В болезни родился я, в болезни живу, в болезни скончаюсь. А вы… господа, будьте здоровы, будьте здоровы, от всей души вам желаю! Николай Евреинов
Глава первая. За окном поезда проплыли меловые холмы без растительности. Их плоские вершины серели в последних лучах заходящего осеннего солнца. За холмами потянулись поля. Пашни чередовались с ровными зелеными полосами люцерны и клевера. Землю унавозили еще в августе, глубоко вспахали, очистили от сорных трав. Нигде не было видно ни пня, ни деревца. Ровные бескрайние поля напоминали морской простор. Впервые Мэрф пересек море в восемнадцать: его призвали в армию и отправили в Алжир. В то плавание он был полон обид и тревог и никак не мог предположить, что в будущем свяжет себя с армией пятилетним контрактом. Отправляясь на военную службу в Алжир второй раз, Мэрф надеялся одним махом решить все свои проблемы. За исключением этих двух морских путешествий, он редко выбирался из родного Ангулема дальше, чем на десять миль. Париж должен был стать его третьим большим странствием, в дороге он изнывал от тревоги и надежды. Темнота опустилась быстро и стерла пейзажи за окном, недавно прозрачном, а теперь в зеркально-черном стекле отразилось освещенное газовыми рожками маленькое купе второго класса, скучная небритая рожа Мэрфа со сросшимися на переносице черными бровями, пестрые фигуры двух его соседок: яркие платья и суконные пальто, украшенные букетиками бенгальских роз. У Каролины, жены Мэрфа, был такой же букетик на шляпке. Отец Каролины, всю жизнь проработавший в канцелярии городского совета, привез дочери модную шляпку из Бордо. Каролина была нежной и доброй. Иногда ее всепонимание и всепрощение тяготили Мэрфа, заставляли его чувствовать себя виноватым, мелочным и злым. Он знал Каролину с детства. У семьи Каролины был дом с большим садом. В этом саду она часто укрывала Мэрфа после того, как его избивал отец. Не то чтобы отец гонялся за ним и Мэрф действительно нуждался в убежище. Его отец работал на железнодорожном переезде, по пути домой напивался, дома за ужином не глядя раздавал оплеухи детям и жене, а после мгновенно засыпал. Каролина смазывала ссадины Мэрфа уксусной водой, прикладывала к его синякам сырое мясо и вздыхала. Рядом с ней Мэрф искал не укрытия, а нежных, успокаивающих прикосновений. Хотя и понял он это не сразу, а только когда сам захотел притронуться к Каролине. Она позволила ему — прикоснуться, поцеловать, залезть под юбку. Она всегда его хорошо понимала. Ждала его, когда его забрали в солдаты. Вытащила из запоя, в который он скатился после службы, и вышла за него замуж. Не упрекала, когда за драки его снова и снова выгоняли с работы. Ни слова не сказала, когда он разругался с ее семьей. А когда он записался в армию по контракту, чтобы все исправить, наладить и покончить с безденежьем, Каролина не сказала Мэрфу, что беременна. Она сообщила ему об этом письмом, когда он был уже в Алжире. Мэрф скучал по ее нежным, успокаивающим прикосновениям. Иногда он думал, что, если бы узнал о беременности, никуда не поехал бы. Иногда — что армия самое походящее место для человека с таким взрывным характером, как у него. Но он никогда не сомневался в том, что хочет провести свою жизнь рядом с Каролиной и их ребенком. Каролина родила сына. Мальчика с такими же пушистыми и светлыми волосами, как у нее. От Мэрфа Ви унаследовал крепкое строение и здоровье. В армии Мэрф накопил денег. Вернувшись, купил маленький дом. Устроившись на первую работу, сумел продержаться на ней год, прежде чем его выгнали за драку. На второй работе продержался уже два года, на третьей — четыре. Жизнь и правда наладилась. Каждое воскресенье он возил Ви на ярмарки или рыбалки. Год назад Каролина умерла от рака. С тех пор Мэрф и пятнадцатилетний Ви жили как во сне; мало разговаривали; садясь вместе за стол, подолгу смотрели в одну точку. По характеру Ви всегда больше походил на Каролину, чем на Мэрфа. Но после смерти матери Ви начал затевать драки — на рынке, в колледже, на улице, — будто в нем проснулась унаследованная от отца ярость. Дома он тоже стал огрызаться. Пару раз между Ви и Мэрфом дошло до оскорблений. А две недели назад они подрались. Когда поезд нырнул в туннель, Мэрф достал из кармана открытку. Он не любил читать, никогда не прочел ни одной книги, но так получилось, что самые важные новости в своей жизни он узнавал из писем. В прошлый раз Каролина письмом сообщила ему, что он станет отцом. В этот раз его сбежавший из дома сын писал, что нашел работу в лавке мясника на Монмартре. Мэрф собирался отыскать Ви, попросить прощения и уговорить вернуться. Поезд прибыл на Парижский вокзал. Фыркая и скрипя, остановился перед накрытым навесом перроном. Мэрф вышел из вагона. По рельсам стелился похожий на снег белый пар. Свистки железнодорожников спорили с громкоговорителями и металлическим лязгом. Отражение тысячи газовых рожков как звезды плыли над головой по стеклянному потолку галереи. Пассажиры и встречающие сталкивались, обнимались, смеялись, вскрикивали и галдели. Между ними сновали носильщики с тележками. К дальней платформе причалил длинный торговый поезд с бревнами и цистернами. Мэрф купил пачку «Галуаз» у старухи в потертом кроличьем тулупе. Около касс громко ругались господин с лорнетом в черепаховой оправе и господин в цилиндре. За размахивающими руками буржуа наблюдали сидевшие у стены нищие: старик без ноги, трое чумазых детей, женщина — такая толстая, что казалось, ее тело растеклось по полу как куча свежего компоста. Мэрф никогда не подавал милостыни. Ему осталось шагов пятьдесят до ведущих на улицу двухстворчатых застекленных дверей, когда мальчишка в грязном рванье вцепился в его походный мешок. Дернул вниз и влево, сорвал с плеча. Улепетывая с его мешком, мальчишка часто оборачивался. Белые волосы, белые брови и лицо, красные глаза. Мелкий альбинос петлял, втягивал голову в плечи и несся к переполненному пассажирами перрону, надеясь затеряться. Не думая, Мэрф подхватил сундук с проезжавшей мимо тележки и запустил его альбиносу в ноги. Щиколотки столкнулись, как шары на бильярдном столе, и мальчишка рухнул на каменный пол. Забрав мешок, Мэрф наподдал альбиносу сапогом в живот. Когда мальчишка смотался, подоспел полицейский. — Я видел, как он украл у вас мешок. — Полицейский был ровесником Мэрфа. Около сорока, набриолиненные усы, аккуратные бачки, гладко выбритые землистого цвета щеки. Пожалуй, Мэрф еще никогда не видел таких опрятных городских патрульных. Зато так выглядели армейские сержанты и капралы, отправляясь в увольнительную. Полицейский протянул Мэрфу руку: — Инспектор Дагнэ. У него даже туфли были начищены как у солдата в отпуске. Вместе с Мэрфом Дагнэ обошел носильщика, собирающего хлам, вывалившийся из сундука, который Мэрф использовал как метательный снаряд. Первыми он подхватил золотые запонки. Они были раз в двадцать дороже, чем всё содержимое мешка Мэрфа — сменная пара белья, рубашка и зубная щетка. Выйдя из здания вокзала, Мэрф закурил и предложил сигарету Дагнэ. Впереди черные крыши домов подпирали тучи. Фонари освещали широкую, выложенную крупными камнями мостовую. Слева скрипели экипажи и фыркали лошади. — Осенью и зимой бродяг на вокзале особенно много. — Несмотря на ухоженное лицо и начищенные туфли, руки у Дагнэ были руками чернорабочего — ссадины, мозоли, обкусанные ногти. В Ангулеме, где жил Мэрф, мужчины часто подрабатывали полицейскими после смены на фабрике, лесопилке или баре. — Бродяги тепло ищут. Прут в Париж со всей страны. Мошенники, воры, сбежавшие из дома мальчишки. Летом ночуют в парках. С наступлением холодов прячутся на вокзале. Воруют, гадят, разносят заразу. Во времена Второй Империи за этим сбродом был хоть какой-то надзор, бродяг отлавливали и отправляли в лечебницу Отель-Дьё на принудительное лечение. Если ублюдки попадались повторно, их навсегда запирали в Бисетре. Мэрф мало знал о Париже. Но, как каждый военный, слышал о Бастилии, тюрьме Санте и Бисетре. Бисетр был богадельней и тюрьмой для смертников, где впервые испытали гильотину. — А у вас крепкая рука. — Дагнэ сплюнул. — Надо было приложить этого вора еще раз, чтобы работу искал, а не шлялся по улицам. На душе у Мэрфа стало гадко. Он ударил Ви во время их последней ссоры. Не собирался бить сильно, однако не угомонился, пока не вырубил.***
Мэрф не знал Парижа. Ему следовало спросить дорогу у Дагнэ, но он этого не сделал, впав в ставшую для него привычной после смерти Каролины мрачную отрешенность. Холм Монмартра издали напоминал гору мусора на юге Алжира. Сходству не мешали подсвеченные разноцветными огнями улицы. Издали они напоминали ползущих к вершине змей. Вблизи навязывались яркими витринами и вывесками магазинов, ресторанов и кабаре, соседствовали с темными подворотнями, скрещивались, соединялись и срастались с лабиринтами кривых заборов и деревянных халуп, между которыми не протиснуться и телеге. Дорога на узких темных улицах то прыгала вверх круче ступеней, то падала вниз карнизами, то жалась между древними крепостными стенами и насыпями из камней, увенчанными убогими кирпичными домишками. Из темноты над крышами проступали очертания мельниц для помола гипса. Их лопасти крутились даже ночью, вспахивали тучи, отчего казалось, что небо движется, плывет и поворачивается. Перед ресторанами и кабаре прогуливалась публика в шерсти, шелках и обносках. Смех, песни, музыка, ругань, ржание лошадей, скрип фиакров. Запах жженого сахара, духов, мочи и навоза. Лавка мясника, которую искал Мэрф, стояла посреди улицы с двумя фонарями. Уклон у этой улицы был такой крутой, что дома казались перекошенными у основания. Из четырех нижних окон первое возвышалось над землей на полтора метра, а последнее скребло рамой тротуар. Вместо птичьих крыльев над головой хлопали деревянные ставни. Мэрф не любил большие города. Они напоминали ему муравейники. Постучав в дверь мясной лавки, он надеялся застать хозяина и его помощника дома. Надеялся сегодня же переговорить с сыном, всё исправить и решить. Мысленно он запретил себе кричать, злиться и вспоминать последнюю ссору. Но дверь не открылась. В темной лавке висела тишина, сколько бы Мэрф ни стучал. В провинции, в маленьких городах люди рано ложились спать, в Париже, вероятно, даже мясник и его помощник развлекались по ночам. Мэрф прижался лбом к темному окну, но не смог ничего рассмотреть. Решив подождать, он сел на деревянные ступени крыльца, зависшие над тротуаром высоко, как обрыв. За углом послышался крик и возня. Где-то заплакал ребенок. Небо подсвечивали красные и синие огни вывесок соседних улиц. Ради этих огней Ви покинул дом? Париж казался ему привлекательным? Может, Ви не хватало в провинции ночных развлечений? Мэрф сжал кулаки. Прогулялся до питьевого фонтана в конце улицы. Разбитый камень, лужи и ямы вокруг. Вода с привкусом гипса не смыла горечь во рту. Мэрф вернулся к лавке мясника и снова заглянул в окна. Что, если Ви не захочет вернуться? Он, должно быть, сильно зол и обижен на отца, раз уехал так далеко. Не ушел к родственникам матери, не пересидел у друзей, а умчался в Париж. Хотел оказаться от отца как можно дальше и одним махом обрубить все связи? Похоже, стремление решать все проблемы, резко меняя свою жизнь, он тоже унаследовал от Мэрфа. Получается, у них больше общего, чем Мэрф привык думать. От мысли, что Ви не настроен возвращаться, Мэрф перешел к мысли, что, возможно, он сейчас в лавке. С улицы Мэрфу не видно комнаты, но из комнаты могли видеть его. Ви увидел его и попросил мясника не открывать дверь? Возможно, сейчас он наблюдает через щель за отцом и ждет, когда Мэрф уйдет. Возможно, в лавке есть другой выход и Ви слинял через него. Ушел прочь по прыгающим неровным улицам. Скрылся, затерялся. А Мэрф сидит здесь как идиот и ничего не делает. Точно, в лавках обычно есть черный ход. Какой смысл Мэрфу ждать, если его обманули? Чем дольше он думал, тем больше сомневался, стоит ли дальше ждать. В голове один за другим проносились разные варианты. Может, мясник и вовсе не спит в лавке. Может, неподалеку у него есть квартира. Может, Ви тоже не живет в лавке. Снимает меблированную комнату в каком-то парижском гадюшнике. Может, Ви увидел Мэрфа, когда возвращался с гулянки в лавку, — увидел, не захотел разговаривать, свалил, исчез. Мэрф ждет напрасно. Он встал, постучал в дверь, потом в окно, стекла задрожали. Над головой послышалось недовольное ворчание. Мэрф налег плечом на дверь. Ему показалось, что петли расшатаны. Петли или замок. Такую дверь можно вышибить двумя сильными ударами. Правда, разбег на кривой улице с висящим над тротуаром крыльцом не возьмешь. Лучше воспользоваться окном. Мэрф взвесил все за и против. Ему нечего терять. Он приехал поговорить с сыном, извиниться и забрать его домой. Ему плевать на мясника. Он не собирается с ним любезничать. Воровать не станет, только выбьет окно. И чем скорее, тем лучше, потому что Мэрф уже буквально кожей чувствовал, что Ви водит его за нос. Ускользает. Возможно, и открытка была обманом. Он вполне мог соврать насчет того, что устроился работать в лавку мясника. Просто проходил мимо и решил подшутить? Вписал в письмо подходящий адрес и захотел проверить, как поведет себя Мэрф? Приедет искать или нет? Может, Ви договорился с мясником, наведывается к нему раз в неделю и спрашивает, не являлся ли с вопросами глупый солдафон из провинции. С неопределенностью необходимо покончить. Мэрф разбил окно и протиснулся внутрь. В нос ударила вонь мясных отходов. Сделав два шага, Мэрф наткнулся на прилавок. Ощупал ящик кассы, перебрался к шкафам у стены и отыскал лампу. Масляную, без крышки наверху. Огонь забился за заляпанным отпечатками пальцев стеклом, плюя дымом в покрытый черными пятнами потолок. По центру маленького торгового зала пол был выложен кафелем, около прилавков и стен — дешевым камнем. Теперь Мэрф точно знал, что лавка пуста. Если бы мясник ночевал здесь, он бы выбежал на шум. Мэрф направился к двери в глубине торгового зала, желая убедиться, что в подсобке не постелен тюфяк для помощника, и проверить черный вход. За дверью был коридор с письменным столом у стены, рукомойником, ящиками и тряпьем на полу. Тюфяк здесь тоже был. Соломенный, короткий, как собачья подстилка, и покрытый пятнами. За следующей дверью была разделочная. Свет масляной лампы выхватил из темноты каменный стол, промышленную мясорубку с большой горловиной, туши на крюках, развешенные на стенах ножи, щипцы и пилы. Мэрф посветил в угол на слив в полу и повернулся к двум тушам. Кости, мышцы, мясо, сухожилия. Обе туши схожи по размерам. Мэрф не сразу понял, что его настораживает. Обе туши подвесили узкой частью вверх, широкой книзу. У одной просматривались характерные для теленка длинные лопатки и обрубки суставов. У второй туши лопатки и позвоночник были мельче. Мэрф вспомнил, где видел похожее, и к горлу подкатила тошнота. Когда он только приехал в Алжир зеленым юнцом, их послали усмирять восстание в Бель-Хейльран. Один из сраных арабов возомнил себя мессией, он и его прихвостни развлекались, снимая кожу с пленных французских солдат. Потом Мэрфу часто снились освежеванные мертвецы. Вернувшись домой во Францию, он старался вытравить эти сны выпивкой, но она не помогала. Мэрф поднес лампу к верхней части туши. Железный крюк входил наискось в узкий тазобедренный сустав, перекосив его и разорвав нижний отдел позвоночника. Сомнений не осталось — на крюке висело освежеванное человеческое туловище. Мэрф прищурился: местами на мясе виднелись продолговатые зарубки, ложа суставов были оголены, бедренные суставы сначала рубили, потом вывернули с головкой. Мэрф присел. Там, где у туловища должна была быть шея, виднелась вмятина. Несколько верхних позвонков отсутствовали. Задыхаясь от вони и тошноты, Мэрф повернулся к разделочному столу. Широкая воронка мясорубки была пуста, но на решетке и ножах застряли куски мяса. Мэрф опустился на колени и одно за другим вытащил из-под стола и перевернул ведра. Он хотел рассмотреть их содержимое. Из первого ведра высыпались куски мяса размером с кулак, приготовленные под мясорубку. Темно-красные. Мясник мог сложить вместе человеческое мясо и говядину. Но Мэрфу не хватало света и опыта, чтобы отличить одно от другого. Зато он заметил на некоторых кусках остатки шерсти и белой кожи. На дне нашел человеческое ухо и два белых пальца с обкусанными ногтями. Хрящи и мелкие кости мясорубка легко перемалывает. Второе ведро было набито сосисками. По форме один в один сосиски с ярмарки. Фарш, утрамбованный в промытые говяжьи кишки. Вот только смог бы покупатель на ярмарке отличить в сосисках фарш из человеческого мяса от говядины? Можно ли по вкусу понять, что жрешь человечину, если она перемешена с говядиной? В третьем ведре были стейки. Темно-бордовые, с прожилками кровеносных сосудов и бляшками жира. Мэрф дернул на себя последнее ведро. Оно оказалось полупустым, легко опрокинулось и наполнило тесную комнату дребезгом и звоном. А когда ведро перестало кувыркаться, из него выкатилась человеческая стопа. Длинная, как у Мэрфа. Слишком крупная, чтобы принадлежать женщине. Мэрф шарахнулся в сторону, ударился виском о ножку стола, и его вывернуло. Дыхание сипело и свистело, царапая глотку. Перед глазами плыло. Мэрф пнул ведро и толкнул каменный стол, будто хотел его опрокинуть. Попятился и врезался в стену с инструментами. Напоролся плечом на топор и замер от понимания — этим топором мясник отрубал своим жертвам руки и ноги. От метаний Мэрфа лампа на разделочном столе перевернулась. Масло закапало на пол. Только теперь Мэрф заметил, что пол не повсюду покрывают камни: у самой стены лежал кусок железа. Кольцо на железной заплатке и ее размер подсказывали, что это люк в подвал. Добираясь до него, Мэрф дважды споткнулся, но так и не понял, обо что. Скорей всего, его просто заносило от шока. За железной, полметра на метр крышкой люка он обнаружил деревянные ступени. Пришлось вернуться к столу за лампой. Трепыхающийся за грязным стеклом свет выхватил из темноты три ступени, земляной пол и корзины с тряпьем. Мэрф не увидел крыс, но услышал писк, с каким они убегали от света. Земля под ногами расползалась, была мягкой, будто ее недавно вспахали и удобрили. Но забыли вынуть камни. Дважды наткнувшись на твердое, Мэрф присел и ощупал землю руками. Просеяв ее сквозь пальцы, достал кость. Продвигаясь на четвереньках, Мэрф укололся об острый конец ребра, нашел череп и тазобедренный сустав. Скольких людей убил мясник? Дрожь в руках мешала Мэрфу перебирать вещи в корзине. Он не понимал, зачем это делает, зачем разворачивает и рассматривает тряпки. И одновременно он прекрасно знал, что ищет. Он раскидал вокруг себя штаны, рубашки, безрукавки и потянулся к следующей корзине. Под рваным пиджаком и шерстяным кардиганом лежала обувь. Стоптанные ботинки, без шнурков, со шнурками. Подбитые гвоздями, с отвалившимся каблуком. Один сапог с поцарапанным носом и пяткой. Какая-то часть мозга Мэрфа фиксировала происходящее и делала выводы — в подвале была только мужская одежда и обувь. Эта часть мозга выключилась, когда он наткнулся на высокие ботинки, похожие на армейские. Зачем-то Мэрф протолкнул руку внутрь ботинка и ощупал смятую стельку. Ви носил такие же ботинки. Купил их прошлой зимой. На ботинке, который сейчас держал в руках Мэрф, было много царапин. Носивший его застревал ногой между камней, обтирал все тротуары или работал на каменоломне. Когда Ви успел так поцарапать ботинок? Если Ви поцарапал ботинок, мог ли Мэрф этого не заметить? Почему подошва стоптана с внутренней стороны больше, чем с внешней? Неужели его Ви косолапил? Мог Мэрф не заметить, что его сын косолапил? Он многого не знал о Ви. Многое упустил. Был невнимателен, самоуверен и глуп. Наверху раздался шум, где-то хлопнула дверь. — Кто здесь? — прохрипел низкий голос. Мэрф выскочил из подвала, забыв о лампе. Поскользнулся на выпотрошенном из ведер мясе, в подсобке врезался в рукомойник, сдвинул письменный стол и вылетел в торговый зал. Человеческая фигура покачивалась около распахнутой двери. Мясник был под два метра ростом. Широкий, с длинными руками. Мэрф ударил его правой в нос, левой в челюсть. Мясник хрюкнул, врезался в косяк двери и вывалился на улицу. Мэрф перепрыгнул порог вместе крыльцом и уселся мяснику на грудь. Тот вскинул руки, метя Мэрфу в лицо. Мэрф перехватил его растопыренные пальцы и вывернул их к кисти. Услышал хруст и крик. Мясник под ним бился как непослушная лошадь. Пытался сбросить и оттолкнуть. Мэрф врезал кулаком ему между глаз. В скулу, в нос. Ему всё казалось, что он промахивается и бьет слишком слабо. Он не почувствовал, как поцарапал костяшки о чужие зубы, не слышал криков вокруг, не слышал сипов своей жертвы, только — свое свистящее дыхание. Кто-то налетел Мэрфу на спину. Недостаточно тяжелый и сильный, чтобы свалить его или оттащить от мясника. Когда правую руку Мэрфа перехватили, он продолжил бить левой. В детстве он держал ложку левой рукой, затрещины отца его переучили, но он до сих пор бил левой не хуже, чем правой. Когда повисли на левой руке, Мэрф наконец отвлекся от мясника, боднул головой назад и разбил нос наседавшему на него идиоту. Вырвал из ослабевшей хватки руку, развернулся. Рядом на мостовой сидел старик. Седая борода развевалась на ветру, из носа хлестала кровь. — Помогите! Убивают! — голосила старуха в ночной рубашке и колпаке, сморщенная и хрупкая, как ребенок. — Опять Жак напился и подрался! — орали сверху. Здоровяк под Мэрфом дернулся, забулькал и выплюнул сгусток крови. — Слезь с него! Не бей! Не убивай! — Лохматая женщина вцепилась в Мэрфа. Он оттолкнул ее, женщина завалилась на бок и завыла. От нее разило выпивкой. — Вор! Он выскочил из лавки Ранеля! Из подъезда вышел мужчина. Компания пьяниц у питьевого фонтана перестала смеяться. — В лавке Ранеля было разбито окно. Мой Жак пошел посмотреть, — голосила лохматая женщина. — Вор убил моего Жака. Мэрф уставился на окровавленное лицо. — Позовите полицейских! — Маленькая старуха пыталась унять текущую из носа старика кровь. — Осторожно, у него может быть нож! — взвизгнул молодой человек в пьяной компании, двое его спутников зашикали на него, двое засмеялись. — В лавке Ранеля красть нечего, — проворчал босой бородач с молотком в руках. За его спиной маячили двое мужчин помоложе. Они с одинаковой вероятностью могли быть его сыновьями или младшими братьями, настолько похожи были лица всех троих. Мэрф разжал руку на шее потерявшего сознание Жака. Он ошибся. Увидел, что дверь в лавку открыта. Решил, что вошедший открыл ее ключом. Он думал, что перед ним мясник, убийца, и избил невиновного. Свернул ему нос, выбил зубы. Дышит ли он еще? Мэрф наклонился и услышал свист. — Грабитель залез через окно. — Бородач с молотком оценивающе посмотрел на Мэрфа. Мэрф отполз от избитого, но так и остался сидеть на земле. Он чувствовал себя как после контузии. Людские голоса доносились издалека. У старика, которого Мэрф двинул затылком, больше не шла кровь из носа, и он попытался помочь избитому Жаку — приподнял его и усадил, облокотив на себя. — Он умер? — причитала лохматая пьяная спутница Жака. Старик зашептал что-то успокаивающее. Бородач с молотком и его родственники двинулись в лавку мясника. Внутри что-то задребезжало, а потом молодой человек выбежал на улицу, схватился за стену и согнулся пополам. Отблевавшись, он, тяжело дыша, уставился в небо. — Что случилось? Что там? Грабитель убил Ранеля? Убил мясника? — орали из окон. Из подъездов выходили люди. Подоспели двое полицейских. Бородач покинул дом; он потерял свой молоток, хватался за полицейских и быстро что-то говорил. Не прислушиваясь ни к его лепету, ни к крикам толпы, Мэрф поднялся на ноги. Он должен вернуться в лавку, еще раз осмотреть вещи и ботинки. — Куда прешь? — Полицейский, щуплый, писклявый, попытался его остановить, но Мэрф оттолкнул его. В узкой комнате с письменным столом он увидел корзину, которую не заметил раньше. В ней тоже были вещи. Рубашки. Брюки. — Похоже, он сумасшедший. — Полицейские топтались в дверях. — Сумасшедший старьевщик. — Говорю вам, там повсюду валяются человеческие пальцы и уши, — огрызнулся на улице бородач. — Он перемалывал человеческое мясо в мясорубке! Света стало больше. Лампы у полицейских, лампы на улице. Вещи в руках Мэрфа были влажными. Или влажными были его пальцы от крови и пота? Штаны, слишком короткие, чтобы принадлежать Ви. Рубашка, слишком широкая для Ви. Брюки с заплатками на коленях, такие Ви никогда не носил. Некстати Мэрф вспомнил, что у Ви была аллергия. На коже часто появлялись красные шелушащиеся пятна. Покончив с корзиной, Мэрф снова спустился в подвал и осмотрел ботинок. Он не мог понять, не мог решить — принадлежал он Ви или нет. — Кто нашел трупы? — пробасили в торговой комнате. — Там не трупы. — Отвечавший пыхтел, отдувался, лебезил. Полицейский пытался выслужиться перед начальником? Мэрф их не видел, только слышал, как в торговом зале под ногами людей скрипит разбитое стекло. Судя по шуму, в лавку набилось человек десять. Выбираясь из подвала, Мэрф увидел лучи фонарей. Они пробежали по углам и тушам и ослепили его. — Сумасшедший роется в хламе, — сказал фонарь. — Это он избил Жака? Остроносый полицейский схватил Мэрфа за локоть, Мэрф отшвырнул его к стене. Он всё еще прижимал к груди поцарапанный ботинок. Ему нужно было вдохнуть свежего воздуха. Но второй полицейский попятился и перегородил ему путь. Мэрф врезался в него плечом. Полицейский шарахнулся и перевернул письменный стол. Из ящиков посыпались бумаги. — Эй, ты, подними руки! У полицейских в торговом зале были пистолеты. Четверо ровесников Мэрфа, возможно, бывшие военные, целились ему в грудь и в голову. Он поднял руки, не выпуская ботинка. Толстый полицейский, что стоял ближе всех, врезал Мэрфу пистолетом по зубам. Мэрф пошатнулся. Раздосадованный тем, что он устоял на ногах, полицейский ударил его в висок. Падая, Мэрф прижал ботинок к животу. Толстяк несколько раз двинул его ногой в солнечное сплетение и поясницу. — Вытащите отсюда эту мразь! — приказал он. Похоже, толстяк был здесь главным. Трое полицейских подхватили Мэрфа под руки и выволокли на улицу. Смуглый полицейский достал наручники. Два других попрятали пистолеты и начали выкручивать Мэрфу руки. Они хотели отобрать у него ботинок. Этот ботинок, возможно, был всё, что у него осталось от Ви. Мэрф зарычал, ударил одного, повалил на землю второго, забрался ему на грудь и замахнулся. Удар в затылок не позволил ударить, сбил координацию, запустил пляску черных точек перед глазами. Мэрф завалился на бок и прижался щекой к мостовой. Один из полицейских сел ему на спину, выбивая из легких воздух и заставляя ребра скрипеть. Ему таки нацепили наручники. Справившись с наручниками, полицейские начали его пинать. Без замаха, без азарта, просто чтобы проучить. Когда Мэрфа оставили в покое, его правая рука онемела, поясница горела. Сплевывая кровь, он повернулся на бок. Старик с разбитым носом крутился вокруг пришедшего в себя Жака. Перед лавкой собралось больше пятидесяти человек. Сверху и снизу улицы спешили люди с фонарями. Мужчины в костюмах и дамы в мехах — прямиком из залов кабаре и ресторанов. Оборванные босые нищие — из канав, в которых они искали объедки. — Мэрф? Ты ли это? Орби служил с ним в Алжире по контракту. Автомеханик, похожий на ящерицу из-за низкого лба, плоского носа, выпученных глаз и слабого мелкого подбородка. Любитель шлюх, способный перепить в увольнительной любого. — Что ты здесь делаешь? Это полицейские тебе морду подправили? — Теперь Орби носил черный костюм, пальто из шерсти и шелковый желтый галстук. Придурковатый шелковый желтый галстук, который мог себе позволить только парижский модник. — В этой ссанной лавке мясника нашли отрезанные ноги и пальцы, да? — Я ищу своего сына. — Мэрф прочистил горло, глядя в выпученные, как у ящерицы, глаза Орби. Орби был не один. Одетый в точно такой же костюм и пальто громила двигал нижней челюстью влево и вправо, глядя на Мэрфа с неприязнью. — Расслабься, Уго. — Орби хлопнул Подвижную Челюсть по ноге. — Мэрф мой друг, мы вместе служили. Уго кивнул и вскарабкался на крыльцо. С его комплекцией и медлительностью он напоминал медведя, перебирающегося через бревно. — Уго, — окликнул его Орби. — Скажи Каррэ, пусть гонит ключи от наручников. Скажи, что он заковал в наручники кавалера ордена Почетного легиона! Орби подмигнул Мэрфу, зная, что он оценит шутку. У Мэрфа не было никакого ордена. Зато в Алжире штабом разведки командовал старый маразматик, майор с трясущимися руками, которого долго не решались смещать, потому что он был кавалером ордена Почетного легиона. — Орби. — Мэрф кивнул на карман своего пиджака. Однажды они попали в засаду в горах Ахаггар. Пару часов отстреливались, лежа по разные стороны ущелья. Тогда и научились понимать друг друга без слов. Орби ощупал карманы Мэрфа и достал открытку. Прочитал послание Ви и взглянул на лавку мясника. — Проклятье, Мэрф. — Орби нахмурился и почесал гладко выбритые, блестящие от крема или одеколона щеки. Уго раздобыл ключ от наручников и, не спускаясь с высокого крыльца, перекинул его Орби. Судя по тому, как быстро Уго добился результата, с полицейскими Орби и Уго были на короткой ноге. Едва его освободили, Мэрф поднялся на ноги. Тряхнул головой, разгоняя слабость, и шагнул к лавке. Ему нужно вернуться. Он вспомнил о высыпавшихся из письменного стола бумагах. Если убийца сохранил одежду жертв, он мог сохранить и их документы. — Стой. — Орби упер ладонь Мэрфу в грудь и покачал головой. — Давай не будем дразнить легавых и дадим им время там все обнюхать. — Бумаги, — просипел Мэрф. — У Ви была с собой метрика о рождении. Была ведь? Он бы не уехал без нее? Почему Мэрф не проверил это? — Понял. — Орби схватил его за плечи, то ли останавливая, то ли поддерживая. Мэрфа пошатывало. — Посиди здесь. Я всё сделаю. Пока он ходил в дом, Мэрф поднял ботинок. Вещевой мешок, с которым он пришел с вокзала, исчез. Люди на мостовой толкались, шептались о ведрах, полных человеческого мяса, костях в подвале, строили предположения о количестве жертв. Ужасная новость быстро распространялась и обрастала деталями. Орби спрыгнул с крыльца. Бумаги торчали из внутренних и внешних карманов его пальто и пиджака. — Идем. — Он вцепился Мэрфу в плечо. — Тебе нужно выпить. Мэрф не сдвинулся с места. — Ты спугнул ссаного трупоеда. Теперь он знает, что его логово раскрыто, и не вернется сюда. Уго останется, проведет с полицейскими обыск и опросит соседей. Мы найдем его, Мэрф. — Орби хлопнул его по груди. Мэрф не мог отделаться от ощущения, что он что-то забыл, не учел, не заметил. Он позволил Орби увлечь себя вниз по улице, но постоянно оборачивался. Навстречу им тек неиссякающий поток любопытных. Раскрасневшиеся лица, расстегнутые пальто, шлейф духов. Казалось, все на Монмартре побросали свои ночные развлечения и слетелись на слухи об убийствах.***
Несмотря на поздний час, по улице Пигаль ходили торговцы с лотками сладостей и сигарет. Угольщики с тачками уворачивались от конных экипажей. Дважды Мэрф видел продавцов с наполненными газом шарами. Обнаглевшие нищие преследовали выходивших из баров людей до подножек фиакров или дверей других бара. Кафе, в которое Орби завел Мэрфа, занимало первый этаж пятиэтажной каменной громады, отстроенной во времена Наполеона Третьего, — колонны и статуи при входе, на каждой балюстраде и даже на плоской крыше. Внутри стены закрыли деревянными панелями, пол выложили мрамором, потолок исказили лепниной, по углам развесили газовые рожки. Человек тридцать топтались вокруг высоких, густо заставленных бутылками и бокалами столиков в центре. Гул голосов заглушал тихое пиликанье граммофона на стойке. Обитая по бокам кафелем и накрытая деревянной столешницей, она была исполнена в том же стиле, что и шкаф за ней. На его полках, судя по названиям и бутылкам, привозной виски и ром, вино из Прованса соседствовали с самогоном из соседней подворотни. Густой сигаретный дым вился вокруг рожков, убивая слетевшуюся на свет мошкару. Прежде чем сесть за стол в углу, Орби стряхнул с него три комариных трупа. Мэрф положил ботинок из лавки мясника на колени, Орби щелкнул пальцами над головой. Вместо сновавшей по залу бледной девицы с подносом к ним подошел крупный мужчина с глубокими залысинами, наэлектризованным, стоящим дыбом пушком на макушке и предплечьях. — Что, правда подвалы Ранеля забиты котлетами из человечины? — спросил он. — Правда, Питти. Принеси нам водки и пожрать. Только не мяса. От мяса меня сейчас стошнит. — Орби закурил и помахал девице с вываливающейся из декольте грудью на другом конце зала. — Ты работаешь в Сюрге? — спросил Мэрф, хотя и догадывался, что ищейка тайной полиции вряд ли мог позволить себе такой дорогой костюм, ботинки и пальто, как у Орби. — Нет. Помнишь тощего итальянца-сутенера в Алжире, который подгонял нам белых девчонок? — Орби стряхнул пепел на пол. Мэрф не помнил, свои увольнительные в армии он использовал, чтобы напиться до беспамятства. — Не важно. Так вот, тот сутенер-итальяшка по имени Карбоне перешел дорогу другим сутенерам, они вывезли его в пустыню и закопали по шею в песок. Я его выкопал, и с тех пор мы не разлей вода. Карбоне взял меня в дело и после службы позвал в Марсель. Пару лет я возил для него белых шлюх в Александрию. Потом в Турции фермерам разрешили выращивать мак, Карбоне стал закупать у турок опиум и отправлять его из Марселя в Америку. Теперь Мэрф припомнил хилого мелкого итальянца с плохими зубами и широким, всегда гладко выбритым лицом. Припомнил и то, что Орби вел с ним дела, припомнил предложение Орби вместе отправиться в Марсель. Тогда Мэрф представлял себе Марсель неким подобием Александрии, единственного большого города, который он видел. Он решил, что большой город не то место, где он хочет жить с семьей и растить сына. Бармен с залысинами грохнул на стол поднос. Прозрачная водка в графине, мелкие бокалы, засахаренный миндаль. — Короче, в Марселе дела шли хорошо, и когда десять лет назад пришло время расширять бизнес, я перебрался с Карбоне в Париж. — Орби поднял и опустил рюмку, словно завершая объяснения, в Париже корсиканская мафия занималась тем же, чем и в Марселе, — бордели, трафик опиума-сырца и производство из него героина. — Монмартр наша территория, Мэрф. Мы здесь тайная полиция и жандармы. И мы найдем ссаного убийцу. В центре зала засмеялись. Зазвенел разбившийся бокал. Окно закрыл большой экипаж с блестящими серебром и медью колесами и рессорами. Мэрф опрокинул в себя одну рюмку, потом вторую, но ничего не почувствовал. — Так ты приехал из Ангулема? — Орби всегда был наблюдательным: рассматривая около лавки мясника открытку от Ви, он не обошел вниманием почтовые штемпели. Оба раза после возвращения из армии Мэрф бросал пить тяжело и мучительно. Он делал это ради Каролины и семьи, которую она ему подарила. Боясь сорваться, он разорвал все связи с армейскими приятелями. — Помню, ты был женат. Клео, кажется, ее звали? — Каролина. — Точно. Как она? — Умерла. Если бы Каролина была жива, Ви не сбежал бы в Париж. — Моя тоже. — После каждой второй сигаретной затяжки Орби опрокидывал в себя рюмку водки. — Мы прожили вместе всего год. Представляешь, она умерла родами и забрала с собой ребенка. Орби моргнул. Выпученные глаза отразили пьяное удивление. Поговорив еще про себя и порасспросив Мэрфа, Орби догадался, что тот поругался с сыном. За пять лет службы Орби достаточно хорошо изучил характер Мэрфа, чтобы понять: ссора закончилась дракой. О причине раздора Орби не спросил, молодость — время глупостей. Если бы он спросил, Мэрф не смог бы ему ответить. — Думаешь, это его ботинок? — Орби потер слезящиеся от выпивки глаза. Часы над входом показывали два часа ночи. Шлюхи и искатели постельных развлечений поднялись в меблированные комнаты над кафе. В зал набились перекусить посетители кабаре и актеры из ближайших театров. — Не знаю. — Мэрф пил натощак. Как обычно, выпивка притупила эмоции, и Мэрфу казалось, что в голове у него прояснилось. — Не гони с выводами. Может, твоего сына обокрали. Сам знаешь… — Орби прищурился, рассматривая что-то за окном. «…выводы — последнее дело», — мысленно закончил за него Мэрф. Он научился этому в армии. Сначала разведка и сбор информации, потом выводы. Он кивнул Орби и опустошил свою рюмку. — Едва не забыл. — Орби резко затушил сигарету и начал выкладывать из карманов бумаги, которые он взял в лавке мясника. Договора о поставках и покупках и ни одной метрики о рождении. — Посмотри-ка, ссаный трупоед доставлял сосиски и котлеты на Пигаль. — Орби ткнул пальцем в накладную. — Я ужинал там вчера. Может, человечиной закусывал? Нужно пройтись по ресторанам и велеть им выбросить всё, что привез им Ранель. Рассматривая записки и накладные Ранеля, они не заметили, как подошел Уго. Вблизи он выглядел еще массивней, чем Мэрф его запомнил. Когда Уго сел, стул под ним заскрипел. Громадные кулаки на столе походили на две кувалды. — Ну что там, Уго? — Орби налил ему водки. — В подвале полно костей. — Уго выпил и скривился, челюсть съехала вправо. — Сколько всего там скелетов? — Трудно сказать. Они все расчленены. Работал настоящий мясник, который привык использовать всё мясо и не оставлять отходов в виде хрящей и сухожилий. Он разделал их, как телят на рынке. Ви любил телячьи ребрышки, Мэрф покупал их на рынке. Развешанные на крючках, разложенные на прилавках кости, покрытые розовым мясом и белыми сухожилиями. К горлу подступила тошнота. — Полицейские вытащили из подвала все корзины и тряпки и прошлись граблями по земляному полу. Кости захоронены слой за слоем и перемешаны. Когда использовали лопату, нашли кости на глубине полутора метров. Скорей всего, скелеты самых первых жертв. Мы нашли двенадцать черепов. Судя по размерам, пять мужских, семь помельче — женских. Каррэ считает, что костей там наберется на скелетов пятнадцать. Утром он пошлет кости в Бисетр на экспертизу. Врачи в Бисетре точнее скажут, сколько было жертв. — Челюсть Уго переместилась влево. Эти медленные движения напомнили Мэрфу о жующих коровах. Орби кивнул. Мы здесь жандармы и полиция, сказал он два часа назад, и пока рассказ и действия Уго подтверждали это. — Нужно опросить соседей, узнать, как ссаный мясник выглядел, где ночевал, кого трахал. — Я пойду с вами, — сказал Мэрф. — Нет. Не после того, как ты устроил там кулачные бои. Не будем раздражать полицейских Каррэ. — Точно. Ты одному из полицейских плечо вывернул, — кивнул Уго. — Я займусь соседями. До прихода Уго Мэрф рассортировал на столе накладные и квитанции Ранеля по двум стопкам. Теперь он снова посмотрел на них. — Тогда, как рассветет, я поеду на центральный рынок и на живодерню, поговорю с людьми, у которых Ранель закупал говядину. Потом проверю рестораны, куда он поставлял колбасы, котлеты и сосиски. — Хорошая мысль. — Орби моргнул покрасневшими глазами. — Я поеду с тобой.