Этажи

              Люди, имеющие в нашей жизни важную роль, всегда приходят неожиданно, порой, когда о них и не думаешь. То ли подобно сбивающему всё на своём пути, бушующему смерчу, то ли более тихо, незаметно, небрежной улыбкой разбивая все барьеры, которые вы выстраивали перед собой годами. Порой, ваша первая встреча кажется незначительной, не имеющей смысла. Вы можете считать, что этот человек — маленький или большой — ничего для вас не значит, а после, спустя много лет, вы осознаёте, что лишь этот человек, появившийся когда-то, и несёт наибольшую ценность в вашей жизни.       Признаюсь, когда она появилась как-то днём, сидящая возле ног, на краю кровати, с интересом меня разглядывающая и, не сомневаюсь, с ярым нетерпением ждущая моего пробуждения, я ни на секунду не мог представить, что именно она окажется путеводной звездой моего жизненного пути.        — Привет, как ты себя чувствуешь?        Вежливым тоном осведомилась девочка, стоило мне открыть глаза. Это была наша первая встреча, и, разумеется, она стала незабываемой.        — Привет, — неуверенно ответил, осматриваясь, пытаясь сообразить, кто впустил в мою палату ребёнка.        — Ты должен был ответить: спасибо, хорошо, — неодобрительно цокнув, возразила девочка и, удобнее расположившись на кровати, добавила: — Чему только учат в нынешних школах.        Она требовательно на меня посмотрела, ожидая то ли моего раскаяния, то ли исправления ошибки, но я же вместо этого стал рассматривать нежданную маленькую гостью. Я был более чем уверен, что она — одна из пациенток больницы. Коротко подстриженные, светлые необычные для солнечной Испании волосы, слишком худая для домашнего ребёнка. Чуть красные, воспалённые глаза смотрели с любопытством, словно на нечто диковинное, что редко увидишь из-за больничного окна.        И, судя по всему, она привыкла быть королевой бала.        — Я — Саша.        — Серхио, — пожимая тонкую болезненную ладонь, представился в свою очередь, — как ты тут оказалась?        Глаза девочки загорелись, и на миг её явное болезненное состояние отступило. Она довольно заулыбавшись, подползла ко мне поближе.        — Ой, тебе больно?        Заметив, как я поморщился, приподнимаясь на локтях, чтобы сесть, ребёнок обеспокоенно придвинулся, притронувшись к моему плечу. И правда было больно, сколько я себя помню, мне всегда с трудом давались любые движения. Из-за этого я, вместо того, чтобы играть с другими детьми или драться со старшим братом, проводил практически всё время в различных больницах. Всё детство и юность. И даже, грустно подумать, за годы привык к подобному состоянию, и помыслить не мог об ином существовании.        — Так, на мгновение, — отмахнулся от тревоги ребёнка и уже строгим тоном переспросил: — Итак, что ты делаешь в моей палате?        — Ну, я вернулась несколько дней назад, — увлечённо рассматривая что-то на моём лице, простодушно ответила Саша, — ведь лето закончилось, и нас перевезли из санатория обратно в больницу. И представь, как мне не повезло! Нет, сперва мне повезло, я так кричала от радости, когда узнала, что попала на этот раз в группу, отправляющуюся на летнее лечение в санаторий, в город Палермо на берегу Средиземного моря. Это же за границей, только представь, как мне повезло! Ты был на море?        — Эм, да, пару раз.        — Вот! Я за свои пять лет в первый раз отправилась на море! Но это было как в сказке, я и представить не могла, что может быть так жарко не от того, что поднялась температура в теле, а потому, что планета сильно нагрелась. Кстати, ты знаешь, что наша планета круглая?        — Ага…        — А то, что она с обоих боков приплюснутая?        Девочка спросила с явной надеждой на отрицательный ответ, и пусть я всегда бы противником лжи, на этот раз решил пойти против собственных принципов и замотал головой. Моя маленькая ложь стоила того, ведь глаза ребёнка радостно засияли, и последовал подробный рассказ о планете, о Северном и Южном полюсе. И о том, что она не знает, где бы больше хотела жить: среди вечных снегов или под палящими лучами тёплого солнца.        — Я тебе завтра обязательно покажу карту, мне её подарил один синьор этим летом. Ну, так вот, только представь, целый месяц я бегала, купалась. О, я подружилась там с ребятами, хотя нам отчего-то не разрешали с ними играть, но мы всё равно встречались, потому что сёстры, они оказались более глупыми, чем наши сестрички, за нами плохо следили. Мы должны были быть свободными целых два месяца! Но в августе у меня вдруг пробудилась болезнь, и весь остаток лета я провела безвылазно в кровати. Я уверена, это были кошмарные дни! Хоть толком их и не помню. Я вообще не очень люблю болеть. Сестрички напуганы, а мне остаётся лежать в кровати, и ко мне никто не приходит, и я ни к кому не хожу.        Девочка проговорила это с сильной печалью, на мгновение, отвлёкшись от меня и от окружающего мира, окунулась в свою болезнь. Она слегка поморщилась и с тоской, пугающе сильной для пятилетнего ребёнка, перевела взгляд на окно. Саша словно прорывалась сквозь стекло и оказывалась там, где-то далеко, быть может, в Палермо, где она провела своё последнее лето.        Позже мне крайне редко удавалось застать её в подобном состоянии безысходности. При своём ужасном положении она оказалась на удивление солнечным ребёнком, не помышляющем о том, что может быть, но не будет; или о том, что жизнь вдруг навсегда остановится. Единственной её проблемой, казалось, были лишь розового цвета таблетки, которые, как она уверяла, очень горькие. И всё же, порой, мне доводилось ловить ту печальную волну, когда маленькая англичанка с солнечной испанской душой слегка морщилась и устремляла взгляд в бесконечность.        — Мне тебя даже жалко, — неожиданно заявил ребёнок, подсев поближе, на коленки. И протянула руки, обняв мою голову, заглянув воспалёнными, блестящими глазами в мои. — Ты вообще не можешь ходить в гости. Это, наверное, очень печально знать, что никогда не сможешь бегать. Ой, Серхио, не бойся, не смотри так на меня! Поверь, отсюда многие уходят, и ты уйдёшь. А я приду к тебе завтра и ещё много чего расскажу. Со мной не соскучишься.        Соскочив с кровати, Саша торопливо, посматривая при этом на часы, покоящиеся на тумбочке, обула белые пушистые тапочки и засеменила к выходу. Быстро, маленькими шажками. Приоткрыв дверь, она осторожно выглянула и, обернувшись, помахала рукой на прощание.        Девочка пяти лет в сиреневой пижаме неожиданно ворвалась в мою палату. Она произнесла не меньше тысячи слов, мне же удалось с трудом вставить в её монолог пару. Вторжение произошло незаметно, но всего лишь часом своего присутствия она заполнила собой все помещение, мою жизнь и душу.        Во время долгих лет нашей разлуки она неизменно приходила ко мне в мыслях, надеждах. И в дни невзгод, которые непременно наступали, я постоянно вспоминал её солнечное болезненное личико. И да, это моя исповедь. Я должен быть честным, несмотря на то, насколько это сложно. Мне очень жаль, ведь в последующих событиях, принёсших с собой много горя, только моя вина.