Париж. Декабрь. Начало 80-х 21 века
В начале декабря в ее размеренную парижскую жизнь врывается звонок из Калифорнии. — Привет, Эль… — Голос бывшего мужа звучит знакомо, но как-то иначе, словно он только что вышел из душа и пахнет свежестью с тонкими нотами лимона и теплом, затаенной в глубине глаз улыбки. — Привет, Сейч. — Элизабет улыбается в ответ, отмечая, что впервые за последние годы ей не хочется положить трубку. Скорее наоборот, приятно, что он позвонил. Не забыл. — Как ты? Как погода в Париже? В Калифорнии вторую неделю дожди… — Элизабет морщится от грохота, озадаченно сводит брови. — Черт!.. Телефон уронил… Слушай, Эль, завтра я буду в Париже. Один из наших исполнителей начинает тур по Франции, еду его поддержать. Он будет выступать в небольшом баре в центре. Приходи, послушаешь… Она слышит шорох и тихие чертыхания: «Этот кот сведёт меня с ума». — Лекси передала тебе печенье. Помнишь, твоё любимое с шоколадной крошкой из магазина в Мичигане и альбом с фотографиями Мари-Элизабет, на случай, если ты не сможешь приехать на Рождество. На заднем фоне кто-то отчётливо и очень громко мяукает. — Сейчас, сейчас я тебя покормлю, ненасытная ты утроба! — слышит Элизабет и хихикает. — Эй, ты не должна была это слышать. — Отзывается Сейч тонкими нотами смущения в голосе. — Ты завёл кота! — Она смеётся, не скрываясь. — Я приютил кота. — Ворчит он довольно. — И этот кот когда-то сожрёт мне лицо. — Достойная смерть для звезды 60-х. Теперь уже смеются оба, а потом затихают, думая каждый о своём. — Начало в 19-00. Я сброшу тебе адрес. Приходи, Эль. — Я подумаю. — Хорошенько подумай. До встречи. «Я кокетничала, — неожиданно осознает Элизабет, замечая в зеркале, как покраснели щеки и даже кончик носа. — Я кокетничала с бывшим мужем».***
На следующий день она скрупулезно выбирает наряд. — Ты так переживаешь, может, пойдёшь голой? Уверена, этот наряд ему точно понравится, — ехидничает Жизель, изящно вскидывая подбородок. — Ты невозможна. — Элизабет поджимает губы, пытаясь быть строгой, но в следующую минуту они обе уже заливаются смехом. — Надень то платье густого сливового цвета с глубоким декольте. Волосы собери в низкий хвост и оставь пару свободных прядей у лица. Серьги нужны длинные, почти невесомые… Эти с серебряными цепочками подойдут… и браслет… Ничто не должно отвлекать внимание от твоей груди. Плотные чёрные колготы, ботинки на каблуке, чтобы удобно было танцевать, если захочется… — Танцевать? Ты с ума сошла… Но Жизель, не обращая внимание на сопротивление, продолжает хозяйничать в её гардеробной: — Вот это пальто и кашемировый шарф… Идеально… Глаза подведём тенями в тон платью, а губы бесцветным блеском. Стойкие помады ты не любишь, а другие просто исчезнут после первого коктейля. — Женщина довольно обводит взглядом подобранные вещи. — И белье… — Всё! Перестань немедленно! — Смущаясь, смеётся Эль. — С бельём я как-нибудь разберусь сама! — Уверена? — Жизель хихикает и трясёт головой, от чего её слегка накрученные волосы забавно подпрыгивают. Элизабет кивает. — Не понимаю, почему я так нервничаю. — Крошка, ты не видела бывшего почти полгода, он, может, и не узнает тебя вовсе. Такие встречи всегда приятно будоражат. Не удивлюсь, если завтра вы проснётесь в одной постели… — Голос Жизель становится мягким, как мурчание кошки. — Перестань. Это вообще не смешно. — Элизабет хмурится и скрещивает руки на груди. — Не хмурься, ты знаешь, морщины не дремлют. — Жизель подмигивает и подхватывает свою сумочку с журнального столика. — Побегу, у меня сегодня свидание в новом ресторане… Завтра позвоню и ты расскажешь мне все подробности. — Мимолетный поцелуй в щеку и подруга выскальзывает из её маленькой квартирки, оставляя после себя острый запах моря. Несколько минут Элизабет в задумчивости стоит, пытаясь понять, как Жизель удаётся так легко порхать по жизни, словно каждый день — новое приключение. Но ответ на этот вопрос не даётся ей уже несколько лет. — Мне не помешает принять ванну и немного успокоиться. Это просто встреча ничего такого.***
К началу выступления Элизабет опаздывает. Утомленная сборами, она ненадолго заснула в ванной. Бар полон под завязку, забит людьми от 25-ти до 50-ти. Все они, как одна живая волна, покачиваются в такт глубокому мужскому голосу. Исполнитель поёт на французском, словно баюкает каждое раненное сердце. Не обязательно понимать слова, достаточно закрыть глаза и слушать этот ласковый неспешный напев, сопровождаемый гитарными аккордами. Свободных столиков нет, Сейча не видно. Элизабет снимает пальто и пробирается к бару. Она успевает заказать бокал вина, когда заканчивается песня. Телефон жужжит в сумочке. На экране сообщение: «Стой, где стоишь. Я тебя вижу. Сейчас подойду». Эль оглядывается по сторонам, пытаясь понять с какой стороны появится бывший муж, но его нигде не видно. — Эй, красотка, что ты забыла в этом убогом баре? — Она поднимает глаза и сталкивается с белозубой улыбкой Сейча. Как он тут оказался? — Не смешно. И не вежливо заставлять девушку ждать! — В полумраке смешанном с сигаретным дымом невозможно понять, что в нем изменилось. Но Элизабет чувствует, что перед ней совсем другой человек. — А ты ждала? — Он смеётся, немного наклоняясь вперёд, и добавляет. — Я угощу тебя самым вкусным коктейлем в мире и буду прощен. Идёт? — Нет. — «Лиловый закат» для этой красавицы. — Сейч, словно заслоняет собой весь мир. Заполняет его до отказа, заглушая даже шум толпы, гудящей в ожидании новой песни. Бармен ставит перед ней тонкий высокий бокал с трубочкой, наполненный тёмной жидкостью. — Попробуй, тебе понравится. — Сейч улыбается. — Если нет, можешь вылить его на меня. Элизабет проводит пальцем по запотевшему стеклу. Ей не нравится происходящее. Не нравится, как напористо и нагло ведёт себя бывший муж. Если бы она была кошкой, то зашипела бы ему в лицо. Но вместе с тем эта наглость что-то в ней будоражит, заставляя ждать, а что дальше? — Ты наглец, знаешь? — Она медленно подвигает бокал к себе ближе и обхватывает трубочку губами, продолжая смотреть мужчине в глаза. Делает маленький глоток и закусывает нижнюю губу, прислушиваясь к себе. По языку пряной терпкостью разливается шоколад, немного пощипывает остротой и растворяется, оставляя после себя лёгкий аромат мяты. Это правда вкусно. — Понравилось. — Сейч не спрашивает, утверждает, подвигая к ней высокий барный стул. Где только достал? И помогает на него сесть, мягко придерживая за талию. — Выглядишь восхитительно. — Выдыхает рядом с ухом и Элизабет радуется, что в полумраке не разглядеть румянца на её щеках. — Фил тоже тебе понравится. Не поверишь, где я его откопал… Случайно встретил у ветеринара, когда возил кота на прививки. — У твоего кота есть имя? — Она хватается за безопасную тему, как утопающий за спасательный круг. Неужели, Сейч с ней флиртует? Нет, этого не может быть. Это все глупые шутки Жизель. Из-за них сбиваются ориентиры. — Его зовут Кот, иногда ненасытная утроба или мохнатый смертник… Ей хочется сказать что-то остроумное и смешное, чтобы восстановить внутреннее равновесие. Но Сейч не дает: — Тсс… Слушай… Глубокий густой голос исполнителя проникает под кожу, забирается под ребра, сжимает в своих бархатных оковах сердце, и оно замедляет ритм, чтобы уже на припеве сорваться в бешеный галоп. Толпа лютует, поёт и прыгает, как загипнотизированная, повторяя движения за худым высоким парнем в очках. Откуда только столько энергии в нескладном теле. — Он сокровище, видишь?.. — Снова шепчет ей на ухо Сейч. — Потрясающий, как я в молодости. — И такой же красивый. — Ехидно отвечает Эль, допивая свой коктейль. — Ну, не такой же. — Он не видит, как она довольно улыбается, что удалось хоть немного поколебать его уверенность в себе. — Другой. Но фанатки от него пищат и впадают в экстаз. Бывший муж не ведётся на провокацию. Это радует и расстраивает одновременно. Внутри неё бунтует подросток, который хочет… Чего она хочет? — Одного коктейля недостаточно для извинений. — Эй, бармен, повтори… После концерта Сейч знакомит её со своим протеже. Фил ещё выше, чем казался, когда был на сцене. Настоящий великан. Элизабет смотрит на него запрокинув голову, и не знает, смотрит ли он ей в глаза или пялится в декольте. В голове немного шумит от выпитого. Хочется на воздух. — Я провожу тебя. — Сейч торопливо прощается с командой и помогает ей надеть пальто. — На такси не хочу. — Она отрицательно машет головой на его попытку затормозить автомобиль. — Мы пойдём пешком? — Он недоумевает. — Здесь недалеко. Через парк. — Она глубоко вдыхает морозный воздух, каждой клеточкой впитывая его свежесть. — Покажешь дорогу? Я почти не знаю этот город. — Покажу. — Элизабет берет его под локоть и улыбается. Они идут по пустынной аллее парка, снег хрустит под подошвами ботинок, изо рта вырывается пар и невесомые снежинки кружат в свете фонарей. — Ты изменился. Меня это бесит. — После некоторых раздумий сообщает Элизабет. — Ты наглый. И ты меня клеил. В баре. Ты меня клеил в баре. — Нет. — Сейч сбивается с шага. — Да. Ты сделал мне комплимент, угостил коктейлем и теперь провожаешь меня домой. — Элизабет хихикает, загибая пальцы на руке. — Раз. Два. Три. Жизель была права. — Я был вежливым и обходительным, вот и все. — В его голосе звучит затаённое раздражение. Конечно, он к ней клеился. А кто бы устоял перед этим глубоким взглядом и не менее глубоким декольте? — Кто такая Жизель? — Моя подруга. Настоящая парижанка. Мы вместе ходим в книжный клуб, и на живопись, и в музыкальный салон… — Я понял, вы много времени проводите вместе. — Он смеётся, пряча за смехом непонятную ему самому ревность. — В кофейню я хожу одна. — Добавляет Элизабет, чтобы внести ясность. — Потому что ты не любишь делиться сладким. — Сейч улыбается. — Не люблю. — Она кивает и резко останавливается. — Где моё печенье? Ты обещал печенье! — Брови нахмурены, одна рука упирается в бок. Сердитый снежный эльф. — Извини, я второпях забыл пакет в отеле. — Ему немного неловко. — Столько всего надо было утрясти за несколько часов, чтобы концерт прошёл гладко. — Концерт был потрясающим. — Элизабет вздыхает, делает шаг, неловко взмахивает руками и, теряя равновесие, заваливается вперёд. — Эй, осторожнее, я же не всегда буду рядом. — Сейч успевает подхватить её и прижимает к себе. Его самообладание трещит по швам, когда он чувствует запах знакомых духов, а густо подведенные тёмными тенями глаза, кажется, смотрят прямо в душу, выворачивают наизнанку, поднимают из глубин затаённые чувства. Ей совсем не хочется отстраняться. От него пахнет табаком и хвоей, и ещё совсем немного лимоном. А горячие ладони, кажется, обжигают даже через толстую ткань пальто. Хочется остаться в коконе его тепла и запахов приближающегося Рождества. Просто на минуточку закрыть глаза… — Эль, Эль… Открой глаза… Ты что ударилась? — Обеспокоенно шепчет Сейч. Она упирается рукой в его плечо, сжимает пальцы, дрожат ресницы тёмными тенями на щеках. — Нет… — Голос садится от пылающего внутри пожара. — Со мной все в порядке… — Элизабет шумно сглатывает и, побеждая, в борьбе с самой собой, отстраняется. — Пойдём, немного осталось. — Знаешь, Мари-Элизабет все меньше похожа на нас. Как-будто она совсем не Санчез. — Разговором о внучке Сейч заполняет повисшую между ними неловкость. И оставшуюся дорогу они обсуждают её новую привычку плеваться во время еды, любовь к сладкому и поразительную плаксивость. Дом Элизабет вырастает перед ними как-то совсем неожиданно. — Спасибо за вечер. — Она отпускает его руку и прячет озябшие пальцы в карман пальто. — Фил и правда настоящее сокровище. — Хорошо, что ты пришла. Мне не хватало наших разговоров, помнишь, как вначале, когда мы только открыли лейбл… Элизабет улыбается: — Помню, мы даже ночевать оставались в студии, чтобы до утра успеть все обсудить… Стю спал на диване, а мы строили планы. — В конце-концов у нас все получилось. — Он смотрит на неё с затаенной нежностью, но не ищет одобрения. Больше не ищет. — Получилось. — Легко кивает и протягивает ему руку. — Я пойду. Её маленькая прохладная ладонь тонет в его большой и горячей. Несколько мгновений они стоят, замерев, потерявшись в глазах напротив. — Спокойной ночи, Эль. — Сейч отпускает её руку и, развернувшись медленно идёт в сторону парка… — Спокойной ночи, Сейч. — Эль стоит, вглядываясь в удаляющуюся фигуру, пока она не исчезает за поворотом, и только потом поднимается к себе. Раздевается, снимает макияж, принимает душ, пытаясь понять, почему внутри все волнуется и дрожит, сбивая дыхание, гнездится теплом внизу живота… И долго лежит без сна под тёплым одеялом, глядя на усыпанное звездами небо за окном… А во сне ей снова шестнадцать и она безудержно смеётся, запрокидывая голову. Смеётся так, что просыпается со смехом на губах и в уголках глаз, продолжая хихикать спросонья.