Qui de nous deux aura la force de dire Les yeux dans les yeux à l’autre de partir
Запах долгожданной свободы пьянил разум, теплый ветер развевал волосы, а Серкан, уверенно ведущий машину по направлению к Парижской Школе Архитектуры, был живым олицетворением всепоглощающего счастья, от которого у меня щемило сердце, стоило нашим глазам встретиться на очередном запрещающем сигнале светофора. Мои руки тянулись к нему, очерчивая контуры закатанных рукавов его белоснежной рубашки, а губы то и дело касались щетинистой щеки, оставляя после себя едва заметный румянец. И кто сказал, что мужчины не умеют краснеть от умелых трепетных прикосновений? - Ты серьезно говорил про работу в «Art Life»? – я первой нарушила молчание, понимая, что с момента, как мы сели в машину, только я и пыталась наладить нашу связь, что внезапно потерялась, стоило нам выйти из квартиры. Я чувствовала, что Серкан напряжен, и его мысли находятся далеко от того, что испытывала я, ловя каждое мгновение этой поездки, отчего его задумчивое хмыканье лишь подтвердило мои догадки. - Эда, я не настаиваю на том, чтобы ты бросила все и работала на меня, но если бы ты пришла ко мне на собеседование, то я безусловно рассмотрел бы твою кандидатуру с особой тщательностью, - спустя минуту раздумий, сообщил Серкан, вызвав у меня саркастический смех. - То есть, без конкурса и досконального изучения моего резюме с рекомендательными письмами мне не попасть в компанию к Серкану Болату? – вопросительно изогнув бровь, поинтересовалась я, благодаря Аллаха, что впереди был красный свет, который позволил мне впиться в водителя взглядом, требующим немедленного ответа. - Я так не говорил, - тут же защитился он, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю, не смотря в мою сторону. - Но ты вполне прозрачно намекнул на это, не так ли? – фыркнула я, не понимая, как из простого вопроса смогла родиться эта нелепая ссора на перекрестке в самом центре Парижа. - Эда, - устало пробормотал Серкан, поправляя солнцезащитные очки, - Дело не в этом. Я хочу сказать, что в работе, которая ждет нас в Стамбуле, не может быть никаких привилегий, понимаешь? – он повернулся ко мне вполоборота, прежде убедившись, что оставшиеся тридцать секунд красного сигнала позволят ему закончить начатый монолог, - Я не смогу дать тебе поблажку только потому, что мы с тобой связаны чем-то бОльшим, нежели рабочими отношениями, и я не стану прощать ошибки, которые ты допустишь. Ты понимаешь, о чем я говорю? – его губы сжались в тонкую полоску, будто он понимал, что до меня не доходит смысл сказанных им слов. И сначала смысл действительно не мог уложиться в моей голове, но спустя мгновение, когда загорелся разрешающий сигнал, я поняла, что произошло: Серкан Болат вновь вкусил позабытую сталь, выходя на финишную прямую, что вела лишь в одно место – деловой центр Стамбула. Но что могло стать причиной этой метаморфозы? Разговор о моей учебе? Напоминание о том, что я лишь начинаю восхождение к вершинам своей профессиональной деятельности? Или возвращение в Стамбул было одним из страхов, который терзал и меня саму? Страх, что обретенное во Франции счастье может разбиться о суровую реальность Турции? Я думала об этом весь оставшийся путь вплоть до парковки, соседствующей с уже знакомым мне школьным садом, чье великолепие я и поспешила запечатлеть на свой телефон, успев захватить широкую спину Серкана, застывшую неподалеку от машины. - Ты в порядке? – осторожно спросила я, поравнявшись с ним, - Ты будто сам не свой. Неужели всему виной мое возможное становление твоей подчиненной? Учти, моя сдержанность и повиновение закончатся ровно в шесть, а дальше Эда Йылдыз будет делать все, что захочет, - тряхнув волосами, сообщила я, двинувшись в сторону входа в здание, не дожидаясь Серкана, который решил промолчать на мою откровенную провокацию. Но стоило мне сделать пару шагов, как моя рука оказалась в стальных тисках знакомого тепла, мгновенно окутавшего и без того разгоряченное тело. Стало быть, правду говорят, что стоит лишь раздразнить зверя, и он нападет на тебя с неминуемой расправой? - Мне показалось, или это была угроза? – вопрос, сопровожденный властным захватом моей талии, которая совсем не была против настойчивого плена – напротив, она желала быть в нем постоянно, лишь иногда выскальзывая в суровую реальность, где эти руки были заняты не только изучением моего тела. - Угроза? Хм, дай подумать, - прищурившись, я сделала вид, что размышляю над ответом, но моя актерская игра пала ниц перед пылающим взглядом Болата почти мгновенно, отчего я лишь успела судорожно сглотнуть, пытаясь не сгореть от той силы, что плескалась в зеленых омутах напротив, - Я просто хотела сказать, что ты не обязан ничего делать ради меня, если это доставляет тебе дискомфорт. - Дело не в этом, - произнес он еле слышно, все еще сжимая мою талию в своих руках, - Я просто хочу знать, что ты ни о чем не жалеешь, Эда. - Жалею? – эхом отозвалась я, непонимающе уставившись на Серкана, чье лицо на миг превратилось в непроницаемую маску, - Ты говоришь загадками, словно старец Фура, заточенный в далеком форте. - Я что, такой же нелюдимый? – сдвинутые брови и хмурый взгляд. Да что с ним творится? - Нет, ты такой же загадочный и непонятный, отчего хочется собрать всю волю в кулак и разгадать тебя назло всем испытаниям, что поджидают на этом нелегком пути, - призналась я, давая понять Серкану, что мы оба находимся лишь в начале дороги, на которой нам предстоит узнать грани друг друга, разглядеть недостатки вблизи и смириться с ними, понимая, что в этом мире нет идеальных. Но насупленное лицо Болата, что явно было озабочено совсем не радостными мыслями, явно говорило о том, что он воспринял мои слова о его сущности слишком буквально, отчего я удобно устроила обе ладони на его шершавых щеках, призывая обратить на себя внимание. Когда наши взгляды встретились, я растеряла все слова, которые хотела произнести вслух, потому что разглядела в его глазах страх, смешанный с искренним замешательством от разговора, что зашел в очевидный тупик. Чего он боялся? Пресловутого возвращения домой? Осуждения? Стремительности, с которой мы мчались навстречу неизвестности? - Ты помнишь, как сказала мне о страхе, что твои решения не всегда правильные и продуманные? – с надеждой спросил Серкан, и я мигом перенеслась в тот вечер, когда Дениз обнажил свою истинную сущность, столкнув меня в обрыв, где Серкан поймал меня, бережно укачивая на волнах своего здравомыслия, - Что ты имела в виду? Почему твои чары должны рассеяться? – он хотел правды, которую знал лишь наполовину, но я не могла открыться ему полностью. Хотела, но не могла, храня тайны, не являвшимися моими. Я понимала, что однажды настанет момент, когда я буду загнана в угол и все, что томилось в деревянном ящике, тщательно спрятанном в гараже, выйдет наружу. И мне отчаянно хотелось, чтобы эти факты Серкан узнал лично от меня, но стоя в центре Парижа на раскаленной полуденным солнцем парковке я хотела умереть не только от жары, но и от мук совести, что терзали меня практически ежедневно. Еще не время, господин Болат, но осталось совсем немного. - Серкан, я…- начала было я, но мою фразу, которую я не смогла закончить даже в своей голове, прервал студент, чье приветствие на французском с самой широкой и искренней улыбкой было адресовано Серкану. Мой спутник сдержанно кивнул, провожая парня взглядом до самых дверей, а после оборачиваясь ко мне, все еще ожидая ответа на неудобный вопрос, - Думаю, мы снова опаздываем. Давай не будем заставлять мсье Дюрана ждать? – миролюбиво спросила я, ласково прикасаясь губами к мужской щеке. Невинный жест и он успокаивается, обреченно кивая и пропуская меня вперед по узкой мощеной дорожке. Я чувствовала, как его взгляд прожигает мою оголенную спину, но не смела обернуться, боясь, что моя хладнокровность и сдержанность мигом испарятся, рассказывая Серкану о перипетиях моего прошлого и как оно незримой нитью тянется к моему будущему. - Рад вас видеть, друзья! – лучезарная улыбка Оливье Дюрана, что ждал нас у входа в одну из потоковых аудиторий, согрела мое сердце, отчего я улыбнулась в ответ, приветственно протягивая ему руку для рукопожатия, но мужчина нахмурился, покачав головой и поцеловав костяшки моих пальцев, - Вы – дама, госпожа Йылдыз, и мое отношение к Вам более трепетное, нежели предполагает кодекс женатого мужчины, но я ничего не могу с собой поделать! – заливистый смех и я поддаюсь его настроению, хохоча в ответ, отчего не сразу замечаю задумчивое выражение лица Серкана, чьи зеленые глаза пристально следили за моим лицом. Пожалуйста, не испытывай меня, иначе я могу сдаться раньше, чем одержу победу в битве между прошлым и будущим. - Все на месте? – только и произнес господин Болат, разбивая безмятежность об острые скалы своего голоса. Только сейчас я поняла, что сталь в нем все еще жила, и расплавить ее было не под силу даже самому Серкану, что уж говорить обо мне, которая не может до конца разобраться со своей жизнью и навести в ней необходимый порядок. - Конечно, - деловито отозвался мсье Дюран, украдкой мне подмигивая, - В этом году у нас 23 абитуриента из Франции, 36 из Турции и 21 с разных уголков Европы. Как оказалось, о Школе достаточно часто пишут в изданиях по всей Европе и, безусловно, это твоя заслуга, - рука мужчины по-отечески опустилась на плечо Серкана, который лишь задумчиво хмыкнул, кивая то ли словам учителя, то ли своим мыслям, которые наверняка одолевали его без выходных и перерывов на обед, - Но принять мы сможем лишь 33 из них – сам понимаешь, мы не можем расширить преподавательский состав, да и не так давно мы открыли магистратуру, поэтому работы достаточно много…Серкан, ты меня слушаешь?POV Серкан
Сомнение - одно из состояний, которое могло затормозить мою работу, запутать мысли и сделать так, что окружающий мир переставал существовать вплоть до момента, когда дрожь в желудке становилась невыносимой, и я принимал за «правду» то, что было менее болезненным для компании. Но сейчас, когда боль задела меня самого, я не мог прийти к однозначным выводам, хоть и ловил все сигналы Эды, чье тело было неплохим источником, обнажающим внутренние переживания его обладательницы. Она посылала мне знаки, говорящие, что я захожу туда, куда она еще не готова меня пустить по неведомым причинам, и мне казалось, что именно эти причины и были источником, заботливо подпитывающим мое сомнение, скребущее по душе длинными заточенными когтями. Один взгляд карих глаз и скрежет разрывает барабанные перепонки. Одна улыбка и когти впиваются в сердце, болезненно его сжимая. Одно ласковое «Серкан!» и я вижу Селин, зациклено повторяющую «Я же говорила, она тебя погубит!». - Серкан, ты меня слушаешь? – голос мсье Дюрана вернул меня в реальность, где он смотрел на меня с дружелюбной улыбкой, давно привыкнув к тому, что в пылу работы я мог ненадолго выпадать из действительности. Рядом с ним стояла Эда, чья улыбка медленно сползла с пухлых губ, уступая место замешательству, что вот уже некоторое время присутствовало между нами, разбавляясь недосказанностью и намеками. - Да, я слушаю, - кашлянув, сообщил я, смутно припоминая последнюю фразу своего учителя, - Просто подсчитывал, сколько времени займет собеседование каждого из них, - слукавил я, не понимая, к чему эта нелепая ложь, когда именно она и привела меня к этому состоянию и неспособности расставить все точки над «i» прямо сейчас, не пользуясь обходными путями и не заставляя Лейлу собирать досье на моего формального сотрудника. Ложь порождает новую ложь, опутывая нитями неправды и без того воспаленное воображение. - Я думаю, что мы управимся за пару часов. Не хочу опоздать в театр, - взглянув на часы, отозвался Дюран, после пытливо глядя на меня, - Вы же придете, верно? Я взглянул на Эду, во взгляде которой не увидел былой уверенности и пылающего огня, что еще вчера согревал меня, а ночью позволил сгореть. - Конечно. Разве может быть иначе? – не сводя глаз с госпожи Йылдыз, что лишь сдержанно кивнула, пряча взгляд, я вновь ощутил, как противные когти все ближе подбираются к моему нутру, - Эда, возможно, ты захочешь войти внутрь? – я кивнул в сторону двери, за которой раздавались голоса и смех, разлетавшиеся протяжным эхом, - Нам с мсье Дюраном нужно уладить еще один вопрос перед тем, как принять абитуриентов. - Конечно. Разве может быть иначе? – скопировав мой тон, она послала в мою сторону натянутую улыбку с подавляющей долей неискренности, но мой учитель был удостоен неподдельного изгиба соблазнительных губ прежде, чем за Эдой захлопнулась дверь. Я был уверен, что, будь ее воля, она бы закрыла ее за собой с большей силой, дабы показать свой весьма непростой характер во всей красе. - Что-то произошло? – брови мужчины сошлись на переносице, - Сегодня между вами нет того легкого настроения, которое я успел уловить вчера. - А с годами Вы не потеряли ни толики от своей проницательности, - со вздохом заметил я, решив, что сейчас именно тот момент, когда я нуждаюсь в совете, не смотря на свою неспособность принимать чужое мнение, идущее вразрез с моим, - Я хотел бы попросить об одолжении. - Неожиданно, но довольно приятно, - отозвался мужчина, поджав губы в попытке не расплыться в улыбке. Ее причина была довольна ясна и мне самому: Серкан Болат никогда не просит об одолжении, предпочитая разобраться самостоятельно. Вот только сейчас дело касалось моих внутренних демонов, которых я был не в силах сдержать в одиночку. - Есть один проект загородного дома, который находится в стадии разработки, - начал я, видя заинтересованность на лице собеседника, - Мне бы хотелось, чтобы Вы взглянули на элементы пейзажа и сказали свое мнение на этот счет, - наконец выдавил из себя я, понимая, что моя просьба может выглядеть довольно странно. - Пейзаж? – с сомнением переспросил мужчина, - Ты ведь знаешь, что это не совсем моя специализация… - Знаю. Поэтому мне и нужно мнение со стороны…так сказать, независимого эксперта, - я пытался улыбнуться, но по выражению лица учителя понял, что мне это не удалось. - Сомневаешься в способностях своего дизайнера? – точным попаданием Оливье Дюран раздавил жалкие остатки моей хваленой хладнокровности. - Скорее, сомневаюсь в своей способности адекватно и не предвзято оценивать реальность, - честно признался я, все еще не понимая, почему слова Селин смогли так сильно пошатнуть мою уверенность в женщине, чья улыбка вполне могла озарить темную ночь? Я действительно не верил в искренность Эды? Или не верил в искренность по отношению ко мне – человеку, столько лет пытавшемуся соорудить новую Китайскую стену вокруг себя? - То есть, Эда – твой ландшафтный дизайнер? – буднично вопросил мой учитель, заставив мои брови взлететь вверх, - Ох, Серкан, я столько лет тебя знаю, что ты бы постыдился скрывать от меня такие очевидные вещи! – он хохотнул, с трудом не вгоняя меня в краску, - Пришли материалы, а я посмотрю и скажу тебе, что думаю. Ведь ты ждешь честного мнения, верно? – мсье Дюран прищурился, словно спрашивая, действительно ли я уверен, что готов услышать все, что он мне скажет? И я был готов к этому, подтвердив свои ранее сказанные слова кивком. Мы замолкли, смотря друг на друга какое-то время, после чего мужчина попросил начать прием абитуриентов без него, ссылаясь на то, что забыл в кабинете важные бумаги. Взявшись за ручку двери, я попросил Аллаха послать мне благоразумие и спокойствие, дабы не утонуть в темных водах своего сознания, унося за собой душу, которую я предпочел бы считать искренней и невинной, но обстоятельства, сложившиеся из случайной встречи в самолете и моего несущегося вскачь сердца, подвергли сомнению аксиому, совсем недавно казавшуюся правильной. - Отпусти это и выкинь хотя бы до возвращения в Стамбул, - уговаривал я сам себя, бормоча под нос и с силой сжимая в ладони дверную ручку, - Сколько раз Селин врала тебе? А сколько раз говорила правду? – взвесив соотношение правды и лжи в словах новоиспеченной госпожи Шимшек, я выдохнул, наконец распахивая дверь, за которой мигом воцарилась тишина, стоило мне оказаться внутри.***
Беседуя с абитуриентами на протяжении часа, я не сразу заметил, как мсье Дюран оказался на стуле справа от меня, загадочно улыбаясь. Не найдя момента для размышлений по поводу его странного состояния, я сосредоточился на очередном поступающем, стараясь не смотреть влево, где на протяжении всего мероприятия сидела Эда, чей взгляд я чувствовал на себе с самого начала, изредка его перехватывая. Мы играли в гляделки, которые стоили мне пропущенных ответов на мои вопросы и пары неуверенных окликов «Господин Болат?». Я терял свою сосредоточенность, я уносился мыслями подальше отсюда, я разрывался между своими чувствами и словами бывшей возлюбленной, которая была не в восторге от того, что Эда Йылдыз посмела войти в мою четко выверенную жизнь, перевернув в ней все вверх дном. И мне это нравилось ровно до того момента, пока в моей душе не поселился вирус с кодовым именем «Сомнение», съедая все то, что успело зацвести за те недели, которые Эда украсила своим присутствием. - Это был последний, - сообщил я учителю, делая пометки в протоколе, - Думаю, можно перейти к принятию решения. - Вообще-то, - начал мужчина, продолжая загадочно улыбаться, - у нас остался еще один желающий. Я нахмурился, бегло проглядев список, в котором напротив каждой из фамилий я поставил галочку или же крест, в зависимости от способностей, которые я успел разглядеть в течение небольшой беседы с каждым из них. Желая сказать, что мсье Дюран ошибся, я открыл было рот, но слова застряли в горле, когда я услышал, как мужчина громко воскликнул: - Эда Йылдыз! Пожалуйста, подойдите к нам! Аудитория разразилась беспокойным шепотом, в то время как мой взгляд был прикован к удивленной брюнетке, в чьей реакции я не почувствовал и капли фальши. И почему так просто нельзя было разобраться и с чувствами? - Я не понимаю, - только и смог произнести я, в то время как Эда неуверенно спускалась с дальней парты, откуда она явно не планировала переходить в ряд абитуриентов Парижской Школы Архитектуры, о чем и говорил ее медленный стук каблуков, разрезавший уже ставшей гробовой тишину. - Эда, я бы хотел, чтобы ты посмотрела на это, - начал Оливье Дюран, стоило девушке сесть напротив нас и послать в мою сторону взгляд, полный страха перед неизвестностью. Мужчина разложил бумаги перед Эдой, на которых я увидел знакомые цвета и линии, понимая, что на столе оказался именно проект госпожи Йылдыз, заботливо распечатанный мсье Дюраном. Я понимал, что его мнение по поводу пейзажа будет озвучено при авторе, но цель этого маленького спектакля все еще ускользала от меня, отчего я решил не вмешиваться вплоть до того момента, пока я не пойму, для чего умудренный опытом мужчина делает то, чего я бы никогда не сделал. - Это…- тихо пробормотала Эда, сосредоточенно вглядываясь в бумаги, - Это ведь мой дизайн! – изумленно воскликнула она, не поднимая глаз, - Но как…почему…что это значит? - Дорогая, посмотри внимательнее, - направлял мужчина, указав пальцем вниз страницы, где размашистым почерком были оставлены пометки, явно не принадлежащие Эде, - Твою работу оценил не только я, но и мои коллеги, которые в сфере ландшафта понимают больше, чем я, - Дюран усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку, - И здесь их обоснованная оценка. Интересно? – он знал, что Эда не сможет перевести то, что было написано черной ручкой, отчего мужчина придвинул нужный лист мне, молчаливо предлагая произнести вслух вердикт профессионалов своего дела. Пробежавшись взглядом по строчкам, я поднял глаза на Эду, замечая в них тлеющий уголек надежды. Надежды, которую я хотел подпитать всем, чем только мог, вопреки своим сомнениям и страхам. - Филигранная работа мастера, - читал я, переводя на турецкий лишь для одного слушателя, - Сквозь линии и цвета можно почувствовать ту воздушность, которая должна присутствовать в доме и на его прилегающей территории. Растения подобраны тщательно, лишние нагромождения отсутствуют. Работу можно зачесть как вступительную и оценить ее высшим баллом, - с улыбкой закончил я, ощущая, как сердцебиение учащается. Я видел ее сквозь чертежи, я чувствовал ее сквозь нарисованные деревья, я ощущал ее руки сквозь выверенные линии карандаша. Это было реально, и мои чувства не затмили голову до такой степени, что я мог потерять хватку и такую нужную в работе сноровку. Эда была способной на бОльшие свершения и я не был готов загубить ее карьеру, даже если бы узнал, что вся ее история – одна сплошная ложь. Я любил ее. А об остальном предпочел не думать, оставляя Судьбе право вершить без моего ведома.***
- Может быть, стоило поехать с ними? – в который раз спрашивал я у мсье Дюрана, провожая взглядом удаляющийся желтый спортивный автомобиль, за рулем которого была длинноволосая блондинка, что слишком резво выехала с парковки, наверняка заставив вздрогнуть всю округу от визга шин. - Серкан, если тебе нравится проводить в магазине несколько часов подряд и примерять невообразимое количество одежды, которая идет вразрез с твоими понятиями моды, то да, тебе бы стоило поехать с ними, - с трудом сдерживая смех, сообщил мужчина, несколько раз похлопав меня по плечу. После того, как я получил ответ на свой вопрос касаемо своей профессиональной компетенции, а Эда получила билет в лучшую жизнь, повременив им воспользоваться в связи с неумением подстраиваться под столь резкие перемены в своей и без того сложной жизни, было решено, что разговор об учебе можно отложить на пару месяцев. Пару месяцев, что остались до начала учебного года, который должен был начаться для Эды либо в Турции, горячо любимой и привычной своими устоями, либо во Франции, слишком свободной и незнакомой для ландшафтного дизайнера, успевшего покорить не только одних из уважаемых профессионалов своего дела, но и меня со своим жаждущим сердцем. - Ты уверена? – еле слышно спросил я, стоило нам оставить позади оживленную аудиторию с абитуриентами, крепко сжимая руку Эды в своей, пока мсье Дюран, идя чуть поодаль, решал вопросы по телефону, - Может быть, дождешься, когда я закончу с поступающими и съездим вместе? – доля несвойственных мне переживаний все же просочилась в мой голос, отчего девушка захихикала, заставляя чувствовать себя крайне неловко. И с каких пор я стал таким чувствительным? Смущение, неловкость…разве это должно ассоциироваться с именем известного архитектора? Аллах, дай сил придти в себя! - Ты так переживаешь, что мне начинает казаться, будто ты неровно ко мне дышишь, Серкан Болат, - умело поддела она, послав в мою сторону соблазнительный взгляд, от которого мои страхи и тревоги превратились в голодного зверя, мечтавшего превратить весь мир в руины, если хоть кто-нибудь помешает ему прикоснуться к этой девушке, увлекавшей меня к краю бездны. - Просто ты не владеешь французским и на этой почве могут возникнуть проблемы с коммуникацией, - слукавил я, прекрасно зная, что Моник, являвшаяся супругой Оливье Дюрана, хоть и была коренной парижанкой, но владела английским языком весьма виртуозно, порой заставляя меня сомневаться в ее истинной принадлежности к французской земле, - И потом, мы могли бы остаться вечером дома, я бы приготовил ужин, а ты…- мой взгляд скользнул по оголенным плечам Эды, спускаясь ниже, пока ее ладонь не опустилась на мой подбородок, поднимая его на привычный уровень ее глаз. - Мне льстит, что ты хочешь провести время вдвоем, но поход в театр – это неплохая альтернатива, чтобы познакомиться с французской культурой, как считаешь? – она улыбнулась, склонив голову вбок, отчего ее упрямая прядка, то и дело спадающая на карие глаза, заставила меня тихо вздохнуть, проигрывая маленькое сражение. - Согласен. Но после культурной программы мы ведь могли бы…- поджав губы, я вновь не закончил свою мысль, отправляя ее в свободный полет, где она была поймана госпожой Йылдыз, звонко цокнувшей языком. Вероятно, мой напор был весьма некстати, потому что с парковки, к которой мы неумолимо приближались, были слышны нетерпеливые гудки клаксона, означавшие лишь одно – карета Эды Йылдыз прибыла. - Серкан Болат! Ты с каждым годом все хорошеешь, - спустив на нос солнечные очки, пропела Моник, стоило нашей компании из трех человек оказаться на улице, - Но в этот раз рядом с тобой нечто более прекрасное, - подмигнув Эде, со сладким придыханием протянула девушка, жестом приглашая мою спутницу присоединиться к ней на пассажирском сиденье. Стоит сказать, что Оливье Дюран - тот человек, который свободен от возрастных предрассудков, классовой принадлежности и устоев, что десятилетиями, если не столетиями, взращивали в своих детях французские родители. Мсье Дюран, имевший за плечами несколько браков и не менее трех внуков, знал, что любовь проходит, когда два человека врезаются в стену непонимания, и что в этом случае не стоит пытаться создать нечто на осколках прошлого – он предпочитал смотреть в будущее, стремясь к новым свершениям. Помимо успешного открытия Архитектурной школы, не менее важной победой для него была эта молодая и амбициозная девушка, заражавшая его энергией до такой степени, что порой мне казалось, будто он молодеет с каждым моим приездом – так он светился, стоило нам заговорить о его супруге! Я и Моник быстро нашли общий язык, сплотившись на почве любви к фотографии и французским импрессионистам, стоило нам только познакомиться пару лет назад. Порой мы заговаривались до такой степени, что Оливье Дюран засыпал в своем уютном кресле у камина, не дожидаясь окончания нашей бесконечной вечерней беседы. Эта девушка была глотком свежего воздуха в жизни мужчины, чьи виски давно тронула седина, и только сейчас я понял, насколько эта нетипичная французская семья, воспитывавшая двух бульдогов, была похожа на нас с Эдой – вызов самим себе и обществу, что хочет перемыть всем косточки, потому что кто-то осмелился быть не похожим на людскую массу, придерживающуюся традиций и морали, вбитой в голову консерваторами. - Моник Дюран, сегодня я доверяю тебе самое ценное! – прокричал я в ответ, пытаясь прорваться сквозь рев мотора, что явно хотел показать всю свою мощь, сдерживаемый изящным каблуком своей хозяйки, - Поэтому будь осторожнее! Верни Эду в целости и сохранности, иначе я за себя не отвечаю! – шутливая угроза, смешанная с реальными опасениями. И как долго продлится эта паранойя, Серкан? Разве не ты пару часов назад решил, что стоит завязать со страхами и отдаться течению? Разве не ты? - Готова поспорить, что рядом с этой девушкой ты тоже за себя не отвечаешь! – заливисто рассмеялась блондинка, заставив послать в ее сторону недовольный взгляд, - Adieu, мальчики! – воздушный поцелуй срывается с кроваво-красных губ, и автомобиль удаляется по направлению к Rue du commerce, где, по уверениям мсье Дюрана, его жена проводила не менее трех часов в день, отчего не стоило ожидать, что ее совместный шопинг с Эдой продлится меньше. - Ты ведь знаешь женщин, - пожал он плечами, когда мы вновь оказались в прохладном коридоре учебного заведения, - Выход в свет для них сродни борьбе на ринге: пара минут стоит многолетних тренировок, чтобы в самый ответственный момент не упасть лицом в грязь, - мужчина вздохнул, а я понял, что, если Эда и будет падать, то я ее поймаю, вне зависимости от того, какое на ней платье и есть ли оно вообще. Мы расстались всего час назад, но мое сердце предательски ныло все время работы над бумагами поступающих ребят, заставляя поверить, что любовь – это то, чего я раньше не испытывал, предпочитая прикрываться партнерским тандемом с Селин. Сейчас же я вчитывался в документы с чувством, будто на меня направлен полностью заряженный пистолет, а сам я держу палец на его спусковом крючке, ожидая момента, когда решусь выстрелить. Мой мир успел перевернуться с момента той встречи в самолете, изменившись до неузнаваемости, но я боялся, что моя профессиональная хватка может пострадать, расплавляясь под лучами, что ежедневно посылала мне Эда, одаривая взглядом, улыбкой или прикосновением. Мои опасения были неразрывно связаны с «Art Life», где я не позволял ничьим чувствам взять верх над обязанностями, что были прописаны в трудовом договоре каждого из моих сотрудников, но что будет, если я сам поступлюсь этими принципами, что оставались непреложными вот уже долгое время? Что, если я размякну, позволяя офису превратиться в треклятое шапито, где не будет той дисциплины, что я успел взрастить? Что, если я произведу контрольный выстрел в свою голову, оставляя на подушечках пальцев запах Эды Йылдыз? Эти мысли одолевали мою разгоряченную парижским солнцем голову вплоть до того момента, пока я не затормозил рядом желтым спорткаром на Rue du commerce. Сомневаясь, что две молодые девушки отправились в магазин с хозяйственной утварью, что был неподалеку, я вылез из машины и направился к витрине одного из бутиков. Сквозь изящные манекены, демонстрирующие новинки сезона, я сумел разглядеть внутри зеркало во всю стену, небольшой подиум, пару кресел и журнальный столик с напитками. Никого из посетителей не было видно, и я хотел было сесть в машину и уехать, проклиная себя за то, что поддался своим же внутренним провокациям, которые настойчиво предлагали разыскать Эду и сказать ей, что мы не пойдем ни в какой театр, а спрячемся ото всех и не будем выпускать друг друга из объятий. Но знакомый смех, раздавшийся из-за приоткрытой двери в магазин, заставил меня обратиться в слух. Это был смех Эды, который я бы не перепутал ни с каким другим. Вновь взглянув через стекло, я наконец увидел виновницу временного помутнения моего рассудка, которая придирчиво рассматривала себя в зеркало. На ней было пышное розовое платье с воздушным шлейфом сзади, но укороченной юбкой спереди, открывавшей прекрасный вид на ее длинные ноги, которые даже с такой непривычной точки обзора могли свести с ума любого, кто осмелился бы заглянуть внутрь магазина. Рядом с Эдой появилась Моник в красном платье, которое едва скрывало запретные части женского тела. Эти две непохожие друг на друга женщины быстро нашли общий язык, о чем мне сказал их непрекращающийся смех и гримасы, которые они обе строили своим отражениям в зеркале. На миг я забыл, что приехал сюда совсем не за тем, чтобы скрытно наблюдать за Эдой сквозь стекло, прячась за стеной, стоило ей взглянуть на витринный образец, моя миссия была иной – провести с ней как можно больше времени, которое будет ограничено в Стамбуле нашими, еще не соединенными в одну, жизнями. Я продолжал выглядывать из своего временного убежища, наблюдая за сменой платьев и образов, каждый из которых подчеркивал достоинства моей возлюбленной, то и дело заставляя меня представлять, как каждый из этих дизайнерских кусков ткани срывается с ее нежной кожи под натиском моих нетерпеливых рук и разгоряченного дыхания. - Quelle heure est-il, s’il vous plaît?*– голос пожилой француженки заставляет меня вздрогнуть, будто она застала меня на месте зверского преступления. Или же думать о своей девушке в весьма пикантном ключе после того, как допустил мысль о ее возможном вранье, является тяжким преступлением? - Il est trois heures moins vingt**, - любезно отозвался я, широко улыбаясь даме, что оглядела меня с головы до ног прежде, чем продолжить свой путь. Чертыхнувшись от того, что веду себя как мальчишка, я в последний раз взглянул на Эду, которая стояла перед зеркалом в очередном вечернем образе, своей красотой уколов меня в самое сердце. Казалось, что еще может убить меня и свергнуть с высоты своих моральных принципов, если не ее оголенные плечи и голые колени? Но вот телефон разразился оповещением, и на экране оказалось фото, сделанное буквально пару мгновений назад, с игривой припиской: «Как думаешь, это платье не помешает нашей культурной программе дома?». - Аллах меня сохрани, - только и прошептал я себе под нос, блокируя телефон, не в силах вновь взглянуть через прозрачную преграду, отделявшую меня от Эды Йылдыз, изящно запечатанной в футляре облегающего черного платья. Поэтому я лишь написал ответ, недовольно фыркая, когда пальцы не попадали по нужным буквам из-за той стремительности, с которой я печатал.iMessage
Ты выглядишь в
нем слишком соблазнительно.
Боюсь, тебе придется выбрать что-нибудь другое.
Почему?Потому что я не могу обещать, что наша
домашняя культурная программа не начнется раньше,
чем мы выйдем из зрительного зала.
Серкан Болат, Вы перегрелись на солнце? ;)Я сгорел.
И с солнцем это никак не связано.
Тогда не будем рисковать попусту. Встретимся на месте. Мы с Моник хотели заглянуть еще в пару мест.Ты уверена? Я мог бы тебя забрать.
Уверена. Сгореть мы еще успеем. Мы. Так просто и до сих пор так сложно для распланированной по часам жизни, что совсем недавно канула в небытие, уступая место авантюрам и поступкам, не свойственным моей педантичной натуре. Менялся мир или мы его меняли?***
[Romeo et Juliette, de la haine à l’amour - Ouverture (instrumental)]
Toutes les histoires, commencent pareil
Rien de nouveau sous la lune...***
- Давненько они не давали «Ромео и Джульетту», - с присущим ему энтузиазмом, сообщил мсье Дюран, разглядывая красочную афишу у входа в театр, - Мюзиклу вот уже больше двадцати лет, а все еще держится на плаву! Что ни говори, но некоторые истории повторяются, не смотря на эпоху, экономику, политику и бурный прогресс, - наконец заключил мужчина, подходя ко мне и проследив за направлением моего устремившегося вдаль взгляда, - Все женщины опаздывают, Серкан, не бери в голову. - Стоило настоять на своем и заехать за ними, - напряженно пробормотал я, в который раз нервно поправляя лацкан своего пиджака, - Вдруг что-то случилось? - Самое страшное, что могло случиться, это Моник, которая забыла взять с собой помаду, а все остальное – пустяки, - учитель пытался успокоить меня, ненавязчиво давая уроки познания женской сущности, но если они и помогали, то только моей паранойе, красочно рисовавшей в голове безрадостные картины несчастных случаев, которые бы не случились, будь я рядом с Эдой. - А вот и они! – победоносно возгласил Оливье Дюран, поднимая руку вверх, тем самым обозначая нас среди бесконечного потока зрителей, которые толпились на мостовой.[Roméo et Juliette, de la haine à l’amour – Un Jour]
Un jour, on oubliera ces jours,
à traîner le cœur lourd
Un jour ce sera notre
tour de nous aimer un jour
Un jour, on fera le même aveu…****
Подходя к автомобилю, из которого Моник Дюран выпорхнула раньше, чем ее муж успел протянуть свою руку в галантном жесте поддержки, я старался держать себя в руках и не выдать зашкаливающего волнения, протягивая свою руку навстречу Эде, чей взгляд лучился теплом, которым непременно хотелось согреться. Едва тонкие каблуки коснулись земли, и моя спутница выпрямилась, приглаживая волосы, я беззвучно открыл рот, чувствуя, что кислород в моих легких стремится к нулю. Причиной этого состояния была девушка, чье тело было обтянуто черной тканью с тонкими шелковыми лямками. Платье доходило до щиколоток, а от правого бедра стремился вниз соблазнительный разрез, скромно прикрываемый миниатюрной сумочкой. Мочки ушей, к которым я так любил прикасаться губами с желанием вызвать мурашки у госпожи Йылдыз, были украшены миниатюрными камнями, мерцающими в свете ярких фонарей. Волосы струились свободными волнами по спине, оголенной до самой поясницы. Я был уверен, что одного взгляда на стройный стан Эды мог стоить любому мужчине сна, но моя рука, скользнувшая на ее талию, и губы, осторожно прикоснувшиеся к ее щеке, явно давали понять, что эта кареглазая мечта поселилась лишь в одной голове, из которой в один миг пропали все мысли и более-менее связные предложения. - Ты прекрасно выглядишь, - прошептал я ей на ухо, наконец-то взяв себя в руки. - А ты слишком мил, - шепчет она в ответ, не скрывая румянца на своих щеках. - «Благодаря тебе, Джульетта, становлюсь я слишком мягок», - с улыбкой процитировав Шекспира, я не сдержался и прикоснулся губами к ее горячей щеке вновь, которая еще больше раскалилась, стоило мне ее коснуться. И как я мог подумать, что она играет, когда ее тело так рьяно говорит об обратном? - Как бы ни был прекрасен этот миг, но нам пора, - осторожно напомнив о запланированном вечере, мсье Дюран потряс в воздухе билетами, которые, спустя пару минут, позволили нашей компании оказаться в Парижском Дворце Конгрессов, чей фасад из стекла и бетона стал темой для разговора вплоть до зала, полумрак которого совсем скоро должен был окутать пришедших зрителей. Заняв свои места, я обвел взглядом помещение, которое с каждой секундой заполнялось гулом голосов, предвкушающим два часа самой печальной истории любви. Обратив внимание на Эду, что едва заметно подрагивала плечами, я нахмурился, заподозрив неладное: - Дай угадаю: твое умопомрачительное платье ни сколько не согревает? - Пять баллов за проницательность! – хлопнув в ладоши, подтвердила она, - Не думала, что в зале, где столько людей, останется место для кислорода, а уж чтобы было холодно… Не дожидаясь, пока Эда насладится внезапной криотерапией, я стянул с себя пиджак и заботливо опустил его на оголенные плечи своей возлюбленной. Какое-то время она куталась в него, пытаясь не утонуть в складках ткани, а когда смогла удобно устроиться, то с наслаждение вдохнула его запах. «Спасибо», - одними губами произнесла Эда, заглядывая в мои глаза ровно в тот момент, когда свет в зале начал постепенно гаснуть. Если бы не этот полумрак, то она смогла бы заметить, как Моник Дюран показывает мне большой палец вверх, а ее муж молчаливо кивает мне, словно говоря то, что я так хотел бы услышать от своего отца: «Она – то, что тебе нужно».***
[Roméo et Juliette, de la haine à l’amour - L'amour heureux]
Est-ce que tu m'aimeras un jour
Jusqu'à la fin du dernier jour? *****
Смотря на сцену, где актеры разыгрывали вечную историю трагической любви двух молодых людей, чьи семьи враждовали на протяжении нескольких поколений, я терпеливо переводил для Эды особенно заинтересовавшие ее моменты, которые вызывали у нее то мечтательную улыбку, то слезы, которые она с трудом сдерживала. Сцена первой встречи Ромео и Джульетты на ежегодном балу в доме Капулетти, заставила Эду обратиться в слух и затаить дыхание, чуть подавшись вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее на сцене. Она не знала перевода французских слов, что складывались в песню о любви и вечности, но на подсознательном уровне она наверняка чувствовала, о чем идет речь: запретная любовь, невыносимое притяжение двух людей друг к другу, и трагичность, которая ступала за героями по пятам, неумолимо приближая их к смерти. - Как бы я хотела не знать концовки, - с горечью прошептала она мне на ухо, укладывая свою темноволосую голову на мое плечо, - Так хочется верить, что они будут вместе, - тихий всхлип и она вновь утирает слезы, пронзая мое сердце, если не кинжалом, от которого умерла Джульетта, то точно ножом, от которого погиб Тибальт. - Но ведь они остались вместе, только окунувшись в вечность, где ничто не смогло препятствовать их любви, - тихо напомнил я, едва касаясь губами лба возлюбленной. -Но разве нужно умереть, чтобы быть счастливым? – шмыгая носом, поинтересовалась Эда, в то время как на сцене количество человек резко возросло, являя зрителям сцену ссоры Меркуцио и Тибальта, где двое молодых людей олицетворяли противоборствующие силы двух семей на фоне трагичной любви.[Roméo et Juliette, de la haine à l’amour - Le duel]
Vivre on veut tous vivre
Sans se haïr sans en mourir
Vivre et se parler se respecter et même s'aimer
Libres on est tous
libres de ne pas suivre de refuser******
Наблюдая за тем, как ссора двух молодых людей на сцене набирает обороты, отчего их пение становилось более громким и ожесточенным, я невольно провел параллель с той ситуацией, которая все еще незримо следовала за мной по пятам с самого утра. Дениз, протянувший свои лапы сквозь сотни километров, смог ненадолго загнать меня в угол своим требованием предстать в суде и объясниться, попутно заплатив внушительную сумму за то, что я посмел дать жизнь запретной любви. Не то, чтобы я переживал за деньги, которые готов был отдать, лишь бы Озкан раз и навсегда забыл об Эде, но внутренний стержень, который я создавал годами, говорил, что откупиться – это не выход. Борьба за ценности, идеалы, чувства – это то, что могло помочь в бесконечной гонке за счастьем, в которой я мог участвовать ежедневно, лишь бы взгляд карих глаз останавливался на мне и в нем не было ни капли печали. Потасовка на сцене была в самом разгаре, когда рядом с моим бедром раздалась вибрация телефона Эды, что был погребен в ее сумочке. Ее хозяйка судорожно начала искать оживший гаджет, наконец вытаскивая его на поверхность. Шепотом попросив отключить его, чтобы не мешать другим зрителям наслаждаться постановкой, я не сразу заметил, что моя спутница замерла с телефоном в руке, не в силах пошевелиться и сказать хотя бы слово. Нахмурившись, я опустил свою ладонь на побелевшие костяшки пальцев ее руки, которая с силой сжимала смартфон с высвечивающимся именем на экране: «Сеймен». Надежда на то, что это лишь совпадение с именем брата Дениза, что все еще вызывал во мне ярость, смешанную с желанием оторвать ему голову, исчезла так же быстро, как и Эда, чью спину я наблюдал у одного из выходов из зала. - Что-то случилось? – обеспокоенно поинтересовался мсье Дюран, провожая меня взглядом в ту сторону, где только что скрылась Эда. Я ничего не ответил, стараясь не упустить из виду брюнетку, что все еще сжимала в руке телефон, пересекая просторное фойе. - Эда! – окликнул я ее, но она продолжала свой стремительный путь на выход из здания, - Эда! – очередная провальная попытка, что привела меня на улицу, где я не сразу увидел свою спутницу, прижимавшую к своему уху переставший вибрировать телефон. Не успев окликнуть Эду вновь, я едва уловимо поморщился от того, что и мой телефон решил ожить совсем не вовремя, отвлекая от того, чтобы узнать, почему брат Дениза решил позвонить госпоже Йылдыз, и почему она так поспешно покинула зал, чтобы ответить на этот звонок? Достав гаджет из кармана, я нервно сглотнул, обнаружив на экране оповещение о входящем письме от Лейлы с темой «Личное дело Эды Йылдыз». Взглянув на Эду, чья спина замерла в моем пиджаке неподалеку от машины Моник, ведя негромкий разговор с Сейменом, я вернулся в фойе, надеясь еще какое-то время оставаться для нее незамеченным. Я то и дело разблокировал телефон, смотря на оповещение, ставшее для меня причиной сомнений, которые я прогнал пару часов назад, а после вновь блокировал, уговаривая себя не делать поспешных выводов. Эда могла запаниковать, увидев знакомое имя, которое успело напомнить ей о Денизе, но в то же время она могла запаниковать от того, что я увижу имя звонившего и раскрою ее двойную игру, что она вела за моей спиной. - Черт бы тебя побрал! – процедил я в пустоту, нервно постукивая ногой в ожидании решения, которое, я надеялся, свалится на меня с небес и даст ответ: «Читать или не читать?» - вот в чем вопрос.Arrête, Arrête, ma tête explose