Там, где нас никогда не будет

В кабаке было шумно. Зачем он сюда пришёл? Он и сам не знает. Хотелось быть где угодно, но только не у Микасы. Иначе юноша не мог. Можно было бы прогуляться, но везде были виды, вызывающие тошноту. Здесь место не лучше, но хотя бы забыться можно. Официантки знали его, поэтому без слов поставили перед ним бутылку самого лучшего алкоголя, что у них был, и граненый стакан, натёртый до блеска, что было удивительным для юноши. Девушка, дождавшись червонца, ушла прочь, виляя задом. При желании можно было бы и её купить, но он не такой. Было душно, поэтому парень снял балахон и расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. У него была привычка всё время оглядывать себя на наличие каких-либо пятен. Даже сейчас в кругу людей, которые буквально ничего не видели из-за своего состояния, он посмотрел на себя. Рубашка белая, полностью отглаженная, без складок, аккуратно заправленная в брюки. Брюки к слову чёрные, также отглаженные. Стрелки на них от паха и до самого низа были ровнее линейки. Поверх рубашки был жилет такого же цвета, как и брюки. Сидел он аккуратно, не стеснял в движениях, добавлял элегантности и стиля. И только один старый и потрёпанный балахон не вязался с этим стилем, хоть и по-своему сочетался с ним. Этот балахон представлял собой лёгкое осеннее пальто чёрного цвета, длиной до колен. Вот таким был Леви. Носить осеннее тонкое пальто в декабре месяце, это было свойственно ему. Весь внешний вид был прекрасен и чист, по мнению юноши, пока взгляд не дошёл до ботинок. На них была засохшая грязь и разводы от воды. Тем не менее, расстраиваться он не стал. Вместе с пыльным балахоном грязные ботинки смотрелись очень гармонично. Пожалуй, так и оставит. Когда разглядывать себя он перестал, пришло время открыть бутылку. В ней была жидкость янтарного цвета. Сама бутылка стояла без этикетки, поэтому Леви не знал, что он сейчас будет пить. А пьёт он исключительно ради того, чтобы расслабиться, ведь невозможно заметить чего-то отвратительного, когда всё вокруг кружится, вертится и расплывается. Он опрокинул в себя первый стакан. Виски. Раз это совершенно простое пойло было «элитным», как утверждают девушки за барной стойкой, то, что же тогда представляет собой не элитный напиток? Ему было страшно представить, что пьют эти отбросы и что с ними потом происходит. Время летело неумолимо быстро. Так бутылка и опустела. Леви было плохо и хорошо одновременно. Пора домой. Он встал, подхватив пустую бутылку и стакан, и пошёл в сторону барной стойки. Даже будучи пьяным он оставался порядочным человеком. Девушки стояли за этой самой стойкой и о чём-то говорили. У парня была привычка — перед тем, как откуда-то уйти он спрашивал: «Что слышно в городе?». Таким образом, он был в курсе всех последних событий и сплетен. Конечно же, услуга не бесплатная, но хотя бы дешёвая. Он поставил пустую бутылку перед ними и заодно протянул три франка по поверхности стойки. Девушки окинули его взглядом, затем увидели, что он дал лишние деньги и всё поняли без слов. — В городе пока тихо, мистер Аккерман. Единственное, что можем сказать это то, что вроде как из Парижа скоро приедет какой-то полицейский, детектив вроде. Ищет какого-то маньяка, сбежавшего оттуда же. — Ясно. Спасибо Леви развернулся и вышел из кабака прочь. Почему к нему относились, как к какому-то послу? Потому что боялись? Чего боялись? Того, что в кармане балахона Леви был складной нож, а в другом — револьвер. Откуда всё это добро? Как-то раз он с Эрвином ездил в командировку в Ниццу, и как достопочтенным гостям им преподнесли подарки. Леви достался личный револьвер какого-то генерала, он уж вникать не стал, а Эрвину досталась хрустальная пепельница. Странные подарки, но дорогие. Аккерман ещё долго смеялся над Смитом, сравнивая свой подарок с подарком Эрвина. Начальник не обижался. А вот револьвер действительно пригодился. С ним как-то спокойно. Откуда местные жители узнали про него? Как-то раз к ним в квартал решили забраться воры, видимо, не знали, что воровать тут и нечего. А Леви в этот момент вышел на улицу, потому что просто не мог спать. Тут он и заметил незваных гостей. Выстрел был громким и точным. Труп был закопан где-то на заднем дворе дома, в котором жил Аккерман. Юношу ещё долго лихорадило после этого. Он предпочёл бы не вспоминать об этом. Микасе и Ханджи он сказал, что это была пьянь, вылезшая из кабака и начавшая стрелять из ружья от нечего делать. К удивлению, они поверили. А вот зеваки, смотревшие в момент убийства в окна, знали всё от и до. Но угроза пистолетом сделала своё дело, и слова об убийстве больше не пролетали в этом квартале. Но Леви всё равно немного насторожило известие о приезде какого-то детектива, хоть он и был пьяным. Наконец, поток мыслей и воспоминаний закончился. На смену им пришло удовлетворённое состояние мозга и ночная прохлада. Хорошо, что о матери он вспомнил только в начале своего нахождения там. Леви сел на ступеньку крыльца. Он начал вспоминать, как и любой пьяный человек, какие-то моменты своей жизни здесь, в Бордо. Юноша не удивился, что все эти моменты были связаны с Микасой, и что все они были хорошими. Вёл он себя с ней очень странно. Вот, например, ему было семнадцать лет. Ей пятнадцать. Он шёл, ничего не замечая на своём пути, и врезался в девушку, повалив на пол и, каким-то образом нависнув сверху. Он тогда уловил её зрачки. Если бы можно было проводить линии от одного объекта к другому, то между их зрачками была бы идеальная прямая. Парень тогда заметил, что девушка как-то странно покраснела, а её зрачки расширились до невообразимых размеров, смотря на него. Сам же парень тогда дышал так, будто бы до этого пробежал минимум километр. Судорожно глотал и пытался угомонить сердце. Ему казалось, что девушка, лежавшая под ним, чувствовала этот стук. Он тогда встал и ушёл на улицу продышаться, предварительно подняв Микасу с пола. Было что-то ещё, но он видел это сейчас словно от третьего лица. Ощущение, что говорили и делали кто-то за него. Пьяный мозг не стал зацикливаться на этом. Он быстро отмахнул это воспоминание, а на смену пришло другое. Когда девушке было семнадцать, а ему девятнадцать. Отголоски подросткового периода ещё отдавались в нём, а девушка была в самом разгаре изменения, которым подвергалось тело в этом периоде. Леви тогда стоял после уборки, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на неё. Она вытирала пыль с верхней полки, ведь сам парень туда дотянуться не мог из-за своего роста. И вот Микаса встала на носки, и парень посмотрел на неё не как на сестру. Округлые женские бёдра в первую очередь привлекли внимание Аккермана. Его разум тогда затуманился похуже, чем от алкоголя. И это воспоминание тоже было как будто от третьего лица, и юноша не мог сейчас понять почему. Он опять не стал обращать внимание, а продолжил вспоминать. Затуманен разум был возбуждением, которое также проявлялось в виде быстрого ритма сердца, судорожного дыхания, обильного потоотделения и слюноотделения. Ну и само собой в паху сильно ныло, и было довольно тесно. Аккерман поднялся со ступенек и вошёл в дом. Внутри было тихо и темно. Все жители спали. Парень также заметил, что уже отрезвел. Удивительно действует воздух. Леви стал подниматься. Дальше произошло что-то странное. Было, конечно, темно, но стало ещё темнее, и это уже случилось в голове. Дальше он уже ничего не помнил и не соображал. *** Проснулся Леви в какой-то неизвестной ему комнате и не сам, а от ледяной воды, прилетевшей ему в лицо. Он оглянулся вокруг. Это не его комната, не его кровать. Вода прилетела из ковша, что сейчас находился в руках какой-то необычно злой Ханджи. Он посмотрел на неё. — Где я? — Ты у меня в комнате. — Что я здесь делаю? — Он встал с кровати и прошёл мимо Ханджи, даже не взглянув на неё, к ней в кабинет. — Стоять! Ты не пойдёшь сейчас к себе. Леви насмешливо посмотрел на Зоэ. — С чего бы? — Он усмехнулся. — Ты ещё смеешь смеяться после этого? — Она подошла вплотную и одарила его уничтожающим взглядом. Леви ничего не понимал. Он стоял и вопросительно смотрел на Ханджи. Он точно помнит, что вчера пришёл домой довольно трезвым. — Ханджи, — он протянул. — После чего «этого»? — Когда мы с тобой говорили о первом шаге, я не имела ввиду, что ты должен вломиться к ней в комнату посреди ночи и попытаться её изнасиловать. Глаз парня задёргался с невероятной силой. Мыслительный процесс в его голове невообразимо долго анализировал слова, произнесённые женщиной. — Что? Ханджи дала ему пощёчину. — Очнулся? — Что ты такое несёшь? — Леви, ты вроде не был пьяным, когда я тебя увидела. И Микаса сказала, что ты был трезв. Не прикидывайся, что ничего не помнишь. — Но я не помню. Теперь уже Ханджи смотрела на него непонимающим взглядом. — Как это не помнишь? И как я тебя подсвечником по голове ударила, не помнишь? — Нет. Единственное, что я помню, это то, что я пришёл поздно ночью домой, поднимался по лестнице, дошёл до квартиры и всё. Больше ничего. Дальше я, по-моему, уснул. — Да, уснул, но вот только уже потом. Парень, как и женщина, ничего не понимал. Странное ощущение, когда тебе говорят, что сделал то и то, но ты этого не помнишь, но точно помнишь, что даже не собирался делать ничего подобного. — Ханджи, скажи, а я успел, ну, что-то сделать? — Твоё везение, что нет. Я успела вовремя. — Я вообще не понимаю. Ты же сама прекрасно знаешь, что ничего подобного в моих мыслях не было. — Да, знаю. И тебя знаю, знаю, что ты никогда не врёшь. И вижу, что сейчас не врёшь. Поэтому я также не понимаю, как и ты. Леви опустил голову и потёр шею. — Скажи, как там Микаса? — Боится тебя. И вообще не может понять, как ты мог до такого опуститься. — Жаль, я тоже не могу понять, — он опустился на корточки и с резким вздохом произнёс, — блять! Что теперь будет? — Я советую тебе вообще не попадаться ей на глаза сейчас. Спать будешь в кабинете у меня. Ей нужно время. Потом я поговорю с ней. Но тебе тоже придётся с ней поговорить, но это уже в самом конце. Тебе бы к доктору сходить, башку свою дурную проверить. — Со мной всё в порядке. — Я сомневаюсь. В кабинет постучали. Зашла Петра. — Миссис Зоэ, вам письмо, а точнее, мистеру Аккерману. — Просто Леви. — Хорошо, извините, Леви письмо. — Давай сюда, — он взял конверт. Удивился, что кто-то написал ему письмо. — Спасибо, можешь идти. Он посмотрел на конверт. На нём был только адрес. Ни имени, ничего. Он открыл конверт. Внутри была сложенная пополам бумажка. Леви открыл её. Ровно посередине листа было выведено аккуратным почерком: «Ну и дел ты натворил, мелкий ублюдок.» Леви не понимал ничего. Точно как и Ханджи.