Мелодия Забвения

      Чёрная повязка с кружевными краями хоть и скрывает глаза незнакомки, я знаю — она внимательно за мной наблюдает. Чуть склонив голову набок, приложив палец к приоткрытым губам, смотрит и ждёт какого-то ответа. Это я тоже чувствую, однако ни один вопрос не был задан, и мне остаётся лишь гадать, что же ей такого сказать, чтобы прервать затянувшееся молчание.       — Кто ты?       Нет, никакой реакции, продолжает неподвижно сидеть, словно бы и вовсе не слышит.       — Зачем ты явилась? Чего хочешь добиться?       Вроде едва заметно улыбается и показывает пальцем на меня.       — Я сама к тебе пришла?       Короткий кивок.       Бред.       — С какой стати мне искать встречи с тобой? Мне ничего от тебя не нужно.       Слышу тихий смех, но её рот не шевелится.       Лезвие с чавканьем пронзает грудь, громко рвётся лиф бордового платья. Незнакомка, словно кукла с приклеенной на лице улыбкой, продолжает смеяться. Платье стремительно намокает от хлынувшей из раны крови. Почему струя такая сильная? Почему я не вижу того, кто нанёс удар? От обилия тёмно-красного рябит в глазах. Случайно опускаю взгляд и с удивлением обнаруживаю, что в моей ладони зажат сложенный веер, наконечник которого сейчас и торчит из чужой груди. Но когда я, как я…       — Когда звёзды погаснут, и мир начнёт гибнуть, она точно так будет смеяться, — шепчет кто-то другой над самым ухом.       Серебряные трещины мелкой сеткой покрывают и без того испорченный наряд незнакомки. Тонкая линия очерчивает рукав у предплечья, и рука, словно увядший лист с дерева, летит вниз, в полёте превращаясь в чёрную пыль. Женщина-кукла так и сидит напротив меня и всё ещё улыбается. Другая нить лишает её второй руки. Внезапно в голове рождается мысль, от которой болезненно сдавливает внутренности. Вдруг трещины переползут по вееру и на моё тело? Страшно, не хочу. Резко дёргаю оружие на себя, но чьи-то пальцы сразу же обхватывают пластины, мешая движению. Поднимаю голову. Склонившегося надо мной лица не видно — вместо него размытое пятно, обрамлённое длинными чёрными волосами. И такой же размытый силуэт, кажется, тоже в платье.       — Пора вспомнить.       Этот голос я точно слышала раньше.       Живот увит серебром, трещины расширяются, и вот уже почти весь левый бок той, что смотрит на мир сквозь повязку, ссыпался на пол. Новая нить заставляет истлеть шею, но голова не падает, она висит в воздухе, а я так и не могу отвести взгляд от улыбки. Лукавой, словно меня и её обладательницу связывает общая тайна. Похожие на маленькие молнии серебристые линии вгрызаются в скулы, а я по-прежнему не отвожу глаз от приподнятых уголков губ. Трещины постепенно поглощают щёки, нос, подбородок, волосы и последней — повязку, однако рот, мерно покачиваясь, парит в воздухе над туловищем, почти превратившимся в горстку пыли. Даже от платья ничего не осталось. И это не жутко.       — Мне ведь кое-что известно о той, которую ты столько лет безуспешно ищешь, — одновременно раздаётся со стороны размытого силуэта и улыбающегося рта.       Произнесённая фраза словно бы открывает запечатанный сосуд, и из него по капле начинают просачиваться воспоминания — грустная бородатая женщина, сжимающая кулон, отрезанная голова гномьего короля, укоризненно взирающая на меня неподвижными рыбьими глазами, фигура в плаще, натягивающая тетиву лука, Торин Дубощит, убивающий орков, и похожий на него гном, сражённый стрелой, бледный гигант и…       «Мне ведь кое-что известно о той, которую ты столько лет безуспешно ищешь».       Известно… известно… Милиса? Кто такая Милиса?       — Кто такая Милиса?       — Кто такая Милиса? — неожиданно спросили голосом Дубощита.       А он-то откуда здесь взялся? И где именно — «здесь»? Я удивлённо моргнула. Призрачный силуэт и висящая в воздухе улыбка разлетелись на множество фрагментов, словно кусочки огромной мозаики, а потом растаяли в воздухе. Ладони мои опустели, и я судорожно дёрнулась. Вдруг и единственный дар, доставшийся мне от Милисы, исчез вместе с остатками чудно́го видения? Рука сама потянулась к поясу. Нет, ножны, обёрнутые тканью лежат рядом со мной. Я с облегчением сжала их. Настоящие. Не морок. Только потом взгляд наткнулся на Дубощита. Он сидел в кресле, совершенно обыденно закинув ногу на ногу, и с интересом смотрел на меня. За ним маячило окно с видом на тракт. Значит, мы находимся в трактире. Ну да, где же ещё нам быть, ведь совсем недавно мы вернулись сюда из курганов. Или не недавно? Солнечные лучи по-утреннему ярко золотили комнату. Сама я лежала в той самой кровати, на которую вроде как рухнула только несколько мгновений назад.       — Что вы сказали?       Наверное, я просто ослышалась. Не мог же Дубощит задать такой вопрос наяву.       — Кто такая Милиса? — повторил он. — Вы произнесли это имя во сне.       Во сне? «Мне ведь кое-что известно о той, которую ты столько лет безуспешно ищешь». Король, а вместе с ним и вся комната вдруг потонули во мраке. В горле пересохло, а меня бросило в жар. Неужели та призрачная женщина говорила о Милисе?! Но как? Почему? Милиса ведь пропала в Моромнире, не могла же она… Сперва на ум не приходило ни одной здравой мысли, лишь отдельные слова: «бред», «небылицы» и «обман». Они вспыхивали молниями где-то в мозгу и обрушивались на мою бедную голову настоящим шквалом. Нет, нет и опять нет! Это просто уловка! Женщина настойчиво просила найти и надеть какое-то кольцо. Вот она и солгала — хотела заставить меня выполнить своё желание. Мало ли, чего только не придумает свихнувшийся от тоски и магии призрак курганов. Да и вообще, вдруг наш разговор и был как раз сном, порождённым моими сокровенными фантазиями? Тут меня словно окатило ледяной водой. Ну конечно же! Нельзя с уверенностью утверждать, что дерево, красивый сад, лужицы с разноцветными рыбками и незнакомка с расплывающимся лицом не привиделись мне после того, как я выпила настойку Люты. Вдруг она и вызвала галлюцинации? И не проверишь же… Про битвы с орками, стрелка в плаще и остальное можно хоть спросить у Дубощита и прочих гномов. А тут… Действительно искать кольцо на каждом привале, когда мы доберёмся до гор? Одна часть меня с облегчением приняла последнее предположение, поверив, что странного призрака, умеющего читать мысли, никогда не существовало, но другая часть не собиралась сдаваться так легко и с беспокойством гадала, получится ли добыть единственное доказательство её существования?       — Вам нехорошо? — словно бы издалека донёсся встревоженный голос короля.       — Нет, — прошептала я пересохшими губами. — Просто вспомнила всё…       —… что приключилось с вами в курганах? — полувопросительно закончил он, хотя ответ и так был очевиден. Дубощит издевается надо мной?       — Да. — Я поднесла ладони к лицу и с силой протёрла глаза. Мир вокруг вновь заиграл светлыми красками. Я огляделась. Вторая кровать пустовала. Здесь вообще никого не было, кроме меня и Дубощита. — А где остальные? Ещё завтракают?       — Они не хотели мешать вашему отдыху и ушли в другую комнату.       Я приняла сидячее положение и уставилась на гномье величество:       — А вы подумали, что я тут слишком хорошо провожу время без вас и поспешили это исправить?       Руки чесались запустить в него чем-нибудь тяжёлым — пусть в следующий раз поостережётся вот так запросто вламываться и лишать уставших героев заслуженного сна, но подходящих предметов поблизости не наблюдалось, потому я постаралась вложить хотя бы в свой взгляд как можно больше злости.       — Не стоит смотреть на меня зверем, — примирительно ответил Дубощит. — Я не будил вас и будить не собирался. Проснулись вы совершенно самостоятельно, я лишь спросил про женщину, имя которой вы несколько раз повторили перед пробуждением. Судя по вашему выражению лица, вы считаете, что легли в кровать только несколько минут назад, а я, как самый настоящий злодей, явился вас мучить. На самом деле легли вы ещё вчера утром и проспали весь день и ночь в придачу. Я, Гэндальф и мои гномы уже давно бодрствуем. Вы, в отличие от нас, не проснулись к ужину. Поняв, что пока вы открывать глаза не собираетесь, мы решили на всякий случай по очереди дежурить у вашей постели. После всего произошедшего ни вам, ни кому-либо из нас не следует оставаться надолго в одиночестве. Ведь где-то поблизости всё ещё бродит наш могущественный таинственный враг, мисс Альфер.       — Понятно, — коротко ответила я и прислушалась к своим ощущениям: никакие части тела не болели, я чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, как и положено человеку, проспавшему целые сутки. — Ну я сразу предполагала, что в компании подушек и одеяла мне придётся провести не один день. Вчера я, наверное, заснула ещё на лестнице, пока поднималась в комнату. Очень давно на меня не накатывала такая всепоглощающая усталость. Но мне удивительно то, как быстро вы все восстановили свои силы. Некоторые гномы клевали носами по дороге к «Гарцующему пони», кое-кто вообще спал на ходу. Я думала, бо́льшая часть отряда точно не встанет раньше меня, тем более на вас дольше действовали сонные чары курганов, которые вытягивают из околдованных жизнь.       — Гномы намного выносливее людей, — пожал плечами Дубощит. — Мы очень редко болеем и куда хуже других рас поддаёмся магическому влиянию. Мы привыкли жить в горах и трудиться почти не покладая рук. Не каждый эльфийский кузнец выдержит жар наших кузен, никто, кроме нас, не сможет даже поднять молоты, которыми мы приучаемся орудовать с малых лет. Сама земля даёт нам силы и лечит нас лучше самого умелого знахаря, где бы мы не находились. И когда кому-то из нас вдруг случается захворать, крепкий здоровый сон помогает нам изгнать любую дрянь из наших тел. И раны на нас заживают быстро, если они не смертельны и не нанесены отравленным оружием.       Король замолчал, и между нами воцарилась неловкая тишина.       — С Кили всё в порядке?       Если бы не было, Дубощит бы сейчас спокойно не сидел напротив меня и не объяснял бы чудесное устройство гномьих организмов, но я не знала, о чём ещё с ним говорить, а сам он продолжать наш диалог вроде не собирался.       — Кили, как и остальные, быстро пришёл в себя. Увидев сейчас моего племянника, вы бы никогда не догадались, что совсем недавно его жизнь висела на волоске.       — Понятно, — повторила я, стараясь отогнать мысли о Милисе и словах призрачной женщины, но они продолжали эхом звучать в голове.       — Вы потратили очень много сил на наше спасение, больше, чем я и остальные, пока были под заклятием. Мы решили остаться здесь до завтрашнего утра, потому вы можете поспать ещё. Гэндальф уверял, что вы вообще раньше вечера не проснётесь, — лицо Дубощита приобрело сочувственное выражение.       — Нет, благодарю. Я уже как следует отдохнула. Да и вам наверняка не терпится послушать про мои приключения. А у меня в свою очередь тоже скопилось немало вопросов ко всем.       На самом деле мне просто не хотелось оставаться наедине со своими думами и мучительно гадать, существовала ли призрачная незнакомка в реальности, беседовали ли мы с ней, а если беседовали, сказала ли она правду или солгала.       — Хорошо, — Дубощит поднялся. — Однако перед разговором вам необходимо позавтракать. Вы же вчера сразу ушли в комнату, даже кофе пить не стали. Я велю принести сюда еду.       — Спасибо. — Я не чувствовала голода, но пререкаться было лень. Да и король, внезапно озаботившийся моим здоровьем, вряд ли примет в качестве аргумента простое «не хочу».       — И не торопитесь. Я ещё попрошу нагреть для вас воды. Мытьё в ванне вроде бы всегда поднимает вам настроение, — он вдруг почти лукаво улыбнулся, и пока я пыталась понять, не почудилась ли мне эта улыбка, вышел из комнаты.       Через несколько минут в дверь тихо постучали. Я как раз успела привести себя в относительный порядок: поправила одежду, пригладила волосы и обулась. На пороге робко переминалась с ноги на ногу незнакомая девушка. В руках она держала поднос, на котором еле умещались дымящаяся миска овсяной каши и большое блюдо, заваленное оладьями. Король явно переоценивал мои возможности. Гномьим аппетитом я никогда не обладала, и такую гору мне одной не съесть. Девушка занесла поднос внутрь, аккуратно поставила его на стол и удалилась. Видимо, Эйрин тоже до сих пор отдыхает после пережитого в курганах или просто не хочет показываться нам на глаза. Ну а кто бы на её месте захотел? Тем более Гэндальф наверняка успел провести с ней ещё одну воспитательную беседу.       Я без особого энтузиазма взяла ещё тёплую оладью, лишь для того, чтобы чем-то себя занять, пока греется вода, и только тогда наконец-то ощутила голод. В животе сразу требовательно заурчало. Я жадно впилась зубами в мягкую пищу, откусила большой кусок и проглотила его, почти не жуя и не чувствуя вкуса. К оладьям прилагалась маленькая баночка с каким-то красным вареньем, но я продолжала запихивать их в рот прямо так. Съедобная гора постепенно таяла, а насытиться никак не получалось. Пожалуй, Дубощит всё же не прогадал с заказом. Когда на блюде осталось сиротливо лежать пять оладий, я откинулась на спинку кресла, не в состоянии съесть ни крошки. Была ещё, правда, каша, к которой я так и не притронулась.       Плотно позавтракав, я невольно начала думать о предстоящем разговоре, и мысли мои вновь вернулись к призрачной женщине. Она просила не только отыскать кольцо, но и сохранить нашу встречу в тайне, толком не объяснив, почему. Вдруг это очередная подружка Гэндальфа, которая его жутко боится, или просто знает — он с лёгкостью уличит её в обмане, потому она и старалась заставить меня молчать? И как лучше поступить? Вопреки предостережениям расспросить нашего мага про необычную обитательницу курганов или послушаться её совета и вовсе о ней не упоминать? Вот опять я рассуждаю так, словно заранее уверена, что незнакомка не была плодом моего разыгравшегося воображения.       Позже, лёжа в горячей воде в той самой комнатушке, куда, кажется, уже вечность назад меня провожала Эйрин, я мысленно махнула рукой на все доводы, так и не сумев принять решения. Посмотрю, как сложится беседа с гномами и Гэндальфом, будет ли он сам с нами откровенничать и посвящать в свои планы. Гэндальф ведь покидал отряд в надежде раздобыть сведения о нашем возможном враге — могущественном чародее, властелине тьмы, некроманте, когда-то чуть не уничтожившем Средиземье. И наверняка у хитрого мага это получилось, иначе бы он отсутствовал гораздо дольше. Вдруг призрачная женщина в сговоре с тем самым легендарным злодеем, а кольцо им необходимо для какого-нибудь воскрешающего ритуала? Тогда и Гэндальфу о ней уже известно. Когда происходящее больше напоминает сон, чем явь, а всё вокруг выглядит зыбким и нереалистичным, нельзя исключать даже самые бредовые и смехотворные объяснения. Именно они скорее всего в итоге и окажутся верными.       Когда я сытая, чистая и причёсанная открыла дверь комнаты, в которой, по словам Дубощита, коротали время гномы и Гэндальф, мне в ноздри сразу ударил мерзкий запах гномьего табака, зато моему взору предстала весьма умиротворяющая семейная картина. Ори сидел за столом и что-то старательно выводил на потрёпанном листе бумаги, прикрывая записи левой рукой. Остальные, за исключением стоящих у окна мага и Дори, равномерно разместились на двух кроватях. Балин, Дубощит и королевские племянники просто тихо о чём-то беседовали, Бофур пытался распутать и пригладить лохмы на голове Бифура, но пока ему это не очень удавалось. Бомбур, пыхтя, переплетал собственную роскошную косу, Нори придирчиво осматривал свою обычную треугольноподобную причёску в маленьком зеркальце. У Двалина на коленях лежала рубаха, и он толстой иглой зашивал на ней порванный рукав. Оин протирал многострадальный рог, чудом перенёсшийся в курганы вместе с владельцем и невольно разделивший его приключения. Глоин расчёсывал длинную бороду. Отлично. Гномы тоже решили воспользоваться вынужденной передышкой и заранее привести себя в порядок перед дальней дорогой. Однако стоило мне войти, и все дружно повернули головы в мою сторону, я же сразу почувствовала себя мясным пирогом или одной из оладий, уничтоженной за завтраком — с такой нетерпеливой жадностью на меня уставились все присутствующие.       — Рад видеть тебя в добром здравии, дорогая Селена, — ласково улыбнулся Гэндальф.       Остальные последовали его примеру — заулыбались и наперебой начали меня приветствовать. Даже Двалин благосклонно кивнул, без привычной смеси недоверия и снисходительности на лице.       Я тоже поздоровалась и опустилась в свободное кресло, которое стояло между кроватями. Гэндальф тем временем отошёл от окна и уселся в другое напротив меня.       — У нас тут остались оладьи, — услужливо предложил Фили и тут же доверительным шёпотом сообщил: — Кили, единственный, кто отважился вырвать блюдо с ними из лап Бомбура, сказал, что нужно на всякий случай приберечь хоть какую-то закуску до вашего прихода. Дядя и тот не решился на такой подвиг.       Бомбур презрительно фыркнул, но промолчал. Он как раз закончил плести косу. Дубощит тоже не отреагировал на шутку племянника. Наверное, давно привык.       — Спасибо, но я уже плотно позавтракала. Теперь до вечера не проголодаюсь. — На оладьи сейчас и смотреть не хотелось.       — Сытная и вкусная еда лучше всего помогает быстро восстановить силы. Наверняка ты захочешь есть задолго до наступления сумерек, — поучительным тоном возразил Гэндальф.       Я лишь неопределённо пожала плечами. Мне и в Моромнире доводилось попадать в опасные переделки, однако никогда после пережитых приключений я не бегала в трактир каждые пол часа за новой порцией завтрака, обеда или ужина. Хотя, может, в другом мире всё будет иначе? Сумела ведь я в одиночку совсем недавно уничтожить целую гору оладий.       — Ладно, мы же тут собрались не для обсуждений моего аппетита, — я поудобнее устроилась в кресле и сразу спросила: — Как там Эйрин? Не вспоминала новых интересных подробностей про женщину в маске и не пыталась опять от нас избавиться?       — Не вспоминала, — вздохнул Гэндальф. — Больше ничего полезного она, к сожалению, поведать мне не смогла, но мы серьёзно поговорили, я убедился, что наша таинственная волшебница не успела её ничему научить. А самостоятельно искать наставника госпожа Эйрин точно не будет, не волнуйся. Она действительно сильно испугалась, осознала, как опасна магия в неопытных руках, и теперь боится, что вновь перенесётся в какое-нибудь гиблое место, если попробует колдовать. Даже мысли о заклинаниях вызывают у неё отвращение.       — Замечательно. — Я почувствовала себя хоть немного отомщённой. — Значит, в следующий раз госпожа разносчица крепко подумает перед тем, как соглашаться на сомнительные, но заманчивые предложения от незнакомцев в масках. Остальные постояльцы и жители Бри в безопасности. Надеюсь, её страх не улетучится вместе с нашим отъездом.       — Не улетучится. Она впервые впуталась в такую скверную историю: причинила зло и едва не погибла сама. Подобные вещи не забываются и накладывают отпечаток на всю дальнейшую жизнь. К тому же госпожа Эйрин по-прежнему страшится гнева отца. А я ещё в лесу обещал рассказать ему правду, если она не образумится и не прекратит изучать чёрное колдовство.       — Да, наверное, ты прав.       Речь Гэндальфа звучала разумно, у меня не было причин с ним не соглашаться, хотя я подозревала, что дочь трактирщика принадлежит к тому типу людей, которые быстро приходят в себя после любой передряги, и даже когда зарекаются творить глупости и искренне верят в твёрдость своих слов, потом опять либо сами попадают в неприятности, либо втравливают в них других, не думая о последствиях и легко стирая из памяти старые клятвы. К тому же она так мечтает покинуть Бри и вроде бы готова дорого заплатить за возможность уехать. Но, в любом случае, завтра уедем мы, и поступки Эйрин перестанут нас заботить, пусть хоть сотня волшебниц предложат ей осуществить заветную мечту в обмен на якобы пустяковые услуги.       — Ничего не успело случиться, пока меня с вами не было? — на всякий случай уточнила я. — Женщина в маске больше не объявлялась?       — Нет. Я не ощущаю поблизости присутствия другого мага.       — Видимо, наколдовывает очередную пакость, чтобы опять напасть на нас в лесу, или ищет новых помощников, — пробурчал Глоин, откладывая в сторону тёмный резной гребень.       — Вполне вероятно, — невозмутимо согласился Гэндальф. — Но раз она так тщательно скрывает свой след, значит, действительно опасается меня, и пока я с вами, вряд ли отважится атаковать целый отряд. А разделяться мы не станем.       — А, кстати, от той стальной птицы тоже след не тянулся? Или ты как раз потому и покинул нас — хотел в одиночку скорее нагнать врага? — догадалась я.       — Торин вчера вечером уже задавал мне этот вопрос, — хмыкнул Гэндальф. — Нет, я сказал вам тогда правду. В том-то и дело — от птицы в разные стороны волнами расходилась чужая магическая энергия, но она никуда не текла, а собиралась над её головой в одной точке, образуя подобие кокона. Такое обычно происходит, когда маг, умеющий мгновенно уничтожать отголоски даже самых сложных заклинаний, временно отдаёт часть своей силы другому существу. Если бы птица была волшебной сама по себе, то и барьер бы её не окружал.       Объяснение Гэндальфа мне совсем не понравилось.       — То есть, получается, у нас есть ещё один враг, более могущественный, чем настырная госпожа, по каким-то причинам скрывающая лицо. И либо она в сговоре с этим любителем летающих тварей, либо они умудрились одновременно узнать про поход и решили поквитаться с господином Дубощитом, но действуют поодиночке. Примите мои искренние поздравления, ваше величество, не каждый может обзавестись сразу двумя по-настоящему опасными недоброжелателями, — я отвесила ему шутовской поклон.       Гномы не выглядели удивлёнными нашим диалогом. Значит, птицу и нападение у реки они успели обсудить и без меня.       — Или женщина просто наёмница, которая выполняет чужие приказы, — невесело усмехнулся Дубощит. — В таком случае вы поспешили с поздравлениями.       — Ну, одно не отменяет другого, — я пожала плечами. — Даже если лично у неё нет желания отомстить вам, ведёт она себя как враг. Мы уже едва не погибли по её милости.       — А как вы поняли, что птицу окутывает именно чужая магия? — Ори даже поддался вперёд от любопытства. — Как вы вообще определяете, кому какая магия принадлежит?       — Сложно объяснить тому, кто никогда не учился колдовать… — Гэндальф ненадолго умолк, извлёк из-за пазухи трубку и принялся её набивать. Я обрадовалась. Он предпочитал качественный хоббичий табак мерзкому гномьему. Значит, скоро в комнате перестанет вонять жжёными тряпками. Наконец истар заговорил вновь: — Хорошему кузнецу достаточно внимательно посмотреть на меч или один раз взять его в руки, чтобы понять — ковал ли его великий мастер или нерадивый подмастерье распоследнего молотобойца. Опытный кузнец отличит работу гнома от работы эльфа, человека или орка. Примерно то же самое можно сказать о магах. Слишком уж тот кокон был чужеродным для птицы, слишком уж он отличался от её собственной природы. Я видел — у неё самой не хватило бы умений и знаний его сотворить, как не хватило бы их напустить туман. Это как встретить орка с эльфийским клинком. Орки не чураются брать чужое, но с оружием светлых народов они сладить не в состоянии.       — За мной словно бы следили одновременно с нескольких сторон, там, у реки. Я всем телом ощущала враждебные взгляды, — напомнила я. — Ты не почувствовал присутствия кого-нибудь ещё?       — Нет. Скорее всего нападавший применил специальное заклинание, которое путает противника и рассеивает внимание. Тебе просто казалось, что за тобой отовсюду наблюдают. Искусный маг, передающий другому существу часть своей силы, способен ненадолго переместить в него сознание, смотреть на мир его глазами и даже колдовать, находясь в чужом теле. А кокон, подобно щитам, надёжно укрывает от посторонних глаз и создателя, и того, в кого он вселился.       Я вспомнила ненависть, волнами расходившуюся от незнакомого наблюдателя.       — Ладно. Так ты выяснил личность этого умельца?       Гэндальф затянулся и вдруг досадливо поморщился: — Я узнал меньше, чем мне хотелось бы. И я непременно всё расскажу, но сперва, Селена, поведай нам свою часть истории. Возможно, она прояснит некоторые вещи и поможет правильно истолковать то, что пока ускользает от моего понимания.       Я послушно кивнула. Объясниться действительно необходимо. И чем быстрее, тем лучше.       — Мистер Гэндальф сразу сказал — дождёмся, когда вы проснётесь, и уж тогда все вместе попробуем разобраться в случившемся, потому мы, как и вы, теряемся в догадках, толком не понимая, что именно с нами произошло, и очень хотим получить ответы хотя бы на часть вопросов, — поспешно добавил Дори, словно бы я отказалась делиться с ними сведениями.       — Мне приснился сон… — неуверенно начала я и тут же замолчала. А точно ведь! Я вспомнила о нём ещё в курганах, но потом опять умудрилась забыть.       — Какой? — нетерпеливо спросил Двалин.       Я подробно пересказала, как летела по бесконечному коридору, освещённому зелёными огнями, как чей-то толчок выдернул меня из этого пусть и не кошмарного, но крайне неприятного путешествия, как я открыла глаза и обнаружила себя лежащей на кровати из трактира, которая почему-то перенеслась вместе со мной в склеп, где в воздухе парили те же огоньки. Про безликий голос, обращающийся ко мне словно к старой знакомой, я предпочла не говорить и не думать. Он не принадлежал Милисе, но кто ещё, если не наставница, мог общаться со мной подобным покровительственным тоном и упрекать в незрелости? Либо она, либо моё подсознание.       — Кстати, почему кровать вообще оказалась в курганах и каким образом потом вернулась в комнату? — запоздало удивилась я. Вчера я была слишком усталой, чтобы задумываться ещё и о таких вещах. Да и сегодняшнее пробуждение не располагало к беспокойству о судьбе трактирной мебели.       — Не уверен, что она действительно куда-то переносилась, — с сомнением ответил Гэндальф. — Когда я искал вас здесь, все кровати стояли на своих местах. Правда, один из кулонов лежал именно под твоей постелью, но магии курганов она точно не излучала. Вполне возможно, ты тоже проснулась на саркофаге, который прихотью могильников выглядел как знакомая тебе кровать. Я ведь говорил — земля в том месте обладает своей волей и своими желаниями, не всегда понятными человеческому разуму.       Говорил Гэндальф торопливо и без особого энтузиазма. Таинственное исчезновение мебели из «Гарцующего пони» его сейчас занимало меньше всего.       Меня на самом деле тоже не особо занимало, просто я по-прежнему пыталась оттянуть неприятный момент объяснений. Но больше уже его откладывать некуда. Я набрала в грудь побольше воздуха и подробно изложила, как блуждала по коридорам в надежде отыскать отряд или выход наружу, как наткнулась на диковинное рогатое существо, одновременно напоминающее барашка и огромную кошку, как к нам вышла рассерженная моим прибытием в курганы Люта, которая сперва хотела меня убить, как я с ней договаривалась, торговалась, угрожала Гэндальфом, как она в итоге согласилась отвести меня туда, где лежали гномы. Умолчала только о предложении Люты разбудить моих спутников поцелуями и о своём сражении с умертвиями. Первое вообще не было смысла рассказывать, а второе просто не хотелось.       Гномы, захваченные моей историей, дружно подались ближе ко мне, словно бы боялись упустить какую-нибудь важную деталь. Дори давно отошёл от окна и сел на кровать рядом с товарищами, Кили и Фили потихоньку сползли с середины постели на самый край, Бофур забыл о том, что старался привести в порядок причёску брата. Я и сама, пока говорила, словно бы опять очутилась в неприветливых мрачных тоннелях среди парящих зелёных огней, увидела залу с нарисованным на полу солнцем и спящих беспробудным сном гномов, вновь приняла из рук Люты спасительный напиток и ощутила на губах его вкус.       — Вы действительно были готовы пожертвовать ради нас жизнью? — Дубощит смотрел на меня широко распахнутыми глазами. — Но почему? Почему вы просто не покинули курганы и не попытались отыскать Гэндальфа? Вы знаете нас всего несколько дней, а тогда даже не были уверены, что вам под видом чудодейственного средства не подсовывают яд.       И вот как ему лучше ответить, точнее всем им? Остальные выглядели не менее удивлёнными, чем король, на их лицах проступал тот же вопрос. Может, гномы думают, что я спасла всех из каких-то корыстных побуждений и теперь жду дополнительной награды за свои труды? Терпеть не могу отчитываться, почему и кому я помогла, разбирать по полочкам мотивы своих поступков, но вдруг мои спутники и правда начнут выяснять, чего именно хочет странная взломщица, или решат отблагодарить каким-нибудь ненужным и обременительным имуществом? Лучше уж сразу внести ясность и больше не касаться этой темы. Я не стала вдаваться в подробности и пересказывать мысли, заставившие меня самостоятельно отправиться на выручку к гномам. Ограничилась теми словами, которыми объясняла Люте, почему не покину её владения, пока хотя бы не попытаюсь выручить товарищей.       Я не была уверена, что гномы проникнутся рассуждениями о невозможности лично для меня выживать ценой чужих жизней, или о нежелании оставаться у кого бы то ни было в долгу и до конца своих дней уплачивать долг. Однако присутствующие не спешили выказывать мне своё недоверие, возражать или просить иного ответа. Дубощит понимающе кивнул, словно и ждал каких-то таких речей. Сам он молчал, но выражение его лица говорило о многом. Сейчас на нём отображались облегчение, благодарность и ещё что-то, похожее на уважение. И в то же время это лицо, как и раньше, казалось хмурым и непроницаемым.       Гэндальф сидел прямо, сцепив перед собой пальцы в замок. Он не улыбался, просто всем своим видом излучал довольствие. Только надписи «я знал, ты справишься без всякого артефакта, поладишь с моими друзьями и не бросишь их в беде» на лбу не хватало.       Я вздохнула. Теперь самое сложное — подробно изложить всё произошедшее после разговора с призрачной женщиной. О самом разговоре и о встрече с ней я решила пока молчать. Стоило только упомянуть красивую бородатую незнакомку, и взор Дубощита сразу обернулся двумя синими клинками, буквально пригвоздившими меня к спинке кресла.       — Это была моя сестра. Я действительно отдал ей кулон в форме скрещенных мечей перед тем, как мы отправились в поход, — мрачно сообщил король, когда я закончила описывать первое видение, и посмотрел на Гэндальфа. — Ты знаешь, кто и зачем показал мисс Альфер сцену нашего прощания?       — Имей терпение, Торин, и не перебивай, — отмахнулся маг. — Селена явно поведала нам не всю историю.       Он выглядел заинтересованным, но не сильно удивлённым.       Гномы, судя по их лицам, пока не понимали, как им следует реагировать на услышанное — начинать волноваться за своего повелителя, посочувствовать ему, просто испугаться или спокойно ждать продолжения, потому они молча переваривали новые сведения. Принцы сидели, разинув рты, Кили ещё пинал ни в чём не повинную ножку кровати. Оин уронил на пол тряпку, которой протирал рог, но не заметил этого. Двалин задумчиво теребил зашитый рукав рубахи, Балин с тревогой косился на Дубощита. Бофур вновь принялся расчёсывать волосы Бифура, да с таким энтузиазмом, что тот дёрнулся, едва не зашипев от боли, и показал брату увесистый кулак.       Когда я пересказала второе видение, в комнате на некоторое время воцарилась звенящая тишина. Казалось, присутствующие забыли даже о необходимости делать вдохи. Тринадцать пар глаз сейчас напряжённо следили за Дубощитом. Однако главный герой моей истории сидел, опустив голову, и молчал. И никто не решался озвучить свои мысли, пока не выскажется король.       — Торин? — осторожно позвал Гэндальф.       — Ты сам просил не перебивать, — огрызнулся тот и небрежно поинтересовался: — Что ещё вам удалось подсмотреть, мисс Альфер?       Он наконец-то поднял голову и вновь уставился на меня. Его потемневший взгляд обжёг ненавистью, прямо как в Бэг Энде, когда Дубощиту пришлось невольно вспомнить о Смауге и проклятии. Как и тогда, мне понадобилось несколько мгновений на осознание того, что её вызвала не я, и вовсе не ко мне на самом деле обращена эта пугающая чёрная ярость. Я не стала спрашивать, происходило ли сражение с орками на лесной поляне в реальности, и без того было понятно — происходило, и продолжила рассказывать о своих приключениях. Описала третье видение, в котором армия гномов тоже билась с орками на какой-то пустоши, окружённой горами, смерть старого короля. Вкратце пересказала и четвёртое, утаив некоторые детали. Оно, как и беседа с призрачной женщиной, ощущалось слишком личным и не предназначенным для чужих ушей. Гномы в нём не присутствовали, воспоминание касалось только меня и Гэндальфа, а наш с ним разговор у камина и слова наших копий о том, что я не принимаю новый мир и мне не место в отряде Дубощита, вряд ли могли помочь найти незнакомку в золотой маске или того, кто умеет вселяться в металлических птиц и обрывать магические следы, ещё мне не хотелось привлекать ненужное внимание к своей персоне и отвечать на неудобные вопросы, потому я умолчала о тех странных репликах, не принадлежавших настоящим нам, упомянула только серебряные и голубые нити, которые обмотали другую меня, кровь, своё повторное появление в зале с нарисованным на полу солнцем, туман, тучу, руки, пытавшиеся из неё дотянуться до спящих, внезапно налетевший ветер, громовые раскаты и свои попытки перекричать разбушевавшуюся стихию и пробудить заколдованных спутников.       — Опишите ещё раз лучника, — спокойным голосом попросил Дубощит.       Король сидел прямо и неподвижно, словно каменное изваяние, и смотрел теперь не на меня, а куда-то вдаль. Лицо его сейчас напоминало застывшую маску.       — Нечего там описывать. Он был закутан в плащ с ног до головы. Но на орка этот стрелок точно не походил. Слишком низкий и худой. Человек скорее всего.       — А лук вы разглядеть не успели? — допытывалось гномье величество.       — Немного успела, но как вы понимаете, меня тогда волновали совсем другие вещи, так что, да, на месте я не стояла и им не любовалась. Лук точно был короткий, примерно как у вашего племянника. — Я развела руки, демонстрируя длину оружия. — Деревянный, не прямой, с вогнутыми плечами, тоже почти как у Кили. И, кажется, с костяными накладками на концах и с костяной же рукоятью, но не уверена.       Луки, изготовленные из разных материалов, существовали и в Моромнире. Наши оружейники брали деревянную сердцевину, на внешнюю сторону которой приклеивали сухожилия, а на внутреннюю — пластины, сделанные из рогов фламеров, животных, похожий на оленей, только хищных и с большими клыками. Сами луки называли фламералами. Они получались поразительно гибкими и мощными. В Средиземье у эльфов и людей я тоже видела подобные. Стрелы, выпущенные из них, летели далеко и пробивали самую крепкую броню. И у Кили действительно был похожий лук. Только здесь в основном использовали рога буйволов, обитающих в горах, а не фламеров, о которых в этом мире никто и не слышал. Перед тем, как отправиться в Шир, я жила близ эльфийского поселения и потому успела узнать, из чего тут создают оружие. Сами способы изготовления почти не отличались от моромнирских.       — Мы с вами по разному понимаем значение слов «немного успела», — без тени улыбки произнёс Дубощит и обратился к Гэндальфу: — Теперь-то ты объяснишь, почему мисс Альфер увидела отрывки из моего прошлого?       Отряд короля до сих пор хранил молчание. Оин смотрел на свой помятый рог так, словно эта железяка вот-вот должна заговорить с ним и доверительно сообщить, что наша беседа всего лишь дурной сон, вызванный недавними приключениями, а не жестокая реальность, в которой творятся такие странные и непонятные чудеса. Хмурые Бофур и Дори с надеждой взирали на Гэндальфа и, наверное, мечтали примерно о том же. Ещё более мрачный Бомбур укоризненно пялился на спинку кровати и скорее всего ел себя поедом за решение отправиться в дальний поход. Глоин теребил бороду и явно гадал о том, как он дошёл до жизни такой, точнее, как миссия по освобождению Эребора вылилась в противостояние каким-то страшным магам и встречи с рогатыми животными, хищными девушками-растениями и коварными работницами трактиров. Непривычно печальные Фили и Кили пододвинулись к дяде почти вплотную, но он их безмолвной поддержки даже не заметил. На Балина я старалась не глядеть — слишком уж беспросветная неприкрытая горечь отображалась на его лице. Он будто бы скорбел сразу за весь подгорный народ. И об обезглавленном правителе, и о молодом гноме, похожем на Торина Дубощита, и о многих других, павших от рук орков. Ори мял лист бумаги и робко из-под чёлки посматривал то на короля, то на Двалина, то на братьев. Казалось, ему неловко находиться здесь, среди нас, и он хочет поскорее сбежать. Даже с лица Нори сползли это вечное хитрющее выражение и коварная полуухмылка, говорящая «Со мной нужно держать ухо востро, я тут сам по себе, а ваши проблемы меня не волнуют, просто вы такие забавные, вот мне и интересно, чем закончится путешествие к горе». Двалин с тревогой косился на Дубощита, открывал рот, силясь что-то сказать, но тут же захлопывал его. Несчастную рубаху он давно отложил и теперь нервно сжимал и разжимал кулаки.       — Мне не доводилось пробовать зелья Люты и пробуждать заснувших в курганах бедолаг, — мягко ответил Гэндальф. — И я точно не знаю, почему Селена, оказавшись в мире духов, увидела именно это. Могу только предполагать. Поход возглавляешь ты, Торин. Ты король Эребора и с тобой она заключила договор в Бэг Энде. Для магии подобные вещи всегда значимы. Её не обманешь. И, пожелав спасти новых товарищей, Селена в первую очередь действовала в твоих интересах, помогала тебе преодолеть препятствие, возникшее на пути к горе, то есть добросовестно исполняла свою часть контракта, потому почти все видения были связаны с тобой. Вообще, чтобы попасть в мир неживых и немёртвых, нужно войти в особое состояние полусна-полузабытья, очистить разум от мыслей. Обычно это легко удаётся тяжелобольным, которые, борясь с лихорадкой, мечутся на грани яви и бреда. Селене пришлось, вот, пить специальный цветочный напиток. В каком-то смысле её сознание тянулось к твоему, или даже не так… твоё сознание послужило маяком, указывающим ей верное направление, помогло вернуть память и не уйти от саркофагов за духами в такие места, откуда бы уже и я не смог её вытащить. Вы все, — Гэндальф картинно обвёл рукой гномов, — перенесясь в курганы, тоже стали принадлежать миру неживых и немёртвых. И часть тебя, наткнувшись на пришедшую на выручку Селену, поспешила уберечь саму спасительницу от забвения. Когда ваши разумы соприкоснулись, она увидела значимые моменты из твоей жизни. Прощание с сестрой, смерть близких, то, что ты сам помнишь лучше всего, о чём чаще думаешь. Но, как я и сказал, если бы вы не заключили договор, вам бы вряд ли удалось встретиться и помочь друг другу. О том мире мне почти ничего неизвестно, однако одну вещь я всё же знаю наверняка. Он соткан из древней магии, которая не подчиняется воле курганов и Люты. И сам мир, углядев вашу связь, буквально столкнул вас лбами.       — Но я ведь подписала самый обычный контракт, да? Его составляли гномы, — на всякий случай уточнила я.       Как работает магия в Средиземье, я примерно понимала, по крайне мере объяснения Гэндальфа мне сложными не показались, схожим образом действовало волшебство и в Моромнире. Ну, мало ли, что там истар начудил с этим несчастным договором, желая гарантированно заручиться моей помощью. Хоть дома я и владела артефактным оружием, которое можно было назвать магическим, сама по себе я колдовать не умела. В отличие от того же Гэндальфа, я никогда не училась проникать в чужие разумы, подчинять себе, очаровывать и просматривать воспоминания других существ. Создавать огненные или ледяные шары, метать молнии, общаться с животными, вызывать ливни, насылать чуму и воскрешать мёртвых я тоже не могла. Единственную мою магическую способность — особое зрение, позволяющее видеть нити жизни и волшебства, я получила в дар от артефакта и утратила вместе с ним, когда перенеслась сюда. Вернуться домой с помощью той силы, что есть в Средиземье, у меня бы не получилось, хоть, вопреки здравому смыслу, наивная надежда на чудо продолжала теплиться где-то во мне. Потому к магии этого мира я проявляла такой же интерес, как и к его истории, да и Гэндальф не спешил делиться со мной знаниями о волшебстве и тем более учить колдовству. А другие маги на моём пути до прихода гномов не попадались. Трактатов о магии, как я поняла, в Средиземье, в отличие от Моромнира, существовало очень мало, и обычному человеку без дара до них было не добраться. Даже мудрейшие эльфийские правители не имели такой роскоши в своих обширных библиотеках.       Ещё я думала о том, не сможет ли в следующий раз, когда мы попадём в какую-нибудь передрягу, Дубощит или кто-нибудь другой точно так подсмотреть отрывки из моего прошлого. Очень бы не хотелось. Гэндальф про равноценный обмен, к счастью, не упоминал, да и сам король наверняка бы обрушил на мою голову кучу вопросов, если бы хоть что-то увидел.       Ко всему прочему меня волновали те самые духи из курганов и мир неживых и немёртвых. Раз чей-то голос твердил мне, что я не могу прижиться в Средиземье и не могу забыть Моромнир, значит, они теперь знали, кто я такая и откуда. В состоянии ли они передать кому-то эти ценные сведения или как-то использовать в будущем против меня? Вдруг на нашем пути встретятся ещё подобные опасные места, в которых существует таинственная древняя магия? Но не при всех же об этом расспрашивать. Придётся опять ждать подходящего момента, когда удастся пообщаться с Гэндальфом наедине.       — Обычный, — заверил Гэндальф. — Но тут как с перемещением в курганы. Гномы ведь перед путешествием никаких магических обрядов не совершали, чтобы установить друг с другом прочную связь, однако же для магии вы все связаны, вы все участники похода, объединённые одной общей целью, и только это имело значение, иначе бы у врага не получилось так легко отправить вас туда.       — Мои воспоминания, говоришь? — процедил Дубощит. — Но я не видел того, кто стрелял в Фрерина… И когда дед и Азог… Будь уверен, если бы ублюдок и вправду стоял позади Азога, я бы точно его заметил. И, клянусь честью своих предков, живым он бы с поля боя не ушёл.       Последнюю фразу он произнёс таким тоном, что гномы сразу поёжились и втянули головы в плечи. Даже по моей спине пробежал холодок. Дубощит сжал руки в кулаки и впился глазами в меч, прислонённый к стене рядом со спинкой кровати.       — Ну, меня никакие нити в Бэг Энде тоже не обвивали. Может, в том мире воспоминания как-то искажаются? — предположила я.       — Магия там живёт сама по себе, это великая сила, обладающая пусть не разумом, но чем-то близким к нему, она очень отличается от той, которую использую я или любой другой маг. Ей никто не управляет, не призывает, не помогает воплотиться через заклинания и не подпитывает своей энергией. Она просто есть. Древняя и бесконечная. Она умеет вытягивать воспоминания отовсюду, даже из земли, растений и неодушевлённых предметов. Ты лучника не видел, но ей было достаточно того, что ты на той поляне тогда присутствовал и сражался с орками. Магия использовала твой разум как проводник и дотянулась до места, где всё произошло, затем полностью воспроизвела тот эпизод и показала фигуру в плаще, ускользнувшую от твоего внимания, — Гэндальф сперва ответил Дубощиту, а потом посмотрел на меня. — Не знаю, Селена. Конечно, возможно всякое. Но ты точно ничего не забыла? Подумай, вдруг в последнем видении было что-то ещё?       Он глядел так пронзительно, словно наперёд знал, о чём именно я умолчала. Однако я спокойно выдержала его взгляд и нахмурилась, изобразив глубокую задумчивость, будто бы и правда пытаюсь вспомнить.       — Я не сумасшедший и память не терял. Если бы кто-то, похожий на человека, маячил позади Азога, я бы заметил, я ведь сам бился неподалёку, видел смерть деда! Нельзя такое не заметить. Только мы, гномы, сражались с орками за Кхазад-дум, люди в битве не участвовали, ни с нашей, ни с их стороны.       Дубощит, судя по голосу, еле сдерживал злость. Ещё немного и, наверное, схватит меч и кинется на мага — выбивать какую-то другую, более угодную правду.       Я же и без реплик величества успела догадаться, что мне показали гибель деда нынешнего Короля-Под-Горой, того самого, которого свела с ума жажда золота, и который навлёк на себя проклятие гномьего божества. Имелись во внешности деда и внука некие схожие черты. Но имя обезглавленного правителя я успела позабыть.       — Мне одному кажется, что чародей просто дурит всем нам головы? Его речь звучит как откровенный бред. Какой-то мир неживых и немёртвых, какое-то разумное колдунство… — внезапно подал голос Двалин и с неприязнью посмотрел на Гэндальфа. — Ты ведь сам сказал, что никогда в нём не был, так откуда ты знаешь, как там всё устроено, что там за магия и как она работает? Ты обещал сопровождать нас, обещал помощь, но покинул отряд на первом же привале. Мы даже из владений полуросликов выехать не успели! Можно ли вообще полагаться на тебя и доверять тебе? Твоё хвалёное заклинание не спасло нас от вражеской ловушки. И мы, кстати, до сих пор не получили ответа на вопрос, почему. Ты точно способен на большее, чем проворачивать фокусы с тучами на чужих кухнях?       — Брат! — только и сумел воскликнуть шокированный Балин.       Дори и Ори, видимо, уже прикидывали, под каким деревом будут закапывать останки Двалина, дерзнувшего высказать свои претензии Гэндальфу в лицо. Принцы и Нори слишком уж хитро переглядывались меж собой. Неужели успели сделать ставки, пока я спала? И о чём спорили, интересно? Хватит ли терпения у Гэндальфа сладить с гномами на этот раз, или он, взбесившись, действительно уйдёт насовсем, предоставив нам самим разбираться с драконом и Аркенстоном? Бифур и Глоин с любопытством уставились на мага, ожидая его реакции. Ждал и Дубощит. Он не стал осаждать друга, но и открыто пока никого не поддерживал. Бомбур и Балин, судя по скорбным лицам, мысленно прощались с Гэндальфом, полагая, что после таких слов он тотчас нас покинет. Оин подтянул к себе блюдо с остатками еды и теперь увлечённо жевал, Бофур, наконец-то оставивший в покое волосы Бифура, тоже взял оладью.       Я во многом была согласна с Двалином. Гэндальф действовал бесцеремонно: врывался без приглашения, убеждал отправиться в сомнительное путешествие за не менее сомнительным камнем во имя благой цели, давал непрошеные советы, умалчивал о важных вещах и далеко не всегда снисходил до объяснений. Ну серьёзно, почему он не посчитал нужным сообщить мне, что за Дубощитом кто-то охотится, и за его голову назначена награда?! Я сжала зубы. До сих пор злость берёт. А Гэндальф даже не удосужился извиниться. Да и исчезать вот так, после того как всех собрал и пообещал поддержку, пусть и по срочному делу, свинство. И сейчас он опять темнит, не спешит делиться с нами добытыми сведениями.       Маг ответил не сразу. Сперва обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом, затем задумчиво посмотрел в окно, потом снова на нас и глубоко вздохнул. Из вредности тянет с ответом или просто собирается с мыслями? Ни злости, ни обиды, ни желания немедленно покинуть отряд на лице Гэндальфа не отражалось.       — Да, Двалин, в чём-то ты прав, — наконец молвил он. Чтобы гордый истар взял и признал свои ошибки?! Я сперва даже решила, мне почудился его голос, но Гэндальф продолжал говорить. — Я действительно учёл не всё, ибо о многом не знал, как и вы. Не знал, что за вами начнут гоняться могущественные маги, не знал, что, едва мы покинем Бэг Энд, на Селену нападёт огромная птица, не знал про Эйрин. Я обещал вам найти вора, способного украсть Аркенстон, — тут он кивнул на меня, — и того, кто сумеет разгадать карту и указать, где находится секретный лаз гномов, а ещё обещал помочь добраться до Одинокой горы. Я был готов оберегать вас от заранее известных опасностей: от троллей, орков и гоблинов. И уехал я отнюдь не по своей воле. Некромант, древний чародей, едва не погубивший всё Средиземье, слишком серьёзная угроза, от неё нельзя просто взять и отмахнуться. Если он и вправду вернётся, то не выживет никто, и Эребор вместе со Смаугом окажутся в его власти. Вы думаете, дракон самое ужасное зло, с которым вам предстоит столкнуться? Смауг не неуязвим, его можно убить, а с Некромантом вы не сладите никогда. И я как раз пытаюсь сделать так, чтобы этот поход и все наши усилия не оказались напрасными. Я отогнал птицу, я успел бы спасти вас в курганах, Селена совсем немного меня опередила. Но я не мог предвидеть, что в руках врага имеется мощное, давным давно утерянное заклинание переноса, и что оградить вас в первую очередь требуется именно от него. Щит, наложенный мной, защищал от прямых магических атак, точнее от некоторых смертельных заклятий, а не от перемещения из одного места в другое. Для этого используются другие чары. Но всё же он немного облегчил вам жизнь. Без моей защиты вы бы какое-то время после пробуждения не смогли двигаться или, как госпожа Эйрин, очнулись бы далеко не сразу. Кили и Селене и вовсе бы несладко пришлось из-за кулона. Я не вездесущ и не всемогущ, как и любой из вас, о чём я и пытался вам втолковать ещё в Шире, когда вы надеялись, что я один смогу как-то проникнуть в сокровищницу к Смаугу и добыть камень. Теперь ты это осознал, Двалин. Но уверен ли ты, что без меня и Селены вы бы справились лучше?       Последние слова Гэндальф произнёс почти ласково. Тактику он избрал безошибочную. Крыть Двалину нечем. Гномы сейчас находились в очень шатком положении. Других союзников, кроме Гэндальфа и моей скромной персоны, у них не было, а теперь, когда за ними начали гоняться сильные и хитрые маги, стало окончательно ясно — без посторонней помощи отвоевать Эребор у подгорного народа не получится. Можно, конечно, просто вернуться в Синие горы, но Торин Дубощит ещё после нападения птицы ясно дал понять, что не собирается поворачивать назад. И я подозревала, он скорее предпочтёт погибнуть героической смертью, чем согласится признать поражение и отправиться домой к сестре. К тому же враг может попытаться до него добраться и там, и вдруг кто-нибудь ещё при этом случайно пострадает? Сейчас хоть опасности подвергается только маленький отряд отчаянных храбрецов. А сколько гномов живёт в Синих горах?       — Почему Селену Альфер перенесло не туда же, куда и всех нас? И почему она проснулась? С неё ведь никто заклятие не снимал.       Ответ на вопрос Гэндальфа был слишком очевидным, Двалин не стал озвучивать его вслух и сразу перешёл к тайне, которая не давала ему покоя ещё в курганах. Да я и сама хотела узнать, с чего мне так повезло.       — Проснулась Селена именно потому, что не попала в залу с солнцем. Рисунок на полу усиливает действие сонных чар. В тоннелях и остальных склепах они, конечно, тоже усыпляют любого, дерзнувшего заявиться в курганы, но в той зале магия особенно сильна. А разбудило Селену моё оберегающее заклинание, Двалин. Оно не смогло спасти вас, его мощи на это не хватило из-за солнца, однако, смогло почти сразу расколдовать её, — терпеливо пояснил Гэндальф.       Сегодня он вообще расщедрился на объяснения. И позавчера тоже. Но позавчера-то ладно, он старался ради Эйрин, в воспитательных целях стращал виновницу наших бед коварной женщиной в маске и древней орочьей магией. А сейчас, видимо, пришёл к выводу, что мы уже достаточно настрадались и заслуживаем знать, кто и из-за чего на нас нападает. Ну и гномы наверняка не отстанут, пока Гэндальф им всё не расскажет. Вдруг у Дубощита лопнет терпение, и он решит, что лучше уж обойтись совсем без мага в отряде, чем иметь в союзниках того, кто вечно утаивает важные сведения и недоговаривает?       Интересно, Гэндальф соврал или нет? Может ли магия действовать на меня иначе, чем на остальных, из-за моего иномирного происхождения? Потом непременно расспрошу об этом у Гэндальфа. Или всё же… Я вновь подумала о голосе во сне и о Милисе. Хотя сон ведь могли навеять защитные чары. Опять ничего неясно.       — Но почему её занесло в другой склеп? — продолжал допытываться Двалин.       Да, я б тоже хотела услышать ответ.       — И почему только оружие госпожи Селены переместилось вместе с ней? — обиженно спросил Глоин. Кажется, его всерьёз задело то, что любимая секира осталась в «Гарцующем пони».       — Вообще-то рог Оина тоже переместился, — для справедливости вставила я. — А вот шапка Бофура — нет.       Бофур удручённо кивнул. Дубощит по-прежнему молчал. Наверное, размышлял о таинственном стрелке и о моих видениях.       — Саркофагов в зале четырнадцать, Двалин. И они реальны, их число не меняется, они не возникли там из воздуха от вашего появления. Сила рисунка не бесконечна. Солнце может одновременно околдовать лишь такое количество живых существ. Толпами в курганы обычно не ходят, потому четырнадцати саркофагов хватает на всех. Один из вас в любом случае оказался бы в другом месте. Магия курганов отделила Селену от остальных. Почему именно её? Для этого ответа мне необходимо точно знать, как действует орочье заклинание. Скорее всего, выбор пал на Селену случайно. Может, конечно, существенную роль сыграло её происхождение, она ведь человек, а не гном. Или прочность связи с предводителем отряда. Селена знакома с Торином куда меньше вашего. Бывает, что и это значимо. А госпожу Эйрин, так как она лично держала в руках кулоны и читала заклинание, отправило туда же, куда и вас, в самое сердце курганов. И, вероятно, в залу с солнцем просто нельзя перенестись с оружием, Глоин. Ещё, наверное, мои защитные чары притянули к Селене ту вещь, в которой она больше всего нуждалась. Ведь пока она искала вас, ей могли повстречаться умертвия, — Гэндальф так выразительно на меня покосился, словно знал о моей битве с той троицей.       — Но я же туда в итоге вошла, — напомнила я.       Значит, всё объясняется удачным совпадением? Четырнадцать саркофагов на концах лучей, Эйрин, разбавившая наш отряд своим присутствием. Получается, если бы она не попала в курганы, никто из нас самостоятельно бы не пробудился. Забавно… Сама нас чуть не прикончила и сама же невольно подарила нам шанс на спасение… Такой ответ мне в голову не приходил. Получается, не Милиса сняла сонные чары? Не она присматривала за мной, оберегала и придавала мне сил? Или Гэндальф ошибся? Я не могла не надеяться, что он окажется неправ.       — Тебя привела Люта. Это немного иное. Я ведь уже говорил — у неё есть некоторая власть над тем местом, — возразил маг.       — Солнце на полу рисовала она? — спросила я, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. — У Эйрин кулоны тоже были в форме солнца.       — Нет, не Люта, — покачал головой Гэндальф. — Я не знаю, кто его рисовал, но оно очень древнее. Любая заколдованная вещь лучше работает, если в ней есть сходство хоть с чем-то из того места, в которое необходимо перенестись или кого-то перенести. Солнце — важная и неотъемлемая часть курганов, потому госпожа в маске и создала кулоны, выглядящие именно так.       — Ты постоянно твердишь о могущественном чародее-некроманте, всеобщем враге, чьё возрождение тебя страшит. Ты ведь имеешь в виду Саурона, когда-то служившего в свите Махала, но предавшего его? — вдруг негромко поинтересовался Дубощит. — Покидая отряд, ты уже предполагал, что Саурон вернулся, иначе бы не уехал от нас столь поспешно, верно? Так почему ты тогда сразу не подумал о том, что нападающие владеют этой орочьей магией? Пусть орки и забыли о ней по воле хозяина, но сам хозяин не забыл и наверняка передал знания другим своим прислужникам, например, людям. И ты мог сразу на всякий случай наложить на нас защитное заклинание от неё или хотя бы предупредить.       Я мысленно поаплодировала подгорному величеству. Мне хотелось спросить у Гэндальфа примерно то же самое, но я опасалась сболтнуть какую-нибудь глупость из-за незнания истории Средиземья.       — Ты, верно, считаешь, накладывать чары не сложнее, чем набивать трубку табаком, — усмехнулся Гэндальф. — Однако вынужден тебя разочаровать. Я не могу по щелчку пальцев оградить вас от всех опасностей, Торин. Равно так я не могу просто переместиться отсюда в Эребор, убить Смауга и вернуть тебе Аркенстон. Я недостаточно сведущ в чёрной магии орков, чтобы за мгновение подобрать нужное заклинание против неё. И ты неправ. Я даже не вспомнил про чары переноса, пока вы не попали в курганы. И я до сих пор точно не знаю, пытается ли возродиться Саурон, но у него было много приспешников, которые наверняка и сейчас жаждут вернуть своего господина, отомстить эльфам и гномам, когда-то одержавшим над ним победу, и захватить дракона. Когда я покинул вас, думал именно об этом, о том, что некто, до сих преданный Саурону, каким-то образом сумел прознать о походе и решил помешать вам, а заодно и свести старые счёты за господина.       Тут я была согласна с Гэндальфом. Он действительно не обязан знать всё на свете, легко угадывать действия наших врагов и возиться с нами, как с маленькими детьми. Правда, от него бы никто и не требовал абсолютной безупречности, если бы он сам меньше указывал другим, что им делать, раздавал направо и налево непрошеные советы, постоянно недоговаривал и вмешивался в чужую жизнь, путь и из благих побуждений.       — Так какие сведения тебе удалось раздобыть? — спросил Дубощит. Спорить с магом он не стал, вероятно, рассудил примерно так же.       — Скудные и противоречивые, — досадливо поморщился Гэндальф. — Я надеялся, история Селены поможет в них разобраться, но зря. Те, у кого я спрашивал про Саурона, уверены — он развоплощён и изгнан из Арды навсегда, и ничто не предрекает его возвращения. Про женщину в маске и про птицу мои знакомые тоже не слышали. И в книгах я не нашёл упоминаний о стальных летающих тварях.       — То есть ты вообще ничего нового не узнал? — буркнул Двалин.       — Погоди со своими расспросами, — велел Гэндальф строгим голосом. — На обратном пути я успел поговорить с ещё одним старым другом. И вот он поведал мне кое-что интересное. Когда-то ему довелось услышать занимательную историю о девушке, приплывшей из Умбара. Девушка сперва поселилась в одной крошечной деревушке между Бри и Ривенделлом. Самой деревушки уже нет, её уничтожили орки пятьдесят один год назад и убили всех жителей. Девушку там, понятно, не очень любили. Всем известно — люди Умбара в последней войне сражались на стороне Саурона. Девушка, звали её Сеналат, жила на отшибе, ни с кем не общалась. Местные Сеналат побаивались, ходили слухи, что она водит дружбу с полуорками, и это они обеспечивают её едой и одеждой. У Сеналат, правда, был лук, и с ним она частенько отправлялась в лес, а возвращалась всегда с тушами мелких животных или птиц, но, несмотря на это, местные верили — в лесу Сеналат встречается именно со своими друзьями-полуорками. Вроде как возле её дома ночами не раз слышали подозрительные шумы, чужие хриплые голоса, а кое-кто и собственными глазами видел рослых мускулистых существ, напоминающих орков, но всё же не таких крупных. Однажды Сеналат куда-то надолго уехала. Разумеется, о своём отъезде она никого не предупредила, местные не знали, куда делась девушка, но радовались, что избавились от такой соседки. Однако через полтора года она неожиданно вернулась с лицом, обезображенным глубокими шрамами, и поселилась опять в своём доме, сделалась ещё нелюдимей, чем раньше. На вопросы, кто наградил её такими отметинами, она не отвечала, вообще ни слова не произнесла после возвращения, только смотрела на всех зло. В деревне жил один старик, в молодости он служил подмастерьем у гнома из Бри. Тот учил его плотничать. И как раз, когда Сеналат вернулась, этот гном тоже приехал в деревеньку, решил навестить приятеля. И как только Сеналат заметила гостя, сразу убежала в свою лачугу, а выбежала с луком и тут же направила на него стрелу. Ругалась, говорят, страшно, проклятиями сыпала, даже деревенские мужики покраснели, обвиняла весь гномий род в смерти своего возлюбленного и обещала, что самолично изведёт каждого гнома, никому не скрыться от её кары, потом вообще перешла на незнакомый язык. Сеналат выстрелила, но гном успел увернуться, а потом её схватили местные. Где-нибудь запирать и чинить над ней суд побоялись, просто уволокли подальше и велели убираться на все четыре стороны. Ну она и ушла, а вскоре после этого в деревне начался пожар, спастись удалось только одному мальчику. Он каким-то чудом сумел выбраться из горящего дома и нагнать нескольких торговцев, едущих по делам в Бри. Он им рассказал, что ночью на деревню напали орки с огненными стрелами и всё подожгли. Мальчик, правда, потом сошёл с ума и тоже умер. Его нашли повесившимся на суке дерева.       — Ты думаешь, это и есть наша таинственная госпожа в маске? — сразу спросила я. — И она теперь мстит гномам? Но зачем ждать пятьдесят один год?       — У женщины, которая попросила у нас воды, был молодой, хоть и хрипловатый, голос, — вмешался Кили. — А этой Сеналат сейчас, получается, лет семьдесят. Люди рано стареют.       — Пфф, маг наверняка живёт дольше обычного человека. И заклинания, возвращающие молодость, поди, у них есть, — возразил Фили. — Думаешь, мистеру Гэндальфу столько лет, на сколько он и выглядит?       — Сильные маги действительно могут жить очень-очень долго, — кивнул Гэндальф. — Правда, обычной белой магией вернуть молодость почти невозможно, но я не знаю, на что способна орочья чёрная. Однако можно наколдовать временную иллюзию и изменить голос. А на твои вопросы, Селена, у меня нет ответа, но, согласись, некоторые детали этой истории, например, происхождение, изуродованное лицо, дружба с полуорками и ненависть к гномам, невольно наводят на мысли о женщине в маске. И жители Умбара общаются на Чёрном Наречии.       — Сорок лет назад застрелили Фрерина, моего брата. Именно его смерть вы и видели на поляне, — глухо ответил Дубощит.       — Погодите, — удивилась я. — Вы считаете, она тогда подослала к нему убийцу?       — Или сама выпустила стрелу, — мрачно изрёк Глоин.       — Зачем магу лук? Маг и без оружия заклинанием может так вдарить, что мало не покажется, — фыркнул Ори.       — А зачем магу уничтожать деревню орочьими руками? — спросил Бофур.       — Чушь это всё! Гномы не убийцы. Мы не уродуем девиц и не убиваем их возлюбленных! — возмутился Двалин. — На девчонку просто кто-то напал, вот она и свихнулась. Вряд ли нападавшие только лицо ей попортили…       — Тихо! — гаркнул Дубощит.       В комнате мгновенно воцарилась гробовая тишина.       — Как звали того гнома, который навещал старика в деревне? Он до сих пор живёт в Бри? — спросил король.       — Дромур. Он несколько лет назад уехал в Железные Холмы к родственникам матери. Когда узнал, что деревня сгорела, а бывший ученик погиб, горевал сильно, даже в «Гарцующий пони» приходил напиться, но про ту поездку и про встречу с Сеналат никому ничего не рассказывал. Вообще, в «Гарцующем пони» Дромур ужинал всего пару раз, я справлялся о нём у хозяина трактира, господина Барлимана Баттербура. Так что опрашивать местных жителей смысла нет. Дромур не любил трепать языком.       — А твой друг? Ему-то откуда известна эта история? — Дубощит небрежно смахнул прядь волос со лба.       — Он как раз сопровождал купцов, которых тогда нагнал выживший мальчик. От него и услышал. Но мой друг в Бри пробыл совсем недолго, с Дромуром он не виделся.       — Ладно, — я потянула затёкшую спину и выпрямилась в кресле. — Предположим, Сеналат действительно наш враг. Предположим даже, что именно она стреляла в брата господина Дубощита и сражалась на стороне орков, когда обезглавили старого короля. Если деревенским жителям от страха не померещилась её дружба с полуорками, то, возможно, и возлюбленным Сеналат был орк или полуорк, а не человек. А с ними враждуют все, в том числе и гномы.       Присутствующие уставились на меня, разинув рты. Двалин едва не поперхнулся воздухом.       — Да уж, не доводилось мне ещё слышать, чтобы дева сама шла любиться с орком, — Балин цокнул языком. — Когда орки совершают набеги на человеческие деревни и города, там, понятно, всякое случается, некоторым нравиться брать женщин силой. Как мистер Гэндальф и сказал, орки наслаждаются ужасом и болью своих жертв. Но и среди людей такие твари попадаются. Да и полукровок этих, если им позволяют появиться на свет, никто обычно не признаёт. Их либо убивают в младенчестве, либо изгоняют уже подросших куда-нибудь подальше. Говорят, нрав у них всегда орочий — злые они, жестокие, точно так же любят издеваться над теми, кто слабее их, потому и прогоняют, коль рука не поднялась сразу убить. И уходят они к оркам. И если полукровка сумеет себя проявить, добиться уважения от вождей и не умереть в процессе, его или её принимают в клан.       — Я тоже о таком не слышал, — вздохнул Гэндальф. — Но иногда странные вещи творятся вопреки нашим знаниям и представлениям о мире. И объяснение Селены вполне может оказаться верным.       — А женщины орков? Они с мужчинами других рас не развлекаются? — я не смогла удержаться от такого вопроса и уже представила, едва подавив смешок, как высоченная мускулистая орчиха прижимает к стенке Дубощита. Остальные вряд ли бы поняли причину моего веселья.       — Мы уклонились от темы, — король недовольно на меня посмотрел.       — Точно никто не знает, — невозмутимо ответил Гэндальф. — Сама понимаешь, даже если и были пострадавшие, сами они вряд ли признаются, что их принудили… эээ… ублажать орочьих женщин.       — А те, которые добровольно разделили с ними любовное ложе, соблазнившись их пышными формами, тем более не расскажут, — хихикнул Кили, но, покосившись на дядю, вновь стал серьёзным.       Мне в голову пришла совершенно безумная идея, и я поспешила поделиться ей с гномами и Гэндальфом:       — А если… враг просто играет с нами? Вдруг в видениях из курганов кроются какие-то подсказки? Ну, допустим, Сеналат очень долго вынашивала план мести и хотела растянуть это удовольствие на много лет. Или раньше у неё было недостаточно магических сил осуществить подобное. Или она предполагала, что вы рано или поздно попытаетесь отвоевать Эребор и ждала, когда господин Дубощит отправится в поход. Тогда она не просто убьёт вас, но и лишит надежды на возвращение дома целый народ. Как по мне, отличный способ отомстить. Мне вообще кажется странным, что в двух видениях присутствовал один и тот же стрелок. Ну и как-то очень удачно совпало число саркофагов с числом тех, кого перенесло в курганы. Нам словно специально дали шанс спастись. Вдруг… я не знаю… вдруг её возлюбленного убил гном из Эребора, может даже, вы сами, ваше величество, или ваш брат, или ваш отец, или кто-то ещё из присутствующих здесь? И, может, Сеналат желает, чтобы мы поняли, кто стоит за покушениями на наши жизни?       На некоторое время опять воцарилось молчание. Хмурые гномы недоумённо переглядывались между собой.       — В вашей версии слишком много «если», — наконец сказал Дубощит. — Мы даже не знаем, точно ли Сеналат водила дружбу с орками. Вы правильно заметили — порой люди из страха или по невежеству придумывают глупые небылицы и начинают истово в них верить. Эта история, как я понял, известна только со слов мальчика. Мальчика, который сошёл с ума и умер. Когда видишь, как твой дом сгорает в пламени, как вокруг кричат те, кому уже не помочь, как гибнут родные, и не такое почудится. А мы не можем спросить у Дромура, действительно ли на него нападала какая-то безумная девица с луком. Да и возлюбленный-полуорк или орк — только ваше предположение. Вы ведь успели рассмотреть тех тварей, с которыми я сражался. Считаете, много найдётся женщин, способных их полюбить? Уверяю вас, полуорки обычно выглядят и ведут себя не лучше. Но, даже если вы правы, Сеналат не могла быть уверена, что мы узнаем про неё саму и про сожжённую деревню. И если она хотела дать нам подсказки и хорошенько помучить перед смертью, то выбрала какой-то очень ненадёжный способ.       — И стрелок в видениях был полностью укутан, — поддакнул Глоин. — Чего же она лицо-то не открыла, раз желала поведать свою историю?       — Может, она собиралась накидать потом ещё подсказок, — ответила я и посмотрела на мага, который внимательно нас слушал. — И птицу она могла подослать именно для того, чтобы заставить Гэндальфа покинуть отряд, а не убить кого-то из нас. Если Сеналат слышала о нём и следила за нами, то наверняка поняла — Гэндальф опасается возрождения Саурона и боится, что сам Некромант или его приспешники захватят дракона и Эребор, а, значит, столкнувшись с диковинной летающей тварью, он сразу отправится выяснять, не подтверждаются ли его худшие опасения. И я прекрасно вижу, как много здесь «если» и «возможно». Конечно, эта Сеналат вполне может оказаться плодом воображения больного мальчика. Сколько, кстати, ему было лет? Или она действительно существовала, но уже умерла. Или не умерла, но никакого отношения к нападениям на нас не имеет и живёт себе где-нибудь тихо-мирно. Других объяснений у нас пока нет, потому приходится обдумывать имеющиеся скудные сведения и строить разные предположения. А в этом рассказе про деревню и правда слишком много всего, что невольно заставляет вспомнить женщину в маске.       — Одиннадцать, — сразу откликнулся Гэндальф и удовлетворённо кивнул. — Да, Селена, я рассуждал примерно так же.       — Птица могла снести мне голову, пока я умывалась у реки, однако почему-то не стала этого делать, — добавила я. — А гоняться за мной по лесу, где её отлично слышно и где нормально не развернуть крылья и не полететь, по меньшей мере глупо.       — То есть, по-вашему, нас и в курганах убивать не хотели? — недоверчиво переспросил Дори. — Просто закинули нас туда, желая посмотреть, как мы выбираемся? Так могли ведь и не выбраться.       — Слишком уж мудрёный план, — проворчал Бомбур.       — Ну, наверное, она предполагала, что Гэндальф придёт к нам на выручку, если мы сами не сумеем снять чары. — Я опять поёрзала в кресле, стараясь принять позу поудобнее. — Почему бы ей не захотеть над нами поиздеваться напоследок? И кошки порой любят играть с мышами. Вдруг Сеналат этот план составляла и вынашивала как раз пятьдесят лет? А поход долгий, до Эребора добираться и добираться, прикончить нас она ещё успеет. Гэндальф, на мир неживых и немёртвых можно как-то повлиять… или договориться с той древней магией, чтобы она показала какие-то определённые обрывки прошлого?       — Я знаю только, что этот мир неподвластен курганам и Люте. А как с ним договариваться — не представляю. Но на всякий случай, Торин, почему бы тебе не рассказать подробнее про события из видений. — Гэндальф наклонился и взял с блюда последнюю оладью.       — Хорошо, — немного подумав, согласился Дубощит и посмотрел на меня. — Правда, сомневаюсь, что мои ответы помогут вам понять, кто и почему за нами охотится… Начну тогда по порядку. В первом видении я прощался со своей сестрой Дис, матерью Фили и Кили. Она не была рада тому, что оба её сына уходят со мной. Она вообще не одобряла этот поход и считала, что лучше спокойно жить в Синих горах, чем отправляться на верную гибель к Эребору. Дис пыталась отговорить меня от, как она выражалась, безумной затеи, мы несколько раз ссорились. В итоге она смирилась и согласилась занять трон в моё отсутствие. Мои племянники росли на историях про Одинокую гору и наше былое величие и, естественно, им захотелось своими глазами увидеть казну, до краёв заполненную золотыми монетами и драгоценными камнями, огромные залы с узорными стенами и потолками, отделкой которых занимались ещё их дяди, дед и прадед. Эребор — наше величайшее наследие, наше главное сокровище, для нас в мире нет ничего прекрасней его, — взгляд Дубощита затуманился, голос заметно потеплел, а на губах почти появилась мечтательная улыбка. Но король быстро очнулся и продолжил рассказ. — Фили и Кили твёрдо решили отправиться со мной, и отговорить их не представлялось возможным. — При этих словах довольные принцы гордо вздёрнули подбородки. — Дис сперва даже собиралась их где-нибудь запереть, но побоялась, что сбегут и всё равно бросятся догонять меня, тем самым подвергнутся ещё большей опасности. Дис очень любит своих сыновей и, конечно, накануне нашего отъезда она особенно переживала за всех нас. Я старался утешить её, как мог. Она опять попыталась убедить меня остаться, и мы едва не поругались. Я отдал ей кулон, пообещал вернуться живым и сберечь Кили с Фили. Потом мы обнялись на прощание.       — Я помню кулон, успела рассмотреть. В нём есть что-нибудь необычное? — спросила я.       В первом видении, действительно, почти ничего не происходило, в отличие от последующих. Так, может, моё внимание хотели обратить именно на украшение?       — Его делал мой дед и подарил моей бабке на свадьбу. Дед был непревзойдённым ювелиром. Бабка умерла вскоре после моего рождения, я её совсем не помню. Времена тогда были очень неспокойные, орки то и дело нападали на Дейл и Эсгарот, в лесах неподалёку бесчинствовали тролли и разбойники. Бабка любила объезжать границы с небольшим отрядом и отгонять орков. И вот, однажды не вернулась. Отряд угодил в засаду, врагов оказалось слишком много. Битва развернулась над глубоким ущельем, несколько тел лежало у самого края, а бабку и ещё троих воинов, наверное, столкнули туда — деду так не удалось найти их тела. Дед не стал оставлять кулон в пустом гробу, вместо этого отдал его моего отцу на память, а отец потом отдал мне. — Дубощит на мгновение прикрыл глаза, вздохнул и тут же продолжил. — Теперь про второе видение… Я уже говорил, что после падения Эребора, пока мы добирались до Синих гор и обустраивались там, нам приходилось браться почти за любую работу, чтобы не умереть от голода. Мне доводилось и землю вспахивать, и плотничать, и лошадей подковывать, и даже пасти овец и свиней. — Я попыталась представить надменного и величественного Дубощита в роли свинопаса и не смогла. — Ещё нас нанимали для охраны и поимки преступников. Иногда просили спасти тех, кого похитили ради выкупа разбойники или орки для своих утех… А Фрерин вообще любил путешествия и приключения. Отец называл его безрассудным. Неподалёку от Синих гор есть одна деревенька. Фрерин частенько туда наведывался, ему нравилось общаться с людьми. Особенно он подружился с дочерью мельника, кажется, её звали Марен. Однажды Марен угодила в лапы к оркам. Мой брат, конечно, тотчас ринулся её спасать, а я отправился с ним. Марен и ещё двух женщин мы успели освободить до того, как им причинили серьёзный вред. До деревни было не очень далеко, мы велели им бежать домой, а сами остались отвлекать на себя орков. Мы расправились с теми, которые охраняли пленниц, и с теми, которые прибежали им на подмогу. Но потом из-за деревьев вышло ещё шестеро. Что случилось дальше, вы уже знаете… Мой младший брат погиб, а стрелка я не видел. Всегда думал, что Фрерин пал от орочьей стрелы, — сухо закончил Дубощит. Слова давались ему с явным трудом. — Теперь про третье воспоминание… Мой дед так и не смог смириться с потерей Эребора. В Синих горах ему никогда не нравилось, там нет золота, только серебро. А он привык к роскоши… Идти на дракона он даже не помышлял, но решил попробовать вернуть Кхазад-Дум, Морию, как называют её эльфы и люди, другое наше потерянное королевство, в котором жили гномы до того, как поселились в Одинокой горе. Сейчас Кхазад-Дум кишит орками и кое-кем пострашнее… Однако далеко не все гномы после случившегося жаждали идти за моим дедом в военный поход. — Мне захотелось спросить, какие такие ужасные чудовища водятся в Мории, но я сдержалась и не стала прерывать Дубощита. Рассказывать про гибель близких ему до сих пор было мучительно. Он хмурился и морщился, словно страдал от головной боли. Пусть уж скорее закончит повествование. — Но нашлись и те, которые, как и дед, слишком сильно скучали по прежней жизни. Деда горячо поддержал и Даин, мой кузен, правитель Железных холмов. Мы упоминали о нём в Бэг Энде. Именно последнюю битву у врат Кхазад-Дума вы и видели. Над орками, захватившими наше королевство, главенствовал Азог. — Дубощит не просто произнёс, а выплюнул это имя. — Он был самым большим, сильным и жестоким среди них. Он и обезглавил моего деда. А я был там и ничего не смог сделать. Я хотел сам кинуться на ублюдка и отомстить, раз за разом протыкать мечом эту погань, пока от его бледного тела не останется лишь кровавое месиво. — Теперь в голосе Дубощита слышалась едва сдерживаемая ярость. — Но отец не позволил. Сказал, он уже потерял одного сына и не намерен терять второго, и вышел на бой с Азогом вместо меня. Вам, наверное, интересно, что случилось после? — спросил король, всматриваясь в моё лицо. Я молча кивнула. — На отца набросились и другие орки, и тогда я уже не вытерпел и ринулся ему на выручку. Его куда-то оттеснили, а я сразился с Азогом и убил ублюдка. Отца я потом так и не нашёл. Его не было среди живых и не было среди мёртвых. После битвы я долго искал его, перевернул каждый труп. И никакого стрелка позади Азога не стояло, я уверен. Ну как, мисс Альфер, помог вам чем-то мой рассказ? — жёстко усмехнулся Дубощит.       — Давно пропал ваш отец? — тихо поинтересовалась я. Вряд ли имело смысл спрашивать, вернули ли гномы Морию. Если бы вернули, то жили бы там и, возможно, меньше рвались в Эребор.       — Семь лет назад.       Да уж, не позавидуешь жизни подгорного короля. Сперва дракон прилетел и изгнал из родного дома, потом и дед, и брат умерли у него на глазах, ещё и отец пропал, скорее всего тоже был убит. Бабку он практически не знал. Поди, и с матерью приключилась какая-нибудь трагедия, раз он её даже не упомянул.       — Пока, если честно, мне ничего путного в голову не приходит, — я подавила зевок. — Долгий разговор, много новых подробностей и объяснений. Не знаю, что со всем этим делать.       — А родственников или близких друзей у господина Дромура тут не осталось? Может, он им про поездку в деревню и госпожу Сеналат рассказывал? — робко спросил Дори.       — Дромур очень старый гном. Двое его самых близких друзей уже умерли, про прочих мне неизвестно. Из родственников здесь только троюродные кузены и кузины, вряд ли он с ними делился той историей, — печально ответил Гэндальф.       — А ездить по всему Бри и выспрашивать каждого встречного, не общался ли он с гномом по имени Дромур, нам уж точно не следует. И без того уже ненужное внимание к себе привлекли, — не менее печально изрёк Балин.       Дубощит неожиданно встал, подошёл ко мне и низко поклонился.       — Я не успел как следует отблагодарить вас за спасение наших жизней в курганах, потому благодарю сейчас. Вы совершили воистину героический поступок. Теперь я понимаю, почему Гэндальф рекомендовал именно вас. Мы перед вами в неоплатном долгу. И если вам когда-нибудь понадобится от меня какая-либо услуга, я приложу все силы, чтобы помочь вам. Также я прошу прощение за своё неподобающее поведение в вашем доме. Я был слишком резок и груб.       После слов короля остальные гномы тоже поспешили подняться, поклониться и выразить мне свою признательность и принести извинения. Гэндальф лукаво улыбнулся и подмигнул мне. Однако я не чувствовала ни радости, ни удовлетворения. Меня тревожила вся эта неопределённость. Мы так точно и не выяснили, кто наш враг и чего он хочет, а впереди нас ждёт долгий и опасный путь. Куда нас в следующий раз переместят? С какими опасными тварями нам предстоит сражаться? И, конечно, я не могла не думать о Милисе, о призрачной женщине, о её просьбе найти волшебное кольцо и о таинственном голосе. Ещё мне необходимо было поговорить с Гэндальфом наедине и расспросить про Саурона. Голова шла кругом.       Но, по крайне мере, мы живы, утешила я себя, и мы готовы продолжать наше путешествие. А я уж позабочусь о том, чтобы оно не окончилось бесславной смертью где-нибудь в лесу.