𝓜уза ᚢлоти

      Запах подземелий, запах, тоски, одиночества, боли, глухое эхо… Эти стены знавали много криков боли от жильца, который сейчас не мог спать, переваривая всё, что произошло. Конечно, Эрик не принял предложение юной рыжеволосой девушки, которая выглядела младше Кристины. Её выходки казались ему несерьёзными, но то предложение о любви было таким шокирующим и откровенным. То, что она почти обнажилась перед ним, её бесстыдные объятия для него казались просто невинной выходкой — так он всё это воспринял. Его тронули слова этого ребёнка, так он думал — она дитя и не ведает, что творит. Эрику трудно было представить, что кто-то мог предлагать ему любовь, когда он молил о ней Кристину, чувствуя себя жалким и ничтожным.       Способна ли другая девушка стать его утешением и так легко принять его безумное чувство? Он отвергнут, его чувства развеяны по ветру, и сердце всё ещё болит, ведь он человек, который ещё способен любить и желает совсем малого: чтобы она была рядом, та, что сказала «нет», оставив кольцо.       Эрик решил умереть, он не мог больше жить без той, кто проник в его мысли и сердце, его проклятая душа связана навек с этой жестокой голубкой, которая взмыла в небо, покинув несчастного Эрика, призрака оперы.       Но может ли он прельститься тем, что ему предложили, и стать таким бесчестным человеком? Но никто же не считает его человеком, все говорят, что Эрик — монстр, демон, убийца. Что же ему делать?       Он нерешительно открыл дверь в комнату, где раньше спала Кристина, но там, в полутьме, от света тлеющей свечи он видит рыжие волосы. Это лицо… Это не его Кристина, но всё же ему отчего-то стало легче, ведь теперь он не один. Он вспомнил, как он каждый раз бросался в эту комнату и не находил ту, что отвергла его любовь, а после его укололи слова о смерти, произнесённые этими маленькими губами, похожими на крохотный незатейливый бантик, а этот слегка вздёрнутый маленький носик и зелёные глаза с голубыми пятнышками.       Он ощутил жар, исходивший от её тела, когда она его обнимала, это было так странно, он будто почувствовал, что сам себя обвил верёвками, которые, как змеи, окутали его, пытаясь задушить, но это не больно. Её тело было мягким, он чувствовал, как она дышала, как при этом приподнималась её грудь, от этих мыслей он ощутил жар, пронёсшийся от груди к лицу под маской, кровь, подобно яду, быстро разнеслась по телу, принося за собой желание. Оно добралось туда, о чём он не вспоминал ещё с подросткового возраста, его несбывшаяся весна.       Казалось, вся комната пахла пионами и жасмином — так пахла Жюльетта Друэ.       Этот аромат преследовал Эрика, он решительно собирался удалиться, когда вдруг перед его глазами возникло обнажённое бедро Жюлье, когда та повернулась на бок. Одеяло сместилось, и он увидел её жемчужную кожу, которая в слабом свечении казалась такой манящей, но Эрик видел всё чётко, даже оголённое плечо и небольшую грудь, едва ли видную, как Сатурн в ореоле.       Всё его существо воспылало, и, словно обожжённый, он кинулся прочь, чувствуя волнение и трепет. Он не испытывал этого уже давно, с тех пор, как взглянул на суть женской красоты, тогда пришла его первая весна, но он отверг эту гнусность, как грязь, победив позывы плоти, отверг такую простую вещь, за которой гнались все, не стал повиноваться животному инстинкту совокупления, порождавшему новую жизнь.       Эрик даже и не думал о чём-то таком с Кристиной, он думал лишь о любви духовной, о том, что она станет его женой и они будут вместе, он бы никогда не смог тронуть Кристину, и она бы не приняла его бренное тело, но ему бы хватило и просто того, чтобы она смотрела на него без ужаса и улыбалась ему, обнимала. Ему нужно было так мало, но даже этого он не получил.       Как только опять пришла боль, забирая его во тьму и ввергая в безумные крики и рыдания, он снова стал биться головой о стену, но вдруг вспомнил объятия горячего мягкого тела и уже не мог так просто страдать. Ядовито-сладкое желание, которое он погрёб заживо, взыграло снова с небывалой силой.       Он не мог больше думать о своём ангеле, он обратился во тьму, в эту тёплую и горячую тьму, его жёлтые глаза приобрели золотой матовый отблеск в темноте, в которой он видел обнажённую Венеру. Её тело манило его, он и сам не понял, как это с ним произошло, но он каждый раз прокручивал её слова, всё, что она произносила нежными и слегка пухлыми губами, снова и снова. Он старался не смотреть на Жюлье, но так или иначе не мог удержаться, не осознавая этого, не мог отвернуться.       Прошёл уже месяц. Она всё так же жила с ним, а он не знал, как поступить. Она смотрела на него, не отводя взгляда, когда они вели беседу, она была так проста и незатейлива, но при этих обычных беседах Эрик ощущал лёгкость оттого, что он просто мужчина, ведущий разговор с красивой и умной девушкой. Он говорил на тему, связанную с её словами о смерти. Она хочет умереть с ним? Или хочет, чтобы он убил её?!       Нет, он не мог думать об этом. Она была так безмятежна и спокойна, она могла легко дремать рядом с ним, при нём она не дрожала и не плакала, не говорила, что не хочет оставаться здесь. И когда он передавал ей книгу без перчаток, их пальцы соприкоснулись, но она не одёрнула руку. Она находилась так близко к нему, что он слышал через маску запах её волос. С ней он мог поговорить о чём угодно, его поражал её ум и глубина рассуждений, она была образованна, не многие девушки могли этим похвастаться.       День был ненастным. Эрик узнал, что Кристина вышла замуж, и это его подкосило. Тяжело опираясь о стены, он шёл в глубь подвала, унося с собой боль умершей любви, его погибшего сердца, и казалась, что в груди бешено стучало не оно, а только страдание. Он хотел напиться и умереть, позабыв обо всём.       Он осушил содержимое бутылки и покрутил в руке кольцо, которое он надел на палец Кристины, а она вернула его, поцеловав Эрика в лоб. Он вспоминал этот момент, и слёзы текли по его щекам. Он хотел скинуть маску, но вспомнил, что он не один, когда услышал тихие шаги Венеры. Скорее, не шаги пробудили его, а аромат пионов, нежно проникавший в комнату, и сейчас она действительно стояла перед ним в халате. Он жестом пригласил её присоединиться к похоронному маршу, стучавшему в его сердце, которое он нарёк умершей любовью.       Он налил бокал и протянул его Жюльетте. Та приняла бокал, приложившись губами в невесомом прикосновении к хрусталю. То, как она пила, представлялось Эрику искусством, а её тёплая и добрая улыбка согревала душу. То, что она сидела сейчас с ним, казалось ему сном. Допив второй бокал, тишину нарушил Эрик.       — Знаешь, что за день сегодня?       Она посмотрела на него в ожидании продолжения.       — Сегодня день моей умершей любви: Кристина — жена Рауля, мой ангел теперь смертен, она чужая жена и, возможно, вскоре станет и матерью. Эрик бы не смог дать ей этого, я не думал об таком, но ведь все женщины, когда выходят замуж, в скором времени становятся матерями, но я бы не смог согрешить, и Кристина, мой ангел… Нет, она бы скорее умерла, чем вынесла мои прикосновения в брачную ночь.       Закончив монолог, Эрик поднял вуаль, чтобы губами приложиться к бутылке и осушить её до дна, а после бросил её на пол, но она не разбилась, лишь с неприятным звоном упала на пол, не больше. Потом он сгорбился и положил голову на руки, его чёрные, подобные цвету угля волосы растрепались — с них давно слетела лента — а золотые глаза будто светились в непроглядной тьме.       Эрик пил и горевал по сказкам, которые сам же выдумал. Он всё ещё мальчик, который хочет, чтобы любовь никогда не умирала.       Жюлье внимательно его слушала, допивая свой бокал, затем взяла в руки кольцо, принадлежавшее Кристине, и, повертев его, поняла, что её пальцы были намного тоньше, чем у Кристины. Положив кольцо на место, она задалась вопросом: отчего она медлит? Она выжидала, сама не зная, чего именно.       Эрик затих, и Жюлье решила, что он уснул, но тот вдруг снова поднял голову, глядя прямо на неё. Его взгляд казался её таким обжигающим, как раскалённое железо, она сама не заметила, как сделала к нему шаги, оказавшись так близко, что уже могла коснуться его чёрных волос. Приглаживая их в сторону, она заметила на висках один седой волос и улыбнулась, прижимая его голову к своей груди.       Эрик замер и податливо соглашался на все манипуляции Жюлье, ответно обнимая её, делая глубокий вдох. Затем он измученно произнёс:       — Прошу, хватит.       Он отстранился, закрывая своё лицо рукой, чувствуя ладонью маску, и теперь этот груз ещё стал тяжелее.       — Почему? Тебе неприятно? — спросила Жюлье, на что Эрик съёжился и поднялся с места, слегка пошатываясь.       — Нет, дело не в этом, тебе будет неприятно, если ты… — он замолчал, не понимая, что творит и говорит.       — Если что? Эрик, я же тебе говорила, ты помнишь? Ты можешь мне всё рассказать и показать, я умру от твоих рук, давай умрём вместе, — опаляя кожу дыханием, произнесла Жюлье и ухватилась за рубашку Эрика.       Он попытался отойти от неё, но она пошла следом, цепляясь за него. Видимо, слова о смерти из уст Венеры казались ему чудовищными.       — Прошу тебя, дитя, ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты молода и прекрасна, ты должна жить и быть счастливой.       Он старался разжать её руки, но ничего не получилось.       — Эрик, как ты думаешь, кто я?       Он всмотрелся в это детское, невинное лицо и глаза, в которых увидел океан слёз, ставший пустыней, и лес, сгоревший от чужих рук. Почему только сейчас он это заметил? Это не может быть правдой. В этих прекрасных глазах он усмотрел горечь и привкус крови. Её руки так сильно сжимали его рубашку, а, узрев её лицо сейчас, он забыл, как дышать. Он не понимал сути её вопроса.       — Что ты имеешь в виду?       Он опьянел гораздо сильнее, чем Жюлье, и этого хватило, чтобы перейти на «ты», причём он и сам этого понял, она первая стала наводить на него смуту.       — Если ты спрашиваешь, кто я, то я отвечу: я убийца, демон, чудовище! — с каждым словом его голос становился громче, но Эрик кричал не в лицо девушки, а в сторону, словно пытался унизить самого себя и опять обвинить судьбу за всё плохое, что с ним произошло, а потом отчаянно произнёс:       — Узри монстра, который никогда не будет любим.       Он остервенело сорвал с лица маску, словно это была кожа, и кинул в сторону. Она с глухим стуком отскочила от стены и упала на пол.       Эрик взглянул в лицо Жюльетте, схватив её за голову и придвинув к себе, ожидая услышать пронзительные вопли, которые снова расколют его проклятую душу и наконец-то добьют его подобно острию меча, но за его действиями последовала тишина, он слышал лишь своё тяжёлое дыхание. Её лицо нисколько не изменилось, не скривилось от ужаса, а рот не раскрылся в немом крике. Тогда ему показалось, что он просто оглох от её крика, но нет, он слышал, как она размеренно дышала, и понял, что она не испытывала всех тех ненавистных эмоций, к которым он привык. Её глаза просто изучали лицо, которое она видела впервые. Нарушив тишину, она прошептала в его тонкие губы:       — Теперь ты узри.       Она подалась ближе, накрыв его жестковатые, обветренные, натянутые, словно струна, губы своими, но тем не менее кое-где всё же чувствовалась нежная кожа. Казалось, она могла истерзать его губы в кровь, если бы прижалась ещё теснее. Она обвила его шею и углубила поцелуй, проникая в его рот.       Эрик был так шокирован, что не мог сопротивляться не в силах понять происходящего. Жюльетта не только не испугалась его лица, но и так нежно одаривала его поцелуем — то, о чём он мог лишь мечтать. Но потом невинный поцелуй перерос во что-то странное: Жюльетта стала языком изучать его рот, заставляя Эрика отозваться, но он был так растерян, что не знал, что делать. Податливый, он просто плыл по течению, ощущая, как вместе от этого поцелуя в нём разжигалось нечто странное. Он чувствовал кончик её языка, ласкавший его нёбо. Отчего же он так растерян? Он мог бы поступить достойно и остановить эти чуждые действия, но даже не думал об их прекращении.       Не остановил он Жулье и тогда, когда её руки стали пробираться через его одежду, постепенно оголяя его тело (а заодно и своё), и когда она наконец-то оставила его губы, опускаясь на шею, и когда она нащупала то, о чём он и сам не ведал. Он оказался во власти этой девушки. Он закрыл глаза, чувствуя, как её кожа соприкасается с его, но вдруг оттолкнул Жюлье. Та удивлённо посмотрела на него, не понимая, почему он это сделал, она ведь так далеко зашла. Он ошарашенно глядел на неё и сам не осознавал, что от искусительницы, пробудившей его весну, он отстранился сам, они не отталкивала его.       — Ты не хочешь меня, Эрик? — прошептала Жюлье тихим нежным голосом, отчего Эрик почувствовал себя ужасно.       Ещё влажными от её поцелуев губами он произнёс:       — Это неправильно.       Услышав эти слова, она лишь расплылась в улыбке и уже собиралась сдвинуться с места ему навстречу, но увидела, как он стал отходить от неё. Тогда она так же расслабленно улыбнулась, поправляя волосы, лежавшие на её груди, и спуская рубашку до талии, и села на стол, опираясь одной ногой о стул, с которого ушёл Эрик.       — Я противна тебе? Ты всё понял, да? — проговорила она печально и болезненно.       Эрик всё уже осознал, но почему-то не осуждал её. Она была честна с ним, хоть и не прямолинейна в отношении себя. Она женщина, продающая своё тело, а он мужчина, убивающий людей, но он чувствовал, что они схожи: боль и нежелание жить дальше объединяли их.       — Ты не противна мне, — ответил он, приближаясь к ней и заглядывая в лицо.       Она была способна дать ему любовь, пусть даже на мгновение, она могла любить его тело, как и он её, в этот час они могли стать любовниками.       Она протянула руку к его лицу, аккуратно проводя маленькими хрупкими пальчиками по его коже. Эрик видел, что она не питала к нему отвращения, как и он к ней, и нерешительно всё же поцеловал её, а после обнял. Она нежно и неторопливо раскрывалась для него, впуская его внутрь и открывая для него мир наслаждения. Она не знала, что, попробовав эту любовь, он больше не сможет отпустить её, её желание умереть канет в лету, его ненасытная весна наконец расцветёт.       Любовь многогранна, но нет ничего более правдивого, чем чувства прикосновения тела к телу и сладких стонов днём и ночью. Плоть — это плоть и ничего большего, но это не так. Это электричество, которое переходит от тела к телу. Взаимоотношения и жажда друг друга дают понять, что любовь не умрёт никогда.       Слёзы и сладкие стоны, не умолявшие, а требовавшие большего, — он покорялся им, всё так же даря всю свою любовь той, кто думал, что тело — это просто плоть. Их связь, глубоко связавшая их в одно целое, и правдивые слова говорили только об истинном чувстве.       — Шери.       — Моя Шери.