Fear Makes Monsters of Us All

Все было черным, и ребра Гарри были сжаты так сильно, что наверняка были сломаны. Его волосы были влажными, воротник мокрым, а в ушах стоял тот мучительный зов, который он слышал на призрачном Кингс-Кросс. Гарри понял, что эта чернота не была каким-то новым забвением. Скорее, это была парадная мантия Лорда Волдеморта. — Вернись ко мне. Гарри пошевелился, как мог. Он попытался произнести имя Тома, но смог выдавить только слабое «Мнннннхх». Том отстранился, чтобы освободить Гарри из своей стальной хватки, и Гарри не мог отвести взгляд, увидев мокрое от слез лицо Темного Лорда. Он хотел протянуть руку, чтобы стереть их, но не мог найти в себе сил сделать хоть малейшее движение. — Гарри. Гарри. — Волдеморт продолжал повторять его имя, как будто это было заклинание, которое он должен был правильно произнести. — Мой Гарри. После того, как Гарри целую вечность смотрел прямо в эти прекрасные багровые глаза, он нашел в себе силы улыбнуться. — Эй, — прохрипел он. — В порядке. Я в порядке. — Если быть честным, он чувствовал себя так, словно его переехал Хогвартс-экспресс. Дважды. Гарри с ужасом наблюдал, как мимолетное облегчение на лице Тома сменилось яростью. Гарри отшатнулся бы, если бы мог, но он был слишком измучен, а Волдеморт снова держал его железной хваткой. Гарри зажмурился; он не мог вынести, взгляд этих глаз, гневно сверлящих его собственные. И он не чувствовал злости Темного Лорда, за исключением тех мест, где сильные пальцы грубо впились в его плечи. Связь, которая соединяла одну душу с другой в течение семнадцати лет, была мертва. Волдеморт, должно быть, тоже это понял. Гарри потерял самую драгоценную частичку своей души. — Прости, — прошептал Гарри, слишком тихо, чтобы его могли услышать даже мертвые. Но когда Волдеморт встряхнул его и заговорил, он вообще не упомянул крестраж. — Почему ты не пришел сразу, когда я звал? Почему? Гарри был так поражен этим вопросом, что его глаза широко распахнулись. Он обратил внимание на жесткие морщинки вокруг глаз Тома, на угрюмую линию его рта. Здесь было нечто большее, чем гнев. — Я не смог вернуть его. Я пытался, Том. Я пытался. — Было ли Гарри вообще позволено так называть Темного Лорда? Имел ли он на это право? Он слабо отстранился, чувствуя себя совершенно несчастным. При этом он вспомнил, что они были не одни. Их окружили все гости приглашенные на свадьбу. Рон стоял на коленях в нескольких футах от него, выражение ужаса на его лице медленно сменялось облегчением. Гермиона торопливо рылась в своей расшитой бисером сумочке. Снейп уже держал в протянутой руке флакон какого-то зелья. Нарцисса хихикала от беспокойства, бормоча диагностические заклинания. Драко крепко прижимал свою палочку из боярышника к горлу Луны. Если Рон выглядел испуганным, то Драко выглядел опустошенным. Гарри никогда не видел его заострённое лицо таким бледным. Рядом с ним Луна была не лучше. Ее и без того выпученные глаза вытаращились ещё больше. — Упс, — сказала она. — Я не думала, что он сделает так. — И что, черт возьми, ты думала, он сделает тогда? — Гермиона была преисполнена праведного гнева. — Это василиск, черт возьми. — Но Гарри ведь змееуст, — Луна чуть не захныкала от горя. — Больше нет, — с горечью сказал Гарри. Он надеялся, что это неправда, что Кингс-Кросс был каким-то ужасным кошмаром, что, возможно, в действительности, он все еще был Крестражем. Но Нагайна ползала вокруг него, шипя и пытаясь его утешить. И он не мог понять ни слова из этого. — Я — ничто. — Гарри был уверен, что все, не зависимо от степени способности к легилименции, должны были почувствовать, как разбивается его сердце. Определённо, ведь такая боль не могла быть заключена в одном слабом теле. Волдеморт погладил Гарри по спине. — Ты мой муж, — заявил он словами, более весомыми, чем любая клятва. Гарри ссутулил плечи. Почему Том все еще хочет его? — Ты мой друг, — сказал Рон. Ропот согласия прошел среди собравшихся вокруг. Теперь Снейп был рядом с ним, стоял на коленях и прижимал зелье к губам Гарри. Он был таким же бледным, как и любой из окружающих; может быть, даже более бледным, учитывая его обычный желтоватый оттенок кожи. — Успокаивающее зелье, — пояснил он. — Черт возьми, я думаю, мне нужно что-то посильнее. Я чувствую… — Гарри не знал, что он чувствует. Как будто половины его не хватало. Он посмотрел на Тома, который ни разу не отвел глаз от Гарри, даже не повернулся к Луне и не проклял ее до помутнения рассудка. Лорд Волдеморт был разбитой душой. Совсем как он. Может быть, теперь они даже больше подходят друг другу. Неважно, что изначальная душа Гарри была цела, она больше не была полноценной. Гермиона снова ругала Луну. Ее слова просачивались в сознание Гарри и выходили из него; он улавливал только обрывки того, что было сказано: — ....не смей говорить мне, что это нарглы заставили тебя сделать такое. — Но это так! Они сказали... Их утихомирил Люциус, который также оттолкнул палочку Драко вниз, подальше от горла Луны. Гарри едва обратил на это внимание. Волдеморт что-то прошипел, и все волосы на затылке Гарри встали дыбом. — Я тебя не понимаю, — признался он. Нагайна обвилась вокруг плеч Волдеморта и мелькнула языком в его сторону. Чувствовала ли она, что он больше не ее брат? Будет ли она по-прежнему заботиться о нем? Рука Гарри дрогнула, чтобы погладить ее, но тут же снова опустилась назад. Будет ли она рада его прикосновению? — Ты можешь научиться, — сказал ему Том. Гарри крепко зажмурился, сдерживая слезы, но послушно кивнул. Он научится, даже если это займет у него всю оставшуюся жизнь. — Он сказал, что гордится тобой, — прошептал Гарри. — Кто сказал? — спросил Волдеморт, опасаясь любых посланий из мира мёртвых. Гарри изо всех сил постарался представить себе Альбуса Дамблдора, одетого в жемчужно-белое и лишенного всех ужасных решений, которые он сделал. Но когда он, наконец, взглянул сквозь влажные ресницы, глаза Волдеморта были полны замешательства. Он не видел никаких мыслей Гарри. Прекрасно. Еще одна вещь потеряна. — Дамблдор. Он встретил меня там, — попытался объяснить он. Но тут он кое-что вспомнил. — После Битвы в Хогвартсе ты сказал, что можешь читать мои мысли, независимо от того, крестраж я или нет. Что мой разум настолько беззащитен. — Возможно, я злорадствовал, — признался он. Был ли это румянец на щеках Тома Риддла? Более серьезно он добавил: — Теперь ты наверняка будешь рад своему уединению. Гарри невесело рассмеялся. — Не совсем. — Память о Дамблдоре заставила его сказать: — Он так же сказал... Дамблдор также сказал, что Том любит его. Но что, если это неправда? Когда он понял, что Гарри не собирается продолжать разговор, Том сказал: — Спасибо, что вернулся ко мне. — Он прижался губами ко лбу Гарри, к неподвижному шраму, с таким же почтением, с каким касался его, когда он все еще хранил его душу. — Без тебя не было бы дома. — Его слова были благословением и обещанием. Воспоминанием и предзнаменованием всех чудес, которые еще впереди. Дом. Никогда еще такое простое слово не значило так много. Гарри отстранился, только чтобы наклониться к губам Тома и нежно поцеловать его. Голосом таким тихим, что он звучал почти как забытый парселтанг, он прошептал: — Я тоже люблю тебя.