Грёзы

Джордж нервно заламывает пальцы и ходит туда-сюда, но только уже не по своему собственному дому, а по больничном коридору. Еще немного, и он сойдет с ума, обязательно, точно, по-настоящему. Как бы испытывая его терпение, врач то выходит из кабинета, то заходит обратно и никого не принимает. Ярость незаметно начинает подбираться к Уизли, и он уже заносит кулак над дверью, чтобы громыхнуть по нему своим ударом, как сухой старик сам выглядывает в незаметно появившийся проем и приглашает его пройти. Джордж два раза глубоко вдыхает и проходит в одно из самых не уютных помещений на планете. Дверь за ним закрывается, и он рассматривает угрюмо-белые стены, на которых едва заметно красуются желтые разводы. Черный кожаный стул, деревянный стол, заваленный кипой бумаг. Он молчит. Его союзник или оппонент — Джордж еще не решил, кто перед ним — тоже. Тогда Уизли опирается руками о тумбочку с каким-то наполовину засохшим цветком и тихим, надломленным, но в то же время решительным голосом оповещает: — Она вернулась к нему. По выражению лица лекаря видно, что он не сразу понимает о чем речь, но эту настойчивую веснушчатую физиономию он не сможет забыть никогда, потому что настолько отчаянно и систематично помощи от него еще никто не добивался. Как и никто не ходил вымаливать у него хотя бы один совет годами. И старик перебирает у себя в голове все воспоминания о Фредерике Уизли, а когда они наконец укладываются в голове, понимает, о чем ему пытаются сообщить. В горле начинает першить, и он думает, как бы выразиться помягче. Однако придумывает кое-что получше. — Присядьте и послушайте меня, мистер Уизли, — он открывает шкафчики один за другим и упорно что-то ищет в то время, как Джордж на ватных ногах подходит к стулу. — Прошло очень много времени с момента потрясения, а у мистера Фредерика никаких улучшений. — Может быть потому, что он не получал никакой помощи? — язвительно выплевывает Джордж, на что ему отвечают смешком, который выводит его из себя еще больше. — Может быть и поэтому. Но поймите, у нас было столько пациентов после войны, что о каждом даже послушать не успеешь, не то, что помочь. Однако сейчас я попытаюсь. Вот, держите, — протягивает какую-то бумажку, в которой Джордж с ужасом узнает сводку погибших. — Ваш брат не излечится полностью, потому что травма была слишком тяжелой, но ему обязательно станет легче, если он узнает правду о своем состоянии. Расскажите ему историю от начала до конца, а если не поверит, то покажите это. Ему потребуется некоторое время на то, чтобы отойти от шока, может быть, вам придется втолковывать ему одно и то же раз за разом. Просто помогите ему осознать то, через что он проходит, покажите, что вы рядом, и ему обязательно полегчает. Со временем. А теперь до свидания, ничем другим я вам помочь не смогу. Джордж сжимает в кулаке пожелтевший листок с именами, скомкано, будто в бреду благодарит доктора и выходит, пытаясь не упустить из памяти ни единого услышанного слова. Целитель бормочет что-то, когда Уизли стоит уже у самой двери, но Джордж не разбирает слов с первого раза, да и ему, в принципе, все равно.

***

Фред сидит на кухонной табуретке и не моргая пялится в стену напротив, остатками здравого сознания пытаясь разобраться в том, что только что произошло. Гермиона Грейнджер всего пару мгновений назад стояла возле стола и держала его за руку, а потом исчезла. Исчезла, будто ее и не было. Фред чувствует, что его голова раскалывается, и он не может думать. Он не может пошевелиться и дышать он тоже не может — грудь сковывает. И именно в тот момент, когда он на грани, чтобы потерять сознание, в раскрытую едва ли не настежь дверь его квартиры вбегает Джордж, который моментально встряхивает брата за плечи и говорит какую-то отстраненную чепуху, пытаясь удостовериться в том, что его слышат. — Что случилось, Фредди? Что случилось? — доносится до Фреда, и только тогда взгляд старшего близнеца проясняется и фокусируется на сгорбленном силуэте напротив. — Гермиона, — безэмоционально выдавливает он из себя, понимая, что не сможет сказать длинной фразы. — Испарилась. Как? Он смотрит на брата так, будто тот обязан знать ответ на этот вопрос, будто Джордж знает всё на свете, будто он — самый сильный и надежный человек, который обязательно найдет средство, которым удастся потушить огонь в его раскаленных и пульсирующих висках. Смотрит и говорит этим взглядом, что Джордж сейчас — его единственный источник связи с внешним миром, а тот внутренне собирает все свое мужество и решительность в кулак. — Фред, ты выслушаешь меня? Кивает. — Ты помнишь битву за Хогвартс? — Да… Нет. Почти ничего не помню. — Я расскажу, как это было. В тебя целились темным заклятием, но промазали, и вместо этого удар пришелся в стену. Она начала разрушаться и казалось, что тебя вот-вот придавит, но… — он остановился, в волнении покусывая губу и внимательно рассматривая брата, перевел дыхание, а потом продолжил. — Но Гермиона тебя оттолкнула. Она спасла тебя, однако сама… Сама она погибла, Фред. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Взгляд старшего Уизли вновь становится отстраненным, затуманенным. Он буквально ничего не понимает. Гермиона. Его Гермиона. Погибла. Но это же какой-то бред! Она была с ним все это время после войны, не считая отъездов, Грейнджер действительно тут была, он чувствовал ее, целовал ее, касался ее. Он разговаривал с ней, видел ее лицо. Он любил её, черт возьми! Фред делится своими мыслями с братом и заявляет, что Джордж — самый настоящий сумасшедший, помешанный, раз говорит такой вздор. И ему становится легче, потому что он не верит. Смеется нервно. — Фред, послушай меня. Ты помнишь, как оказался в этой квартире? — Я в неё ногами захожу. — После того, как Гермиона умерла, а с родителями у нас отношения окончательно разорвались, я пытался забрать тебя к себе, но ты сразу же приехал сюда и не пускал меня, даже дверь не открывал. Ты скрывался. Ты жил отшельником. А когда все же впустил, тебе стало ужасно плохо. Помнишь? Постоянная тошнота, непонимание того где ты, кто ты, что за люди к тебе приходят. Это были врачи, которых я пытался подобрать, но они все отказывались от… нас. А чуть позже тебя начали посещать галлюцинации. Сначала ты лишь слышал ее голос, а потом начал жить одной сплошной грёзой о том, что Гермиона рядом с тобой. Ты стал видеть ее образ, а потом и физически начал ее ощущать. Это пик твоих галлюцинаций, Фред. Гермиона — лишь плод твоего воображения. Как же больно было Джорджу выговаривать все эти неправильные, ужасные слова таким ровным тоном. Как же тяжело было смотреть в тусклые глаза напротив. — Уходи. Я не верю тебе. Уходи! — по-звериному ревет Фред, указывая трясущейся рукой на выход. — Нет, Фредди, посмотри сюда. Джордж протягивает брату бумажку, которой с ним поделился доктор, и чувствует, как он устал. Как он боится. Его по-настоящему колотит, но он не отступится. Заголовок гласит: «Волшебники, павшие в битве за Хогвартс». Ниже, в одном из первых рядов числится имя Гермионы. Фред пустым взглядом смотрит на ненавистный буквы и не верит, все еще не верит. Потому что его ослабший мозг не может до конца понять, что до него пытаются донести. Джордж дает Фреду время. Они молчат, а Джорджа будто громом поражает. Когда доктор бормотал что-то себе под нос, Джордж даже не попытался понять, вникнуть в смысл брошенной фразы. Но он все же услышал. Просто не обработал. А теперь в его голове набатом бьет тихое старческое: «Он абсолютно безнадежен». Все остальное происходит слишком быстро, чтобы успеть осознать хоть что-то. Сердце Джорджа пропускает пару ударов, когда из рук Фреда вываливается смятый листок. Его глаза закрываются, почти закатываются, а тело обмякает и замедленно сползает со стула. Джордж молниеносно срывается со своего места и ловит брата, когда его голова находится в опасной близости к полу. Фред не дышит. Джордж, не осознающий происходящего, зовет его по имени, пытается хоть как-то растормошить и добиться ответа, но все тщетно. Он прижимает теплое тело к себе и раскачивает его у себя на руках, как мать качает ребенка, пытаясь наслать на того сон. Горячие слезы катятся по его лицу непроизвольно, а из горла вырывается отчаянный крик. С этим криком как будто выплескиваются все его мучения, все горести, что он пережил, вся его боль и страхи. Он вопит, вопит до осипшего голоса. Горло нещадно болит, у звука через некоторое время не остается и шанса на то, чтобы сформироваться, но Джордж все еще кричит. Немым криком. Он падает на пол, придавливая собой тело брата, но вдруг замирает. Прислушивается. Проходит, кажется, целая вечность, но в конце-концов слух его улавливает тихий тяжелый вздох.