Cake

Они планировали провести вечер за просмотром фильмов или прогуляться с Акамару по одной из многочисленных троп Конохи. На улице был чудесно-редкий летний день, не слишком жаркий и влажный. У Кибы не было никаких поручений, а его сестра и мама были в какой-то соседней стране с миссией; Канкуро был свободен в течение дня после того, как встреча Каге завершилась значительно быстрее, чем ожидалось. Это был идеальный день, чтобы провести время вместе. Они не так уж часто виделись. План состоял в том, чтобы потусоваться, может быть, обняться и немного поцеловаться. Киба даже отчаянно попросил Чоджи помочь с рецептом какого-то непонятного торта, о котором Канкуро упоминал однажды, несколько месяцев назад; сейчас сладость лежала под полиэтиленовой пленкой в холодильнике внизу, нетронутая. Когда они вернулись домой, Инузука намеревался затащить Канкуро на кухню и драматически обнажить его, и он даже лелеял странную маленькую фантазию о том, чтобы накормить его. Так было до тех пор, пока он не увидел в глазах Канкуро выражение жажды чего-то, что определенно не было пирогом. Он не был точно уверен, как поцелуи у стойки привели к тому, что он стоял на четвереньках на кровати, так сильно ругаясь, что искры сыпались из глаз, но не жаловался. Совсем наоборот. Канкуро схватил волосы парня на затылке и потянул, пока его спина не выгнулась настолько, насколько это было возможно, толкаясь внутрь так сильно. Он вскрикнул, новый угол позволил кукловоду буквально сверлить его простату, жестко, каждый раз. Тело напряглось и задрожало, как будто Инузука кончал, но не смог, из-за нитей чакры, плотно прилегающим к основанию его члена. Капелька пота скатилась по его спине. Это было слишком хорошо. — Ах, черт, пожалуйста, Канкуро, — выдавил он между отчаянными вздохами. Его руки нащупали что-то, за что можно было бы зацепиться, и нашел изголовье кровати, ухватившись так сильно, что оно предупреждающе заскрипело, — пожалуйста, я не могу… — Можешь, — прошептал парень на ухо. Его голос был напряжен, — ты так хорош, детка, — при этом слове Киба заскулил. Канкуро говорил это только тогда, когда действительно хотел, чтобы возлюбленный сошел с ума, — посмотри на себя… Пальцы поднялись, чтобы ущипнуть один из сосков, твердый, как ему нравилось; рот Инузуки открылся в неровном стоне, и он дернулся, хотелось прижаться спиной к чужому телу и члену, который чуть ли не разрывал его. Сильный толчок внутри заставил снова крикнуть, всепоглощающее удовольствие пронзало снова и снова. Киба чувствовал себя слишком живым, слишком открытым, как оголенный нерв. Они должны были быть внизу. Есть торт. — Ты звучишь так отчаянно, — задыхаясь, проговорил Канкуро, уткнувшись ему в шею, — вот так, стонешь и давишься. Чертовски горячий, Киба. Он опустил Кибу обратно на кровать и замедлился, позволяя отдышаться. Жесткие, быстрые толчки стали медленными и глубокими, головка члена мучительно тянулась к простате с каждым скольжением внутрь. Ноги Инузуки дрожали. Он упал вперед на локти, голова свесилась между плеч. Возможно, он пускал слюни. Бедра все еще были подняты, благодаря сильной хватке на талии. При следующем толчке Канкуро провел большим пальцем по краю влажной дырочки и судорожно выдохнул, — боже, — сказал он, потирая скользкую чувствительную плоть, пока Киба не застонал с каждым вдохом, — почти что забыл, как хорошо ты выглядишь. Если бы он мог думать, Инузука, вероятно, отпустил бы какую-нибудь глупую шутку о том, что он рожден для собачьего стиля, но не мог сказать что-либо, чем только хныкать и стонать, — пожалуйста, — простонал он, слишком далеко зайдя, чтобы думать о том, как распутно это прозвучало. Большой палец кукловода втиснулся внутри рядом с членом. Киба упал на подушку под ним, сильно кусая ткань. Это было уже слишком. Казалось, парень держал его на грани уже несколько часов. В своем туманном состоянии он почувствовал, как Канкуро наклонился ближе, — ты в порядке? — прошептал он. Киба сглотнул, пытаясь собраться с мыслями, — да, — пробормотал он, сжимая ладони в кулаки, — продолжай. Он выдержит. Канкуро ухмыльнулся ему в спину, — точно? — Да, — заскулил Инузука. — Действительно уверен? — Трахни меня, придурок! — прорычал Киба, бросив раздраженный взгляд через плечо. Он увидел, как сузились глаза Канкуро, почувствовал, как тот крепче сжал его талию. Восхитительная дрожь пробежала по спине. Еще один долгий, тяжелый толчок по простате заставил его громко выругаться в подушку. Глаза закатились, а тело снова задрожало, пытаясь достичь оргазма. Он хватал ртом воздух, словно тонул, ткань наволочки была горячей и влажной. Член висел раскрасневшийся и возбужденный между ног, такой твердый, что было больно. Тогда Канкуро вышел, и Киба грустно заскулил, — если ты оставишь меня в таком состоянии… — Расслабься, шавка, — тихо рассмеялся кукловод. Он похлопал парня по бедру, — перевернись. Я хочу видеть твое лицо. Киба стиснул зубы, смущение вызвало новый румянец на его щеках. Он сделал, как ему было сказано, собравшись с силами, чтобы перевернуться на спину. Канкуро даже не дал ему возможности вздохнуть. Он схватил парня, и все, что Киба мог сделать, это схватить его за плечи и вцепиться изо всех сил. Все началось с долгих, влажных поцелуев, но потом кукловод обхватил руками колени Инузуки, согнул его пополам и двинулся обратно внутрь, жестко и быстро. Киба мог бы закричать, чувствовал, как воздух выбивается из его легких с каждым толчком. Он приоткрыл рот, чтобы ахнуть, и Канкуро воспользовался возможностью, скользнул языком в чужой рот. Это был уже не поцелуй, а скорее беспорядочное сопение с открытым ртом, когда они, тяжело дыша, прижимались к скользким от слюны губам друг друга, и Инузука почувствовал, что снова расплывается. Теперь уже знакомое ощущение невозможного оргазма подкрадывается к нему. Ему хотелось умолять или что-то в этом роде, но не мог, не мог связать воедино ни одной мысли, ни одного слова. Его стоны сменились всхлипами, и он откинул голову назад, беззвучно вскрикнув. Киба отдаленно чувствовал, как удлиняются его зубы, а ногти превращаются в острые, как бритва, когти, как будто он переходил в режим выживания во время боя; Канкуро зашипел, когда чужие когти впились в кожу, но возлюбленный ничего не мог сделать, чтобы остановить это. — Киба, — выдохнул кукловод, но, похоже, больше ему нечего было сказать. Его ритм сбился, когда Киба издал дикое рычание, и он прохрипел, — блять, Киба, это так горячо… Наконец, он отпустил нити чакры и толкнулся еще два, три, четыре раза, а затем Киба застонал от оргазма, тяжело кончая на собственный живот. Слезы катились по его щекам с такой силой, что из него вырвалось неровное рыдание. Канкуро снова опустил ноги на кровать и склонился над телом под собой, замедляя движение бедер и наблюдая за Инузукой, прикусив нижнюю губу. Он весь дрожал, и Киба скользнул руками по его спине, притягивая ближе. — Внутрь, внутрь меня, пожалуйста, — задыхаясь, произнес он, все еще содрогаясь всем телом. Бедра Канкуро задрожали, и он беспомощно застонал, когда Киба сильно сжался внутри и выдохнул, — я хочу почувствовать это, ну же… Кукловод уткнулся лицом в худую шею и испустил дрожащий вздох, кончая, заставляя Кибу снова тихо застонать от этого ощущения. Инузука прижал их тела друг к другу, не обращая внимания на беспорядок на животе, и прижался лицом к спутанной копне волос. Они долго не двигались, пытаясь отдышаться. Он чувствовал, как его сознание расплывается, тело медленно расслабляется, а зубы и ногти возвращаются к своей обычной длине. Когда он лениво провел тупыми ногтями по спине Канкуро, тот приподнялся и посмотрел на него сверху вниз. Он всегда выглядел таким нежным после секса. — Что это было? — прошептал он, — такого еще никогда не случалось. Киба напевал что-то под нос, слишком уставший, чтобы думать. — Серьезно, Киба. Ты в порядке? Беспокойство в голосе заставило Кибу обратить внимание. Он моргнул и снова сфокусировал взгляд, — я в порядке, — пробормотал он, протягивая тяжелую руку, чтобы убрать челку возлюбленного с глаз, — никогда в жизни меня так хорошо не трахали. Я не знаю, почему это произошло. Канкуро сглотнул. Инузука наблюдал, как его горло вздымается, — ну, если ты в порядке… черт возьми. Это было действительно горячо. Киба медленно улыбнулся ему, обнажив острые зубы — не такие острые, как несколько минут назад. — Конечно, тебе это понравилось, — сказал парень, наклоняясь к кукловоду, чтобы поцеловать, чтобы снова засунуть язык в его рот, а затем позволить одному из своих заостренных клыков коснуться его. Канкуро вздрогнул и отодвинулся, прежде чем они успели увлечься. Наконец, он вышел и уставился на то место, где сперма стекала из партнера, его щеки покраснели. — Боже, — пробормотал он, скользя пальцами вниз, чтобы зачерпнуть немного, и поднял глаза, когда Киба издал тихий гортанный стон, — ты такой грязный. Смущение заставило лицо Кибы снова вспыхнуть, и он заерзал, возбуждение каким-то образом снова нашло дом в глубине его живота, — не говори так. Старший поднял на него глаза, губы изогнулись в самодовольной улыбке, которая показывала, что он определенно продолжит говорить это, — что? Это правда. — Тогда сделай что-нибудь, — пожаловался парень, обиженно откидывая голову на подушку. И на самом деле, правда, он имел в виду «возьми тряпку» или «отнеси меня в ванну, так как, ты только что отнял у меня способность ходить» или что-то в этом роде, поэтому не ожидал подобного, когда Канкуро снова раздвинул ноги и наклонился, облизывая языком дырочку Инузуки. Киба издал какой-то искаженный вариант чужого имени, руки дернулись вниз, чтобы схватить короткие волосы, не зная, хочет ли он оттолкнуть или удержать, — это отвратительно, — простонал он, сразу же ошеломленный ощущением. Это не было отвратительно, на самом деле. Он не мог не сжаться, чувствуя ухмылку и короткий смешок снизу. Зрение на мгновение затуманилось, когда Канкуро просунул язык внутрь, пальцы впились в бедра до синяков, — о черт, черт, — выдохнул Инузука, глаза снова наполнились слезами. Это было уже слишком, чрезмерное возбуждение посылало ядовитое удовольствие — боль лизала вены. Его тело раскачивалось, очевидно, разрываясь между отчаянным желанием, чтобы Канкуро остановился, и желанием, чтобы он продолжал так же настойчиво. — П-пожалуйста, это слишком… Канкуро, я не могу, — взмолился он. Кукловод наконец прислушался, отстранился и облизнул губы. Киба чуть не потерял сознание, когда увидел его лицо, слюну и сперму, размазанную вокруг губ. Он хотел вытатуировать этот образ на тыльной стороне век и никогда больше не видеть ничего, кроме этого. Парень отчаянно потянулся к нему, притянув ближе, положив руку на затылок и крепко поцеловав в губы, вздрогнув, когда почувствовал вкус спермы на языке Канкуро. Ему было все равно, где только что был чужой рот. Конечно, это должно было быть отвратительно, но это просто… это было интимно. Они оба были в полном беспорядке, когда отстранились, ниточка слюны на мгновение соединила их языки, прежде чем оборваться и упасть на подбородок Кибы. Он крепко зажмурился и глубоко вздохнул, пытаясь напомнить себе, что слишком возбужден и измотан, чтобы снова трахаться прямо сейчас. Когда Инузука открыл глаза, Канкуро уже смотрел на него, взгляд был полон обожания, которое он так редко демонстрировал. Парень почувствовал, как его накрывает теплое одеяло, но не мог сказать, было ли это смущение или любовь, или все еще возбуждение, или все три. — Что? — спросил он немного смущенно. — Ничего. Ты само совершенство, — тихо ответил Канкуро. Мягко. Киба не знал, что с собой делать. Канкуро не часто выражал свои чувства словами. Он вообще был довольно трудным для чтения, игривым и дерзким на поверхностном уровне — Инузуке потребовалась целая вечность, чтобы понять, что он нравится Канкуро. Старался показать это не словами, а действиями, что Кибе, очевидно, тоже нравилось, но это… Его уши и щеки были слишком горячими. Парень оглядел себя. Он был весь в высыхающей сперме и поту. Это начинало становиться довольно неприятным. — Я не знаю об этом, — сказал он наконец, чрезвычайно взволнованный и справляясь с этим самым лучшим способом. — Это правда, шавка, не спорь, — это было больше похоже на правду. Они лежали так еще некоторое время, пока кукловод, наконец, не схватил его за руки и не поднял, — да ладно, тебе нужно принять душ, ты весь такой противный. — Чья это вина, — проворчал Киба, морщась от давления на поясницу и задницу. Его тело налилось тяжестью, и он неуклюже упал на чужую грудь, — неси меня. — Я тебя не понесу. — Ты сделал это со мной, — заскулил парень, сильно кусая ключицу, просто чтобы быть мудаком. Канкуро прошипел, дернув голову за волосы назад. — Ладно, — сказал он, — только не кусай меня, какого черта. Он проигнорировал самодовольный взгляд Кибы и поднял его, как новобрачный. Было легко забыть, насколько он силен, так как на самом деле не был создан для боя на близком расстоянии, но боже. Как будто Киба ничего не весил. — Я когда-нибудь говорил тебе, как это горячо, что ты можешь вот так просто поднять меня? — Киба что-то пробормотал ему в шею, когда возлюбленный попытался поставить его на пол и одновременно включить душ. Инузука тяжело прислонился к стене и вздохнул, когда горячая вода хлынула на него. Щека прижалась к плитке, и он просто позволил своему телу расслабиться. — Ты мог бы упомянуть об этом, — тихо сказал Канкуро. Они ненадолго погрузились в уютное молчание. В конце концов Киба прислонился к спине возлюбленного, а не к стене, обхватив его руками за талию и прижавшись щекой к плечу. Вода стекала по лицу так, что это было не очень удобно, но он не обращал на этого особого внимания. По крайней мере, он все еще мог вдыхать запах Канкуро. — Ты будешь мыть голову или просто стоять? Инузука вообще не хотел двигаться. Он скорее почувствовал, чем услышал легкое раздражение Канкуро, прежде чем развернуться в чужих объятиях. Парень откинул мокрые волосы Кибы со лба, посылая приятное покалывание по спине. Младший повернул голову и поймал чужие губы в медленном поцелуе, прежде чем тот успел сказать что-то еще. Это было более ошеломляющее, чем горячие, безумные ласки, которые они разделили ранее, пар и вода делали все немного более скользким. Он застонал, поднимая ногу, чтобы притянуть парня ближе, и Канкуро прижал его к стене, и, о, хорошо, теперь член определенно заинтересовался. — Я думал, ты слишком устал для чего-то другого, — их губы соприкоснулись, когда он заговорил. Киба погнался за поцелуем, схватив кукловода за мокрые волосы и притянув обратно. — Да, примерно двадцать минут назад, — ответил он через несколько мгновений, слегка выгибаясь вперед, позволяя своему члену скользить по члену Канкуро. Он почувствовал, как вздрогнул парень, почувствовал, как тот дернулся, пытаясь побороть желание прижать Инузуку к стене и снова трахнуть. Кибе хотелось, чтобы он не сопротивлялся. Дрожь. — Киба… — Теперь, я в порядке, — пробормотал он, переплетая их пальцы и целуя в острый изгиб челюсти Канкуро. Это было не совсем так — ноги все еще чувствовали себя немного похожими на желе и чувствовал некоторую слабость, но всякий раз, когда он двигался, ощущал, как сперма стекает по внутренней стороне бедра, и одного этого было достаточно, чтобы перекрыть все остальное. Когда Инузука начал двигать рукой, они оба застонали. Теплая вода действовала как самодельная смазка, позволяя Кибе ублажать их члены с скользким, влажным звуком, который казался слишком громким в небольшом пространстве между их телами. Канкуро опустил голову на чужое плечо и тихо застонал, его руки снова нашли талию парня. Этот звук заставил пальцы младшего сжаться вокруг членов — кукловод никогда не был громким, но тихие стоны и вздохи, которые он издавал, сводили с ума. На следующем движении Киба вывернул запястье и сжал вокруг головок, вытягивая из них обоих тихие стоны. Канкуро ткнулся носом в чувствительную кожу под челюстью младшего и слизнул пот, который вода не успела смыть. Запрокинув голову, парень ускорил движение руки. Когда кукловод укусил его — достаточно сильно, чтобы оставить след — он заскулил. — Трахни меня, — выдохнул он, — трахни меня еще раз, я хочу этого… Звука, который издал кукловод, было достаточно, чтобы рука Кибы дрогнула вокруг членов, а затем он оказался лицом к плитке, поток воды ударил в спину. Он едва успел упереться руками в стену, как Канкуро снова вошел в него, достаточно жестко, чтобы вырвать из горла Инузуки дикий крик, — черт возьми, да, вот так… — Ты ненасытен, знаешь это? — парень тяжело дышал. Он положил одну руку на плечо Кибы и использовал ее как рычаг, чтобы тянуть его назад в каждом толчке, ухмыляясь, когда младший взвыл и сжался, крепко, как тиски. У Инузуки снова затряслись ноги. Он все еще был слишком чувствителен, и каждый удар бедер Канкуро об его задницу граничил с болью, но это было так приятно, что было все равно. На этот раз не было никакого поддразнивания, только быстрый, жесткий темп, который заставил Кибу потерять хоть какое-то подобие контроля над своим голосом. Это было почти неловко — его плохо приглушенные крики, шлепки их мокрой кожи, старший, стонущий в шею, похотливое хлюпанье, которое звучало с каждым толчком. Комната была заполнена им. Ритм быстро стал беспорядочным и отчаянным. Он чувствовал, как Канкуро покрывал влажными поцелуями его шею, голос был глубоким, когда он прошептал, — ты такой… черт, ты так хорош… Кукловод обвил рукой талию Кибы и другой скользнул вниз между его бедер, обхватывая член возлюбленного и быстро двигая ею. Инузука заскулил, его бедра двигались взад и вперед. Он чувствовал, как тело снова напрягается, сжимаясь с каждой волной наслаждения, которая обрушивалась на него. Слышать, как он стонет, будто у него течка или что-то в этом роде, было неловко, но младший знал, что Канкуро нравится это слышать, особенно когда его имя срывается с губ, как молитва, как сейчас. Бедра старшего сбивчиво двигались, дыхание вырывалось изо рта, он кончил во второй раз. Киба чувствовал горячую и густую сперму внутри. Мгновение спустя он последовал за ним, кончив на стену и в руку Канкуро, рот открылся в беззвучном крике. — Черт, — выдохнул кукловод, уронив голову на плечо младшего и быстро вытащив член, так, что остальная часть брызнула на чужую поясницу, — Я… я не хотел снова внутрь… — Все в порядке, — слабо сказал Киба в стену. Теперь он был по-настоящему измучен; ноги едва держали, а от ощущения, что сперма стекает по бедрам, голова закружилась так сильно, что ему пришлось снова закрыть глаза. Его язык был достаточно развязан после секса, что он пробормотал, — мне понравилось. Дрожь пробежала по спине младшего, а затем чужая рука легла на подбородок, отодвигая голову для поцелуя. Он вздохнул в него, слишком измученный, чтобы сделать что-то большее, чем лениво поцеловать в ответ. — Скучал по тебе, — пробормотал он, наконец, тихонько, но достаточно, чтобы быть услышанным. — Я тоже по тебе скучал, — тихие слова послали мягкую волну спокойствия на Кибу, и он обмяк в объятиях, совершенно измученный, — давай, я тебя приведу в порядок. Только позже, когда Акамару снова впустили в комнату, они все лежали в постели, просто прислушиваясь к дыханию друг друга, Киба вспомнил о торте. Он издал недовольный звук в плечо Канкуро. — М? — кукловод хмыкнул, наполовину засыпая. — Черт, испек тебе дурацкий торт. Ты даже не съел его, — он уставился в окно, наблюдая, как небо становится красно-розовым от позднего заката. Где-то в лесу за домом слабо прозвучал протяжный зов цикады. — Хм, — последовала пауза, достаточно долгая, чтобы Киба подумал, что он заснул, — по-гейски. — Ты только что зачерпнул свою сперму из моей задницы. Я не думаю, что торт такой уж гейский, — фыркнул Инузука. Канкуро тяжело выдохнул и перекатился так, что чуть не придавил Кибу, снова прижавшись лицом к его шее, — мы съедим его на завтрак. Киба немного подвинулся, чтобы дышать. Он обнял парня за плечи, притянул к себе и спросил, — ты останешься спать здесь? — он не смог сдержать широкой улыбки, когда Канкуро снова вздохнул, его волосы щекотали подбородок Кибы. — Ты думал, что я собираюсь уйти? Глупый, — теперь он казался немного более бодрым, но в его голосе все еще звучали сонные, хриплые нотки, от которых сердце Кибы билось слишком быстро. Акамару решил, что ему надоело, что его игнорируют, и громко заскулил, просовывая голову между их ног, пока они не были вынуждены немного раздвинуться и освободить для него место. Он уставился на Кибу так, словно был глубоко оскорблен, и хозяин не смог удержаться от смеха, почесывая пса за ушами, — ты не получишь никакого торта, приятель. Тихое раздражение, которое, как знал Киба, означало, что «ты ужасный партнер, и я сильно обижаюсь на тебя». — Прости, Акамару. Я бы поделился с тобой своим кусочком, если бы ты не заболел, — прошептал Канкуро, как будто его рот был не совсем рядом с ухом Кибы. Акамару лизнул его руку, а затем укоризненно посмотрел на Кибу. Кукловод сказал, — теперь я ему нравлюсь больше. Киба глубоко вдохнул и медленно выдохнул, — все равно, — сказал он сонно. Глаза закрылись. Он скорее почувствовал, чем услышал смех Канкуро, а затем почувствовал нежный поцелуй прямо под ухом, — я знаю, мы уже говорили об этом, но… Я скучал по тебе, — пробормотал старший, — очень. Мне не нравится быть вдали от тебя. От этих слов у Кибы перехватило дыхание, сердце переполнилось. — Я знаю, — тихо ответил он, поворачивая голову и нежно целуя Канкуро в лоб. Веки его отяжелели, и он зевнул, — мы должны просто пожениться, тогда у нас будет повод видеться чаще, — пробормотал Инузука, в основном, как бы запоздало. И только после того, как слова уже слетели с его губ, он понял, что именно сказал. Не то чтобы он никогда не думал об этом раньше, но он определенно никогда не говорил этого вслух. Он почувствовал, как его лицо вспыхнуло. О боже. Канкуро приподнялся на локте и уставился на него огромными глазами, открыв рот. Его волосы были в беспорядке, а складки на простынях оставили легкий отпечаток на щеке. Сердце Кибы сжалось, упираясь в ребра, когда кукловод медленно прошептал, — ты… только что сделал мне предложение? — Нет… да… может быть, — быстро проговорил младший, повторяя слова так же быстро, как паника охватывала его. Он полностью испортил момент, — я имею в виду… да, я не знаю, может быть, когда-нибудь… мф! — его бессвязное бормотание было прервано губами, крепко прижавшимися к его собственным, нежной рукой, поднявшейся, чтобы остановиться на его челюсти. — Мы определенно поговорим об этом завтра, — выдохнул Канкуро, отстраняясь. Он выглядел таким восторженным, Киба никогда не видел его таким, и почувствовал, как тот улыбается, когда наклонился для очередного поцелуя, — для протокола, — пробормотал старший, — если бы ты сделал мне предложение, я бы сказал «да». Киба просиял, притягивая его в яростные объятия, — мы поговорим об этом утром, — прошептал он, дрожащим от слез голосом, — за тортом.