Мелодия Забвения

      Мы ещё долго сидели в одной комнате и обсуждали злодейку в маске, её вероятное прошлое, её возможных соратников или нанимателей и опасности, подстерегающие нас на пути к горе. Но до каких-нибудь новых правдоподобных версий, объясняющих череду покушений на наши жизни, мы так и не додумались, как и заметил ранее Дубощит, слишком уж много здесь было «если» и слишком мало того, что мы знали наверняка. За время наших разговоров гномы успели повторно поблагодарить меня за спасение и извиниться за некрасивое поведение в Бэг Энде. Гэндальф же в деталях заставил вспомнить всё, что произошло перед тем, как он заявился ко мне домой с большей частью отряда. В первую очередь его интересовала незнакомая птица, которую я увидела на старом дереве рядом с пригорком. О птице магу поведал Балин, пока я спала. Однако никаких новых подробностей я вспомнить не сумела. Потом он начал расспрашивать, чем я занималась весь день после нашей с ним утренней беседы, куда ходила, кого встретила и не заметила ли чего-нибудь необычного. Я честно отвечала на расспросы, но тот день ничем не отличался от любого другого дня в Шире, если не считать внезапного визита самого Гэндальфа и ночного набега гномов. Затем Ори, явно не уступавший магу в дотошности, принялся выяснять, каким образом Гэндальфу удалось так быстро нас найти. И уже Гэндальф развёрнуто объяснял про магический след, оставшийся от колдовства Эйрин, который и вёл к ней в курганы, а после наш неугомонный волшебник накинулся на гномов с просьбой подумать, не случилось ли с ними незначительных странных происшествий по дороге в Шир или ещё в Синих горах перед самой поездкой, и не завелись ли у них там тоже подозрительные птицы или животные. Гномы морщили лбы, напрягали память, но ничего, заслуживающего внимания Гэндальфа, сообщить не смогли. Только Фили и Кили угораздило вляпаться в переделку — встретить женщину в маске неподалёку от Бэг Энда и отдать ей флягу. Теперь принцы усиленно сокрушались, что слишком легко отпустили таинственную незнакомку, не попытавшись узнать о ней больше.       — Смерть без стука вошла в её дом, болезненно слепя пламенем серо-голубых глаз. Смерть одной рукой сжимала рукоять меча, а второй натягивала тетиву лука, третьей гладила по голове отвратительно тяжёлой ладонью и напевала сладкую колыбельную… — Кили опять вспомнил бессвязную речь злодейки. — У дяди Фрерина ведь были серо-голубые глаза. И из лука он стрелять любил. Возможно, колдунья дала нам тогда подсказку, а не просто несла какую-то чушь, и госпожа Селена права — теперь она действительно хочет тебе отомстить?       — У многих гномов серо-голубые глаза, — вздохнул король, — и ты это прекрасно знаешь. Да, гномы не эльфы, мало кто из нашего народа променяет меч или секиру на лук, но Фрерин не был единственным лучником в Синих горах и Эреборе. Ты и сам с детства предпочитал лук любому другому оружию, предпочитаешь и поныне. И уж тем более я не представляю, какое отношение к моему брату имеет фраза про третью руку и сладкую колыбельную. Не доводилось мне видеть таких диковинных гномов с тремя руками.       — То есть, вы всё же считаете, что в наших злоключениях виновата вовсе не Сеналат, и никто вам ни за чью смерть не мстит? — удивилась я. Неужели все эти странные совпадения совсем не кажутся Дубощиту подозрительными? Или он не хочет верить, потому что убеждён — никакого стрелка, закутанного в плащ, рядом с Азогом во время битвы не было?       — Я уже ничего не считаю, мисс Альфер, — король устало потёр переносицу. — За последние пару дней я узнал больше, чем за последние сорок лет… Фрерина застрелил вовсе не орк, а какой-то человек, если верить тому, что показала вам магия курганов, за нами охотится могущественная колдунья, желающая моей гибели и гибели моего отряда, и, по словам Гэндальфа, некто ещё более могущественный. Той, с кем я едва знаком, теперь ведомы самые тяжёлые моменты моего прошлого, место, где я думал хоть ненадолго обрести безопасный приют и отдохнуть, едва не стало нашей общей могилой по вине не воина, не орка, не неведомого врага, а обыкновенной разносчицы еды, в могильниках же нас чуть не прикончило хищное растение, притворяющееся безобидной девой. И после всего пережитого я готов допустить, что в этом мире существует безумная женщина, которая сошлась с орком, либо полуорком, а после того, как он пал от моей руки или руки Фрерина, затаила злобу на весь наш род и поклялась отомстить за смерть возлюбленного. Однако если вы вдруг ошибаетесь, я не хочу, чтобы слепая вера в вашу версию потом вышла нам боком и повлекла за собой новые беды, и пока мы лично не встретимся с нашими преследователями или иным путём не узнаем, какие мотивы ими движут, я предпочту не зацикливаться только на одном объяснении случившегося.       Да, пожалуй, Дубощит рассуждает разумно, тут ему не возразишь, однако я уже была уверена в своей правоте. Слишком уж много совпадений, слишком уж хорошо история Сеналат и её ненависть к подгорному народу объясняла и покушение на меня, и перенос в могильники, и видения о гибели Фрерина и старого короля. Гномы опять продолжили гадать, кто же наш настоящий враг и чьё лицо скрывается под маской. Кто-то поддержал меня и Кили, кто-то согласился с Дубощитом. Двалин, Глоин и Оин вообще с большим подозрением относились к тому, что показала мне магия курганов. Они тоже участвовали в битве у врат Мории и сейчас в который уже раз вспоминали пустошь, кишащую орками, и Азога, и нет, госпожа Селена, вас обманули, никаких людей, тем более рядом с бледным ублюдком, тогда не сражалось. Мы уверены в этом так же твёрдо, как, например, в том, что создатель наш великий Махал. У меня же от не замолкающих и на минуту голосов начала гудеть голова. Я надеялась дождаться подходящего момента и поговорить с Гэндальфом наедине, когда обсуждения закончатся, и все здесь присутствующие разбредутся есть, спать или просто готовиться к отъезду из Бри. Мне не хотелось на глазах у целого отряда удаляться секретничать с магом, тем самым навлекая на себя лишние подозрения и череду новых вопросов. Однако незаметно отвести его в сторону и пошептаться удалось лишь к вечеру перед ужином, и то ненадолго. Гэндальф сказал, что магия в курганах совершенно особая, и он не знает других мест, в которых бы была заключена столь древняя и малоизученная сила, по крайней мере, на нашем пути к Одинокой горе, значит, и бояться мне совершенно нечего — некому разглашать мои тайны и иномирное происхождение, и уж тем более некому показывать отрывки из моего прошлого Торину Дубощиту. Он король и лидер отряда, напомнил маг, всё завязано на нём, и уж если кому и придётся смотреть эпизоды из чужой жизни, то опять мне из его, а не наоборот. Про некроманта, короля-чародея и Саурона, как его назвало подгорное величество, я толком расспросить не успела. Гэндальф сразу ответил — тут в двух словах не объяснишь, потом укоризненно добавил, что мне следовало прилежнее изучать историю Средиземья, тогда бы и вопроса такого не возникло, а сейчас нет времени долгие беседы вести, ему нужно уладить кое-какие дела перед отъездом, ещё раз переговорить с Эйрин и хорошенько выспаться. Как раз в этот момент к нам подошли принцы — узнать, о чём мы тут секретничаем, и я вынуждена была признать правоту Гэндальфа. Пожалуй, сейчас нам нормально пообщаться не дадут, гномы обеспокоены из-за недавних нападений, потому стараются надолго не упускать друг друга из виду и держаться вместе, а поодиночке ходить только до нужника.       Проголодаться я успела не меньше, чем мои спутники, так что ужинать отправилась вместе с ними, а после сытной трапезы меня вновь начало клонить в сон. Необходимости и дальше оставаться на ногах я не испытывала и с чистой совестью легла в кровать. К счастью, этой ночью мне не снились ни рогатые женщины с повязками на глазах, ни Лой с Милисой из моего прошлого, ни зелёные огни, освещающие подземные туннели.       Поднялись мы с первыми солнечными лучами, позавтракали остатками вчерашнего ужина и, попрощавшись с радушным хозяином трактира, покинули Бри. Эйрин, конечно, на глаза нам так и не показалась — либо специально пряталась, либо до сих пор не пришла в себя после приключений в курганах и общения с Гэндальфом. Меня её отсутствие нисколько не огорчило.       В дороге гномы заметно приободрились, перестали хмуриться и напряжённо оглядываться. Моё настроение тоже улучшилось, когда мы выехали за городские ворота. Я и так-то не особо любила Бри, а уж после весёлой ночки, проведённой в компании умертвий, тем более расхотелось в нём задерживаться. Впереди, как и раньше, ехали подгорное величество и наш маг, я же опять тащилась в хвосте рядом с Бомбуром и Дори. День выдался скупым на приключения, всякие неведомые твари и могущественные чародеи не спешили на нас нападать, и вечером мы благополучно устроились на ночлег в лесу. Дубощит, видимо, полностью смирившийся с моим присутствием и признавший во мне полноценного участника отряда, послал меня собирать ветки для костра вместе с Ори и Нори. Я была не прочь занять чем-нибудь руки на привале, и потому с радостью отправилась выполнять поручение, но когда гномы расселись вокруг костра и принялись набивать трубки, я вновь почувствовала себя чужой среди них и уставшей — уставшей от гомона и необходимости путешествовать в большой компании малознакомых спутников. Тогда я взяла яблоко и отправилась к лошадям, которые щипали траву чуть поодаль от нас. Оружие в этот раз я тоже прихватила.       Мой конь с удовольствием принял угощение, и позволил ласково потрепать себя по морде. Надо бы дать, наконец, ему имя, а то некрасиво как-то: столько времени уже в седле на нём провела, гладила его, кормила, а называю по-прежнему просто «конь», но ничего путного, как назло, в голову не лезло.       Насладиться одиночеством и придумать кличку я так и не успела, позади меня вдруг раздались тяжёлые шаги, а потом послышался знакомый низкий голос:       — Опять отделяетесь от отряда, мисс Альфер?       Я обернулась — ко мне неторопливо, заложив руки за спину, шёл Дубощит в своей длинной безрукавной шубе. Лес ещё не накрыла ночная тьма, потому я заметила лёгкую улыбку на губах короля.       — Ехать нам ещё долго, вот, налаживаю связь с новым другом, — ответила я, кивком указав на коня.       Всё же со средиземскими лошадьми намного легче подружиться, чем с моромнирскими. И выглядят они не так свирепо. Наши питаются не травой и овсом, а свежим мясом, из пасти у них торчат большие клыки, и если своенравному животному не понравится всадник, оно не только откусит ему пальцы вместе с лакомством, но и с радостью загрызёт его самого. Дружелюбием наши скакуны никогда не славились. Здесь же все встреченные мной лошади обладали весьма смирным характером и никогда не пытались убить своих владельцев, легко подпускали тех, у кого были добрые намерения, позволяли себя вычёсывать, мыть и гладить.       — А я решил, что вы просто не выносите запаха гномьего табака, потому и уходите уже второй раз именно тогда, когда мы садимся набивать трубки, — Дубощит продолжал лукаво улыбаться.       — И это тоже, — не стала отпираться я.       — И чем хоббичий табак, по-вашему мнению, отличается от нашего?       — Он хотя бы не воняет как куча горелого тряпья.       — Неужели? — Дубощит изумлённо приподнял брови. — Никогда бы не подумал, что для кого-то он пахнет так.       — Ну, вы, наверное, с детства к нему привычны, а мне милее тот, который выращивают в Шире.       — Но наш табак вы курить не пробовали? — уточнил король.       — Не доводилось, — подтвердила я и, испугавшись, что мне сейчас предложат вернуться к костру и оценить его крепость и вкус, сразу поспешно добавила: — и пока не горю желанием.       — Почему вы вообще живёте у полуросликов в какой-то норе, а не среди других людей в том же Бри, например? — Вдруг спросил Дубощит, приняв серьёзное выражение лица.       — Так вот зачем вы пошли за мной, — догадалась я. Ну да, в трактире нам и без обсуждения моей биографии тем для разговоров хватило, а сейчас, когда время есть, можно и удовлетворить своё любопытство.       — Вы теперь многое знаете обо мне, даже то, что я бы предпочёл никогда никому не рассказывать, я же не знаю о вас почти ничего, — король так пристально смотрел в мои глаза, словно надеялся найти в них ответ.       — Неужели Гэндальф, отправляя вас в Шир, и словом не обмолвился о той, которая по его замыслу должна украсть для вас Аркенстон? — я зарылась пальцами в гриву смирно стоящего коня. — Вы ведь ехали нанимать меня на работу, а не просто в гости.       — Именно словом и обмолвился, — Дубощит вздохнул, на мгновение прикрыл глаза и глянул уже недовольно. — Гэндальф сказал только, что мы должны собраться в Бэг Энде у некой Селены Альфер — там он будет всех нас ждать, и что он хочет уговорить её отправиться с нами в путешествие в качестве взломщицы, ибо без неё поход теряет смысл, так как мы, гномы, не способны незаметно проскочить под носом у Смауга и добыть камень. Почему его выбор пал на вас — он не соизволил объяснить. Когда я спросил об этом, Гэндальф ответил, я сам со временем пойму, чем вы выделяетесь среди прочих людей.       — И вы согласились на его условие.       Да, Гэндальф не соврал, он действительно умолчал о моём происхождении и о моих скитаниях в Моромнире.       Дубощит сделал несколько шагов вперёд и встал, повернувшись ко мне спиной.       — Думаю, вы понимаете, из-за чего я приехал к вам. Без поддержки мага нам не отомстить дракону и не вернуть Эребор. Слишком много гномов, ушедших за моим дедом отвоёвывать Кхазад-дум, пало в бою, слишком велика была горечь поражения — пусть мы и оттеснили орков в гору, мы не заняли дом наших предков, и страх опять потерять кого-то из близких ещё не покинул наши сердца. Только горстка безумцев отважилась сопровождать меня теперь в новый поход. И я не могу их подвести, потому и выбора у меня нет.       — Но вы всё же сумели выкрутиться, — хмыкнула я. — Вы нахамили мне, едва переступив порог Бэг Энда, потом высокомерно вели себя за ужином, а утром обстоятельно перечисляли опасности, грозящие нам в пути, обещали выгнать меня из отряда за малейшую провинность, заверили, что не станете спасать, если я вдруг попаду в беду, и дали на подпись абсолютно невыгодный контракт. Вашу попытку заставить меня отказаться от путешествия я засчитала.       Король развернулся и без тени улыбки произнёс:       — А я оценил ваше умение уходить от ответа. Вы случайно не ученица Гэндальфа?       — У меня, ваше величество, тоже может быть прошлое, о котором я не хочу распространяться. Вы не подумали об этом?       Конечно, мы с Гэндальфом давно сочинили историю, объясняющую моё пребывание в Шире, но я ещё не успела отдохнуть от длинной беседы в трактире, и потому не жаждала опять выступать в роли рассказчицы.       — Я понимаю, — произнёс король неожиданно мягко. — Но вы стали полноценным членом моего отряда, и впереди у нас долгий и трудный путь.       — А вы мне по-прежнему не доверяете, — мрачно закончила я.       — Не совсем так, — Дубощит задумчиво смотрел вдаль, словно бы вспоминая нашу первую встречу. — Когда вы открыли мне дверь, я не увидел в вас того, о чём толковал Гэндальф. Вы не походили ни на наёмницу, ни на взломщицу, к тому же на вашем лице явственно читалась недовольство, вызванное нашим присутствием, и вы точно не горели желанием отправляться с нами к Одинокой горе. Я представлял вас совсем другой и сперва решил, что чародей просто жестоко нас разыграл, но за ужином он продолжил настаивать на вашем участии в предстоящем походе. Наверное, грубо и неблагодарно с моей стороны озвучивать все эти мысли после того, как вы спасли меня и моих подданных, но я не привык лгать. Я обрадовался тому, что вы сразу наотрез отказались присоединиться ко мне, и не нужно вас отговаривать и предупреждать о разного рода трудностях, с которыми мы можем столкнуться, однако вы почему-то резко передумали и изъявили желание путешествовать с нами. Разумеется, ваше странное поведение меня насторожило. Я не хотел, чтобы вы пострадали из-за каприза мага, и уж тем более не хотел, чтобы из-за вас пострадал кто-то из отряда. Я счёл вас слишком легкомысленной и не поверил, что на вас можно положиться, что вы способны украсть Аркенстон или хоть чем-то помочь нам в пути, и я жестоко ошибся. Но я не представляю, как Гэндальф уговорил вас покинуть Шир в нашей компании.       Я смотрела на короля, на деревья за его спиной и на очертания зелёного холма, возвышающегося над ними, и вспоминала свою копию из видения в курганах, а в моей голове звучали её слова: «Тебе не место в отряде Торина Дубощита! Ты его погибель. Ты боишься своего истинного «я» и прячешься в иллюзиях, ведь настоящая ты просто завидуешь Королю-Под-Горой и не хочешь помогать ему возвращать дом. Если он одолеет дракона, ты будешь выглядеть рядом с ним ещё более беспомощной и одинокой, чем сейчас». На краткий миг я увидела тонкие голубые нити, которые тянулись ко мне прямо из тела короля, но они исчезли прежде, чем я успела по-настоящему удивиться или ужаснуться. Сразу же захотелось протянуть руку и коснуться Дубощита, убедиться, что он реален и действительно стоит передо мной, но я сумела подавить этот неуместный порыв.       — Гэндальф умеет убеждать, вам ли этого не знать. Вы полагаете, он соблазнил меня богатствами вашего народа, пообещал особую награду за спасение вашей жизни или место у вас при дворе? — догадалась я. — И, несмотря на всё, сказанное мной в трактире, вы опасаетесь, что мои услуги обойдутся слишком дорого, и я потребую не только одну четырнадцатую часть сокровищ и захочу, например, забрать ваш расчудесный Аркенстон домой в качестве сувенира, попрошу открыть какие-нибудь великие гномьи тайны или пожелаю стать королевой Эребора и заставлю вас жениться на мне? А может, в недрах Одинокой горы скрыто нечто более ценное, нечто, о чём вы предпочли умолчать?       Я склонила голову набок и усмехнулась. Дубощит приблизился ко мне почти вплотную.       — За свою жизнь я повидал немало людей, жаждущих власти и охочих до золота гномов, и много раз наблюдал, как разгорается алчный блеск в глазах тех, кто торговал с нами, едва речь заходила о самоцветах, которые мы добываем, о роскоши, якобы окружающей нас с рождения, или о нашем умении создавать украшения неописуемой красоты, пускать тонкие, словно паутина, затейливые узоры, превращать в произведения искусства всё, к чему мы прикасаемся. Однако я не заметил этого голодного блеска у вас, когда Гэндальф рассказывал про Эребор и несметные богатства моего деда. Признаю, какое-то время я думал, что ошибся, и вас действительно заставила отправиться в путь щедрая оплата, так как иного объяснения не находилось вовсе. Однако человек, которого в первую очередь интересуют камни и золотые монеты, очутившись в могильниках, кинулся бы искать погребальные сокровища, а не нас, или хотя бы попросил дополнительной награды за спасение самого Короля-Под-Горой. Вы же ясно дали понять, что вам ничего не нужно. И мне хотелось бы получить ответ хотя бы на вопрос «почему». Почему вы едете с нами и рискуете из-за нас своей жизнью?       Лазоревое пламя в глазах Дубощита словно бы разгоралось ярче с каждым словом, затмевая собой закатное облепиховое небо и кроны деревьев, сгорающие под последними медно-красными лучами солнца. Он выжидающе смотрел на меня, и сейчас, когда он не ругался и не сводил грозно брови на переносице, выглядел почти красивым.       — Мне вот тоже хотелось заранее знать, на что именно я подписываюсь, заключая с вами контракт, — мстительно напомнила я. — Однако вы сразу сочли женщину, которая приютила на ночь и накормила весь ваш отряд, недостойной королевских откровений и умолчали о назначенной за вашу голову награде.       Дубощит, к моему удивлению, не стал возражать и повторять сказанное в «Гарцующем пони». Он лишь усмехнулся в усы и протянул:       — Я сразу понял, что характер у вас тяжёлый.       — Какой король, такие и спутники.       Мне надоело стоять на одном месте и, гордо вздёрнув голову, я прошествовала мимо гнома.       — Я опасался, что после курганов вам придётся долго восстанавливать свои силы, но раз ваша язвительность при вас, значит, вы действительно в порядке.       — Благодарю за беспокойство о моём здоровье, ваше величество.       — Торин, — тихо послышалось за моей спиной.       Не поверив своим ушам, я обернулась:       — Что?       — Ни к чему в дальнем походе лишние церемонии. Все в отряде называют меня просто по имени, — пояснил Дубощит.       — Вот как? — удивилась я. — Не любите, когда домохозяйки почтительно к вам обращаются?       — Почтительности в ваших обращениях не было и на грош, — хмыкнул он.       — В ваших ко мне тоже.       — Вы правы. Но в наших с вами силах это изменить, — серьёзно ответил король.       Я оглядела умиротворяющий лесной пейзаж, посмотрела на гномов, тесным кругом сидящих у костра и о чём-то тихо беседующих, на Гэндальфа, прикорнувшего рядом с ними, на голубые колокольчики, растущие здесь повсюду и напоминающие цветом глаза подгорного величества. Почему бы, собственно, и нет? Я не собиралась сближаться со своими спутниками и привязываться к ним, но Дубощит прав, впереди долгий путь, и лучше путешествовать в приятной компании, чем постоянно ссориться и неприязненно коситься на тех, кто едет рядом. Гномы не самые милые ребята, каких мне доводилось встречать в жизни, но, невзирая на все мои опасения, с ними можно пусть и не дружить, но хотя бы ладить. Конечно, гномы шумные, недоверчивые к чужакам, иногда высокомерные, наглые и бесцеремонные, однако есть в них и хорошее: они умеют признавать свои ошибки, проявлять заботу, быть благодарными. Приняв решение, я наклонилась, сорвала один цветок и протянула королю:       — И вам тогда следует называть меня Селеной, а не мисс Альфер.       Вряд ли у подгорного народа принято дарить цветы в знак доброго расположения, но мне вдруг захотелось сделать этот момент значимым и торжественным, да и король шокированным моей выходкой не выглядел, он лишь немного помедлил прежде, чем взять колокольчик. Когда наши пальцы на мгновение соприкоснулись, я почувствовала себя так, словно действительно связана теперь с венценосным гномом и со всем его отрядом незримыми нитями.       — Хорошо, госпожа Селена, — он повертел в руке растение, пристально рассматривая. — Это какая-то хоббичья традиция — дарить цветы собеседнику, если хочешь оставить позади все ваши прошлые ссоры и разногласия? У людей вроде таких обычаев нет.       — Моя личная традиция, — поправила я, улыбаясь. — Захотелось немного побыть милой и доброй сегодня. Скоро моё лирическое настроение пройдёт, не переживайте.       — Ваша доброта, пожалуй, устраивает меня больше злости или зубоскальства, — признался Дубощит, бережно убирая колокольчик в карман шубы. — Думаю, за время наших странствий и я сумею найти такой подарок, который придётся по сердцу вам, и в полной мере выразит мою признательность за спасение.       — Ну попробуйте, господин Торин.       Больше этим вечером мы с королём не разговаривали.       Следующие два дня прошли тихо и без приключений. Я на всякий случай время от времени поглядывала на небо и на ветви деревьев в поисках необычных птиц, но никаких подозрительных существ рядом с нами не летало. Беседа с Дубощитом, точнее с Торином, как он сам любезно предложил называть себя, подняла мне настроение. Мы, конечно, не превратились в закадычных друзей, но он перестал смотреть на меня так, словно я была назойливой мухой, которая только противно жужжит над ухом, портит еду и не приносит никакой пользы. Остальные гномы тоже свыклись с моим присутствием: они не опускали глаза и не отворачивали головы, когда наши взгляды случайно пересекались, не косились с недоверием и не лезли с расспросами. То ли король им запретил, то ли сами смекнули, что их взломщица пока не в настроении вести долгие разговоры. Гэндальф же с довольным видом взирал на нашу компанию и, казалось, вовсю наслаждался путешествием. Всякий, кто его сейчас бы встретил, непременно решил бы, что мы отправились на увеселительную прогулку, а не в логово огромного огнедышащего дракона.       На четвёртый день, когда мы устроились на ночлег и отужинали, гномы, к моему удивлению, не стали доставать из поясных мешочков свои трубки, а Бофур вдруг спросил:       — Вы пели ради нас в курганах, госпожа Селена, а теперь не хотите ли послушать, как поём и играем мы? Наш народ ведь славится не только умением махать кирками и кузнечными молотами.       — Именно, — тут же встрял Кили. — У мистера Двалина и у дяди, например, очень хорошие голоса, да и остальные в отряде немногим им уступают. Мы пели у вас в норе, но вы вряд ли смогли насладиться нашими песнями, так как спали даже на кухне, пока мы прибирались, а в дороге вы вовсе не обращали на нас внимание.       А вы наблюдательны, господин Кили. Я решила не признаваться в том, что проснулась, когда они исполняли песню про потерянный дом, и успела проникнуться глубоким, полным печали голосом Торина Дубощита.       — С удовольствием послушаю.       Пусть уж лучше поют, чем курят свой мерзкий табак. Я украдкой посмотрела на короля, сидевшего рядом со мной. Глаза его непривычно искрились весельем. Или мне показалось и это просто отражение всполохов костра?       После моих слов Бофур сразу вскочил, достал из внутреннего кармана кафтана флейту и вышел вперёд. Бомбур тоже завозился и извлёк из одного из своих многочисленных и не таких уж маленьких поясных мешков, которыми он оброс в Бри, губную гармошку. Поднялись и неугомонные принцы. Гномы переглянулись, почти одновременно кивнули друг другу, и Бомбур с Бофуром начали тихо наигрывать лёгкую задорную мелодию. Фили и Кили сперва молча отстукивали простенький ритм ногами, а потом хором запели:       Золото осени плавится       В тёплых ладонях, красавица.       Цвет бороды твоей —       Пламя беды моей,       Пламя моей любви.       Время пришло, чтобы выковать       Эту любовь безъязыкую,       Кружево звонкое,       Лиственно-тонкое —       Мир в золотой крови.       Вспыхнут глаза аметистами,       Как перед ними мне выстоять?       Твёрдость руки твоей —       Горы беды моей,       Горы моей любви.       Когда мелодия смолкла, все слушатели, в том числе Гэндальф и я, захлопали в ладоши. Бофур и принцы низко поклонились публике и уселись обратно на расстеленные одеяла. Бомбур же лишь чуть-чуть наклонил голову, а потом грузно плюхнулся на своё место. Раззадоренные гномы наперебой хвалили игру музыкантов и пение Фили с Кили, даже Дубощит улыбался и взирал на племянников с отеческой гордостью и любовью. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что мы сегодня слишком расшумелись, а громкие звуки могут привлечь каких-нибудь орков или троллей, но я сразу махнула рукой на свои опасения. Мы ещё не успели покинуть окрестности Бри, не так уж далеко от нас находились норы хоббитов и дома людей, всякие тёмные твари здесь толпами не бегали, но даже если на эту землю случайно забредут два-три орка, они не рискнут вступать в схватку с тринадцатью гномами, а могущественные маги, которые охотятся за нами, и их приспешники нападали на нас и тогда, когда мы вели себя гораздо тише и осторожнее, чем сейчас. Ну и в конце концов с нами Гэндальф.       — Вы хорошо пели и играли, — искренне похвалила я артистов. — И сама песня такая уютная, добрая.       — Несмотря на все невзгоды, выпавшие на долю нашего народа, мы стараемся всегда сохранять бодрость духа и находить в каждом новом дне маленькие поводы для радости, потому и весёлых песен у нас много. Хотя грустных тоже хватает, — пояснил Балин.       — Думаю, грусти пока и в курганах было предостаточно, сейчас как раз хочется чего-нибудь лёгкого и милого, — ответила я.       — Да, — согласно кивнул Кили, — зачем сегодня петь про давние битвы и потери, если прямо здесь в настоящем кто-то мечтает выпустить наши кишки и который уже раз подсылает к нам всякую пакость? — Говорил, правда, он это с таким видом, словно ничего увлекательнее, чем грядущие опасности и таинственные враги, охотящиеся на нас, в мире не существовало.       Дори осуждающе покачал головой, но спорить с принцем не стал.       — Вы, наверное, тоже могли бы исполнить какую-нибудь романтичную и заводную песенку? — внезапно спросил Фили.       — Чего? — по-настоящему изумилась я. — Вам не хватило моего ужасного пения в склепе?       — Оно было не совсем ужасно, — заверил меня королевский племянник.       — Подвыпивший мистер Двалин или проткнутый мечом орк издают более мерзкие звуки, чем вы, — прыснул Кили.       Я вытянула ногу и легонько пнула этого наглеца по щиколотке, а Двалин молча показал ему кулак.       — А я вообще никогда не слышал, как ты поёшь, — подлил масла в огонь Гэндальф. И он туда же.       — Ладно вам, госпожа, скоро мы окажемся в землях диких и опасных, и там нам будет не до песен о любви, — заговорил Балин примирительным тоном. — Почему бы напоследок не повеселиться?       — Так вроде все уже веселятся, — я обвела взглядом гномов, которые уставились на меня с таким любопытством, с каким обычно хоббичья молодёжь смотрит на Гэндальфа, когда тот собирается запускать фейерверки. — И я не знаю ни одной подходящей песни.       Я не соврала. Лой почти всегда пела о смерти и сражениях — ни то, ни другое не вызывало у неё печали, а баллады встреченных в долгих странствиях бардов мне разучивать не доводилось.       — Совсем ни одной? — удивился Кили. На его лице читался почти неподдельный ужас.       — Неужели даже родители не убаюкивали вас в детстве нежной музыкой и колыбельными? — теперь и Дори смотрел сочувственно.       — Те колыбельные вряд ли можно назвать романтичными или милыми. — Я вновь подумала о Лой и Милисе. Родная мать читала мне на ночь сказки и никогда не пыталась усыпить меня иным способом.       — Грустно звучит, — вздохнул Бомбур. — Вот у нас отцы и матери поют своим чадам такие замечательные песни, после которых обязательно снятся только добрые светлые сны. Я маленьким обожал песенку про гнома, мечтающего научиться готовить любимый рыбный пирог своей бабушки, чтобы порадовать её в день рождения. Ему пришлось преодолеть немало трудностей прежде, чем он смог исполнить мечту. Сперва он долго искал нужный рецепт в толстенной книге, затем до самой ночи ловил рыбу на озере, она никак не хотела подплывать к берегу и проглатывать наживку, а потом в тайне от бабушки он учился печь. Зато на празднике гному удалось всех поразить своим кулинарным мастерством, в том числе и короля с королевой, и они назначили его главным королевским поваром.       Это на моей памяти был второй раз, когда Бомбур присоединился к общей беседе.       — Вы потому и готовите в походе? — полюбопытствовала я.       — Да. Услышав эту песню, я тоже захотел попробовать испечь пирог, и у меня действительно получилось. Я не просил помощи ни у кого из взрослых, просто пришёл на кухню, нашёл муку, яйца, молоко, масло и копчёного лосося, сам замесил тесто, сам порезал рыбу, смешал все ингредиенты и запёк в печи. Родители потом мной гордились, говорили, что у меня талант, и они никогда не пробовали пирога вкуснее. Вот тогда я и понял — мне нравится готовить, нравится слышать, как нахваливают мою еду, и видеть искреннюю радость на лицах жующих. — Он скромно потупил глаза. — Старший повар согласился взять меня к себе в ученики, и у него я потом научился всем кулинарным премудростям.       — Не позволяйте ему себя обмануть. Жевать самому нашему Бомбуру нравится ещё больше, вот он и пошёл к повару. На кухне-то в любой момент можно урвать самый лакомый кусочек мяса или самую мягкую булку. Он и в походе за сохранность припасов отвечает, — подавшись вперёд, сообщил Кили громким доверительным шёпотом.       Мне стало жаль робкого молчаливого толстяка, над которым постоянно, пусть и беззлобно, подтрунивали королевские племянники.       — Не обращайте внимания на его слова, — утешила я Бомбура, — господин Кили вам просто завидует. Этот поход был бы куда печальнее без вас и вашей еды. Я тоже могу подтвердить, что в жизни не ела похлёбки вкуснее, чем ваша. — Тут я немного слукавила — Лой готовила потрясающе.       Бомбур благодарно улыбнулся:       — Да я понимаю, потому и не лезу ругаться, но спасибо вам за поддержку. Приятно лишний раз услышать, как тебя ценят.       — Эх, — вздохнул Кили, картинно прижимая ладони к сердцу, — если ты простой скромный гном и славен только стрельбой из лука, то нечего и надеяться на заступничество прекрасных леди. Где уж самому меткому лучнику Эред Луин тягаться с поваром.       — Твоя правда, брат, — согласился Фили. — Остаётся только молить Бомбура взять нас к себе в ученики и надеяться, что пока мы моем котёл или старательно помешиваем бульон, кто-нибудь оценит и наши труды.       — Отличная идея, — с серьёзным видом кивнул Торин. — Завтра утром поможете Бомбуру с завтраком. И, раз уж вы так хотите всеобщего признания, то ты, Кили, сегодня дежуришь первым, потом тебя сменит брат. Уверен, остальные будут вам очень признательны.       Принцы мигом сникли, от прежней весёлости не осталось и следа.       — Язык мой — враг мой, — пробормотал Фили, досадливо поморщившись.       — Мы не замышляли ничего дурного, дядя, просто шутили, как и всегда, — попытался оправдаться Кили. — Ты ведь знаешь, мы любим хорошую шутку. И Бомбур, вон, на нас не сердится.       — А я люблю, когда вы заняты полезным делом и не потешаетесь над другими, — ответил Торин строго.       — И правильно, — поддержал Двалин. — А то нашли себе развлечение от безделья — над поваром издеваться.       Принцы совсем помрачнели, но далее пререкаться не стали. Бомбур осчастливленным решением своего короля не выглядел. Наверное, мудро предполагал, что из двух оболтусов помощники выйдут так себе.       Торин неожиданно обратился ко мне:       — Теперь я знаю, чем вас следует благодарить за спасение.       Неужели у гномьего величества и правда есть чувство юмора, которое он не боится показывать в присутствии подданных?       — Я столько не съем.       — Может, если мы пообещаем завтра так вкусно пожарить мясо, что вы потом будете до вечера пальцы облизывать, вы согласитесь спеть? — Кили состроил умоляющую физиономию. — Нам почти не доводилось слышать людских песен.       Недолго королевские племянники унывали, даже двух минут, наверное, не прошло. Правда, произнеся последнюю реплику, принц украдкой покосился на дядю — не рассердится ли он опять?       — А если не спою — отравите? И далось же вам моё пение.       — Простите их настойчивое любопытство, — простодушно улыбнулся Балин. — Они ещё очень юны и жадны до новых знаний, как и все гномы, а люди с нами никогда не путешествовали.       — На самом деле мне бы тоже хотелось послушать, — смущённо признался Бомбур и тут же спешно добавил, взглянув на меня: — не обязательно песню, просто какую-нибудь историю из вашей жизни. Вы ведь единственный человек, поселившийся в стране полуросликов. Это очень необычно. Вам так сильно нравятся хоббиты или вы любите норы?       — Мне нравится Шир, — уклончиво ответила я, понимая, к чему ведут все эти расспросы.       — И чем же Шир так прекрасен, ну, кроме, разумеется, того, что в нём нет гномов, которые курят табак, пахнущий горелыми тряпками? — лениво поинтересовался Торин, наблюдая за мной исподлобья. Ого, неужели его в прошлый раз так задели мои слова?       — Хотя бы тем, что с ним не соседствуют курганы, кишащие всякой нечистью, — невозмутимо пояснила я.       — С Гондором или Роханом они тоже не соседствуют. — Король не сдавался. — Тем более ваш Шир не так уж далеко от тех могильников находится — всего в нескольких днях пути.       — Зато в Шире очень красиво, уютно и солнечно — это мирный край полей, зелёных лугов и густых лесов, край, где не случается ничего плохого, и тишину нарушают только журчание мелких речушек, плеск рыбы в озере, пение птиц, кваканье лягушек в пруду и трескотня насекомых. Нигде не видела пейзажа красивее, чем там, а я люблю природу и уединение, — отчасти это было правдой, по крайней мере, последняя фраза.       — Только из-за каких-то лугов, деревьев и лягушек вы решили поселиться у хоббитов? — недоверчиво переспросил Глоин. — Звучит безумно.       — А вы думаете, нормальный человек отправился бы с вами в поход? — отрезала я.       — Отлично сказано! — одобрительно воскликнул молчавший весь вечер Нори. Он, как и Бомбур, многословием не отличался.       — А почему вы пошли, госпожа Селена? — полюбопытствовал Ори.       Я посмотрела на Гэндальфа, который сейчас самозабвенно набивал трубку и помогать мне явно не собирался.       — Я очень давно никуда не ездила, соскучилась по дальним странствиям.       — Так соскучились, что готовы отправиться в логово огромного огнедышащего гада? — фыркнул Двалин.       — Ну, других предложений не поступало, а тут ещё и один знакомый Серый маг пообещал увлекательное путешествие.       Гномы теперь глядели на меня со смесью жалости, сочувствия и недоверия. Таких взглядов обычно удостаиваются душевнобольные.       — И я не обманул, — невозмутимо ответил Гэндальф.       — Раз вас не пугает дракон, госпожа Селена, позвольте узнать, по каким местам вы путешествовали раньше и в чьей компании? — подчёркнуто любезным тоном спросил король.       — Я не говорила, что не пугает, да и, боюсь, ответ вас разочарует, господин Торин, потому я промолчу. Желаю подольше оставаться в глазах присутствующих храброй и загадочной.       И тоже не совсем ложь, по Средиземью я действительно путешествовала мало.       — А родные навещают вас в Шире? — эта реплика принадлежала уже Бофуру.       — У меня нет родных… ладно, раз вы все так жаждете услышать историю моей жизни, я расскажу, но кратко. — Я решила сегодня больше не издеваться над гномами и поделиться с ними выдуманной биографией. — Я родилась на окраине Рохана. Мать умерла ещё при родах, о ней мне мало что известно, отец был торговцем средней руки. Род наш не успел прославиться хоть сколько-нибудь выдающимися поступками или ремёсельным искусством, никаких героев древности или благородных королей среди моих предков не числится. Отец часто уезжал по торговым делам, близких родственников у нас не имелось, и ему приходилось везде брать меня с собой, так как маленького ребёнка надолго без присмотра не оставишь. Ну и, как вы сами верно подметили, в дороге всякое случается — купцы всегда лакомый кусочек для разбойников, желающих лёгкой наживы. Отец неплохо умел управляться с оружием, а в путешествиях вообще приобрёл много полезных навыков, кое-чему он обучил и меня, чтобы я тоже могла защищаться. Несколько лет назад от болезни умер и он… С тех пор я и поселилась в Шире — не хочу жить в Рохане, где всё напоминает о нём. Гэндальф, — я кивнула на мага, — был другом отца, с которым он познакомился в одной из поездок ещё до моего рождения, и иногда он навещал нас. Именно он уговорил хоббитов разрешить мне остаться в Бэг Энде и помог обустроиться на новом месте. Простите, — я постаралась придать своему лицу скорбное выражение, — несмотря на то, что времени прошло предостаточно, я не могу долго и в подробностях говорить о своём прошлом. Слишком тяжело.       Когда Серый маг сочинял мою биографию, он уверял, именно роханское происхождение и почившие родители как нельзя кстати в неё впишутся. Среди рохиррим — коренных жителей этого королевства, много хороших наездников и искусных воинов. Даже роханские женщины, в отличие от женщин из других людских земель, с малолетства учатся держать в руках меч или копьё, хотя сами они почти никогда в настоящих битвах не участвуют. Рохан славен лучшими в Средиземье скакунами и грозной конной армией, к тому же находится он очень далеко от Шира, к северу от Белых гор, к востоку от Мглистых гор, к западу от реки Андуин и к югу от эльфийских владений — в самой середине карты, то есть случайно встретить своего «земляка» в Бри, а уж тем более в хоббичьем краю, почти невозможно. Ещё Рохан часто называют страной травяных морей, большинство рохиррим живут в маленьких деревенских домиках в окружении пастбищ и пышных зелёных лугов. Это тоже мне подходило. Изображать какую-нибудь аристократку, которая всю жизнь провела в замке или в особняке, полном слуг, у меня бы вряд ли получилось. Милиса, конечно, была королевой, но она не наряжалась в длинные платья, не заплетала сложных кос, не обвешивалась драгоценными украшениями, слуги и охрана не ходили за ней по пятам, как принято здесь. Естественно, танцам, вышивке, рисованию, игре на музыкальных инструментах и прочим занятиям, обязательным для знатной дамы Средиземья, и придворному этикету она меня тоже не обучала, потому что никакого специального этикета в её замке не существовало, а танцы и вышивка мою наставницу не интересовали. Как выразился Гэндальф, именно Рохан ближе всего по духу к Вейнривисхелю, рохиррим не любят роскоши, занудных церемоний, не обзаводятся толпами прислужников, не объедаются дорогими деликатесами, много времени проводят в седле или за работой, и даже правители там живут скромно, без особых изысков. Однако на простую крестьянку я тоже походила мало — откуда у крестьянки деньги на оружие и хоббичью нору? Да и читать и писать, в отличие от многих крестьян, я умела. Вот не состоящая ни с какой знатью в родстве семья не слишком богатых, но и не слишком бедных торговцев — самое оно, ведь имена великих героев, королей прошлого и их потомков люди до сих пор хорошо помнят. А трагическая история гибели обоих родителей сразу остужала пыл не в меру любопытствующих собеседников и помогала избегать неудобных вопросов про родственников и про то, с чего вдруг я решила в одиночку поселиться в Шире. Сейчас же выдумка Гэндальфа вообще казалась гениальной. Во-первых, Рохан от Эребора, и уж тем более от Синих гор, находился тоже очень далеко, и мои спутники никак не могли проверить подлинность моей биографии, во-вторых, теперь не нужно отдельно объяснять, почему я умею ездить верхом, ношу при себе оружие, люблю путешествия и умею сражаться.       Когда я замолчала, ненадолго наступила тишина, потом гномы начали бормотать всякую сочувственную чепуху, какую принято говорить в подобных случаях. Бомбур извинился за проявленный интерес и пообещал впредь этой темы не касаться, Балин, кажется, назвал меня бедной девочкой, Кили и Фили захотели спеть ещё что-нибудь весёлое, Дори предложил вообще закончить нашу беседу, а Гэндальф по-прежнему сидел с невозмутимым лицом и выпускал дымные колечки из трубки. Только Торин молча смерил меня тяжёлым и отнюдь не соболезнующим взглядом. И что ему опять не так?       — Дори прав. Хватит на сегодня разговоров и песен, пора спать. Кили, не забудь, ты дежуришь первым, — наконец, скомандовало подгорное величество, поднимаясь.       Я была с ним согласна, расспросы и повышенное гномье внимание успели мне поднадоесть.       Как только я вытянулась на одеяле и закрыла глаза, сразу очутилась в уже знакомом подземном саду, где цвели тёмно-лиловые цветы, и в маленьких лужицах плескались рыбки с пышными хвостами. Рядом со мной росло дерево с розовой кроной, оно, как и в прошлый раз, украшало центр каменной залы, а в его корнях сидела черноволосая женщина в красном платье, лицо которой я опять не могла рассмотреть.       — Почему здесь… когда ты… — с трудом произнесла я. Во сне было очень трудно подбирать слова.       — Не бойся, это первый и последний раз, когда я являюсь к тебе вот так, — ответила она прежде, чем я успела сформулировать вопрос, — даже если ты сама захочешь увидеть меня, ничего не получится, пока не найдёшь кольцо.       — Ты и сейчас можешь читать мои мысли?       Женщина, кажется, досадливо поморщилась.       — Объясняла ведь, что я их не читаю, просто они… ладно, неважно, — она тряхнула головой, — у нас опять мало времени. Пока ты не уехала слишком далеко от курганов, я попросила нашу магию помочь мне, и она сжалилась надо мной и дала сил проникнуть в твоё сновидение.       — То есть та самая древняя неизученная магия, которая живёт там, подчиняется тебе? — удивиться или заинтересоваться её словами по-настоящему не получалось, но я заставила себя говорить с призрачной женщиной — утром моя реакция на происходящее точно будет другой. Значит, Гэндальф ошибался — существа из могильников при желании спокойно покидают свои владения и переносятся в чужие сны. И хорошо, если больше ничего они сделать не могут. Но как же мало это сейчас волнует меня!       — Конечно, нет, просто я слышу и понимаю её, а она понимает мою речь. Магия, она словно бы одна бесконечная мысль, похожая не на ручей, как прочие мысли, а на бескрайний океан. Нельзя находиться рядом с ним и не внимать ему. Нельзя заглушить его рокот, когда тяжёлые волны с шумом ударяются о берег, или оставаться сухой у самой кромки воды, когда на тебя надвигается буря... А наша магия, видишь ли, тоже в некотором роде пленница курганов, и иногда ей бывает скучно, и тогда она поёт мне.       — О чём?       Женщина тихонько рассмеялась.       — И жизни не хватит, чтобы рассказать. Да и не сумею я. Магия не пользуется словами, потому ни один знакомый тебе и мне язык не подходит для её обсуждения. Но ты и правда напрасно боишься. У нас с ней нет никакой власти над тобой или над кем-либо из твоих спутников. Я смогла присниться тебе только из-за того, что мы виделись в курганах, и ты не успела покинуть окрестности Бри. Когда-то давно магия наполняла и лес, в котором вы спите, но сейчас в нём остались лишь крохи прежнего волшебства. Именно они помогли мне. Уже завтра к вечеру вы доберётесь до тех земель, где нет никакой магии.       Голос женщины звучал как-то уныло, я не могла и дальше просто молча стоять на одном месте и слушать её, да и мой разум занимали совсем другие вопросы. Интересно, испугаются рыбки, если я попытаюсь дотронуться до них? Какие они на ощупь? Я отошла от дерева, опустилась на корточки рядом с одной из лужиц и окунула руку. Рыбки не испугались. Одна даже заплыла в мою раскрытую ладонь. Я осторожно погладила её большим пальцем. Холодная и чешуйчатая, точь-в-точь как настоящая. Попробовать теперь, что ли, дотронуться до летающей медузы или сорвать цветок с лепестками в форме месяца? Я посмотрела вверх, но медуз не заметила. И, вообще, сегодня подземный сад казался каким-то тусклым. В прошлый мой визит все растения, камни, лазурные сферы, парящие под потолком, и ручейки излучали сияние, а сейчас их словно бы кто-то затушил или убаюкал. Даже сад спал в моём сне. Эта мысль внезапно рассмешила меня.       — Мы не в курганах, потому и пейзаж немного отличается. Не отвлекайся, пожалуйста. Я понимаю, что в сновидении очень тяжело сосредоточиться, но мне нужно сказать тебе важную вещь.       — Ладно, — я разочарованно вздохнула и поднялась. — Говори быстрее.       — Дней через десять вы доберётесь до маленькой безымянной деревушки и остановитесь там на ночлег. Деревушку огибает река Быстрянка. Сама она узкая, но течение в ней и правда быстрое. Как окажешься рядом с рекой, иди вверх по течению до большого серого камня, похожего на слезу. Его сложно будет не заметить, он почти перекрывает русло. Потом поверни туда, куда указывает заострённый конец камня, и двигайся в том направлении, пока не упрёшься в старый заброшенный дом. Как войдёшь, сразу поднимайся в комнату на втором этаже. У самого окна лежит трескучая половица, приподними её, под ней спрятаны ключ и карта. На карте отмечена пещера. Ещё дня через четыре вы доедете до отмеченного места. Сверяйся с картой, она очень подробная. Раньше пещера принадлежала лесным троллям, они использовали её как склад для хранения награбленных сокровищ, живут ли они там сейчас — не знаю, но тебе непременно нужно попасть внутрь. Делай, что хочешь: бери с собой своих гномов и мага, если не получится справиться в одиночку, ври, изворачивайся, но заставь их обнаружить её. В ней вы легко найдёте железный сундук, в котором хранится легендарное оружие, выкованное эльфами Гондолина ещё в Первую Эпоху. Ну, про это вам подробнее расскажет Гэндальф, уж он-то точно по достоинству оценит эльфийские клинки. Думаю, даже король гномов, несмотря на всю свою нелюбовь к дивному народу, не откажется заиметь меч, созданный лучшими из лучших. Ты даже не представляешь, какой щедрый подарок я сейчас сделала тебе и твоим спутникам. В Средиземье найдётся немало тех, кто готов убить ради возможности заполучить такое оружие. Тебе же и делать почти ничего не придётся. Сундук открывается ключом из заброшенного дома. Ты должна непременно взять себе кинжал с рукоятью, украшенной изумрудами, он там один. Этот кинжал зачарован особым образом: когда рядом с ним находится магический предмет, его лезвие начинает светиться зеленоватым светом. Он поможет отыскать моё кольцо.       Я лениво потянулась и зевнула. Забавно зевать во сне.       — И ради чего мне так стараться? Без новой побрякушки и ножичка я уж как-нибудь проживу.       — Я помогла тебе в курганах вернуть воспоминания и не заплутать в мире неживых и немёртвых, а ты не любишь оставаться у кого-то в долгу. И я действительно кое-что знаю о Милисе.       Сейчас меня и эта новость не взволновала. Ведь ещё в Бри стало понятно, что женщина говорила о ней, когда в первый раз просила найти кольцо.       — Или ты просто лжёшь и хочешь заманить нас в ловушку.       — Но ты не уверена, тебя всегда терзают сомнения и надежда, и хотя бы ради собственного душевного спокойствия ты попробуешь выполнить мою просьбу, а я дам тебе маленькую подсказку, — она поднялась с корней дерева и вдруг оказалась рядом со мной. — Сражаясь на стороне Торина Дубощита и помогая ему вернуть Эребор, ты и себе вернёшь нечто давно утраченное, потому ни в коем случае не покидай отряд, даже если покажется, что выбора нет, и своим уходом ты спасёшь их всех. Это ложь. Вы с подгорным королём ключ ко всему, без тебя и у него ничего не получится.       — Какой бред, — я скривилась. — К чему ключ?       — К разгадке. Гномы нужны тебе больше, чем ты думаешь, — она внезапно коснулась моей ладони. Пальцы у незнакомки были мягкие, немного прохладные, как у живого человека.       — А почему бы мне не рассказать Гэндальфу о тебе? — я отняла руку. — Ты ведь не просто так просишь меня молчать, да?       — Я не Люта и с Гэндальфом Серым никогда не враждовала, — усмехнулась женщина. — Я вовсе не боюсь его. Да и как он навредит мёртвой?       — Тогда почему ты просила молчать?       — Я уже объясняла. Иногда лишние знания только вредят. Думаешь, гномы и маг спокойно дадут тебе искать кольцо по указке какого-то призрака курганов? Стараясь тебя защитить, Гэндальф наверняка попытается либо уничтожить кольцо, либо забрать его себе. И тогда он или кто-то другой пострадают. Не потому что я того желаю, а потому что не всякий может носить при себе мою вещь.       — А я, значит, не пострадаю?       — Ты — точно нет.       — Почему?       — Ты сумеешь ему понравиться… Всё, тебя сейчас уже начнут будить, хватит расспросов. — Женщина вдруг наклонилась почти до земли, зачерпнула ладонями воду из лужицы, выпрямилась и плеснула её мне в лицо. — Ах да, когда окажешься в деревне, не пей брусничную настойку, которую будет предлагать вам староста. Гномам и Гэндальфу она не навредит, а пришелице из иного мира вполне может!       И дерево, и сад, и незнакомка начали стремительно отдаляться, и ей пришлось выкрикивать последние слова, чтобы я их услышала. А потом я действительно проснулась с одной единственной мыслью в голове: «Передышка оказалась совсем короткой».