Помоги мне принять себя

— Чунь Юнь? Я с тобой разговариваю. Парень лениво раскрывает один глаз, отрываясь от музыки в одном наушнике и собственных фантазий. Мысли в его голове тут же пропадают, улетучиваются куда-то за окно машины, и он глядит на мать на водительском сидении. — Что? — Ты должен больше внимания уделять учёбе, я так хочу, чтобы ты вырос достойным человеком, — вновь начинает она. Чунь Юнь слышал это всё неоднократно, поэтому лишь вытаскивает наушник в доказательство того, что слушает её, не навлекая на себя её недовольный голос. — Я прекрасно знаю, о чём думают юноши в твоём возрасте, поэтому пойми, — руль сжимается под её вечно холодными руками, — ты переводишься ради собственного блага. — Я знаю, мама, — он тяжело вздыхает и набирается терпения, лишь бы не ляпнуть ничего лишнего. Руки матери расслабляются и уже мягко ложатся поверх руля, теперь её взгляд теплеет и она с большой надеждой глядит на сына через зеркало заднего вида. Чунь Юнь не хочет рушить возлагаемые на него надежды, потому лишь отводит глаза от родительской фигуры и устало растекается по мягкому заднему сиденью, неуклюже втыкая наушник назад. Совсем скоро он уже окажется у мощëной дорожки к своему новому учебному заведению, которое выглядит точно какой-нибудь Хогвартс, где наверняка так много всего произойдет. Он постарается учиться так усердно, как только сможет, лишь бы не разочаровать мать, а также будет стараться завести друзей, чего в прошлой школе сделать не смог. Ну, а сейчас всё, что он может делать — это спать, прижавшись щекой к тихо дребезжащему окну машины, за которым постепенно темнеет. **** — Давай, Чунь Юнь, мы уже совсем близко, — тихо толкает его мама в плечо, затем вылезая из машины. После сна в машине тело ломит, а осенняя прохлада так и ползёт под задравшийся свитер. Мерзко. С улицы пахнет бензином — заправка. Сонно взъерошивая светло-голубые волосы, и без того находившиеся в бардаке после сна в таком-то положении, он кое-как натягивает снятые ботинки и с трудом заставляет себя выползти в прохладу сентября за пределами транспорта с включëнной печкой и самодельным обогревом сидений, что соорудил отец. — Заправляешься на обратный путь? — не зная, что больше сказать, бросает Чунь Юнь матери, что в это время усердно старалась вставить пистолет в отверстие сбоку машины. Как оно называлось, парень совершенно не помнил, но и дела ему до этого не было. — Ага, — безучастно ответила она, слишком занятая процессом. Нужно было срочно найти туалет и зайти купить что-то перекусить. Все снеки, купленные в дорогу, он съел ещё в первой половине пути. Телефон в кармане неприятно завибрировал и пропиликал, когда туалет уже был найден, а сам Юнь стоял между полок и угрюмо смотрел на скудный выбор мороженого, которого сейчас так хотелось. Как и оказалось, мама уже ждала в машине и каждую секунду присылала сообщение со смайликом часов — это всегда означало «давай быстрее», переводя с её языка. Парень лишь устало вздохнул и вытащил первое попавшееся на глаза лакомство из морозильника, лишь бы не пришлось выслушивать в машине о том, что они, вообще-то, никаким образом не должны опоздать и испортить о себе впечатление в первый же день. — Спасибо за покупку, — вежливо улыбнулась девушка за прилавком, но Чунь Юнь и взгляда на неё не бросил, направив весь свой интерес в сторону неподдающейся к открытию упаковки. — Ты где так долго был? — тут же переполошилась родительница, стоило парню забраться обратно на сиденья и зашебуршать обëрткой, которую наконец-то удалось раскрыть и получить желаемое. — В туалет ходил и купил вот, — по-обыкновению спокойно объяснился тот и показал мороженое, тут же откусывая от него большой кусок, даже не поморщившись от его прохлады на языке. Наконец поняв, что волноваться здесь не о чём, женщина отправила отцу сообщение о том, что они уже подъезжают к пансиону, и отложила мобильник в сторону. Стоило Чунь Юню доесть своё мороженое и вернуться к музыке и полудреме, как это вновь нарушилось. — Ты вообще хочешь учиться там? — спустя какое-то время дороги вновь заговорила она. Это провокационный вопрос и не составляет труда этого понять — с самого рождения Юнь знает все её привычки, звуки шагов, взгляда и интонации в разном расположении духа. Осталось ехать всего ничего. Он притворился, что спит. Мама, как бы ни было это странным, поверила. **** Разгружать вещи не было так скучно, как Чунь Юнь думал в дороге всё то короткое время, что не спал. Можно было хотя бы под предлогом этого отделаться от матери с директором, которые мило беседовали, стоя поодаль от машины с раскрытым настежь багажником. Естественно, Чунь Юнь поздоровался в первую очередь и выслушал приветственную речь, выглядящую так шаблонно, как он и предполагал. «Мы примем тебя с радостью. Надеюсь, ты заведëшь новых друзей. У нас отличная учебная программа, рассчитанная на углублëнное изучение иностранных языков. Вот ключ и номер твоей комнаты, твой сосед уже осведомлён о твоём прибытии и ждёт тебя, чтобы всё показать» и прочие бла-бла-бла, которые парень очень незаметно для других пропустил мимо ушей, уловив лишь нужную ему суть. Конечно же, они встречали так всех и каждого. Как бы Юнь не хотел побыстрее избавиться от надобности возвращаться в родительский дом, въезжать в такое место он также желанием не горел. Провести все оставшиеся учебные годы в закрытой школе с кучей парней? Звучит не очень. — «Вот бы убежать в лес и жить с волками», — подумал тот про себя, еле заметно усмехнувшись, когда поднял вверх очередную коробку с вещами. Последнюю. — Ты уже закончил? — сразу же послышался голос матери, с явно «ненавязчивыми» нотками в нём. Ну, по крайней мере она старалась. Наверное. — Да, выгрузил все, что там было, — машинально ответил Юнь. Мама прощалась с ним долго, будто провожала на войну, а затем сказала не чудить и не показывать свой дурной характер, как сделала бы любая другая мама на её месте. Но рад Чунь Юнь не был. Это было очередным напоминанием, что он может не понравиться, что он может начудить, что может показать того себя, коим на самом деле является. Он знал, что мать не виновата в его неправильности, но не знал, как простить её за эти слова. Чунь Юнь лишь обнял её напоследок, перед тем, как она бы села обратно в свой тëплый минивэн, повернула ключ зажигания и скрылась за поворотом. Уткнулся носом в плечо и пообещал себе съехать от неё сразу, как выпустится из этого дурацкого пансиона. Не мог больше смотреть в глаза и прикрываться тем идеальным мальчиком, которого она так сильно хотела видеть. Теперь же, когда её машина и правда скрылась где-то за деревьями, затерявшись в природе, окружающей этот клочок земли, на котором он будет находиться ещё три года обучения в старшей школе, в стороне его ждал лишь директор, с явно строгим, оценивающим взглядом. Не таким, какой он был при его матери. Чунь Юнь будет скучать по блинчикам с кленовым сиропом и собаке шелти, что всегда виляла хвостом, встречая хозяина со школы, по своей большой кровати и креслу-мешку, по дартсу, нелепо висящем в самом неподходящем для этого месте, но не по самому дому, как бы ни было грустно признавать это. Чунь Юнь больше не вернётся, а это радует. Видеть отца не хочется от слова совсем, как и всё, что с ним связано. — Идём, помогу тебе перенести коробки наверх, в твою комнату, — статный мужчина изо всех сил старался казаться дружелюбным и приветливым, но Юня никогда ещё не подводило его внутреннее чувство на людей и их истинную сущность. — Спасибо, — вяло отзывается парень, подхватывая коробки вслед за директором. Помощи он совсем не ждал, пускай даже и неискренней. Когда же они проходят все этажи до последнего (и кто вообще придумал поселить его на последнем этаже? Руки от тяжести у него сейчас точно отвалятся), а затем длинный коридор, коробки наконец оказываются перед входной дверью и Чунь разминает руки. Давно же он не занимался физическими нагрузками. Директор также ставит коробки рядом и желает удачи, говоря что-то о школьных делах. Чунь Юнь не слушает и даже не благодарит того, когда мужчина уходит всё дальше по коридору. Он смотрит на собственное имя на дверной табличке и… Чьë-то ещë, которое он совсем не видел раньше. Читает его по буквам, смакует во рту как новое блюдо… А затем дверь резко открывается и перед глазами предстаёт такой же новый для него человек. Чунь Юнь сразу же забывает как говорить и вообще вести себя с людьми, смотрит в большие, зелёные и полные радости глаза, а после его затаскивают в комнату, не успевает он и выдавить из себя что-то. — Ты же тот самый Чунь Юнь! Тот самый, поверить не могу, у меня наконец-то есть сосед! — начинает тараторить беловолосый мальчишка, а Юнь так и стоит в ступоре. — Ой, я Беннет! — нелепо выставляет он руку вперёд, всю усыпанную пластырями и бинтами. Идеальная тëмно-синяя форма совсем ему не к лицу. Ну, как идеальная. Сама по себе-то она идеальная, только вот пуговицы его рубашки под мягким синим жилетом расстегнуты, сама рубашка чуть мятая в некоторых местах, значок герба пансиона перекошен, а один из белых гольфов на ноге сполз. Удивительно, как он здесь всё ещё учится, учитывая строгую дисциплину и дресс-код, прописанные в правилах. — Чунь Юнь… — он также протягивает для знакомства руку, пускай они уже и видели имена друг друга на табличке. — Да, знаю! — он смеëтся, сверкает, а ещё его ладошки неистово потеют, Чунь чувствует. Никогда бы он не подумал, что такие искренние люди существуют. И громкие, безумно громкие, настолько, что у Юня глаз сам по себе щурится от очередного возгласа, а руки тянутся к ушам, чтобы прикрыть их. — Сейчас помогу тебе с коробками, — он вдруг пристыженно начинает говорить тише, заметив поведение соседа, и тут же бежит к коробкам у входа сломя голову. Только вот спотыкается и влетает в одну из них носом. — Ты в порядке?.. — неловко тянет. — В полном! — Беннет закрывает кровоточащий нос одной рукой и показывает большой палец другой. Его новый сосед и вправду удивительный. А ещё чудак. А ещё Чунь Юнь понял, почему к этому чудаку до последнего никого не подселяли. **** Переодевшись в форму своего нового учебного заведения, что уже была заранее приготовлена на его кровати, Чунь Юнь долго всматривался в собственное отражение. Эта одежда шла его волосам, цвету глаз, даже чëртовым чертам лица, но не шла тому, что он на самом деле чувствовал по отношению ко всей этой ситуации с переводом. Он не хотел чувствовать нутром всю свою неправильность на протяжении этих трёх лет, но лишь хотел быть замечательным сыном, которым бы гордились. Готов был учиться и жить здесь, но не готов был столкнуться лицом к лицу со своими истинными чувствами. Всё было противоречиво. Ещё раз причесавшись и умывшись, он предпочёл как и всегда задвинуть переживания на задний план и пойти на общий ужин в сопровождении Беннета, который всё это время старался сидеть молча на собственной кровати в другой части комнаты и не мешать Юню привыкать. — Ужин — это, конечно, обыденно, но когда прибывают новички, это уже совсем другой ужин! — радостно жестикулировал руками в воздухе странный сосед по комнате, когда они уже двигались вдвоём по пустующему коридору своего этажа. — Другой? — Представляешь, вас официально представят перед другими! — выдал тот. Чунь Юнь замялся. Ужасная традиция. — Отличная традиция, — спокойно ответил он на снова громкие возгласы. — Знал, что тебе понравится, — улыбка в ответ, — обеденный зал внизу, — указав пальцем в сторону лестницы, Беннет бесцеремонно и по-детски схватил его за запястье и утащил в сторону лестницы так же, как затащил его в комнату минут пятнадцать до этого. **** — Попрошу вас минуточку внимания, — директор встал на небольшой пьедестал, прямо напротив всех этих длинных обеденных столов в большом, нет, огромном зале, прочищая горло тихим кашлем в кулак, — Сегодня в наш пансион… — «Ну точно, как в Хогвартсе», — единственное, о чём хватило тогда у Чунь Юня ума подумать. Руки немного вспотели, прямо как у Беннета, как заметилось в его касаниях с первых секунд. Юнь неловко вытер их об шорты под столом. Мама от такой невоспитанности точно рассердилась бы, увидь это сейчас. Над головами покачивались огромные люстры с настоящими свечами вместо лампочек, а посуда на столе была расписана точно вручную. Пол был блестящий, гладкий и твёрдый, весь в геометрическом узоре. Чунь Юнь не видел фотографий этого места при поступлении, кроме одной-единственной снаружи, ведь не интересовался даже, куда попадёт, если так угодно матери, поэтому точнее не скажешь — он был шокирован, а Беннет сидел рядом и сдерживал улыбку как мог, увидев выражение искренних эмоций на его холодном лице. — …Поэтому давайте поприветствуем их должным образом! — торжественно заключил директор, которого Чунь Юнь вновь не слушал, уже мысленно за это извинившись. Он был слишком занят рассматриванием той роскоши, что так неожиданно оказалась вокруг. Он ждал чего угодно до того, как увидел вид этого пансиона хотя бы снаружи — облупившихся ржавых кроватей с прохудившимися матрасами, тараканов, железную посуду, скрипучие трухлявые ступени — это всё, что он мог представить при слове пансион впервые. Звучало как приют, куда его выкидывают. Хлопки отрезвили его. Ученики приветствовали его? Нет, они приветствовали всех новеньких. Но даже несмотря на это, в этот раз Чунь Юнь не побоялся поднять глаз от тарелки, как когда-то боялся поднять глаза от школьной парты. Он огляделся вокруг, встретился взглядом с новым соседом, с директором, пускай тот и не понравился ему, с новыми учениками, а потом встретился взглядом с парнем, что не хлопал. Он читал книгу и, изящно вытянув свою белоснежную шею, пил из чайной фарфоровой чашки. При взгляде на него Чунь Юнь за секунду потерял всё, что обрёл. Всю уверенность и ощущение того, что это место всё-таки поможет, как и надеялась мать. Он ткнул взгляд в тарелку и больше не поднимал его, пока аплодисменты не стихли. Беннет смотрел на него в недоумении. Было стыдно. **** — Ну, как тебе ужин? — осторожно спросил беловолосый мальчик-катастрофа после часа в тишине, по разные стороны их общей комнаты. — Ничего необычного, — закусил губу Юнь, — как зовут того парня, что сидел с книгой? — будто невзначай бросил он в разговор. Беннет вскинул брови от удивления и того, что тот вообще о нём спросил, а потом на секунду задумался, приставляя пальцы к подбородку. — Что такого я сказал? — Чунь Юнь приподнялся на локтях и глянул в сторону кровати по соседству. Он действительно выглядел недоуменным. — Да ничего, — отмахнулся тот рукой в бинтах, — это просто лучший ученик, Син Цю. Мы ему тут все не ровня. Вид у него вечно такой надменный, что аж бесит, поэтому я и задумался, почему же ты обратил внимание именно на этого заносчивого. Может из-за того, что у него точно такое же недовольное лицо, как и у тебя? «Обратил внимание» от Беннета слишком насторожило Чунь Юня, поэтому он тут же плюхнулся обратно на спину и сложил руки под головой, вновь стараясь выглядеть непринуждённо, как и всегда. Даже пропустил мимо шутку про недовольное лицо. — Просто книга в руках этого Син Цю показалась знакомой, хотел узнать, стоит ли к нему подходить с вопросом о ней, — протянул Чунь глупую отговорку, состряпанную прямо на ходу. На самом же деле ему просто захотелось узнать, почему тот не делал то же, что и другие. Не хлопал слепо, не зная даже кому. Не последовал за другими, продолжая заниматься своими делами, которые его устраивали. Несомненно, тогда Чунь Юня это задело. Задело, что все хлопали (ему) новым ученикам, а кто-то нет. Но сейчас он спросил себя: почему? Почему это задело? Почему действие какого-то человека для него важно? Ведь для того Син Цю не было важно, что кого-то это может зацепить. Тогда Чунь Юнь ещё не знал, что обычное игнорирование коллективных аплодисментов тогда от Син Цю, который продолжал спокойно пить чай и наслаждаться книгой, перерастут не просто в мимолëтное раздражение и секундную обиду, а в размышления. В долгие размышления и кучу вопросов, которые повлияют на его жизнь так сильно, как он бы сам на собственную жизнь никогда не повлиял. Ну, а сейчас Беннет просто оглянул его в недоумении и вернулся к выполнению домашнего задания на завтра, опять переставая на какое-то время быть таким шумным. Сегодня был последний выходной перед тем, как начнётся учëба и для Чунь Юня.