Там, где нас никогда не будет

Проснулся Леви глубокой ночью. Часа в два, как он предполагал. Причиной его пробуждения стал звук, дошедший с первого этажа. Он был похож на звук закрывшейся двери. Вспомнив вчерашние события, сердце пропустило удар. Неужели неправда? Мальчик решил проверить. Выходить через главную дверь он понятное дело не будет. Ещё Микасу разбудит, а ей уж точно не следует знать о происходящем. Аккерман решил прибегнуть к старому и проверенному способу — вылезть через окно. Он натянул ботинки, аккуратно открыл дверцу и высунул голову. Проверить свои догадки через окно представлялось невозможным, оно находилось с противоположной стороны дома. Крепко взявшись за водосточную трубу, мальчик встал на подоконник. Прыгать сразу он не стал — слишком высоко было для него. Спуститься безопасно можно было только по той же трубе. Он, переставляя руки и ноги, наконец, добрался до земли. Пути на лицевую сторону дома не было; нужно было перелезать через ограду. Благо она была мальчику по грудь. Преодолев препятствия, Леви добежал до улицы. Пусто. Но судьба подкинула подарок — взгляд подростка уловил спину, поворачивающую за угол на другую улицу. Хорошим был этот подарок или плохим мальчик мог пока только догадываться. Он со скоростью ветра помчался в сторону удалившейся фигуры. Аккерман притёрся к стене и стал на цыпочках идти к углу. Выглянув из-за него, он вновь уловил только спину. Пришлось провернуть те же движения. Наконец, фигура держала прямое направление — кабак. В том, что спина принадлежала его матери, сомнение у Леви не осталось. Осталось только желание проверить, правду ли она говорила вчерашним днём. Мальчик дождался, пока женщина зайдёт внутрь. Дверь за ней закрылась, настал его выход. Он быстрым и уверенным шагом направился туда. Сердце в груди колотилось то ли от страха, то ли от чего-то ещё. Он стоял перед дверью. Дыхание совсем сбилось. Руки в карманах дрожали, и он потянулся одной из них к ручке двери. Из-за открытой двери доносились весёлые крики и отвратительный запах алкоголя и потных мужиков. Внимательно окинув взглядом все лица вокруг, он не встретил нужного ему. Сперва Леви решил проверить слова матери. Если уж она тут работает, значит, ей нужно время, чтобы переодеться и настроиться. Мальчик стал ждать. Он нашёл укромный столик в углу этого захудалого места и сел там. Пьяные морды не обращали на него внимания. Либо им не было дела, либо они просто ничего не видели вокруг себя, учитывая то, что они не могли сделать хотя бы одного твёрдого шага. Мальчик старался не дотрагиваться ни до чего. Мало ли, что трогают эти люди перед тем, как идти сюда и пить. В зале царила усыпляющая атмосфера. Из противоположного угла доносилась музыка. Скорее всего, это был проигрыватель пластинок — музыка доносилась с тихими потрескиваниями. Было довольно душно, Леви расстегнул две верхних пуговицы. Мужики разных возрастов сидели компаниями из семи человек. Кто-то в полном одиночестве выпивал за барной стойкой. Помещение освещалось тёплым свечением, исходящим от десятка или более ламп. Аккерман уловил на себе чей-то взгляд. Это была не мама. Девушка лет двадцати слишком вульгарно одетая смотрела на него и всячески подзывала или подмигивала. «Какое скверное местечко»: подумал он. Девушке явно надоело его безразличие и она, наконец, подошла сама. — Здравствуй, малыш. — Она облокотилась на стол, представляя взору Леви свой зад. Формы у неё были неплохими по скудным познаниям мальчика. Грудь так и норовила вывалиться из бюстгальтера. Если бы мальчик мог, он бы с удовольствием дал этой девушке то, что она хочет. Но он пришёл сюда не за этим. — Извините, но я маловат для такого. — Ты такой красавчик, — она почти промурлыкала. — Возраст, думаю, не помеха. — У меня, правда, нет времени и уж тем более денег. — Он начал раздражаться. Девушка заметно поникла и, хмыкнув, пошла на поиски другого клиента. В это время мальчик заметил чёрную макушку матери. Она направлялась в сторону какой-то двери напротив него самого. За ней хвостом тянулся полупьяный мужик и так и тянул руки к её заднице. Леви в этот момент не дышал вовсе. Подорвавшись с места, он направился к ним. Они уже скрылись за дверью, и мальчик решил немного подождать. Тридцать секунд длились невероятно долго. Ноги подкашивались, а пальцы дрожали. Нижняя челюсть почему-то стучала о верхнюю, хотя холодно не было. Мальчишка подумывал о том, чтобы просто развернуться и уйти. Оставить все догадки и предположения здесь — у этой двери. Так и не узнать, правдой были её слова или ложью. Ведь есть поговорка: меньше знаешь — крепче спишь. Ему хочется уйти, но он должен открыть эту чёртову дверь и всё узнать, он не может жить обманутым. Он должен знать правду, даже не ради себя, хотя бы ради Микасы. Ещё ни у кого не получалось его обмануть, и в этот раз не получится. Вдохнув побольше воздуха, Аккерман открыл дверь. В помещении была тишина. Оно напоминало собой коридор, с дверями в боковых стенах. Этакое дерево. Как бы попасть в нужную. Мальчик стал прислушиваться ко всем дверям. Везде было тихо, кроме одной комнаты. Оттуда слышались лишь тихие стоны, которые издавала женщина. Этот голос был до ужаса ему знаком. Где-то в подсознании мальчик уже всё понял, ещё давно. Но мозг толкал дальше. Он тихо приоткрыл дверь. Единственное, что он там увидел это два человека, одним из которых была его мать. Её буквально вдалбливал в комод этот мужик. Ей было больно в области таза, а мальчишке словно по сердцу резали ножом. Он закрыл дверь. На улице в голову ударил свежий воздух. Леви словно очнулся. Он резко согнулся пополам и его начало тошнить. Ноги стали ватными, он упал. На глаза навернулась пелена слёз, он ничего не видел. Только плакал, беззвучно кричал и бил кулаком по земле, на которой лежал. Было пусто. И холодно. Как мальчик дошёл до дома, он не помнил. Помнил только, что слишком громко зашёл в дом, помнил, как от этого проснулась Микаса, как она сидела с ним на кровати и обнимала его голову, а он лишь цеплялся за её руки и ревел, ревел. Он помнил, как срывающимся голосом кричал, что всё было неправдой, что он был прав с самого начала. Кричал, как он ненавидит маму. А Микаса лишь продолжала гладить его по голове, пытаясь успокоить, и тоже плакала, но тише, чем он. А когда силы на крики иссякли, он лишь лёг, завлекая за собой девочку, обхватил её руками и продолжал тихо скулить. Сон наступил неожиданно из-за девичьих рук, которые так усыпительно гладили его голову. Он заберёт её отсюда. Ему хотелось быть где угодно, но только не здесь. Теперь это место навевало только тошноту.