сначала. И снова ругательства старейшин, руки брата, бесконечные споры старших родственников, перевязка. Приходится лежать на животе, чтобы не тревожить последние ошмётки кожи, оставшиеся на спине. Это мало способствует заживлению огромного шрама на обожжённой груди, но брат считает, что это меньшая жертва, на которую приходится идти ради возможности скорее встать на ноги. Прогнозы всё ещё неутешительные, он слишком потревожил спину, когда на несколько дней сорвался в горы, а потом отбывал наказание у Стены Послушания. Лечение затянется на несколько лет, а его тело до конца дней будут покрывать позорные шрамы от дисциплинарного кнута, в назидание за страшные проступки. Едва ли Лань Ванцзи есть до этого дело. Старейшины не устают повторять, что ему повезло так легко отделаться от смерти, что он должен покаяться, быть благодарным, а Лань Ванцзи думает, что лучше было бы и вправду умереть. Со дня, когда Лань Ванцзи приходит в чувства, проходит месяц. Дня, когда Лань Ванцзи придёт в себя, кажется, не наступит никогда. – А-Юань идёт на поправку. Лекарь сказал, что лихорадка отступила и ему скоро можно будет присоединиться к другим детям, – голос Лань Сичэня как всегда размерен и мягок. Он разбивается о затылок, безжизненно смотрящего в стену брата. – Не хочешь его навестить? Он истосковался, маленькому ребёнку совсем нечем заняться в четырёх стенах. К тому же, незнакомое место всё ещё пугает его, а у меня теперь совершенно нет времени за всем следить. Звон убираемой со стола посуды, в полной тишине, звучит почти что раздражающе. Снова до краёв еды и лекарственных снадобий. Снова не проглотил ни кусочка. Улыбка на лице Лань Сичэня дрогает, но он продолжает упорно её держать, словно его может видеть кто-то, кроме собственного отражения в белых фарфоровых чашах. И в ответ всё ещё молчание. Едва слышный, рваный выдох. – Я собираюсь уехать в Ланьлин на несколько дней. Болезнь Цзинь Гуаншаня продолжает усугубляться, сестрице нужна помощь с делами ордена. Я настоятельно просил дядю не беспокоить тебя это время, но не думаю, что он меня послушается, ты уж прости. Скрип половиц, мягкий шорох одежд и лишённый былой улыбки голос прямо за спиной. – Когда-нибудь тебе придётся вернуться к жизни вне стен Цзинши, Ванцзи. Нельзя продолжать себя губить. Если ты не думаешь о себе, подумай о ребёнке, что ты принёс. Дядя всё ещё зол, старейшины смотрят на него, как на обнажённые клинок у горла всего ордена. Сейчас наше с дядей влияние сдерживает их, но не ровен час, как они обратят на него весь свой гнев. Этому рёбенку нужно знать, что в мире ещё остался близкий ему человек. Тот, кто не смотря ни на что, будет на его стороне. Ведь ты же этого хотел тогда, в Безночном Городе, не так ли? Лань Ванцзи пробивает дрожь. Порой Лань Сичэнь умел быть до жестокого прямолинейным. – Поправляйся, брат. Нетвёрдая походка, удаляющийся звук шагов. Нужно знать Лань Сичэня десятки лет, чтобы понять насколько же сильно он устал. Внутри Лань Ванцзи всё сжимается от невыплаканного горя. Он не знает как теперь смотреть в глаза ребёнку, чью семью был не в праве защитить. Как принять его счастливую улыбку, зная, сколько горя за ней стоит. Сколько боли, переживаний и ненужных жертв, павших не за ту фамилию. Что он скажет мальчику, когда ему придёт время узнать правду? Это сводило Лань Ванцзи с ума. Ему казалось, что он начинает терять себя в бесконечных переживаниях и размышлениях. Он думает об этом после каждого вечернего сеанса Расспроса, после каждой неудачной попытки отыскать след души Вэй Ина, после каждого содранного до крови пальца и до самой поздней ночи, пока не вырубится от усталости. А потом он понимает, что просто напросто боится. Боится увидеть беззаботное лицо ребёнка, что своей мимикой так поразительно напоминал Вэй Ина. Потому что если Лань Ванцзи снова увидит его улыбку, он просто её не переживёт. И не было за его сомнениями никакой высшей цели. Потому что в его душе уже давно нет ничего кроме неумолимого горя и бесконечного траура. И, наверное, не такой уж Ханьгуан-Цзюнь благородный человек, каким когда-то желал казаться. Вскоре его брат сообщил, что А-Юань полностью здоров и может начать потихоньку вливаться в жизнь ордена. Ребёнок совсем ничего не помнит о прошлой жизни, он напуган и без конца зовёт родителей. У Лань Сичэня разрывается сердце. Это слишком напоминает те горькие времена, когда его шестилетний брат, только потерявший мать, просил с ней встречи, не понимая, что её больше нет. Тогда девятилетний Лань Хуань единственный, кто был рядом с братом и разделял с ним горе об умершей преступнице, порочившей честь ордена. Им было запрещено плакать, никакой официальной погребальной церемонии не проводили. Старейшинам было всё равно, отец так и не вышел из уединения, а дядя был рад, что племянники избавятся от её дурного влияния. И Лань Хуань остался один, против всего ордена, с разбитым братом на руках. Теперь Лань Хуань, уже многоуважаемый глава ордена Лань Сичэнь, снова видит эту боль и отчаяние, на этот раз в глазах названного племянника. Ребёнка семьи преступников, против существования которого готов ополчиться весь белый свет. Снова один, с разбитым братом и ребёнком на руках. Жизнь бывает до жестокого зла в своей иронии. Он очень просит Ванцзи встретиться с мальчиком, просит решить вопрос с его фамилией, и Лань Ванцзи знает, что ему уже давно пора предстать перед старшими родственниками, чтобы это уладить. А-Юаню четыре, ему нужно присоединиться к другим детям, нужно знать кто он и где его место в этом мире. Ему пора получить новое имя и ленту. Через несколько лет начнётся обучение, у них уже нет времени тянуть. Скоро люди начнут задавать ненужные вопросы, существование вэньского ребёнка необходимо скрыть. С помощью брата, Лань Ванцзи удаётся ненадолго вернуться к жизни и покинуть свою обитель. Они вместе добиваются принятия ребёнка в орден, убеждают записать его как урождённого Ланя и поручить опеку Лань Ванцзи. Их дядя был чернее тучи, он всё ещё ужасно гневался. Лань Цижэнь был разочарован, но больше не находил в себе сил на ругань. Он смирился и помог повлиять на старейшин. Стоя на коленях рядом с Лань Ванцзи, убедил их, что ребёнок Вэней никоем образом не сможет навредить их ордену. Обещал, что они вырастят его истинным Ланем и никто никогда не узнает этой позорной тайны, на что старейшины скрипя зубами согласились. Ввязываться в войну против правящей ветви клана и терять свой уважаемый статус в почтенном возрасте старикам не хотелось. Они слишком держались за свою власть, чтобы таким глупым образом лишиться её в одночасье, а наполненные злостью глаза Лань Ванцзи им это обещали. Так Вэнь Юань навсегда исчез в истории, обратившись в пыль вместе с останками клана Вэнь на Луаньцзан. Вместо него появился Лань Юань, Лань Сычжуй, воспитанник самого Ханьгуан-Цзюня, потерявший родителей во время кровавой резни в Безночном Городе. Для всего заклинательского мира Лань Ванцзи был вынужден уйти в уединение для многолетней медитации. На деле ‒ отбывал своё трёхлетнее наказание, почти не имея сил встать с кровати. Лань Сичэнь выпросил для него разрешение навещать Лань Юаня, за что Ванцзи был ему безмерно благодарен. Возможность видеться с ребёнком ‒ это уже намного больше того, что Лань Ванцзи было позволено в его положении. Пугать А-Юаня своим болезненным видом не хотелось, так что встречаться они могли редко и только в присутствии Лань Сичэня, что единственный имел позволение войти в Цзинши, чтобы помочь ослабленному брату встать с постели и привести себя в порядок. Лань Юань всегда очень радовался их встречам и спешил тут же скорее рассказать обо всём, что произошло в его жизни за это время. Даже не смотря на голодную жизнь сначала в лагере военнопленных, а потом в горах среди пыли и грязи, мальчик оказался на удивление вежливым и послушным. Было видно, что в него старались вложить основы заклинательского воспитания, и растили как молодого господина благородного происхождения, а не безродного земледельца. А-Юань быстро учился и вскоре настолько влился в жизнь ордена, что его было невозможно отличить от господских детей, с рождения воспитывавшихся в строгих рамках правил. Лань Сичэнь был доволен его успехами и с радостью отмечал, что если так пойдёт и дальше, то из него может получиться способный заклинатель, а Лань Ванцзи, с едва заметной печальной улыбкой, кивал, обещая сделать всё для этого возможное. Они могли общаться совсем не долго, до тех пор, пока белоснежные одеяния Лань Ванцзи не начинали пропитываться кровью. Тогда Лань Сичэнь взволновано уводил А-Юаня из Цзинши, не желая пугать маленького ребёнка и беспокоить брата. Он уже неоднократно предлагал брату воздержаться от этих встреч, хотя бы на время, пока его раны окончательно не затянутся, но Лань Ванцзи будто и не желал его слушать. Он упорно продолжал изводить себя, не давая шрамам и шанса на заживление. Теперь к израненному телу добавились содранные в кровь пальцы от жёстких струн гуциня и безмерная горечь, на потерявшем цвет лице. Лань Сичэнь ругался на безмолвного брата, пытался его образумить, но, наверное, впервые в жизни не мог подобрать слов для безутешного, закрывшегося в себе Ванцзи. Впервые не мог достучаться, понять, что у него на уме. И с каждым днём боялся этой мысли всё сильнее. Его тихий и послушный младший брат умер вместе с вестями о падении Луаньцзан. И Лань Сичэнь ненавидел себя за осознание своей беспомощности. Ненавидел себя за то, что единственный, кто мог повлиять на его брата, был уже полгода, как безвозвратно утерян в вечности. Вэй Усянь воистину долгие годы отравлял весь заклинательский мир и эгоистично продолжил делать то же самое с жизнью Лань Ванцзи после своей смерти. С тех пор Поднебесную стало настигать одно несчастье за другим. Орден Ланьлин Цзинь объявил о скоропостижной смерти их главы ‒ Цзинь Гуаншаня. По официальной версии, рассказанной народу, его смерть стала результатом продолжительной болезни, которая и сгубила прославленного заклинателя. Но, конечно же, слухи среди людей распространялись быстрее лесного пожара в позабывших дожди землях. Все прекрасно знали, что старик скончался так же распутно, как и жил ‒ во время очередной бурной ночи любви в местном борделе, но в дань уважения скорбящей семье, старались особо не болтать об этом попусту. Не выдержав позора мужа, смерти любимого сына и тяжело раненой невестки, которую в любой момент могла постичь та же участь, госпожа Цзинь сильно захворала. Тогда управление орденом целиком перешло в руки совета старейшин и второй госпожи Цзинь, Мэн Гуанъяо, на правах второй жены. По сути, в управлении орденом кардинальных изменений не произошло. Мэн Гуанъяо долгое время была неофициальной помощницей супруга в делах внутренней политики. На неё скидывались все кипы старых документов и поручений, с которыми не хотел разбираться сам Гуаншань, и она выполняла их беспрекословно. Во времена болезни супруга, на неё свалились практически все заботы ордена, начиная от экономических и заканчивая внешнеполитическими. Она брала на себя все дела, что позволял Цзинь Гуаншань, и на этой почве у них неоднократно возникали склоки. Гуаншань не терпел её, считая, что девка не может разбираться в политических вопросах достаточно, чтобы работать с мужчинами на одном уровне. Все её предложения о реформировании отклонялись, доклады из её уст почти не слушались. Все достижения Мэн Гуанъяо присваивались главе ордена, а сама девушка продолжала долгое время оставаться в тени супруга. Она делала всё, что было в её силах, и выполняла достойно даже самую непрезентабельную работу, чем со временем и зарекомендовала себя в народе. После смерти Цзинь Гуаншаня она оказалась единственным дееспособным членом семьи из правящей ветви клана и к огромному разочарованию старейшин – она единственная, кто разбиралась в политических и экономических делах ордена на достаточном уровне, чтобы вести за собой Ланьлин Цзинь некоторое время. Но, конечно же, место главы ей бы никто так просто не отдал. Вся власть над орденом всё ещё была в руках верховного совета, а Мэн Гуанъяо продолжала быть на побегушках и выполнять мелкие поручения, с которыми не хотели разбираться остальные. Вторую жену Цзинь Гуаншаня в ордене вообще мало кто любил. Подлая шлюха, что стала женой только благодаря своей внезапной беременности и близким связям с главами орденов Гусу Лань и Цинхэ Не. Невесть что возомнившая о себе девчонка, что одним своим существованием порочила честь всего клана Цзинь. В ордене её держали только из-за статуса героини войны, её с Гуаншанем отпрыска, и страха потерять сотрудничество с двумя из четырёх великих орденов. Лань Сичэнь и Не Минцзюэ всегда старались быть с ней на связи, и поддерживали младшую названную сестру своими визитами и мудрыми советами. Они всегда внимательно следили, чтобы её дела шли хорошо и никто не смел вести себя с ней непочтительно. После смерти Цзинь Гуаншаня, Лань Сичэнь старался как можно чаще посещать сестру и помогать ей с делами ордена, так что вскоре почти всегда находился в разъездах, только и успевая, что решать послевоенные вопросы вместе с остальными орденами и раз в несколько недель навещать брата. Состояние Лань Ванцзи всё ещё было тяжёлым. С А-Юанем они стали видеться намного реже, но зато мальчик наконец начал общаться с другими детьми и уже, кажется, подружился с неугомонным Лань Цзинъи, у которого, как говорят учителя, от истинно-ланьского была только фамилия. Лань Ванцзи был рад, что мальчик нашёл себе место среди сверстников. О его истинном происхождении знали только старейшины, глава ордена и их с братом дядя, и, пожалуй, это было к лучшему. Учителя никоем образом не выказывали своего пренебрежения и ничуть не выделяли воспитанника Ханьгуан-Цзюня среди других детей, а Лань Юаня изо всех сил трудился, не покладая рук и полностью оправдывал новое имя, став одним из лучших учеников своего поколения. Белые одежды и клановая налобная лента с вышитым узором плывущих облаков, мальчику безумно шли. Он словно был рождён, чтобы занять место среди адептов Гусу Лань и посвятить свою жизнь совершенствованию тела и духа под началом лучших учителей Поднебесной в Облачных Глубинах. Всё медленно шло своим чередом. Весь мир бежал вперёд, стараясь оправиться от долгих войн и катастрофического ущерба, что был нанесён орденом Цишань Вэнь и Старейшиной Илин. Весь мир готов был оправиться от масштабов потерь, но только не Лань Ванцзи. Он словно застыл среди всего этого хаоса, не имея ни сил, ни возможности отпустить своё горе, расправить плечи и двинуться в новое будущее, вместе с братом и орденом. Лань Ванцзи разрывало изнутри. Разрывало от тяжести собственных прегрешений, разрывало от безответных чувств, которым минул долгий седьмой год, разрывало от боли и ужаса, чувства вины и злости. Не защитил. Не уберёг. Не выстоял. Жить в мире, где каждый человек ненавидит того, кто стал твоим смыслом – больно. Каждый день слышать грязные оскорбления, как приставку к его имени и не иметь возможности одёрнуть – омерзительно. Никому не понять той боли, что свалилась на его плечи неподъёмным грузом. Некому разделить с ним горечь по человеку, что на века прослыл самым страшным людским кошмаром. Этот мир до противного прост – никто не сочувствует убийцам. Лань Ванцзи это прекрасно понимал. Оттого и винить кроме себя было некого. А потом всю Поднебесную облетела первая счастливая за долгое время весть – молодая госпожа Цзян немыслимым образом оправилась от тяжёлых ран. И тогда внутри Лань Ванцзи загорается крохотный огонёк надежды.

***

Лань Ванцзи не знает что творит. Снова действует на эмоциях, не успевая как следует обдумать. К разочарованию дяди, в последнее время это стало его дурной привычкой. То, как отчаянно он зацепился за эту возможность, не думая о последствиях, начинает его пугать. И он правда ни на что не надеется, но уже через неделю у его порога стоит удивлённый брат и сообщает, что по приглашению второго молодого господина прибыла госпожа Цзян и теперь требует личной встречи. Стройная фигура, прямой, гордый стан. Ничего в ней не выдаёт боли и дискомфорта от недавних ранений. По ней не скажешь, что ещё месяц назад она находилась на грани жизни и смерти, и чуть ли не чудом была спасена силами лучших лекарей Поднебесной. Госпожа Цзинь сделала всё для этого возможное. Когда Лань Ванцзи, с поддержкой старшего брата, с трудом дохрамывает до беседки с ожидающей их девушкой, он окончательно теряется, не зная, что собирается ей сказать. В глазах Цзян Яньли ни капли приветливости. Её брови нахмурены, поза напряжена и идеально поставлена. Напускно вежлива, словно девушка находится на очень важном празднестве и вынуждена до последнего держать статус молодой госпожи перед гостями. Только вот они не на официальном мероприятии, а одежды её далеко не праздничные. Белоснежные, лишённые роскошных узоров и украшений, из простого кроя и грубой ткани. Траурные. Лань Ванцзи просит оставить их и Лань Сичэнь нехотя отпускает его локоть, напоследок провожая брата встревоженным взглядом. Лишённого единственной опоры Лань Ванцзи немного ведёт, но на ногах он стоит крепко, стараясь держать благопристойный вид. – Ханьгуан-Цзюнь, – она склоняется в уважительном поклоне, но её лицо не выражает ни капли былой услужливости, что была свойственна ей в юности, – в своём письме вы писали, что этот разговор касается моего младшего брата. Если вы тоже собираетесь обвинять его в совершенных грехах, осуждать выбранный путь, порочить честь или оскорблять память, то простите, но я буду вынуждена– Госпожа Цзян внезапно замолкает, а разбушевавшийся внутри неё пожар затихает, так и не успев как следует распалиться. По идеально выточенному, строгому лицу Лань Ванцзи текут слёзы. – Ха-Ханьгуан-Цзюнь, что вы– Она опешила. – Прошу прощения, госпожа Цзян, – его голос пугающе тих и глубок, словно он не пользовался им уже очень и очень долго, – но я больше не могу. Девушка суетится, не зная что делать и что думать. Бежать за Цзэу-Цзюнем? Позвать лекаря? Последнее, чего она ожидала, принимая приглашение о личном разговоре со вторым молодым господином – это горькие, полные боли слёзы на благородном, но таком безжизненном лице. Насколько же велика степень отчаяния этого всегда сдержанного, отрешённого от всего мирского господина, что он позволил себе столь открыться в присутствии постороннего? Внутри неё что-то болезненно кольнуло. Цзян Яньли спешно выудила из рукава платок и с искренним беспокойством протянула его мужчине, на что он поблагодарил её сдержанным кивком. Лань Ванцзи быстро взял себя в руки, не позволяя этой минутной слабости взять верх. Теперь его лицо не выражало ничего кроме глубокой усталости, так несвойственной молодым юношам его возраста. О недавнем всплеске эмоций не говорило ничего, кроме покрасневших уголков глаз. На губах Цзян Яньли проступила печальная улыбка. Их поколению пришлось слишком быстро повзрослеть. – Кажется, вы пригласили меня не для осуждения и чтения нотаций о многочисленных проступках моего брата, верно? – осторожно начала она. Опущенная голова и полуприкрытые глаза оказались намного красноречивее слов. – Давайте присядем, второй молодой господин Лань. Лань Ванцзи сделал вежливый жест рукой, приглашая девушку пройти к беседке, но не успел ступить и шага, как ноги предательски подкосились. Испуганная Цзян Яньли успела лишь подхватить Лань Ванцзи за локоть, всей своей немногочисленной силой помогая удержаться на ногах. Лицо мужчины исказилось от боли. Тело пробил озноб. – Осторожно! Обопритесь об меня. – Всё в порядке, госпожа Цзян, не беспокойтесь. – Вижу я, как всё в порядке! ‒ она привычно заворчала себе под нос, но быстро осеклась, вспомнив, в присутствии кого позволила себе такую вольность. – Ох, прошу прощения за мою несдержанность. Они маленькими шагами дошли до скамьи в беседке, надёжно скрытой от случайных посетителей ветвями раскидистых деревьев. – Благодарю, ‒ прошептал Лань Ванцзи, присаживаясь. Он непроизвольно хмурился от каждого неосторожного движения, стараясь сидеть прямо, не выказывая дискомфорта, но Цзян Яньли уловила, как на нездорово побелевшей коже проступила испарина, выдавая тяжёлое состояние мужчины. – У вас кровь! ‒ воскликнула Яньли, вдруг заметив, как белоснежную накидку пропитывают алые пятна, растекаясь по ткани тёмными разводами. – Откуда такие… страшные раны? – она осторожно коснулась его спины. Лань Ванцзи едва заметно шелохнулся. – Они совсем свежие… Насколько мне известно, вы тогда не участвовали в… – она запнулась, – штурме горы Луаньцзан, – её голос сошёл почти до шёпота. – Ханьгуан-Цзюнь, что на самом деле произошло в Безночном городе? – Простите, – прошептал он, – я не смог его защитить. Простите меня. Цзян Яньли опешила, пытаясь осмыслить его слова. – Не извиняйтесь, – осторожно начала она, тщательно и выверено подбирая слова, – все вышло из под контроля, мы были не в силах этому помешать. – Но я должен был, – голос Лань Ванцзи дрогнул, – должен был быть рядом с ним. В глазах девушки проскочило понимание. – И вы были. Это же вы тогда увели его с поля боя, верно? Её рука неуверенно коснулась плеча мужчины, выражая безмолвную поддержку. ‒ Он обезумел. Стигийская Тигриная печать полностью поглотила его разум. Я пытался докричаться до него, пытался, но я… – его голос сорвался на шёпот, – не смог. Цзян Яньли качнула головой. ‒ Исход битвы был предрешен, вы же понимаете. Заклинатели не дали бы ему житья. Штурм горы Луаньцзан был лишь вопросом времени, из этой ситуации уже не было выхода. – И вы не вините его? Девушка удивлённо моргнула. – За что? – За смерть мужа и… – Лань Ванцзи покосился на её горло, плотно обмотанное бинтами. – Ваши раны. Цзян Яньли вздохнула. Её губы расплылись в мягкой улыбке, какая бывает только у матери, смотрящей на своё дитя. – А-Сянь – мой младший брат. Я растила его столько лет, я знаю его лучше, чем кто-либо. И я знаю, что намеренно он никогда бы не причинил мне боли. Он выбрал свой путь и я знаю, что он делал всё возможное, чтобы защитить дорогих ему людей. Это было его решение, и в тот момент он считал его правильным. В чём я могу его винить? – несмотря на улыбку, её глаза наполнились печалью. – А что до моих ран… Разве в тот день мы с вами не были готовы пожертвовать всем, ради спасения любимого нами человека? Цзян Яньли почувствовала, как сидящий рядом с ней Лань Ванцзи вздрогнул. – Вы же его любили, не так ли? Её пытливый взгляд задержался на сложенных на коленях руках мужчины, до побелевших костяшек сжимающих ханьфу. – Простите, я не должен был. – Нет-нет, что вы, – замотала головой Яньли. – Я рада, что в этом мире ещё остался человек, который в своем сердце хранит тёплые воспоминания о нём. Лань Ванцзи нахмурился. – Он ненавидел меня. – Глупости, мы с А-Чэном слышали ваше имя из его уст чаще, чем свои собственные, – Цзян Яньли по доброму усмехнулась, прикрывая нижнюю часть лица рукавом. – Он восхищался вами, Ханьгуан-Цзюнь. Люди болтали, что вы были непримиримыми врагами, вечными соперниками, противоположны, словно лёд и пламень, а вы двое, сколько я вас помню, видели перед собой только друг друга. Не желали отступать от своих убеждений, ругались, спорили, но все равно оказывались рядом. Сталкивались лбами, но были слишком юны и вспыльчивы, чтобы понять свои эмоции, и никогда не могли найти время, чтобы остановиться и просто поговорить. Беседка утонула в тишине. Только лишь горный ветер всё так же уверенно задувал в ажурные резные окна, подхватывая опавшие листья и унося их прочь. – На самом деле, у вас с А-Сянем намного больше общего, чем вы думаете, – Цзян Яньли мягко улыбнулась, но заметив непонимание в чужих глазах, поспешила добавить. – Не сочтите за дерзость, но вы с ним оба до глупости упёрты. Держите всё в себе, пытаясь казаться сильными. Взваливаете на себя несоразмерно много и не даёте близким оказать себе хоть малейшую услугу. Вы с ним точно два русла, впадающие в одну реку. Она замолчала, давая мужчине время обдумать свои слова. Они тихо сидели в уединении, наслаждаясь безмолвной компанией друг друга. Плечи Цзян Яньли расправились. – Я рада, что мы с вами смогли встретиться и поговорить, Ханьгуан-Цзюнь. Мне… Этого очень не хватало. Цзян Яньли глубоко вздохнула, всеми лёгкими вдыхая кусающий прохладой и свежестью горный воздух. Она прикрыла глаза, подставляя лицо под лучи высоко стоящего солнца, настырно пробивающегося сквозь плотный туман. Откуда-то издали раздался звон колокола, извещая адептов, что прошёл заветный час, а значит скоро Облачные Глубины наполнятся тихими детскими разговорами, спешащих на дневные занятия учеников. – Всё-таки Облачные Глубины прекрасны в это время года… – прошептала она и тут же себя одёрнула. – Ханьгуан-Цзюнь… Нет, Ванцзи, – она осторожно коснулась его руки, – могу я вас так называть? – Не нужно так формально, госпожа Цзян. Шицзе Вэй Ина – моя шицзе. С вашего позволения, конечно же, – его уши едва заметно покраснели и Цзян Яньли хихикнула, накрывая его ладонь своей. В её глазах блеснули слёзы. – Спасибо тебе. Спасибо, что остаёшься на его стороне, Ванцзи. Спасибо.

***

Цзян Яньли становится единственным человеком, с которым он может говорить о Вэй Ине, не чувствуя в ответ укора. Только её глаза не наполняются ненавистью при звуке его имени и только она позволяет ему переживать его горе в открытую, не стыдясь чувств и эмоций, не свойственных молодому господину его статуса. После разговора с госпожой Цзян, ему стало немного легче. Её рассказы о детстве братьев, их проделках с младшими учениками ордена, позволяют ему держаться на плаву хотя бы для вида, чтобы не беспокоить лишний раз занятого разъездами брата и дядю. Они ежедневно посылают друг другу письма, в которых делятся своими делами и заботами. Лань Ванцзи каждый раз благодарит госпожу Цзян за её великодушие. Сообщает, что она всегда будет желанным гостем в Облачных Глубинах, на что Цзян Яньли посмеивается, обещая навещать его как только выдастся свободная минутка. Следующая их встреча происходит аккурат через месяц, по личному настоянию Цзян Яньли. Она хотела, чтобы раны на спине Лань Ванцзи успели как следует затянуться и перестали беспокоить мужчину при ходьбе. И только после того, как она убедилась, что его ранам больше не угрожает вновь открывшееся кровотечение, она тут же посетила Облачные Глубины официальным визитом, в сопровождении пары тройки слуг и охранников. ‒ Госпожа Цзян, ‒ Лань Ванцзи вежливо кланяется, приветствуя гостью. ‒ Ванцзи! ‒ восклицает Яньли, обеспокоенно заглядывая ему в глаза. ‒ Как ты поживаешь? Как твои раны? Ты уверен, что уже можешь вставать с постели? ‒ Всё хорошо, госпожа Цзян, ‒ он кивает, ‒ не стоит беспокоиться. Она оглядывает его с ног до головы, останавливая взор на длинных, выразительных пальцах, испещрённых красными ссадинами от струн гуциня. Свежие. Девушка тяжело вздыхает, покачивая головой. ‒ Надеюсь мне не нужно напоминать тебе как следует заботиться о себе и выполнять все предписания лекарей? ‒ Конечно, нет, ‒ уверяет Лань Ванцзи, опуская потемневший взгляд. ‒ Ну и замечательно, ‒ она ярко улыбается, тут же переводя тему. ‒ Ты не против немного пройтись? В Облачных Глубинах просто прекрасная погода. Знаешь, я так давно не была на свежем воздухе. Они медленно идут бок о бок по цветущим садам Облачных Глубин, уходя всё дальше от учебных павильонов. Вскоре им уже перестают попадаться адепты, спешащие на занятия и патрулирующие местность. Ветер протяжно завывал, тревожа покоившиеся на ветках листья. Они осторожно развевались с едва различимым шорохом, принося отдыхающим прохладу и сырость раннего полудня. ‒ Как ваши дела, госпожа Цзян? ‒ начинает вежливую беседу Лань Ванцзи. ‒ Как ваша дочь? ‒ У нас всё в порядке, как может быть иначе? Госпожа Цзинь делает всё, чтобы наша жизнь в башне Кои была комфортной. Я ей безумно благодарна за это. ‒ Я слышал, что болезнь госпожи Цзинь усугубляется. ‒ К сожалению, с каждым днём ей всё хуже и хуже, ‒ признаётся Цзян Яньли обеспокоенно. ‒ Думаю, скоро ей придётся оставить нас. ‒ Вам не нравится в Ланьлине, ‒ внезапно произносит Лань Ванцзи, чем тут же сеет между ними звенящую тишину. Даже не вопрос, констатация факта. Из уст девушки вырывается добрый смешок. ‒ Ты заметил? Ты не подумай, Ланьлин ‒ чудесное место. Орден Ланьлин Цзинь очень добр ко мне, а вокруг А-Лин всегда самые лучшие учителя и сиделки. Я благодарна их семье за всё, что они сделали для меня, правда! Просто… ‒ она вздыхает. Её глаза наполняются усталостью. ‒ Мой дом там, где есть дорогие мне люди. Я была счастлива в Ланьлине вместе с любимым мужем и дочерью. Эти двое всегда скрашивали моё одиночество. Но теперь… Я осталась совершенно одна. Госпожа Цзинь больше не покидает своих покоев, а вторая госпожа Цзинь полностью в работе. Теперь всё, что занимает мои дни ‒ это игры с детьми¹ и чтение книг в покрытых золотом четырёх стенах. Ох, ‒ она себя одёрнула, ‒ Что же я такое говорю? Прости, что разоткровенничалась и так много себе позволила. ‒ Госпожа Цзян всегда выслушивает меня. Я сочту за честь выслушать вас. Вот так вот просто и безапелляционно. Цзян Яньли благодарно кивает, принимая его доброту. ‒ Спасибо тебе, Ванцзи. Не знаю, что бы я делала без наших встреч. Знаешь, они запрещают мне даже самой снимать верхние одежды. Молодая госпожа не должна готовить, молодая госпожа не должна сама нянчить ребёнка, не должна сама надевать платье и причёсывать волосы. В первом по богатству ордене молодая госпожа вообще мало что может делать, на каждое её движение есть слуги. Я ценю комфорт, который имею, но… ‒ она запнулась. ‒ Иногда этого всего бывает слишком много. ‒ Глава ордена Цзян не навещает вас? ‒ Что ты, А-Чэн весь в делах и заботах, ‒ Яньли отмахивается. ‒ Он стал таким серьёзным после того, как занял пост главы. Ещё хуже, чем наша мать, право слово, иногда я вижу в его глазах всю её холодность и строгость, ‒ она легко посмеивается, прикрывая рот рукавом. ‒ А-Чэн шлёт мне письма, интересуется здоровьем А-Лин. Постоянно обещает навестить, но встречаемся мы только в дни совета кланов в Ланьлине. Это печалит, но едва ли я имею право его винить. ‒ Вы скучаете по Юньмэну. ‒ Я скучаю по тем беззаботным дням, когда могла проводить целые дни, слушая шуточные перебранки братьев на берегу реки. В те дни жизнь была гораздо проще. – Как вы это пережили? Лань Ванцзи внезапно остановился, заставляя ушедшую вперёд Цзян Яньли повернуться. Она подняла вопросительный взгляд. – Смерть любимого человека. ‒ Нашла причину не умирать. Знаешь, после того, как я очнулась в своей комнате, будучи полностью перевязанной бинтами и не имея ни малейших сил пошевелиться, я не знала почему осталась жива. Узнать о смерти брата не составило труда, об этом шептались служанки за дверью. Думали, что я не слышу. Мне не хотелось есть, не хотелось спать, принимать лекарства, разговаривать. Ничего. Лекари разводили руками. Раны не затягивались, у организма не было сил восстановиться. В каком я была состоянии, когда узнала, что штурм горы Луаньцзан возглавлял А-Чэн? ‒ Яньли покачала головой. ‒ А потом мне принесли А-Лин. Она улыбалась мне, вот так просто, чисто и искренне. И тогда я поняла, что могу жить ради неё. Я обязана жить ради неё, вот, что я подумала в тот момент. Кем бы я была, если бы оставила её одну? Разве я могла позволить себе лишить её родителя? Оставить в этом жестоком мире, где бы ей с детства рассказывали о прегрешениях дяди? Годами взращивали ненависть к человеку, которого она даже не знала, и лишили той чистой, искренней улыбки, что она по сей день дарит близким людям? Я же думала, что была единственной, кто помнил А-Сяня. Не Старейшину Илин. А-Сяня. Моего шебутного младшего брата, что всегда был беззаботным, озорным ребёнком, что всегда стремился к справедливости и делал всё, ради счастья близких ему людей. Я выжила, чтобы в Поднебесной сохранилась светлая память о Вэй Усяне, улыбчивом юноше из Юньмэн Цзян, что пожертвовал всем, ради своих убеждений. А продолжила жить ради ребёнка, в глазах которого по сей день вижу лицо любимого человека. Лань Ванцзи поражённо замер, обдумывая слова Яньли. ‒ Госпожа Цзян, ‒ вдруг начал он, уверенно смотря в её глаза, ‒ Я хочу вас кое-кому представить.

¹ ‒ имеются ввиду Цзинь Лин и Цзинь Жусун (сын Цзинь Гуанъяо из канона).

Они спустились вниз по узкой, белокаменной тропинке и прошли мимо жилых комнат адептов, находившихся в заметном отдалении от гостевых и учебных павильонов. Даже не подходя к поляне, можно было услышать шум детских голосов и строгие, взрослые тона едва слышно их одергивающие. Там, на зелёной лужайке, как стайка крольчат резвились малыши в миниатюрных белых ханьфу, смотревшиеся на их пухлых тельцах донельзя забавно. На их лбах красовались ленты с узором плывущих облаков, и Цзян Яньли поражённо замерла, рассматривая их румяные личики, довольные создаваемой на поляне суетой. Они весело скакали, не переходя на бег, но их спешные шаги никак нельзя было назвать допустимыми, из-за чего стоящие поодаль молодые учителя заметно раздражались, пытаясь их утихомирить. ‒ Это… ‒ Цзян Яньли непонимающе нахмурилась, обращаясь к Лань Ванцзи. ‒ Среди спасённых Вэй Ином заключённых из клана Вэнь были не только военнопленные солдаты и их семьи, ‒ девушка проследила за его тяжёлым, наполненным печалью взглядом, вдруг понимая, что, кого он хочет ей этим взглядом показать. В последнее время ей это удавалось поразительно легко, ‒ Он очень его любил. Цзян Яньли поражённо замерла, разглядывая дующего губы мальчика, что большими, круглыми глазками глядел на своего озорного друга, как-то замявшись в стороне и не решаясь на проказы. ‒ Неужели этот мальчик?.. ‒ она охнула, прикрывая рот ладонями. Её глаза заблестели от подбирающихся слёз. ‒ Но как?!? ‒ Я нашёл его спустя несколько дней после осады, ‒ признался Лань Ванцзи, сжимая руку за спиной до побелевших костяшек, ‒ он прятался в дупле дерева и был сильно истощён. ‒ Гэгэ! ‒ вдруг раздался радостный детский крик, и только что неуверенно стоявший в стороне мальчик со всех ног ринулся к ним на встречу, сверкая яркой, как небесный фонарь, улыбкой. ‒ Лань Юань! ‒ недовольно окрикнул один из учителей. ‒ В ордене Гусу Лань запрещено бегать, сколько раз мне это повторять? От Лань Цзинъи дурости набрался? ‒ Как ты обращаешься ко второму молодому господину?!? ‒ догнал его второй учитель, прижимая к себе пристыженного малыша за плечи. Он в ужасе глядел на Лань Ванцзи, страшась увидеть на его лице злость и раздражение. ‒ Умоляю, простите нас, Ханьгуан-Цзюнь, он ещё маленький, не до конца понимает с кем‒ Лань Ванцзи остановил все его возражения одним решительным движением руки, заставив юношу мгновенно замолчать и удалиться, низко поклонившись. Лань Юань хлюпнул носом и расстроено прижался к ноге Лань Ванцзи, обнимая его всем своим маленьким телом. ‒ А-Юань, ‒ мягко начал мужчина, опустив руку на голову мальчика, ласково её поглаживая, ‒ ты помнишь, о чём мы с тобой договаривались? ‒ Обращаться по титулу, вне стен Цзинши… ‒ промямлил малыш ему в подол. ‒ Прости, гэгэ… ‒ Ты молодец, А-Юань. Я хочу представить тебя нашей гостье. Госпожа Цзян прибыла к нам издалека. ‒ Ой, ‒ Лань Юань, только сейчас заметив рядом постороннего человека, отскочил от ноги Лань Ванцзи и тут же, всё ещё довольно неуклюже, сложился в вежливом поклоне. ‒ Здравствуйте, госпожа Цзян! Моё имя Лань Юань, Лань Сычжуй. Мне четыре года, ‒ отрапортовал он, как показывал учитель. Лань Юань поднял полный надежды взгляд на Лань Ванцзи и с довольной улыбкой распрямился, когда тот одобрительно ему кивнул. Цзян Яньли звонко рассмеялась. ‒ Рада знакомству молодой господин Лань, ‒ склонилась она в ответном приветствии. Её глаза просияли и она присела перед мальчиком, беря его ручки в свои. ‒ Сычжуй, да? ‒ произнесла девушка, обращая понимающий взгляд на Лань Ванцзи, ‒ Просто чудесное имя, ‒ прошептала она. ‒ Надеюсь, мы с тобой подружимся.

Сычжуй ‒ «вспоминать и тосковать». Взято из стихотворения, написанного Мосян Тунсю. Оно описывает чувства Лань Ванцзи к Вэй Усяню.

***

Лань Ванцзи приметил, что с тех пор, приезжать в Гусу госпожа Цзян начала довольно часто. Ей нравилось проводить время, прогуливаясь по огромным цветущим садам Облачных Глубин в компании Лань Ванцзи. Они праздно проводили время за тихими беседами. Иногда пили чай, уединившись в беседке недалеко от Цзинши, а иногда и вовсе молча сидели, наслаждаясь видом покрытых туманом и облаками гор, не желая разбавлять тишину пустословной болтовнёй. Иногда к ним присоединялся Лань Юань, что словно птичка счастливо заливался рассказами о прошедшем дне, веселя взрослых своими нескладными детскими речами. А иногда их накрывала тоска о прошлом, и Цзян Яньли заводила полные печали разговоры о насущных делах и заботах, что не оставляли их сознание ни на минуту, мрачной тенью стоя за их спинами, в ожидании своего часа. ‒ Всё Поднебесье сейчас обсуждает подвиг главы ордена Юньмэн Цзян во время штурма горы Луаньцзан, ‒ вдруг прерывает тишину Цзян Яньли во время очередной молчаливой прогулки по саду. ‒ Вы этому верите? ‒ Что А-Чэн собственными руками убил А-Сяня? ‒ переспрашивает Яньли, усмехнувшись. Лицо её было далеко безрадостно. ‒ Я скорее поверю, что А-Сянь себя испепелил. Взгляд Лань Ванцзи темнеет. ‒ Думаете Цзян Ваньинь не смог бы? ‒ задал он вопрос, тихим голосом. ‒ Конечно, нет, ‒ отмахивается она бодро и уверенно. ‒ У него никогда не поднимется рука на А-Сяня, ‒ едва заметно осекается, ‒ не поднялась бы. ‒ Я слышал, что он жестоко карает всех приверженцев Тёмного Пути, кто осмелился идти по стопам Вэй Ина. ‒ Пытается выпустить пар, не более, ‒ она покачала головой. ‒ Не может простить себе его смерть и отчаянно ищет подтверждение тому, что душа А-Сяня не сгинула в небытие. Я пыталась его вразумить, но это то, как он переживает своё горе, ‒ её голос сошёл почти до шёпота. ‒ Все мы делаем это по-разному. ‒ Вы смерились? Приняли его смерть? ‒ Конечно, нет, я всё ещё ношу траур, ‒ Цзян Яньли указала на свои белые одежды, ‒ Так положено, но это не то, чего бы хотел для нас А-Сянь. Он был бы не рад, узнай, что мы целиком посвятили себя горю и тоске по нему. Ты слышишь, Ванцзи? ‒ она строго посмотрела на своего спутника. ‒ Жизнь идёт своим чередом. Она двигается дальше и мы тоже должны. Он заметно нахмурился, смотря куда-то вдаль. Его губы плотно сжались. ‒ Я никогда не смогу принять. Цзян Яньли смотрела на него, и её глаза тонули в искреннем беспокойстве и переживании, которого, в последнее время, у девушки было через край. ‒ Ты слишком перенапрягаешься. Делаешь только хуже своим ранам. Не даёшь спине восстановиться. ‒ Мне всё равно на раны, ‒ заявляет он чётко и уверенно. Его тон не жаждет возражений, и Цзян Яньли сдаётся перед его упрямством. ‒ Какое же неразумное дитя, ‒ она мягко улыбнулась и покачала головой. ‒ Как тебе удаётся так легко к ним относиться? Для вашей семьи шрамы от дисциплинарного кнута ‒ это несмываемое пятно позора. Лань Ванцзи не размышлял перед ответом ни секунды. ‒ Я получил их защищая любимого человека. Для меня носить эти шрамы ‒ гордость. Цзян Яньли отчаянно вздохнула, опуская взгляд. Она почувствовала, как поперёк горла встаёт неприятный комок. ‒ Жаль только, другие люди рассуждают не так же здраво как ты, ‒ горько произнесла она, отворачиваясь от мужчины прежде, чем он заметит её переживания. ‒ Вас беспокоят ваши раны? ‒ вдруг догадывается Лань Ванцзи. Цзян Яньли обнимает себя руками. На лице её написано безразмерное сожаление, и она неловко ёжится, ведя плечом. ‒ Шрамы для девушки ‒ это причина тыкать в неё пальцем и зубоскалить. Это пятно порочащее её честь и достоинство. Особенно если они на видном месте, ‒ шепчет она касаясь бинта на своей шее. ‒ Глупость, ‒ категорично заявляет Лань Ванцзи, и его упрямство заметно трогает. Яньли ласково касается его руки. ‒ Я понимаю, что ты хочешь сказать, Ванцзи. Я не стыжусь, я действительно горда, что получила их защищая свою семью. Но боюсь, люди ещё долго не перестанут вести за моей спиной пересуды. ‒ Я не допущу, ‒ обещает он, упрямо и настойчиво заглядывая ей в глаза. Его упорство возвращает Яньли улыбку полную былой нежности. ‒ Спасибо тебе, Ванцзи, ‒ искренне благодарит она, ‒ И всё-таки вы с А-Сянем удивительно похожи. Лань Ванцзи тут же смущённо отворачивается. Шепчет, что это не так, но Цзян Яньли успевает рассмотреть, как предательски краснеют его уши, и это поднимает внутри неё волну доброго смеха. ‒ В своём стремлении защитить меня особенно. ‒ Госпожа Цзян, ‒ вдруг начинает Лань Ванцзи и Яньли чётко улавливает, как сменяется тон его речей. Обычно полный мягких оттенков при разговорах с ней, сейчас он больше напоминал деловой и отрешённый, каким Ханьгуан-Цзюнь наставлял неразумных адептов, когда они позволяли себе слишком много. ‒ Да, Ванцзи, что такое? ‒ У вас точно всё хорошо? ‒ его голос бесцветен и серьёзен, но что-то в нём заставляет Яньли заметно напрячься. ‒ Конечно! ‒ отвечает она, натягивая улыбку. ‒ Что за вопросы? ‒ Вы с вашей дочерью всегда будете желанным гостем в Облачных Глубинах. Она тепло улыбается, но голос её непривычно твёрд. ‒ Спасибо тебе за доброту, Ванцзи, я учту.

***

Вскоре до Гусу доходят печальные вести о кончине первой жены Цзинь Гуаншаня ‒ госпожи Цзинь. Лань Ванцзи пишет деве Цзян письмо, выражая скорбь и сожаление от лица всего ордена Гусу Лань, на что девушка сдержанно отвечает, что всё в порядке и благодарит за его заботу. Несколько месяцев она должна провести отбывая траур по покойной и подготовить достойную погребальную церемонию, так что письма она шлёт совсем редко, будучи полной дел и обязательств. В Облачных Глубинах она появляется аккурат к началу весны, не объявив о своём внезапном визите, чем сеет среди адептов ордена небольшую панику. Встречают её взволнованные Лань Сичэнь и Лань Цижэнь, только что узнавшие о приезде гостьи. ‒ Госпожа Цзян, ну что же вы! ‒ с искреннем беспокойством причитает Лань Цижэнь, сгибаясь в вежливом поклоне. ‒ Такой долгий путь с ребёнком на руках и без охраны. Малышка Цзинь Лин в объятиях матери молча хлопает глазками, засунув в рот большой пальчик. Застеснявшись двух незнакомых людей, она прячет лицо в шее мамы, схватив её за ворот ханьфу, чем невольно вызывает у мужчин улыбку. За спиной Яньли, опустив головы, стоят две служанки с сумками полными вещей и небольшими корзинками в руках. Цзян Яньли мягко улыбается, с трудом кланяясь с тяжёлой дочкой. ‒ Меня сопроводили несколько слуг, благодарю за беспокойство, господин Лань. Мне показалось, что на мечах будет сподручнее. Лань Цижэнь с напускным недовольством цокает, поглаживая бороду. ‒ Нужно было написать нам, мы бы отправили адептов встретить вас. ‒ Это лишнее, ‒ настаивает Яньли, ‒ мы с А-Лин прекрасно добрались. ‒ Как ваши дела, госпожа Цзян? ‒ включается в вежливую беседу Лань Сичэнь. ‒ Как ваша дочь? ‒ Растёт не по дням, молодой господин Лань, ‒ учтиво отвечает девушка. ‒ Как поживает вторая госпожа Цзинь? Всё ли у неё хорошо? ‒ голос Лань Сичэня обеспокоен. ‒ Вся в делах и заботах, вы сами понимаете. ‒ Ох, горе, какое же горе! ‒ качает головой Лань Цижэнь. ‒ Примите наши соболезнования, госпожа Цзян. Такое нелёгкое время. ‒ Что же сподвигло вас так срочно прибыть в Облачные Глубины? ‒ Лань Сичэнь хмурит брови, теряясь в догадках. Губы его плотно сжаты, и этот его жест до жути напоминает Яньли его младшего брата. ‒ Надеюсь ничего серьёзного? ‒ Ох, уверяю вас, ‒ отмахивается девушка, удобнее перехватывая дочь в руках, ‒ ничего кроме искренне сильного желания увидеть знаменитые сады Облачных Глубин в цвету. От Цзян Яньли не укрывается, как заметно расслабляются плечи Лань Сичэня после её слов. Морщинка меж его хмурых бровей разглаживается, уступая место мягкой, вежливой улыбке. ‒ Что ж, ‒ Лань Цижэнь вторит племяннику, едва заметно улыбаясь краешком губ, ‒ тогда милости просим. Чувствуйте себя как дома, госпожа Цзян, и ни в чём себе не отказывайте. Мы уже послали адептов подготовить вам комнату, всё будет в лучшем виде. ‒ Вы наверное желаете увидеть Ванцзи, ‒ вдруг спохватывается Лань Сичэнь. ‒ Я провожу. Цзян Яньли благодарно кивает им обоим, жестом показывая служанкам, чтобы они следовали за ней. Цзинь Лин, непривыкшая к незнакомому месту, в руках матери совсем притихла, осторожно болтая ножкой туда-сюда, пока они шли по Облачным Глубинам, вдоль белых стен и чёрных черепичных крыш. ‒ В добром ли вы здравии, госпожа Цзян? Не беспокоят ли вас ваши раны? Девушка непроизвольно напрягается, покрепче сжимая дочь. ‒ Вашими мольбами, молодой господин Лань, ‒ отвечает она с улыбкой. ‒ Я как раз собирался в ближайшее время посетить Ланьлин, озаботиться делами сестрицы, ‒ сообщает он как бы между делом. ‒ Мне кажется, вам не стоит так волноваться, Цзэу-Цзюнь. Вторая госпожа Цзинь прекрасно справляется со всем своими силами. Ванцзи! ‒ вдруг громко зовёт она, увидев идущего навстречу им мужчину. ‒ Простите, Цзэу-Цзюнь, я пойду. Девушка исчезает так же внезапно, как и появилась, сея в сердце Лань Сичэня смуту. Он лишь легонько качает головой, направляясь другой тропинкой прочь. ‒ Госпожа Цзян, что-то случилось? ‒ интересуется Лань Ванцзи, взволнованный спешкой Цзян Яньли. ‒ Нет-нет, что ты, ‒ тараторит она с широкой улыбкой. ‒ Мы проездом из Ланьлина в Юньмэн. Мне просто захотелось передать А-Юаню гостинцы и привезти сюда А-Лин. Негоже ей всё время проводить в трауре в четырёх стенах, пусть немного подышит свежим воздухом. Лань Ванцзи перевёл свой холодный взгляд на девочку в её руках, стараясь сделать максимально не грозный вид, что получалось у него откровенно плохо. ‒ Молодая госпожа Цзинь, приветствую вас, ‒ кивает он малышке. ‒ Здлавствуйте, ‒ с трудом выговаривает Цзинь Лин, пряча в смущении глазки. ‒ Тётушка! ‒ вдруг окрикает Цзян Яньли звонкий голосок. Из-за подола Лань Ванцзи показываются две опрятные тёмные макушки с завязанными на лбах белыми лентами. ‒ Ох, А-Юань, Цзинъи, ‒ посмеивается Цзян Яньли. ‒ Как вы поживаете мальчики? ‒ Тётушка, это ваша дочка? ‒ спрашивает Лань Юань, с разбегу обнимая девушку за ноги. Он забавно запрокидывает голову, пытаясь разглядеть прятавшую лицо Цзинь Лин. Виснувший на его плечах Цзинъи пытался сделать тоже самое. ‒ Дочка, ‒ соглашается Яньли, поглаживая Лань Юаня по голове. ‒ А-Лин, поздоровайся с мальчиками. Она опускает малышку на землю, чтобы она как следует поприветствовала новых знакомых. Цзинь Лин криво складывает ручки, копируя взрослых, и важно кланяется, болтая на голове маленьким хвостиком. ‒ Здлавствуйте, я Цзинь Лин, плиятно познакомиться. ‒ Я Лань Цзинъи, ‒ вскрикивает мальчик, поднимая вверх руку, ‒ а это Лань Юань, нам уже пять, мы адепты ордена Гусу Лань! А почему на тебе белое хань‒ ‒ Цзинъи, ‒ строго прерывает его нескончаемый поток слов Лань Ванцзи, заставляя мальчика замолчать прежде, чем он скажет что-то очень нетактичное. ‒ Ой, ‒ пищит Цзинъи, картинно накрывая рот ладонями. Он немного пристыжено топчется на месте, но тут же прытко оббегает новую знакомую, с широкой улыбкой беря её за руку. ‒ Тётушка, можно нам поиграть? ‒ тихонько спрашивает Лань Юань, смотря на Цзян Яньли огромными чёрными глазками, полными мольбы. ‒ Мы очень аккуратно! ‒ обещает он. ‒ Покажем ей кроликов. Ханьгуан-Цзюнь, можно? ‒ Да! Пожалуйста! ‒ излишне громко кричит Цзинъи, раскачивая руку Цзинь Лин из стороны в сторону. Устоять на месте он явно не мог, оттого постоянно не то подпрыгивал, не то вздрагивал, утягивая за собой Цзинь Лин, что была меньше его на целую голову. ‒ Подождите, ещё успеется, ‒ останавливает их Цзян Яньли с добрым смехом. ‒ Я привезла вам кое-что очень вкусное, ‒ заискивающе начинает она, интригуя детей неожиданным сюрпризом. ‒ Давайте перекусим. А-Сун! ‒ подзывает она слугу, веля разогреть еду и накрывать на стол. ‒ Ура! Еда! Пошлите скорее! ‒ радостно вопит Цзинъи, утягивая Цзинь Лин вперёд по дорожке скорым шагом. На полпути мальчик останавливается, озадаченно поворачиваясь на недвинувшихся с места взрослых. ‒ А куда идти? ‒ непонимающе спрашивает он. Цзян Яньли не может подавить улыбку, оттого прячет её за рукавом. Стоящий рядом с ней Лань Ванцзи вздыхает. ‒ Давайте в сторону беседки, ребятня, ‒ направляет их Яньли. Лань Юань осторожно берёт её за руку, ведя за собой, как Цзинъи А-Лин. Лань Ванцзи ничего не остаётся, как последовать за этой процессией следом. ‒ Что это? ‒ удивлённо спрашивает Лань Цзинъи, когда они устраиваются за накрытым столиком недалеко от резной беседки. Мальчик неблагопристойно лез локтями на стол, принюхиваясь к пиале, в которую Цзян Яньли наливала что-то съестное. ‒ Это суп из свиных рёбрышек и корней лотоса, ‒ отвечает девушка, ставя перед ним пиалу. ‒ Для адептов ордена Гусу Лань, наверное, вкус будет немного резковат, но, надеюсь, вы оцените. Мои братья очень его любили, когда были в таком же возрасте как вы. ‒ Дядя Чэн? ‒ поднимает голову Цзинь Лин, услышав знакомое слово. ‒ Да, ‒ ласково шепчет Яньли, мягко поглаживая её по голове, ‒ и дядя Сянь. ‒ Какая вкуснотища! ‒ удивлённо вскрикивает Цзинъи с ложкой во рту, ‒ Даже рядом с нашими дурацкими кашами не стоит! Госпожа Цзян, а вы можете готовить нам всегда? ‒ Цзинъи, приличия, ‒ хмуро одёргивает его Лань Ванцзи. ‒ Ой, простите, ‒ мальчик пристыжено замолкает, начиная резво проглатывать ложку за ложкой. Сидящий рядом с ним Лань Юань хмурился, надувая губы. Он сосредоточенно глядел на свою порцию, размешивая, но не приступая к трапезе. ‒ А-Юань, что-то не так? Тебе не нравится? ‒ решает уточнить обеспокоенная Цзян Яньли. ‒ Очень вкусно, тётушка, ‒ Лань Юань мотает головой. ‒ Просто у меня такое чувство, будто я его уже когда-то пробовал. Не могу вспомнить… ‒ в его голосе слышится заметная печаль. Он задумчиво смотрит на свою порцию, совершенно не замечая, как оторопели взрослые. ‒ Тётушка, привезите ещё, пожалуйста, когда приедете в следующий раз. ‒ Да, пожалуйста! ‒ поддерживает его Лань Цзинъи, уплетая суп за обе щёки. Цзян Яньли чувствует, как внутри неё всё сжимается, от невыплаканного горя. Попробовать суп по личному рецепту Цзян Яньли он мог только от одного человека и, судя по ледяному взгляду Лань Ванцзи, он тоже начал это понимать. ‒ Конечно, дорогой, ‒ говорит она и на её глазах выступают слёзы. ‒ Конечно, как скажешь. ‒ Госпожа Цзян, ‒ вдруг подаёт голос, задумчиво молчавший Лань Ванцзи. ‒ Да, Ванцзи, что такое? ‒ оборачивается Цзян Яньли, доставая из рукава платок. ‒ Научите меня готовить по вашему рецепту? ‒ спрашивает он, и Яньли видит по его замершему выражению лица намного больше того, что мужчина мог бы сказать словами. Она расплывается в счастливой, не лишённой печали улыбке и едва слышно шепчет: ‒ С радостью.

***

С тех пор госпожа Цзян вместе с дочкой стали постоянными посетительницами Облачных Глубин. Приезжали они раз в несколько недель. Пока Цзинь Лин, не имевшая друзей в родном ордене, проводила время за играми с младшими господами семьи Лань, Цзян Яньли вела беседы с Лань Ванцзи, наслаждаясь хорошим времяпрепровождением вдали от траура своего ордена. Лань Юань и Лань Цзинъи быстро привязались к Цзян Яньли, начав бегать за ней хвостиком, словно утята за мамой уткой, как только она показывалась на горизонте. Девушка же прикипела к ним в ответ, начав частенько привозить гостинцы и брать с собой на прогулку в город, с личного разрешения Лань Цижэня и Цзэу-Цзюня. Лань Ванцзи переживал, что постоянное внимание трёх детей утомит Цзян Яньли, но девушка только отмахивалась, говоря, что проводить время с племянником ей только в радость, чем заставляла Лань Ванцзи заметно краснеть ушами под её звонкий смех. Учителя мальчиков очень раздражались. Им не нравилось, что Лань Юань и Лань Цзинъи так привыкают к материнскому вниманию. Скоро они должны начать официальное обучение заклинательскому делу, совершенствовать тело и дух, приступив к формированию золотого ядра. Столь постоянное, личное внимание заметно баловало, словно ставя их выше других адептов, что, разумеется, было категорически запрещено. Тем не менее, выразить своё недовольство Лань Цижэню они не смели, а он, в свою очередь, был слишком очарован госпожой Цзян, чтобы сделать ей замечание и это самовольство прекратить. Приезжала Цзян Яньли спешно и без надлежащего сопровождения экипажем, чем поднимали внутри Лань Ванцзи волнения. Он не мог этого объяснить, но он переживал о её благополучии, вопреки убеждениям девушки, что всё в порядке. Что-то заставляло её из раза в раз сбегать из Ланьлина, и Лань Ванцзи был намерен разобраться с этим во что бы то ни стало, пусть для этого и придётся пойти наперекор словам Цзян Яньли и возможно её разгневать. ‒ Ванцзи, тебя что-то беспокоит? ‒ замечает его нервное состояние Лань Сичэнь, во время неспешной вечерней прогулки. ‒ Вероятно, это касается госпожи Цзян, ‒ совершенно не удивляется он. ‒ Что-то случилось? ‒ Я не знаю, ‒ говорит Лань Ванцзи едва слышно. ‒ Мне кажется, что что-то происходит. Не могу объяснить. Его руки были напряжены, а челюсть плотно сжата. Это всё не укрылось от зоркого глаза Лань Сичэня, выдавая Лань Ванцзи вместе с его усердными внутренними муками. ‒ Думаешь, её частые приезды имеют причину? ‒ совершенно точно улавливает ход его мыслей Лань Сичэнь. ‒ Она отчего-то бежит. Лань Сичэнь вздыхает, качая головой. ‒ Ванцзи, ‒ начинает он, ‒ я не думаю, что это стоит наших волнений. Я уверен, что ты что-то не так понял, и госпоже Цзян просто нравится твоя и детей компания, всего лишь. ‒ Люди зубоскалят. ‒ Ты о тех разговорах, что ходят о госпоже Цзян в народе? ‒ понимает Лань Сичэнь. ‒ Люди всегда любили болтать лишнего, не разобравшись в ситуации. Может со стороны так и не кажется, но госпожа Цзян одна из самых сильным духом женщин на моей памяти. Пустословные сплетни ‒ не то, что может её сломить. ‒ Ей не нравится в Ланьлине. ‒ Конечно, ведь там она уже несколько лет подряд теряет близких ей людей, ‒ речь Лань Сичэня легка и размеренна. Своей неспешностью она внушает доверие и спокойствие. ‒ Я поговорю с сестрицей. Уверяю тебя, она сможет обо всём позаботиться. Лань Ванцзи хмурится. ‒ Я не знаю. Не думаю, что это нужно. ‒ Гуанъяо защитит госпожу Цзян от нападок сплетников, Ванцзи. Я тебе обещаю, ‒ Лань Сичэнь мягко касается его плеча. ‒ Но если тебе станет легче, я поговорю с госпожой Цзян лично. Позволь мне разобраться в этом самому. Уверяю тебя, беспокоиться совершенно не о чем, ‒ убеждает он. ‒ Поверь мне. Лань Ванцзи кивает, соглашаясь отступить, но волноваться меньше от этого не начинает. Что-то ему подсказывало, что проблема крылась намного глубже сплетен и всеобщего осуждения. Она крылась настолько глубоко, что даже им, заклинателям, искавшим бессмертия, было эту правду так просто не сыскать.

***

Весть о разъездах Цзян Яньли вскоре достигла близлежащих городов, обойдя всех сплетников в округе. Чего только не говорили за спиной девушки, и какие только зубоскальства не породили её вольные выходки. ‒ Вы слышали? Вдову Цзян опять видели в посёлке Цайи близь Гусу! Говорят с ней было двое младших адептов ордена Гусу Лань и юная наследница ордена Ланьлин Цзинь! ‒ Неужто опять на ярмарки ходить повадилась? ‒ мужчина брезгливо фыркнул. ‒ Ну что за неблагодарность! Не успел её муж и его родители отойти в мир иной, как эта девка уже с детишками во всю развлекается, вместо того чтобы чтить традиции и блюсти положенный трёхлетний траур! ‒ Клан Цзинь так любезно принял её в семью, отнёсся ней как к собственной дочери и вот чем эта змеюка им отплатила! Сказала бы спасибо, что её, дурнуху, приметили, так выгодно сосватали, так нет же! Тьфу! ‒ плевалась девушка. ‒ Вот она то всё семейство мужа, вместе с сыном второй жены Цзинь Гуаншаня и извела, гадюка! Всё что угодно, лишь бы при деньгах остаться и дочь наследницей сделать. ‒ Говорят, она теперь частенько в орден Гусу Лань наведывается, ‒ как бы между делом бросила вторая девушка. ‒ Уж не к одному из Нефритов ли? ‒ Да быть не может! Чтобы такая девка, да с кем-то из Нефритов? Ни рожи, ни кожи. Проста, как медная монета. Наверняка ведь с кем-то из адептов крутит! ‒ А я слыхал, что её теперь часто со вторым молодым господином видно! Ходят, хихикают, как два голубка, ‒ мужчина вскрикнул. ‒ Крутят они, руку на отсечение даю! ‒ С самим Ханьгуан-Цзюнем? ‒ люди заохали. ‒ Да что же такому возвышенному господину в этой дурнушке приглянулось? Ни заклинательскими способностями, ни внешностью, ни формами судьба не наградила. Она то понятно, на деньги повелась, не к Незнайке же из Цинхэ Не идти. ‒ А вы видали какие ей шрамы война оставила? Всё горло изуродовано! Взглянуть страшно! Девушки в ужасе зашептались, хватаясь за сердце. ‒ Ох, нечисто тут что-то, ох, нечисто! Шиди то её, сам Старейшина Илин! Говорят она его до последнего защищала, наверняка ведь до сих пор его идеологии потакает! ‒ Точно-точно! ‒ вторил новый голос. ‒ Научил её каким-нибудь своим тёмным техникам, а она то Ханьгуан-Цзюня и охомутала! Ох, горе то какое! ‒ Даже сына подарить мужу не смогла, что с неё вообще взять можно, ‒ мужчина скривил лицо. ‒ От семьи один брат остался, да и тому на неё уже плевать давно. Стыд и срам! ‒ А непокорная то какая! ‒ причитала юная госпожа. ‒ Помните, что она во время знаменитой облавы на горе Байфэн устроила? В присутствии будущего супруга, его собственному двоюродному брату хамить позволила! Выпороть да и только! ‒ Она тогда за Старейшину Илин заступаться начала. Наверняка ведь шашни и с ним крутила! По помещению пролетели согласные шепотки. ‒ Вот же распутница! Стыд и срам таким девкам! Стыд и срам!

***

Вечер незаметно опускался на Облачные Глубины, накрывая орден Гусу Лань непроглядной темнотой. Под трепет крыльев мотыльков и стрекотание цикад, один за другим зажигались фонари, озаряя тёплым светом аккуратно оформленные дорожки и тропинки. Облачные Глубины засверкали, представ во всём своём великолепии перед желанной гостьей. Цзян Яньли медленно прогуливалась по саду, смотря на спящие цветы, свернувшие лепестки. Туман ласково окутывал их, гонимый лёгкими вечерними ветрами, заставляя девушку ёжится от кусающего кожу холода. Откуда-то издали было слышно журчание воды. Разбивающаяся о камни, она размеренно падала мощным потоком многочисленных водопадов и ручьёв. Цзян Яньли едва заметно втянула воздух, расслабленно ведя плечом. Позади неё послышался шорох одежд. Она удивлённо обернулась, встречаясь взглядом с Лань Сичэнем. Он осторожно склонился приветствуя её. ‒ Цзэу-Цзюнь, ‒ кивнула Цзян Яньли, ‒ решили прогуляться перед сном? Он расплылся в мягкой улыбке. ‒ Позвольте мне составить вам компанию. Цзян Яньли и Лань Сичэнь бок о бок шли по вымощенными белыми камнями тропинкам, рассматривая многочисленные цветы и пруды. Освещаемые едва заметно мерцающими фонарями, они создавали просто потрясающую атмосферу возвышенности и отдалённости от всех мирских забот. Лань Сичэнь не выдержал тишины первым, громко прокашливаясь. ‒ Госпожа Цзян, ‒ начал он, пытаясь подобрать правильные слова. ‒ Что такое, Цзэу-Цзюнь? ‒ От чего вы бежите? ‒ сразу бросил он, не тратя время на хождение вокруг да около. ‒ Что, простите? ‒ Цзян Яньли нахмурилась. ‒ Своими речами вы можете провести Ванцзи, ‒ медленно произнёс Лань Сичэнь, стараясь держать лицо, ‒ но не меня. Оставьте ненужные оправдания, вы знаете, о чём я говорю. Девушка хмыкнула, сдержанно интересуясь. ‒ О чём же? ‒ Вы сбегаете от своих проблем. Сбегаете от них, погружаясь в проблемы других людей, всегда так делали. Раньше вы для этого использовали братьев, а теперь с головой ушли в заботу о Ванцзи. Цзян Яньли покачала головой. ‒ Не вам меня за это попрекать, Цзэу-Цзюнь. Вы же делаете тоже самое, ‒ вдруг произнесла она. ‒ Погружаетесь в проблемы второй госпожи Цзинь, в проблемы Не Хуайсана, в проблемы своего ордена и брата, лишь бы просто не останавливаться и не думать о себе, ‒ неприятная правда заставила Лань Сичэня опустить глаза в смирении. Отрицать очевидное смысла не было. ‒ Как видите, мы с вами одного поля ягоды. ‒ Раз вы это понимаете, так позвольте мне вам помочь. ‒ Цзэу-Цзюнь, ‒ девушка повернулась к нему лицом, мягко заглядывая в тёмные глаза, ‒ вы всегда стремитесь помочь другим. Но вы не думали, что вам пора позаботиться и о себе? Губы Лань Сичэня растянулись в улыбке. ‒ Вы увиливаете, ‒ заметил он, ‒ Не хотите рассказывать мне о своих проблемах. Цзян Яньли была не прочь продолжить их маленькую игру. ‒ С чего вы взяли, что они есть? ‒ Вы не позволяете мне помочь вам. Пытаетесь убедить меня, что у вас всё в порядке. ‒ Вы очень проницательны, ‒ призналась она. ‒ И всё же. Девушка улыбнулась, совершенно невинно декларируя: ‒ «Молодой госпоже не пристало говорить мужчине не из её семьи о своих заботах, это порочит честь семьи её мужа» ‒ сборник правил этикета для юных дам, глава «о благонравии», я думаю, вы знакомы с данным чтивом. Лань Сичэнь усмехнулся. ‒ Оставьте бесполезные правила приличия, госпожа Цзян. Вас что-то беспокоит, и я это вижу. Девушка разочарованно опустила взгляд, отворачиваясь с тихим шёпотом: ‒ Где же вы были с вашими вопросами пару лет назад? Её лицо украшала полная печали улыбка. ‒ Госпожа Цзян, ‒ громко и уверенно начал Лань Сичэнь. Его глаза горели искренним желанием, ‒ знайте, я всегда буду готов оказать вам поддержку! Вы только скажите, мы со второй госпожой Цзинь тут же‒ Цзян Яньли остановила его одним уверенным движением руки. ‒ Глава клана Лань, не стоит. В этом больше нет нужды, ‒ она упорно держала улыбку, стараясь казаться вежливой. ‒ Через несколько месяцев у моей дочери начинается учёба, а я возвращаюсь в Юньмэн к своему брату. Больше мои визиты вас не побеспокоят. Прошу прощение. Она медленно удаляется, даже не окинув Лань Сичэня прощальным взглядом. Ясное вечернее небо, озаряемое ярким сиянием и рассыпанными по нему звёздами, только начавшими проглядываться в тёмной синеве, медленно закрывают плывущие облака, окутывая поляну темнотой. Привычная для Облачных Глубин картина. Но почему-то именно сейчас она заставила Лань Сичэня вздрогнуть.