The Light of Lebanon

Саммари: Эйлин просыпается и все вспоминает. Или же... Чашка кофе это личное. -------------------------------------- Первое, что она видит, открывая глаза, — это потолок. Ни смог, ни крюки, ни демоны, вырезавшие узоры на ней или ее собственной отрубленной конечности, которые с ликованием махали ими взад и вперед перед ней. Это то, что она видела последние тридцать лет. На всякий случай она подняла руку и пошевелила пальцами над своим лицом. Это второе, что она видит. А третье? — Привет. Сэм обозначает слово, произнося его, и Эйлин чувствует сокрушительное облегчение, когда слышит только тишину. Возможность слышать была тем, о чем она мечтала всю свою жизнь. Если она больше никогда не услышит ни звука, это было бы слишком рано. — Это сон? — громко говорит она, оглядывая комнату. — Уловка? Сэм печально качает головой: — Нет. Нет, Эйлин. Это не так. Это реально. Эйлин несколько раз моргает, гадая, превратится ли Сэм в Балбана. Он был ее мучителем последние десять лет. Его интеллектуальные игры были хуже, чем его более физические методы пыток. Он залезет ей в голову, заставив думать, что она в безопасности. Иногда это длилось несколько дней, пока она не почувствовала бы себя комфортно. Потом он вытаскивал коврик из-под нее, и она снова оказывалась на стойке. — Это уловка, — печально решает она, — ты уже использовал его несколько раз раньше, Балбан. Это уже устарело. Сэм издает всхлип, который она не слышит, но видит из-за того, как его лицо искривляется, а глаза слезятся, когда он открывается рот. Он крепко сжимает ее руку: — Обещаю, это я. Джек вернул тебя. Эйлин смотрит на него пустым взглядом. Джек. Джек… — Нефилим, — медленно подтверждает Эйлин. Выражение лица Сэма обнадеживает, он нетерпеливо кивает и обозначает: — Да. Да, это он. Он с нами. Иногда Балбан обращается с ней как с любовницей. Время от времени он снимает ее со стойки, лечит ее раны и создает красивую комнату, напоминающую то, что вы найдете в пятизвездочном гавайском отеле, за исключением того, что здесь нет вида на океан. Эйлин предполагает, что смог блокирует, поскольку это все, что она видит через окна. На двуспальной королевской кровати рассыпаны лепестки роз, на торцевых столах и комоде зажжены свечи. В такие моменты он всегда старается быть с ней нежным. Она закрывает глаза, чтобы не смотреть на его отвратительное лицо. Когда она отказывается от его скользких и скрипучих просьб, он переключает их и превращается в Сэма, как будто он делает ей одолжение. Обычно она просто принимает это. Иногда она остается достаточно приземленной, чтобы знать, что это нереально, и отказывается от фантазий, а иногда позволяет себе потеряться в данном моменте, потому что так легче. Но теперь она устала. Она устала двигаться. Итак, когда Сэм смотрит на нее своими мягкими, влажными глазами, поглаживая ее щеку, входит в нее и наклоняется для страстного поцелуя, она прикусывает его язык, пока кусок его не отрывается, и кровь хлещет у нее во рту. Она плюет ему в лицо и улыбается ему с запачканными зубами, когда он кричит от боли. Это первый звук, который она когда-либо слышала, когда она обнималась, и впервые она почувствовала, что заслуживает быть здесь. — Эйлин. Сказано мягко и доброжелательно, с надеждой и страхом. Она поворачивает голову и никого не видит. Когда она поворачивается к Балбану, он все еще Сэм, но он сжимает кулаки и в ярости, избивая ее, пока стены рушатся, обнажая зеленый смог целиком. Свечи горят на столах, сжигая их, а лепестки превращаются в пепел. Пламя перекинулось на простыни, оно лизало ее обнаженную кожу, но она чувствовала еще большую боль. Если Балбан чувствует боль от ожогов, он не показывает этого, превращая ее лицо в кровавую опухшую мякоть. А потом он ушел. — Ты не причините ей вреда. Она больше не твоя. Никогда не была. Это снова голос, но на этот раз она видит, откуда он. Перед Балбаном стоит мальчик, совсем юный, лет 15 или 16. Спиной Балбан прижимается к последнему выступу стены, он подвешен на высоте нескольких футов над землей, и гипсокартон превращается в стойку. Крюки вылетают из бездны и пронзают демона через плечи, икры и ребра. Эйлин закрывает уши, когда Балбан бьётся в агонии, что-то о чем она подумала, когда почувствовала себя жестокой и мстительной, но он все еще выглядит как Сэм, так что она слышит крик Сэма, или версию крика Сэма от Балбана. Она никогда не слышала настоящего Сэма. Пострадала не только она. Мальчик напротив него трясется, протягивает руку и начинает сжимать ее в кулак. — Ты не он, — бормочет он, глаза Балбана загораются ярким светом, а его вены озаряются электрическим разрядом. — Ты не мой папа. Но потом мальчик останавливается. Он всхлипывает и кладет руки на колени, затем встает прямо. — Ты останешься здесь, — шепчет он Балбану, — На стойке, как ты и заслуживаешь. Ты не заслуживаешь звания или власти. Как только эти слова произносятся, стойка выстреливает в смог и скрывается из виду. Мальчик поворачивается к ней, грустно улыбается, и огонь прекращается. Ее раны заживают, и постель восстанавливается. Эйлин быстро натягивает на себя простыню и, дрожа, прижимает колени к груди. Ей внезапно стало холоднее, чем когда-либо за последние тридцать лет. — Я отведу тебя домой, — ласково говорит мальчик, кладя руку ей на лоб. — Твоя душа чиста, Эйлин Лихи, даже если ты не видишь этого прямо сейчас. Ад — это последнее место для тебя. Я могу понять, почему Сэм Винчестер, настоящий Сэм Винчестер, такого высокого мнения о тебе. Закрой глаза. Это путешествие закончится раньше, чем ты об этом узнаешь. Кстати, меня зовут Джек. Ад исчезает из поля ее зрения, и все, что она видит, — белое. Она чувствует большие руки на своих плечах, которые нежно двигаются вверх и вниз по рукавам, чтобы привлечь ее внимание. Эйлин смотрит вверх и видит Сэма, настоящего Сэма, смотрящего на нее с нежностью, опустошением и беспокойством, и чувствует, как у нее перехватывает дыхание. — Сэм? — она просто открывает рот, не в силах издать ни звука. Сэм закусывает губу и кивает, притягивая ее к себе. Она позволяет ему и чувствует себя в безопасности. --------------------------------------------------------------- Как только Джон входит в гостиную, он чувствует запах вафель. Он не может вспомнить, когда в последний раз нюхал их. Его мать делала их по утрам в субботу — рутина, за которую она цеплялась годами, когда его отец перевернул их жизнь с ног на голову и исчез. Его отчим Роджер, человек, который много лет спустя вошел в их жизнь с харизмой, сыном-правонарушителем и несколькими ремнями, использующимися не для тех целей, для которых они предназначались, не любил их и сказал, что его мать балует двух мальчиков, которым это не нужно. Мэри делала их несколько раз, хотя обычно они выходили деформированными и слегка подгоревшими. Джон просто продолжал покупать мальчикам эггос* после того, как она ушла. У него уже много лет не было домашних вафель, и определенно никогда, никогда не было вафель, сделанных могущественным, странным и голым подростком. — Почему ты делаешь вафли в 5 часов утра? — проворчал Джон подходя, чтобы вытащить канистру для кофе из шкафа. Джек коротко ему улыбается, прежде чем вернуться к своей задаче: — Эйлин только что проснулась. Я подумал, она захочет поесть. Я собирался приготовить бекон, но бабушки Эйлин по отцовской и материнской линии иммигрировали в Ирландию из Польши, чтобы избежать преследований во время Холокоста. Она может не есть свинину. — Она только что проснулась, а ты уже говорил о ее семейной истории и религии? — спрашивает Джон, приподняв бровь. — Нет. Он даже не собирается пытаться понять, почему Джек знает это дерьмо. Странный ребенок. — Итак, вафли, яйца и что еще? — Джек волнуется, рассекая кухню шагами, как только добавляет еще одну вафлю в уже высокую стопку. Джон пытается не обращать на него внимания, но ребенок продолжает расхаживать рядом с ним мельтеша, так что это действует ему на нервы. Сжав челюсть, он слишком ставит чашку кофе немного грубовато, расплескивая ее содержимое на стол, и встает со своего места. — Сэм все еще покупает здоровое дерьмо, верно? — спрашивает Джон, открывая холодильник. — Да, — отвечает Джек, подходя к нему и вставая прямо за ним, — Мой папа в этом хорош. — Как скажешь, — вздыхает Джон, наклоняясь, чтобы взять апельсин и протянуть его Джеку, — Вот. Почисть его, раздели на дольки и положи на тарелку. Можно, нарезать банан, они сочетаются. Налей ей чашку кофе и спроси, не хочет ли она чего-нибудь. Не думай и не кладите туда сливки и сахар самостоятельно. Чашка кофе — это личное. — Чашка кофе — это личное, — повторяет Джек, как будто Джон дал ему заветный секрет вселенной. — Чашка кофе — это личное, чашка кофе — личное… Джон игнорирует болтовню мальчика и достает телефон. Вчера Дин загрузил там нечто, называемое приложением, Гугл Карты. Таки разобравшись в том, как работает это проклятое приложение, Джон увидел, насколько оно будет невероятно полезным в дороге. Не то чтобы ему действительно была нужна карта, чтобы побывать во многих местах, даже при том что его давно не было. Поездка в Эврика-Спрингс занимает семь часов и тридцать девять минут без движения, но Джон считает, что они смогут проехать меньше семи, если будут придерживаться на несколько миль выше установленной скорости. Он хотел бы начать раньше, но сомневается, что Сэм вообще много спал, и понимает, что его сыну, возможно, нужно провести некоторое время с Эйлин. В любом случае полнолуние не продлится еще два дня, но Джон хотел бы следить за горячей точкой и искать любые подсказки относительно того, с чем они могут иметь дело. — Как ты думаешь, она хочет поесть сейчас? — спрашивает Джек, прерывая мыслительный процесс Джона: — Я думаю, что она хочет. Завтрак в постель. Это то, что вы делаете для людей, которые вам нравятся, верно? Это то, что вы делаете для кого-то, кого хотите видеть своей новой мамой? Джек выглядит нервным, надеющимся и нерешительным, держа загруженный поднос с небольшой вазой с полевыми цветами. Джон снова чувствует эту чертову боль в груди, чертовски бессмысленную. — Конечно, как бы то ни было, — рявкает он, — теперь оставь меня в покое. Джек ласково улыбается: — Я чувствую твое тепло. Ты мне нравишься, дедушка. Да, боль прошла. Но как только Джон в раздражении встает, Джек исчезает, поднос и все прочее. -------------------------------------------------- ---------- Сэм не спрашивает подробностей об аде. Он испытал это на себе и справился с достаточным количеством более интенсивных воспоминаний Дина, чтобы знать, что там происходит. Но упомянутый ею демон, Балбан, звучит как нечто хитрое и ужасающее. Он никогда не сталкивался с ним, но знает, что встречал имя. Лучше ему никогда не пересекаться с ним. Сэм не знает, что бы он сделал, если бы столкнулся лицом к лицу с демоном, который притворился им, чтобы… — Привет, — тихо говорит Джек из-за двери, приоткрыв ее, — я приготовил Эйлин завтрак в постели». Сэм на мгновение колеблется и поворачивается к Эйлин: — Я могу попросить его вернуться попозже. Он хочет как лучше, но он… он немного… ну, во-первых, он отказывается носить любую одежду… — Он может войти, — прерывает Эйлин, взяв его за руку, — Я уже встречалась с ним. Он крутой. Сэм слегка улыбается этим словам и застенчиво переплетает свои пальцы с ее пальцами, глядя в сторону и прочищая горло. — Сэм, — бормочет она, — никогда не считала тебя застенчивым. Сэм игриво смотрит на нее и кричит: — Входи, Джек! Входит Джек с яркой улыбкой на лице: — Привет, Эйлин. Я приготовил для тебя этот завтрак, потому что ты прошла долгое путешествие и долгое время не ела. Это будет держать тебя сильной как в уме, так и в теле, потому что пища делает именно это. Не то чтобы тебе это нужно. Ты отличный боец, и твой разум стойкий — не блокирует ужасные события. Ты справишься с этим, и я нахожу этот трепет вдохновляющим. Сэм не знает, как перевести слова так, как сказал бы нормальный, уравновешенный, социально способный человек, но Эйлин, похоже, это не беспокоит. Она просто улыбается и говорит: — И тебе доброе утро, Джек. Джек сияет: — Доброе утро. Хочешь сливки и сахар в кофе? Один мудрый человек однажды сказал мне, что чашка кофе — это личное. Эйлин сдерживает смех над серьезными словами: — Конечно. Кто этот мудрец? — Мой дедушка, — сообщает ей Джек, прежде чем налить сливки ей в кружку. Эйлин в замешательстве прищуривается: — Бог это сказал? Джек бросает свирепый взгляд в ответ на намек: — Не он. Я не знаю его. Джон Винчестер намного мудрее Бога. Но я понимаю недоразумение. А теперь давай! Кушай! Это первая еда, которую я когда-либо готовил. Я хочу посмотреть на тебя. Джек садится на корточки, положив подбородок на свои скрещенные на кровати руки, и наблюдает за ней с обожанием и напряжением. Сэм раздраженно смотрит на мальчика и чувствует на себе заинтригованный и смущенный взгляд Эйлин. Вздохнув, он поворачивается к ней и обозначает. — Это длинная история. -------------------------------------------------- ----------- Джек довольно часто остается рядом с Эйлин, несмотря на то, что Сэм тонко убеждает его найти себе какое-нибудь занятие. Не то чтобы он не хотел, чтобы Джек был там, но он знает, что не у всех хватает терпения относительно Джека. Однако она, кажется, находит его милым, и это наполняет его сердце большим теплом и надеждой, чем можно было бы позволить. Дин останавливается около семи утра, обнимает ее и целует в макушку, смотрит на нее с нежностью и беспокойством, спрашивая, как у нее дела, все еще обнимая ее одной рукой. Момент между ними заставляет его сердце биться еще сильнее. Через час приходит его отец, стоически представившись. Если бы это были просто слова, Сэм бы об этом не задумывался. Он не будет так счастлив и полон надежд, как это было с Джеком и Дином. Но его отец, блядь, знакомится знаками. Идеальным ASL. Черт побери. — Я учился в армии. У моего брата был глухой ребенок, и он практиковался. Я тренировался с ним. Я знаю больше на вьетнамском, — пожимает плечами Джон, продолжая чертовски хорошо обозначать — в любом случае, очень приятно познакомиться. Я с нетерпением жду возможности узнать тебя получше. С этими словами его отец извиняется, оставляя Сэма смотреть ему вслед. — Он мне нравится, — усмехается Эйлин. — Он… — бормочет Сэм, — я не знал, что он… — Я не могу понять тебя, пока ты запинаешься на словах, как дурак, — замечает Эйлин. — Извини, — более четко говорит Сэм, глядя ей в лицо, — Извини. Эйлин шлет ему добрую улыбку, затем откашливается: — Сэм, я знаю, что ты пытаешься заставить меня расслабиться, но, думаю, теперь я могу встать с постели. Сэм смотрит вниз и кладет руки на бедра, прежде чем прожестикулировать Эйлин: — Я просто не хочу чтобы ты переусердствовала, особенно после… Сэм умолкает и смотрит в сторону. — … Я была сбита с толку этим утром, — мягко говорит Эйлин, — испугана. Я была … Балбан заставил меня многое пережить. И… и иногда он использовал твое лицо. Поначалу мне было трудно поверить, что это действительно ты, но до сих пор так оно и есть. Сэм кивает, принимая, что его лицо является частью того, что вызвало у нее такой ужас, и смахивает слезы с глаз. — Но Сэм? Сэм, посмотри на меня. Сэм медлит секунду, но ему удается взглянуть на Эйлин. Эйлин, которая до сих пор выглядит такой доброй, свирепой и любящей, несмотря на то, через что она буквально только что прошла. — Не думаю, — начинает Эйлин, прежде чем прервать себя смехом, — я не думаю, что Балбан даже подумал бы о том, чтобы включить чудесный завтрак, приготовленный Джеком и твоим давно умершим отцом, беседующим со мной жестами, в одну из своих иллюзорных игр. Это утро было слишком странным, уникальным и чудесным, чтобы я даже представила себе подобное. — Ты действительно думаешь, что мой завтрак был замечательным? — визжит Джек, подпрыгивая со своего места на полу. Сэм смотрит вниз и чувствует, что улыбается, прежде чем неожиданно засмеяться. Он продолжает смеяться, пока не может остановиться, и ему приходится закрывать лицо, потому что смех превращается в рыдания. — Папа? — испуганно шепчет Джек, подползая к ногам Сэма. — С ним все в порядке, с ним все в порядке, — слышит Сэм утешение Эйлин. — Сэм, иди сюда. Сэм сначала качает головой, но позволяет Эйлин отвести его к кровати. Она тянет его в свои объятия, позволяет ему спрятать лицо в сгибе ее локтя и гладит его по волосам, пока он плачет. -------------------------------------------------- ------- — Дай им еще несколько часов. Джон слышит голос Дина с другого конца библиотеки и издает нетерпеливое рычание. — У нас есть еще два дня, — рассуждает Дин, подходя к столу напротив, — нам не обязательно быть там прямо сейчас. Я знаю, что ты хочешь найти маму, я тоже, но я знаю, что тебе понадобится больше, чем несколько часов с ней, как только мы ее найдем. Поставь себя на место Сэма на секунду. Джон вдыхает через нос: — Я понимаю, понимаю. Но это важно, Дин. — Я знаю, — соглашается Дин. — Поверь, я знаю. Но это также безрассудно. Мы с Сэмом прыгали в некоторые из этих мест и чуть не погибли. Мы можем подождать еще несколько часов, может, день… — День?! — кричит Джон, ударяя по столу. — Народ, вы можете пойти без меня. И Джон, и Дин поворачиваются на звук голоса Сэма. Джон видит, как Эйлин и Джек устраиваются на диване в гостиной, но Сэм целенаправленно приближается к ним. — Мы не уедем без тебя, — строго говорит ему Дин, оглядываясь на Джона. — Все нормально. На самом деле, — отвечает Сэм, садясь напротив Джона, — вы можете провести первоначальную подготовку и допросить свидетелей, осмотреться и провести несколько тестов в радиусе того места, где открылся портал, и Эйлин, Джеком и я будем здесь, на случай если вам понадобится кто-то для исследований. Вы не можете взять с собой всю Библиотеку Литераторов. Завтра утром я отвезу грузовик Каса и буду там к полудню. — Папа! — скулит Джек, вставая и топая ногой. — Эй, — предупреждает Сэм, наклоняя голову, чтобы взглянуть на Джека, — не начинай. — Я хочу, чтобы ты был здесь, с нами! — подчеркивает Джек, схватив себя за волосы, когда Эйлин кладет руку на локоть Джека. — Это продлится всего несколько дней, приятель, — отвечает Сэм, снова опуская голову. — И ты мне нужен здесь с Эйлин. — Эйлин — охотник… — начинает Джон, но закрывает рот, как только Сэм смотрит на него. — Я знаю! — Джек взволнованно подбегает к библиотеке, чтобы прыгнуть рядом с Сэмом: — Я могу доставить тебя в Эврика-Спрингс. Таким образом, ты сможешь провести с нами больше времени, и я смогу убедиться, что это безопасно, прежде чем вы все сделаете что-то невероятно глупое. Сэм качает головой: — Джек, как я уже сказал, я бы предпочел, чтобы ты был здесь… — Мне потребовалось бы меньше секунды, чтобы доставить тебя туда, и не больше часа, чтобы убедиться, что на работе нет ничего слишком зловещего, — решительно прерывает Джек, — Мы так и сделаем. Джон смотрит, как Сэм закрывает глаза и просит терпения у чего-то всевышнего, прежде чем вздохнуть: — Хорошо, Джек. Мы сделаем это по-твоему. — Потому что так лучше, — настаивает Джек, — и ты сможешь провести больше времени с Эйлин. С этими словами Джек перескакивает обратно к Эйлин, чтобы объяснить ей свой генеральный план, который ему приходится повторять, потому что этот проклятый ребенок говорит слишком быстро, когда он взволнован. — Хорошо, ты его слышал, — объявляет Дин, собирая несколько книг, — Готов отправиться в путь? Джон быстро встает и еще быстрее собирает свои вещи: — Пошли. Они не уходят слишком далеко. Как они могли, с длинными то ногами Сэма легко догоняющего их? — Будь осторожен, — яростно говорит Сэм своему брату, заключая его в объятия, — не делай глупостей без меня. Дин слегка улыбается при этом и кладет руки Сэму на плечи: — Я бы никогда не стал. — Это касается и тебя, — более грубо продолжает Сэм, глядя на Джона, прежде чем заключить его в объятия. Сэм обнял его только один раз с тех пор, как Джон проснулся, так что чувство все еще чуждое, но более чем желанное, особенно с учетом того, как Сэм был зол на него вчера вечером. Джон обнимает его за плечи и крепко держит своего младшего сына. — Позаботься о своей девушке, — хрипит Джон, — она ​​мне нравится. — Не позволяй ей узнать, что ты это сказал. Она пипец и может позаботиться о себе, — фыркает Сэм, немного отстраняясь. — Серьезно, будь осторожен. Когда все закончится, тебе нужно попрактиковаться в ASL со мной. — Как и сказал Дин, — отвечает Джон, взглянув на старшего, — ты будешь там до полнолуния. Без тебя мы не сделаем ничего глупого. С этим Сэм отпускает их, а Эйлин и Джек машут им на прощание с дивана. Джону удается убедить Дина позволить ему вести машину. Дин выглядит так, будто он совершенно не в своей тарелке на пассажирском сиденье и не следует своему собственному правилу, когда водитель выбирает музыку, но вкусы Дина примерно такие же, как и у него, так что Джон не возражает. Но Джон оглядывается, когда Дину, кажется, требуется время, чтобы выбрать кассету, и обнаруживает, что его сын листает кассету, которую Сэм сказал ему, что Дин сделал для Каса. Джон дает ему несколько секунд, затем откашливается. — Ты собираешься вставить эту кассету, сынок? Дин не отвечает, все еще глядя на кассету, затем молча достает ее из футляра и вставляет в проигрыватель. Ни один из них не произносит ни слова, пока пленка проигрывается полностью.