***
Каскадёр-летун оказался первокурсником из универа Юнги. Охренительно активным, надо сказать. Мин, с максимально умудрённым опытом лицом старого человека, иногда издалека наблюдал за словно в жопу ужаленным альфой, который, ей-богу, пытался быть каждой бочке затычкой. И что самое удивительное — у него это получалось! Реально, разве так бывает? Чтобы всё вокруг цвело и пахло, стоило гадёнышу сверкнуть своей треугольной улыбкой? И не надо тут никаких лукавых взглядов — Юнги не смотрел специально! Просто эта лыба, кажется, намертво приросла к лицу парня, можно подумать, тот в рекламе зубной пасты снимается. Аж бесит. Этот комок жизнерадостной энергии постоянно был на слуху, и Юнги даже начинал немного ревновать. Его тоже все знали, его работой восхищались, ведь Мин постоянно впахивал, как проклятый, чтобы добиться успеха, но омега бесился не из-за задетых лавров славы или чего-то такого. В глазах обычных студентов они с этим мелким паршивцем были на одном уровне, только вот Юнги занял это место на социальной лестнице благодаря упорному труду, а альфа — своей общительности. Чувствуете, потянуло горелым, да? Это у омеги задница из-за праведного гнева пылает. Дыхательные упражнения, которые настойчиво посоветовал Чимин, счёт про себя до ста — до десяти только лохи считают — и то, что они с мелким альфой были с разных факультетов, уберегало Юнги от нервного срыва и кровавой расправы. На самом деле глубоко в душе омега немного завидовал парню — сам Мин очень сложно сходился с людьми, а чужая популярность вкупе с успехами в учёбе больно задевали старые комплексы, которые так удачно удавалось прикрывать повышенной раздражительностью. — Ты как-то слишком остро на него реагируешь, — сказал как-то на очередную гневную тираду Намджун. — Да, хён, — Чимин удобно умостился на коленях Кима и, задумчиво постукивая пальчиком по полным губам, сощурил глаза. — Может, он тебе нравится? — Что?! Да он меня бесит! — Юнги настолько возмутился, что даже не заметил хитренькую ухмылочку на губах младшего омеги. А стоило бы.***
— А это личная студия Намджун-хёна и Юнги-хёна, — сладкий голосок Чимина тонкой наглой иглой проник даже сквозь мощные наушники Юнги, которые тот тут же раздражённо стянул, прислушиваясь к происходящему в комнате. А младший тем временем продолжал проводить кому-то экскурсию в комнатушке, кровью, потом и лидирующими позициями в рейтинге по успеваемости выбитой Кимом и Мином у ректора под студию. Сказать, что старший взбесился — не сказать ничего. Тут наложился хронический недосып, обожжённый кофе язык, отсутствие вдохновения, дерьмовый характер в целом и мелкий каскадёр, что игрался своим дурацким фрисби во дворе универа и едва не попал им Мину по башке — короче, сборная солянка, в которой вишенкой на торте стал необдуманный поступок Пака. То, что Чимин имел доступ в святая святых из-за того, что встречался с Намджуном, Юнги ещё терпел, иногда всё же выговаривая Киму в дни особо взрывоопасного настроения. Но как этот мелкий омега додумался привести сюда ещё кого-то?! Ох, Мин был в ярости, и теперь никакой счёт до ста, а то и тысячи не поможет! Парень психованно перечеркнул последнюю написанную строку и отложил свой пухлый блокнот, исчирканный текстами-нотами, раздражённо протиснулся между столом и шкафом, что заменял стену между самой студией и их импровизированным «кухонным уголком», и с размаху впечатался в чью-то спину. Чью-то мускулистую, высокую, широкую, сука, спину, которой никто не разрешал заявляться в священную обитель злобных драконов с композиторского факультета! — О, хён! Не знал, что ты здесь, — жизнерадостный голос Пака только подлил масла в огонь. Юнги практически ощущал, как у него со свистом валит пар из ушей от накопившегося до критической отметки негодования, словно он закипающий чайник. Тем временем бесячая спина развернулась и оказалась не менее бесячим каскадёром-летуном, но в этот раз явно удачным суицидником. — Хён, это Чон Хосок. Он классный! — что этим хотел сказать Пак Чимин, осталось для Юнги загадкой. Он метнул на него убийственный взгляд, полностью проигнорив протянутую ладонь и немного неловкую, но от того не менее яркую улыбку альфы, которую омега всё же заметил, и это выбесило ещё больше. — Что вы здесь забыли? — кажется, вместо нормального голоса вышло змеиное шипение, но он так разбушевался, что это волновало в последнюю очередь. — Не будь букой, хён, — похоже Чимин выработал иммунитет к гневу старшего и лишь улыбнулся ещё шире. — Он такой милашка! Я подумал, что твоей угрюмой заднице было бы полезно иногда общаться с кем-то более жизнерадостным. — О, ты подумал! — яд из голоса Мина можно было ведрами цедить. — Удивительно, может ты повторишь это занимательное действие и поймёшь, наконец, что мне эта твоя жизнерадостность нахрен не сдалась?! Улыбка пропала с лица Хосока, а плечи немного поникли, но заметил это только Чимин. — Юнги, это было грубо, — в комнату вошёл Намджун и в своей бесячей поучительно-покровительственно-понимающей манере проникновенно взглянул на друга. — Тебе стоит извиниться. — И не подумаю! — Юнги повернулся на пятках. — Не смей давить на меня своим чёртовым альфой! Он специально наступил Намджуну на ногу, — который додумался неосмотрительно выпустить успокаивающие феромоны, даже зная, насколько сильно тот ненавидит такое — и вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. — Прости за это, — Чимин виновато зыркнул на Хосока. — Не думал, что он так остро отреагирует.***
С того дня Хосок больше не приближался к омеге, но Мин всё равно постоянно чувствовал себя, словно в ловушке. Этот наглый мелкий постоянно ошивался где-то рядом, присутствуя даже в разговорах друзей. То торчит недалеко в коридоре, то сверлит спину взглядом в столовой, то слишком громко развлекается с однокурсниками во дворе, привлекая к себе внимание, то всплывает в словах преподавателей — у омеги скоро глаз начнёт дёргаться или мозг нахрен взорвется. Он уже, как параноик, шарахается, едва где-то мелькнёт каштановая шевелюра, послышится громкий смех или прозвучит фамилия Чон. Почему Юнги так остро на него реагировал, омега и сам не понимал, но продолжал с упорством носорога бузить в сторону младшего, пусть даже и не всегда искренне, и шугаться по углам. Традиционная тусовка в честь какого-то дерьма, о котором Юнги и знать не хотел, но с какого-то хрена обязан был присутствовать, не сулила ничего хорошего. Но делать было нечего — против лома и Пак Чимина, как говорится, нет приёма. Пришлось тащить свой зад куда-то, хрен знает куда, выслушивая по дороге писки предвкушающего веселье Чимина. Место, куда они прибыли, было похоже на ангар. Юнги бы предпочёл, чтобы очередное пати провели в спортзале универа — он бы втихаря свалил бухать со сторожем, классным аджосси, у которого всегда найдётся пара-тройка забавных историй, и с которым можно не строить из себя весёлого, жизнерадостного додика. Но в этом ангаре такого мирового аджосси явно не было. По всему периметру помещения под потолком висела какая-то мишура, прожекторы и диско-шар выедали глаза своей светомузыкой, а из колонок валила нещадная хрень вместо нормальных песен, безбожно поёбаная придурком, который осмелился назвать себя диджеем. Юнги кисло скривился, оглядывая пресным взглядом толпу в самом центре, что немыслимо извивалась под грохочущие басы. Чимин настроения старшего – читай, вселенского уныния — явно не разделял. Проорал на ухо что-то о скучных дряхлых старикашках и утащил на танцпол Намджуна, весело хохоча над рожей Юнги. Мин тяжко вздохнул и поплёлся к бару. Ему ничего не оставалось, кроме как пить. В этом углу музыка долбила не так сильно и в целом атмосфера была немного приятнее. Вокруг самого бара и рядом по углам ныкались такие же, как и Юнги, несчастные, которых насильно приволокли в этот дурдом. Понятливый бармен не лез особо с разговорами, и парень даже расслабился. Пару коктейлей спустя организм подал зов и уже повеселевший омега побрёл сквозь толпу к туалету. Его кидало со стороны в сторону под влиянием танцующих студентов, и в какой-то момент он бы рухнул от очередного толчка, если бы не чья-то рука, что сильной хваткой придержала за талию. «Как в сопливой дораме» — вяло мелькнула мысль в голове у Юнги, пока грудью он ощущал крепкую чужую с мерно стучащим сердцем. Повинуясь внезапному желанию не очень трезвого мозга, омега провёл носом по ключице, что так вызывающе выглядывала из широкого разреза майки прямо перед его лицом. Глубоко вдохнул, словно смачно затягиваясь сигаретой, чужой, едва уловимый в этой толпе, аромат. Сладкий, сочный запах абрикоса оседал на языке, заставляя слюну скапливаться во рту. Юнги сглотнул мягкий привкус и только тогда поднял глаза. — О! — расплылся он в обнажающей дёсна улыбке, увидев причину своего невроза длиной в месяц. — Так ты и правда абрикосик. Хосок с непонятным выражением лица немного отстранился, убирая руку с чужой талии. — Хён, ты пьян? — альфе пришлось наклониться, чтобы тот смог услышать его, обдав ухо горячим дыханием и абрикосовым флёром. — Только чуть-чуть, каскадёр, — хихикнул омега, похлопал парня по плечу своей холодной клешней, и благополучно свалил, оставив Чона непонимающе глядеть в удаляющуюся тощую спину. — Каскадёр?***
Юнги успевает спокойненько забыть о младшем, выпить ещё несколько коктейлей и парочку шотов, поболтать с каким-то парнем со своего потока, имени которого он знать не знает, и вывалиться на задний двор этого душного ангара, подышать свежим воздухом. Голова приятно пустая от алкоголя, звёзды ярко сияют на чистом ночном небе, настроение близится к отметке «блаженное», а прохладный воздух охренительно приятно заходит в лёгкие. Возможно, Чимин был не так уж неправ, притащив его сюда. Кстати о нём, следует, наверное, вернуться, поискать эту парочку — они приехали сюда на машине Джуна, и Мин надеялся вернуться домой тем же путем и составом. — Эй, крошка, — внезапно со спины на омегу навалилось пьяное тело, обдав перегаром и отвратным запахом каких-то кислых ягод. Юнги потянуло блевать. — Руки убери, уёба, — рыкнул он, вырываясь. Но силы были явно неравные. Руки Юнги буквально сразу оказались плотно прижаты к телу потными лапами этого уёбка, а ногами пинаться не получалось. Омега с ужасом понял, что накатывает его личное проклятие — истерический, громкий заливистый смех, который накрывал в моменты страха, из-за спазмов практически снижая шанс на сопротивление к минимуму. — Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! — он едва мог выдавить из себя какие-то слова сквозь этот ёбаный смех и текущие по щекам слёзы. Его зажали в грязном углу, нагло облапывая и заламывая сопротивляющиеся руки. — Тебе же нравится! — хрипел насильник, пытаясь засунуть свой мерзкий язык в рот Юнги, сквозь его намертво сомкнутые губы и всё ещё вырывающийся из груди смех. Чужая лапища накрыла его пах, и парень понял, что это конец. Он задыхался от истерики, вонючего запаха насильника и никто его здесь не найдёт, а если и заметят возню в тёмном углу, то, услышав смех, подумают, что всё в порядке. И никто не спасёт, никто не поможет. После такого омеге останется только перерезать вены и лечь в ванную. Внезапно грубые прикосновения пропали и Юнги безвольной куклой съехал на землю, сворачиваясь в клубок. Слёзы душили, истерика накатывала с новыми силами. Почему ублюдок вдруг отпустил, было не важно. В омеге циркулировал едкий дикий страх, не допуская свободного места в голове даже для единой мысли. Рычание и звук ударов он слышал, словно сквозь толщину воды, но когда его с ног до головы окутало ароматом абрикоса, что горчил после вспышки ярости и выброса адреналина, — поднял голову, слепо пытаясь рассмотреть того, кто присел перед ним. — Хён… — Хосок потянулся было к плечу парня, но тот резко подобрался, избегая прикосновения, и Чон убрал руку, неловко потирая разбитые костяшки. — Хён, это я, Хосок. В заплаканных глазах мелькнуло понимание, а затем омега резко кинулся ему на шею. Уткнулся лицом в грудь и громко всхлипнул, дрожа всем телом. Мозг не хотел ничего соображать, а, заслышав знакомое имя, уцепился в него, как в спасательный круг, словно подсознательно воспринимая что-то привычное, как безопасное. Альфа обнял его, мягко прижимаясь щекой к серебристой макушке парня, аккуратно поглаживал по спине. Хосок не знал, что он должен сказать, чтобы успокоить, поэтому просто молча продолжал обнимать, позволяя выплакать свою боль, пока сам пытался понять, что должен делать дальше. — Хён, давай я отвезу тебя домой? — аккуратно предложил самый приемлемый вариант парень, когда истерика омеги немного отступила. Юнги мог только благодарно кивнуть — попробуй он буквально открыть рот, чтобы произнести хоть слово — рыдания бы снова вырвались наружу. Хосок бережно подхватил старшего под коленки и поднял на руки, словно тот совсем ничего не весил. До машины Чона было не так уж и далеко, но Юнги всё равно успел пригреться в чужих руках, и теперь салон машины, куда его аккуратно сгрузили, ощущался холодным и одиноким. — Хён, твоя футболка… — Хосок пригнулся возле открытой двери со стороны Юнги и протянул ему толстовку. — Вот, можешь накинуть пока. Думаю, так тебе будет лучше. Юнги непонимающе взглянул на младшего, но послушно взял кофту, а затем опустил взгляд вниз, на свою изодранную одежду, и его губы снова задрожали. — Хей, хей, хён, — Хосок присел на корточки возле двери, накрывая своими ладонями коленки омеги. — Если не хочешь — не надо. — Я… — голос был ужасен после длительного рыдания и местами соскакивал на высокие ноты, заикаясь. — Я х-хочу! — Хорошо! Хорошо. Тогда переодевайся, а я прикрою тебя. Альфа поднялся на ноги и повернулся к машине спиной, закрывая собой обзор на переднее пассажирское сиденье, хотя на парковке, кроме них, никого другого не было. Когда Юнги управился, утонув в огромной худи, Хосок ещё вдобавок замотал его в плед, как гусеничку, заботливо пристегнул ремень безопасности и только после этого оббежал машину и уселся за руль. — Хён, адрес? Юнги открыл было рот, но получился непроизвольный всхлип — быстро захлопнул обратно, сильно зажмурившись. — Сможешь набрать на навигаторе? О да, это Юнги мог. Конечно, дрожащими руками это заняло намного больше времени, но всё же. — Я написал Чимин-хёну, что забрал тебя, — словно, предугадывая мысли омеги, сказал Чон, выруливая со стоянки. Юнги после сильного стресса ловил дикие отходняки и, пригревшись в теплой машине, отрубился буквально через несколько минут. Хосок припарковался у обычной многоэтажки-свечки и повернулся к омеге. Тот спал, тихонько посапывая, всё ещё иногда судорожно вдыхая. Альфа устало вздохнул, отстегнул свой ремень безопасности и вышел из машины, чтобы открыть дверь со стороны Юнги, отстегнуть и его ремень тоже и зависнуть, как зачарованный, возле лица хёна. Опухшие глаза, подсохшие дорожки слёз на бледных щеках и искусанные, потрескавшиеся губы — даже таким омега был нереально красивым. Хосок вздохнул и легонько потормошил парня: — Хён, мы приехали. — Что? Уже? — голос омеги однозначно звучал лучше, чем еще двадцать минут до этого. Уже не дрожал, словно листик на ветру, но был заметно осипшим. — Ага. Помочь вылезти? — Хосок не хотел, чтобы это прозвучало так, будто он выгоняет парня, но, похоже, он облажался, и именно так подумал омега. Он виновато заломил брови, суетливо пытаясь высвободиться из захвата пледа. — Нет. Нет, я… Я сам, спасибо. — Хей, хён, — альфа снова присел, положив ладонь, за которой пристально проследил старший, на острую коленку. — Я не имел в виду ничего плохого. Я просто… Может ты захочешь, чтобы я тебя проводил до двери? Ну, чтобы я… Эм, помог дойти? Ощущать себя тупым куском дебила было не очень-то приятно, а заставить свой мозг с речевым аппаратом вкупе адекватно работать не получалось, но Хосок тут же успокоился, заметив слабый кивок Мина. — Это было бы неплохо. Если тебе не трудно. Хосок как-то слишком воодушевился — вытащил Юнги прямо на руках из машины, захлопнул ногой дверцу и, не выпуская свою ношу, умудрился заблокировать её, а затем и код набрать от подъезда, который ему продиктовал омега. Старший ощущал себя немного странно и в лифте попросил опустить его на ноги, но не отстранился. Остался стоять, плотно укутанный пледом, уткнувшись в шею альфы, вдыхая мягкий абрикосовый запах. Почему-то это успокаивало. — Спасибо, — пробормотал Юнги уже стоя на пороге собственной съёмной студии, снова утыкаясь носом в ложбинку между ключиц парня. Последний раз вдохнув, он отошёл в тёмный проём собственной квартиры, стянул с себя плед и неловко передал его. — Худи можешь оставить, — стоило Юнги подцепить пальцами подол, как его остановил Чон. — Спасибо, — снова выдавил Мин. Он чувствовал себя так, словно вот-вот расплачется вновь. И действовало так пребывание на собственной территории, отошедший первый шок или скорый уход альфы — Юнги не брался предположить. — Тебе нужно отдохнуть, хён, — сказал Хосок и, неловко улыбнувшись вместо прощания, сбежал в сторону лестницы, игнорируя лифт. Он остановился через несколько лестничных пролётов, вслушиваясь в закрывающиеся замки на двери старшего, и прижал к лицу плед, вдыхая насыщенный запах озона, которым успела пропитаться ткань, пока в неё кутался омега. Несколькими этажами выше Юнги сполз спиной по двери, прижимая к носу ворот толстовки и роняя первые слёзы, несдержанно всхлипывая.***
Юнги не появлялся в универе три дня. Три дня тишины, бесчисленных принятий душа до скрипа и красных пятен на коже и выключенного телефона. Он мариновался дома, крутился в соку из собственных мыслей, но все они были расплывчатыми и тягуче несущественными. Единственная чёткая константа в этом клубке была о том, что Хосок его спас. И теперь, как минимум, нужно по-человечески его поблагодарить. Поэтому, когда омега на четвёртый день бесшумно толкнув дверь в их с Намджуном студию, услышал слова Чимина о том, что Чону нужна помощь с треком для постановки на сессию, без раздумий выдал: — Я могу это сделать. Хосок, уныло ковырявший пальцем их супер-мега обшивку стен — плотно наклеенные по всему периметру комнаты части картонных коробок для яиц треугольной формы, что давали охренительную звукоизоляцию — резко обернулся на голос. — Хён, правда? — его лицо приобрело странное выражение со смесью несмелого восторга, обеспокоенности и одновременно с тем недоверия. — Ну, да? — Юнги максимально несвойственно для себя неловко улыбнулся, избегая встречаться взглядом с парнем. — Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Странно, но Чимин впервые на памяти омеги не влез со своими расспросами и комментариями, благоразумно заткнувшись под ощущением какой-то гнетущей атмосферы. Он лишь напряжённо сканировал взглядом парней, а затем повернулся к такому же напряжённому Киму. Но тот на вопросительный взгляд только пожал плечами. Похоже, Хосок никому не рассказал о случившемся на заднем дворе того ангара, полностью отдавая возможность старшему действовать на своё усмотрение.***
Работать с Хосоком оказалось легко. Он четко знал, что ему нужно, отлично формировал запрос — Юнги не приходилось, словно щипцами, вытягивать из него ассоциации и методом тыка пытаться попасть в нужный момент. Спокойный, уравновешенный и уверенный — во время работы молодой альфа как-то опускал своё ребячество, чем вызывал уважение и неподдельное восхищение у Мина, ведь омеге для такого погружения в работу требовалось долгая концентрация и полнейшее отсутствие раздражителей. Они встречались несколько раз в неделю после пар для правок, незаметно засиживаясь почти по-дружески до позднего вечера. Юнги, сам того не понимая, неосознанно убрал свои колючки и оказался мягким, тихим и даже иногда робким, вызывая непроизвольную дрожь внутри Хосока своими редкими улыбками.***
День выдался сложным и сумбурным. Приближались первые зачёты. Преподы — точно злобные духи, явно соревновались между собой, кто сильнее замучает студентов — свирепо заваливали заданиями, ещё и дождь нещадно шарашил с самой ночи и, похоже, не собирался прекращаться. Юнги промок по дороге домой, неимоверно устал и жаждал только сходить в горячий душ, а затем завалиться под тёплое одеяло и не двигаться приблизительно до следующего тысячелетия. Был уже поздний вечер, когда дверной звонок издал громкую трель. Юнги малодушно понадеялся, что непрошеный посетитель — будь то рекламщик, свидетель Иеговы, Намджун, ужаленный в жопу вдохновением, или зомби апокалипсис — не дождётся ответа и свалит, но любопытство и вторая противная трель заставили поднять задницу с дивана и пошаркать к двери. Удачно споткнулся по пути о маленький пуфик, наделав столько шума, что сделать вид, что дома никого нет уже бы не получилось. Он что-то пробубнил под нос про тупых представителей человеческой расы, коим у себя дома не сидится на ночь глядя, и припал к глазку. В подъезде снова перегорела лампочка, так что увидеть, кто посмел потревожить его покой, у Мина не вышло. Он ещё раз вздохнул и открыл дверь, пропуская в квартиру поток свежего холодного воздуха, тёмный силуэт и флёр сырости с абрикосами. — Хё-ён, — омегу тут же сдавили в объятиях, да так сильно, что тот аж крякнул. — Айщ, Хосок, — Юнги резво выпутался из захвата, раздражённо отряхиваясь от капель с одежды парня. — Прости, — альфа поник и смиренно опустил голову, а с него самого уже натекла добрая такая лужа в небольшом коридоре Мина. — Ты промок, — Юнги со странным ощущением внутри окинул взглядом высокую фигуру младшего, непроизвольно задержавшись на мокрых прядях волос, что беспорядочно прилипли ко лбу. — Ну и почему ты всё ещё стоишь? И нахрена лазил под ливнем? Хочешь заболеть и завалить первые зачёты? Омега привычно принялся бурчать и суетиться, пытаясь скрыть внезапное смущение от того, что рассматривал младшего. — Люблю гулять под дождём, — кисло выдавил младший с косой улыбкой, нетвёрдыми движениями принялся стягивать насквозь промокшую ветровку. — Ты что, пьян? — Юнги удивлённо, чисто на рефлексах успел придержать его, когда тот наклонился, чтобы разуться и не хило так накренился. Хосок ничего не ответил, но теперь старший чётко улавливал алкогольный флёр в мягком запахе абрикоса. Альфа разогнулся, и взгляд, который он впечатал в Юнги, был таким разбитым, даже болезненным, что омега растерялся и просто отправил его в душ, практически сбегая от этих прожигающих глаз. Он нервно расхаживал по кухоньке, покусывая ногти, заваривал крепкий чай, пока из ванной доносился шум воды. Омега сам не понимал, что именно чувствует к этому парню — если раньше он бы уверенно заявил, что тот его бесит, то сейчас не мог каким-то конкретным словом описать тот спектр чувств, которые захватывали его в присутствии Чона. От рефлексии омегу отвлёк альфа, неловко топчущийся возле барной стойки, что служила импровизированной перегородкой между жилым пространством и кухонным. Хосок выглядел странно сосредоточенным. Черты его лица заострились, возможно, это была лишь игра света, но Юнги не был в этом уверен, а может дело было в мокрых волосах, что торчали в разные стороны — похоже парень яростно их вытирал полотенцем совсем недавно — кожа была распаренной после горячей воды и Юнги видел даже с расстояния, что на ней появилась гусиная кожа от прохладного воздуха. Одежда омеги выглядела немного смешно на младшем — если футболка излюбленного оверсайза была более-менее в пору, то штаны больше походили на бриджи на длинных ногах парня, выставляя поджарые икры и тонкие, даже изящные щиколотки на обозрение. — Чёрт, не подумал, что здесь прохладно. Вот, я сделал крепкий чай — не знал, какой ты любишь и решил сделать чёрный. Ну, классика, знаешь? — Юнги сам охуевал с того, что тараторит всякий бред, но прекратить не мог. Он подтолкнул младшего к стулу у барной стойки, что заменяла ему полноценный стол, а сам дёрнулся в сторону большого шкафа в противоположном углу его квартиры-студии. — Садись ближе к батарее. Я сейчас тебе что-нибудь найду накинуть. Когда он повернулся, сжимая в руках маленький пушистый плед и самую большую толстовку, которая только нашлась в его гардеробе, то с недоумением увидел, что Хосок уселся прямо на пол под батареей, невидящим взглядом пялясь в стену. Младший выглядел настолько непривычно с этим отстранённо-несчастным выражением лица, что сердце омеги болезненно сжалось. Он подобрался к внезапному гостю, бегая обеспокоенным взглядом по сжавшейся фигуре и бледному лицу — внутренности почти скручивало от желания как-то помочь. Юнги тихонько опустился на стул возле парня и аккуратно накрыл его согнутые в коленях ноги пледом. Почему альфа пьяный и в расстроенных чувствах поздно вечером, насквозь промокший, оказался у него на пороге, Мину предстояло ещё как-то выяснить. Поэтому он решил начать с самого простого: — Хосоки, почему ты бродил под дождём? У тебя что-то случилось? — Юнги нихрена не был психологом, но этого несчастного ребёнка хотелось утешить. — Я просто люблю дождь, — угрюмо ответил парень, не отрываясь от созерцания белой стены. — Ладно, хорошо. А почему пил? — мозг омеги судорожно пытался понять, как нужно взаимодействовать с таким вот Хосоком, который сейчас был полной противоположностью себя обычного, трезвого, и нихрена не шёл на контакт. — Потому что люблю дождь. — Э-э… — Юнги выглядел, как живая иллюстрация к надписи «эррор». — Нет, погоди, это был другой вопрос. Говорю, почему ты..? — Хён, — Хосок внезапно крепким голосом его перебил и повернул голову, снова припечатывая своим тяжёлым отчаянным взглядом. — Почему ты такой? — Какой? — омега растерянно моргнул. — Мягкий и понимающий. — Эм, я?! — Юнги ошарашенно вытаращился на альфу сверху вниз, явно собираясь протестовать, но ему не дали. — Да, ты. Почему ты пустил меня к себе, а не прогнал? Позаботился, чтобы мне было не холодно — вот, свою одежду дал и даже плед! — почему сидишь сейчас со мной, несмотря на поздний вечер, а ведь у тебя завтра первая пара?! — омега хмурился и не мог оторвать глаз от лица напротив, — откуда мелкий знает его расписание, Юнги решил не задумываться — а Хосок, кажется, от его молчания распалялся всё больше. — Почему ты помог мне с треком для танца, хотя я точно знаю, что до этого ты только один раз помогал Чимин-хёну? Почему ты приносишь в студию моё любимое печенье, хотя сам его не ешь? Почему сейчас не накричал, как тогда, в студии, и не прогнал..? — альфа покачал головой, сжимая пальцами край пледа. А Юнги не знал, что сказать. Буквально. Выпал из реальности. Что он должен сказать? Что благодарен за спасение? Но в эту формулировку не вписывались их дружеские посиделки, а то, что он постоянно к приходу парня приносит его любимое печенье вообще прошло мимо сознания омеги, сейчас заставляя нехило так охренеть. — Ты спрашивал, почему я промок? — альфа внезапно обнял его ноги, упираясь лбом в острые коленки. А Юнги замер, чтобы не спугнуть тот странный трепет внутри, что появился от прикосновения. — Так вот я гулял, как всегда, когда идёт дождь, потому что люблю его запах. И пил, потому что люблю запах дождя. А потом пришёл к тебе, потому что даже этот чёртов ливень не пахнет хоть на чуточку так же хорошо, как ты! Хосок замолчал, тяжело вдыхая сладковатый запах озона, что по мере того, как он говорил, сгущался вокруг, чувствуя, как напрягся омега после его слов. В квартире стояла звенящая тишина. Будь у Юнги настенные часы — их тиканье было бы оглушительным, но их не было, поэтому эту роль решило взять хосоково сердце, гонимое алкоголем, всплеском адреналина в крови, чувством поглощающего облегчения от признания и нависающим ощущением неизбежного рубежа. Омега молчал, и парень стянул его со стула себе на колени, бережно сжимая в объятиях. — Можешь потом избить меня, наорать и прогнать. Только давай вот так немного посидим? Пожалуйста? — Хосок, хоть и был пьян, чётко понимал, что после такого хён не то, что общаться, даже близко подходить не будет. Но терпеть больше не было сил, а сдерживать всё большее желание прикоснуться, усиливающееся при каждой встрече, было почти физически больно. Альфа, крепко сцепив зубы, держал себя в узде, даже не пытаясь позвать на свидание — видел, как хён отшивает таких же самонадеянных без единого шанса. Чон не хотел рушить тот тонкий мостик дружеского общения, что связывал их, ведь Юнги никому не давал второго шанса. Поэтому, сорвавшись под влиянием осенней хандры и алкоголя, Хосок понимал, что пути назад нет, и эгоистично хотел один единственный раз крепко надышаться ярким запахом дождя прямо у самой кожи, уткнувшись носом в изгиб тонкой шеи. Юнги не двигался. Он замер, вслушиваясь в неровное дыхание парня у себя возле уха, пытаясь разобраться в своих ощущениях и чувствах. Сердце гулко долбилось о рёбра, перед глазами всё плыло из-за концентрированного запаха абрикоса с отчаянной горчинкой, что окутал с ног до головы. Да, возможно, сейчас он поступает, как незрелая малявка, но почему бы и нет? Омега робко зарылся пальцами во влажные каштановые пряди, всё ещё прислушиваясь к собственным ощущениям. — Ну ты и придурок, каскадёр, — выдохнул он, опаляя дыханием короткие волосы на виске. — Устроил тут, королева драмы, блин. Хосок дёрнулся, чтобы поднять голову, но Мин лишь надавил пальцами на затылок, удерживая, и поёрзал на его коленях, устраиваясь поудобнее. Он потёрся носиком о мягкую щёку, а затем провёл до покрасневшего ушка, чтобы вкрадчиво выдохнуть: — Я дал тебе неограниченный доступ в студию, который есть только у Чимина — и то, только из-за того, что Намджун чёртов шантажист! — и приношу твоё любимое печенье, хотя сам его не ем, — оцепенение отпускало, и омега удовлетворённо отметил, что руки на талии по мере того, как он говорил, притягивали его ближе. — А ещё я начал постоянно покупать круассаны с абрикосовым джемом. Надеюсь, этого достаточно, чтобы ты перестал, как дворовой пёс, мокнуть под дождями, чтобы в конце концов заболеть и помереть от воспаления лёгких? Юнги под конец выдавил ехидную улыбочку, отлипая от Чона. Он немного отстранился, чтобы заглянуть в глаза младшему. К его облегчению, чёрная туча сошла с лица альфы, и теперь Хосок выглядел, почти как обычно — почти, потому что обычно у него не было милого смущённого румянца и такой робкой улыбки. — Ну кто ж тебя знает, хён, — муркнул он, прикасаясь своим лбом ко лбу старшего. — У нас на факультете ходит байка, что ты съедаешь всех отчисленных студентов. И народ уже ставит ставки когда ты и меня сожрёшь. — Как давно? — деловито уточняет омега. — Где-то с момента, как я вписал в списки совместных проектов твоё имя рядом со своим, — посмеивается Чон, вспоминая, как их куратор десять раз переспросил, точно ли он не ошибся в имени партнёра. — Занятно, — хмыкает парень, а затем комично хмурится. — Только вот не понимаю, какого хрена меня назначили на утилизацию неугодных?! Я им чё, человеческий шредер или как?! — Как из черепашек ниндзя! — посмеивается альфа, бухаясь лбом в костлявое плечо. — Божечки, я влюбился в ребёнка! Пусти, пойду лично сдамся в руки правосудия! — Юнги начинает шутливо вырываться, но спустя мгновение замирает, когда до него доходит, что он сморозил. Руки на талии ощущаются неожиданно сильными, властно удерживая его на месте — омега ловит себя на мысли, что чувствует себя необычайно маленьким в этот момент — Хосок поддевает пальцами его подбородок, заставляя посмотреть на себя. Юнги поддаётся, и то, что он видит, когда поднимает глаза, совершенно не вяжется с образом солнечного подростка — перед ним взрослый альфа, сила которого пряталась за обманчиво-сладким запахом, что сейчас сгущался, оседая терпким послевкусием на языке. Чон обводит большим пальцем контур его мягкой нижней губы, и в этом простом жесте столько уверенности, что Юнги даже не удивляется, когда встречается с хищно сощуренными золотыми глазами. У омеги бегло мелькает мысль, что опасаться тут стоило явно не его, а Чона, который сейчас выглядел, как самый настоящий хищник, что загнал свою добычу в глухой угол и теперь собирается всласть ею наиграться прежде, чем сожрать. — Пра-а-авда, хён? — лукаво тянет Хосок, гипнотизируя взглядом. — Э-э, тебе послышалось, — ляпнул Юнги, не особо-то надеясь на успех. — А я почему-то уверен, что правильно услышал, — Чон ухмыляется, почти касаясь губ напротив. — Пока не доказано — не ебёт, что сказано! Юнги не хуже любого ужа выскальзывает из цепких рук и стартует на всех парах в противоположную сторону квартиры. Очевидно, пытаясь смыться от своего грандиозного фола. Но сегодня фортуна не на его стороне, и буквально спустя несколько шагов омегу впечатывают в стену, ту самую, в которую втыкал Хосок не так давно, и прижимаются сзади крепким молодым телом. — Эй, я вообще-то тебе хён! Прояви уважение, блин! — хныкает, семафоря красными щеками. Хосок низко посмеивается куда-то в холку, посылая вибрацию по позвоночнику старшего вместе с табуном мурашек, проводит под линией роста волос носом и просовывает руку между его животом и стеной, чтобы притянуть к себе ближе. Маленькая сопливая неженка внутри Юнги восторженно пищит на такие собственнические замашки, уже вывешивая плакат с огромной корявой розовой надписью: «Добро пожаловать, папочка!». — А что по-твоему уважение, Юнги-я? — специально чертовски низким сексуальным голосом тянет альфа, и Юнги рад бы засмеять его или стукнуть, но от собственного имени из уст этого наглеца коленки предательски подгибаются. Но Мин не из робкого десятка — не собирается расплываться лужицей от таких банальных приёмчиков. Омега хитро ухмыляется, принимая правила игры, и незаметно приседает немного в коленках, чтобы с прогибом волной пройтись задницей по паху парня. Чон от неожиданности тихо охает и слегка ослабляет хватку, чего старший только и добивался. Он резко дёргается в сторону, но и тут не особо удачно — снова оказывается прижат к стене, но уже спиной. — Хён, решил поиграться? — Хосок выглядит довольнее некуда: хитро щурит золотистые глаза, обдает дыханием губы омеги, что уже с готовностью размыкаются — Юнги тут ни при чём, честное слово! — но резко смещается к уху, мучительно медленно проводит кончиком языка, едва касаясь мочки. — В эту игру можно играть вдвоём, не так ли? Он припадает губами к бледной шее Юнги, и тот с ужасом напополам с восторгом ощущает движения языка, что жаром отдаются внизу живота. — Никаких игр, Чон Хосок! О-отойди от меня немедленно! — получилось нихрена не убедительно, а когда Чон принялся посасывать полюбившееся местечко, оставляя на тонкой коже свою первую метку, и вовсе из горла непроизвольно вырвался скулёж. — Хён, ты подаёшь слишком противоречивые сигналы, знаешь? — Хосок отстранился и куснул парня за нос, хихикая с его моськи. — Ну что за ребёнок?! — Хён, хватит ёрзать. Я всё ещё подросток, который чертовски быстро возбуждается, — Юнги на это как-то слишком испуганно замер и альфа решил добавить, чтобы сместить акценты: — Подросток, который тебе нравится! — Вовсе нет! — омега клюнул на наживку, тут же начиная смешно бузить. — Вовсе да! — парень оставил быстрый чмок на правой щеке. — Вовсе нет! — Вовсе да! — ещё один чмок на левой щеке. — Вовсе… Да ты поцелуешь меня уже нормально или нет?! Хосок заливисто хохочет на его надутую румяную моську, снова превращаясь в задорного ребёнка, а Юнги зависает на красивом лице, чья солнечная улыбка адресована только ему единственному. Альфа ловит его восторженный взгляд и тянется вперёд, чтобы потереться кончиком носа о маленький носик Юнги. Мягко поглаживает пальцами поясницу омеги, нагло просунув руки под футболку, пока они стоят близко-близко, всё ещё касаясь носами и ловя дыхание друг друга на своих губах. Хосок не спешит, растягивает сладкое предвкушение, наслаждается узорами на плечах от пальчиков старшего и всматривается в трепещущие длинные реснички, что откидывают тени на порозовевшие щёки Мина. — Ты знаешь, что нереально красивый? — едва различимый шёпот звучит громче любого крика, что когда-либо слышал Юнги, отпечатываясь намертво в памяти, врезаясь в подкорку мозга, разрывает в клочья его сердце. А затем приходят губы. Мягкие, немного шершавые, до невозможности нежные — заново собирают его сердце, окутывая в мягкий тёплый флёр летнего абрикосового аромата. Хосок аккуратен с ним настолько, что всё внутри щемит от переполняющих эмоций. Мягкое движение губ, маленькие поцелуи-бабочки, которыми иногда переходил на щёки и подбородок омеги парень, сцеловывал улыбающиеся уголки губ, улыбаясь в ответ, млели в едва уловимых бережных касаниях кончиков пальцев. Юнги отлип от стены, приподнимаясь на носочки, закинул руки на шею Чону, чтобы притянуть ближе, не отрываясь от губ. Хосок выпрямил спину, практически оторвав парня от пола, прижал его сильнее, легонько цепляя зубами нежную кожу. Омегу от ощущения чужого пресса своим животом пробило мелкой дрожью и он тихо заскулил, из-за скручивающегося внизу жаркого возбуждения. — Ты не можешь издавать такие звуки, хён, — от приказных ноток в голосе альфы ноги безбожно подогнулись, что никак не вязалось с нежностью, с которой он его целовал, и, если бы Юнги стоял, то точно свалился бы на пол, а так только смог снова проскулить, откинув голову. Хосок коротко рыкнул, впечатывая податливое тело обратно в стену, принялся покрывать его шею грубыми засосами и укусами, потираясь своим пахом о его. Холодный свет небольшой лампы у плиты резал бликом глаза, подстрекая закрыть их и полностью погрузиться в ощущения. Старший со стуком о стену откинул голову, зажмурившись, провёл языком по внезапно сухим губам, слизывая каштановые пряди Хосока, что непроизвольно лезли в рот, когда он подставлялся под прикосновения. Коротко постанывая от болючих вспышек удовольствия, Юнги грубо дёрнул парня за волосы, притягивая для поцелуя. В этот раз ни о какой нежности и слова не было — грубые следы укусов ничуть после не облегчали жёсткие посасывания. И Юнги терялся в ощущениях, не знал, что ему нравится больше: нежный младший или страстный, на грани с жесткостью. Хосок доминировал, выпуская силу альфы — осознанно или нет, но это всё равно было грязной игрой, ведь у Юнги просто не было шансов — от этого сознание тонуло в возбуждении, а смазка едва не потоками стекала по бёдрам — вторгался языком, порыкивая прямо в рот омеге, когда тот отвечал с таким же напором, ещё больше распаляя парня. — Ох, детка, — выдохнул Чон, подхватывая под ягодицы старшего. Юнги с готовностью обвил его торс ногами, облегчённо выдыхая от соприкосновения члена, зажатого бельём и штанами, о крепкое тело напротив. — И когда ты собирался сказать об этом? Альфа провёл по насквозь мокрой ткани прямо по ложбинке между ягодиц, вызвав непроизвольный скулёж, и поднял кисть, демонстрируя на холодном свету ниточки смазки, что тянулись между пальцев. — Это всё твой альфа, — обвинительно всхлипнул Юнги, когда Хосок решил провести ещё раз. Он восхищённо ловил все изменения на лице старшего — от жадного сглатывания, до жалобно заломленных бровей — и очевидно то, что он видел, ему нравилось, раз он решил продолжить невесомые поглаживания. — Мгх, кому я чай, блять, делал?! — омега извивался, пытаясь уйти от прикосновений, распаляясь всё больше. — Чай? — альфа насмешливо выгнул бровь. — Ты хочешь сейчас чай? — Да, чёрт возьми, я хочу перерыв! — омега выгнулся от последнего, почти проникающего прикосновения. — Я старый, между прочим! Артрит, радикулит, судороги и одышка — весь набор! Уже не вывожу такие дикие игры! Хосок, посмеиваясь, опустил парня, бережно поддерживая, пока тот, театрально кряхтя, разминал ноги и ворчал, переставляя чашки на столешницу. Юнги выключил бесячую холодную подсветку кухонных шкафчиков, и квартира погрузилась в тёплый полумрак — единственным источником света осталась небольшая соляная лампа у кровати, что окидывала мягкие оранжевые блики на стены. Хосок обнял его со спины, устраивая подбородок на плече. Старший тихонько вздохнул, успокаивая своё колотящееся сердце и лениво перевёл взгляд на сомкнутые руки парня на своём животе. На наручных часах альфы было уже двадцать минут первого ночи. Омега ещё раз вздохнул и легонько боднул парня в висок, привлекая внимание: — Ты же останешься? Уже поздно. — А можно? — Хосок потёрся носом о его плечо и потянул вниз, усаживаясь на стул вместе с Мином на руках. Омега поёрзал на коленях, устраиваясь поудобнее, и отхлебнул уже порядком остывший чай. — Почему нет? — сидеть в обнимку было очень приятно, Юнги даже сказал бы, умиротворённо, если бы не прилипшие к коже от смазки штаны и кое-что упирающееся в ту самую часть спины, где она теряет своё благородное название. — Тебе бы, конечно, стоило научиться контролировать своего альфу, во избежание всяких там ситуаций. Как так вообще вышло? Обычно же лет в пятнадцать все обучаются контролю. — С чего ты взял, что я не контролирую? — хмыкнул Хосок. — Ну, ты же выпустил его непроизво-о-о…! — возбуждение неожиданно обрушилось на Юнги, снося к чёртовой матери все границы в сознании. Внутри все горело, плавилось от желания, сравнимого разве что с течкой, а альфа только довольно урчал, вылизывая его шею, и удерживал извивающееся тело на месте — старший так и норовил потереться о его пах, чтобы хоть немного облегчить внутренний пожар. Всё прекратилось так же резко, как и началось. Юнги безвольной куклой откинулся на грудь Чону, жадно хватая ртом кислород. — Что за?! — омега повернул голову, чтобы увидеть максимально самодовольную моську, которую только видел в этой жизни. — Как ты это сделал?! Хосок мягко рассмеялся под осоловелым взглядом старшего и чмокнул того в лоб. — Я пошёл немного дальше и научился не только блокировать альфу, но и управлять. — Охренеть… — омега всё ещё тяжело дышал, полностью окутанный сейчас уже мягким, успокаивающим запахом абрикоса, а потом вдруг попытался выскочить с воплями: — Так ты, скотина, специально?! Но Чон снова его перехватил за талию, возвращая обратно на свои мощные бедра, по которым Мин втихаря тёк уже пару месяцев, но он в этом никогда не признается. — Может и специально, — горячий кончик языка игриво скользнул по мочке старшего, а ладонь вдруг накрыла изнывающий пах, выбив первый отчаянный стон из искусанных губ. Хосок на это только усмехнулся и сжал пальцы, медленно прокручивая на головке. — Мне показалось, что тебе нравится. Разве не так, хён? Хочешь повторить? — Чё-ёрт..! Ты не можешь так издеваться надо мной! — от едва попустившей волны возбуждения всё тело реагировало на прикосновения альфы, словно разрядами тока, оставляя горящий под кожей след. Альфа без предупреждения подхватил его под ослабевшие коленки, буквально в два шага пересёк расстояние до кровати и аккуратно опустил на пушистое чёрное покрывало омегу, нависая сверху. На тёмном фоне тонкий, изящный Юнги со своей бледной кожей и серебристыми волосами будто сиял — выглядел, как снизошедшее божество. У парня все мысли вылетели из головы, настолько был прекрасен старший. — У тебя прям на лбу надпись светится «сигнал утерян», — ехидно хмыкает сиятельное божество, превращаясь в одного язвительного Мин Юнги. — Господи, ну что за?! — Хосок хохочет, падая лбом в мягкий ворс над плечом омеги. — Я думал, насколько ты прекрасен, пока ты не открыл свой блядский рот и не испортил атмосферу. Ты хоть иногда можешь не язвить? — Предлагаешь мне лечь спать или занять свой, цитирую: блядский рот, чем-нибудь более интересным, чем восхитительные шуточки? — Юнги с нахальным видом толкается языком в щеку, поигрывая бровями. — Не-е-ет! — ржёт альфа, заворачивая Мина, как колбаску, в плед. — Не смей опошлять этот ангельский образ! — Что? Ангельский?! Звучит почти как оскорбление, знаешь ли! — дует губы старший. — А-ну, разверни меня, покажу тебе ангельский образ, блин! Юнги смешно барахтается под альфой в попытках избавиться от захвата одеяла, и у него даже получается высвободить одну руку, но её тут же перехватывают цепкие пальцы и зажимают где-то над головой. — Хё-ё-ён, — у Хосока снова то самое выражение лица — ёпрст, дыши Мин Юнги, дыши! Ты ещё слишком молод для сердечного приступа! — когда все черты словно заостряются, а взгляд становится предвкушающим и опасным. Он медленно ведёт носом от подбородка к виску и слизывает маленькую капельку испарины. — Я бы мог сейчас связать тебе руки и выпускать своего альфу, оставляя тебе лишь немного времени на передышку, столько раз подряд, пока ты не дойдёшь до состояния, когда сможешь кончить от одного единственного прикосновения. Юнги под ним замер, вытянулся струной, почти дрожа то ли от напряжения, то ли от предвкушения, и внезапно на его лице появилась нахальная усмешка: — Ну и что же тебя останавливает? Омега медленно, слишком медленно провёл языком по нижней губе — Хосоку показалось, что города внутри него рушатся быстрее от этого вида, чем двигается этот блядский язык — и томно прикрыл глаза, явно подглядывая из-под ресниц. Ну, а младший решил поддаться на маленькую провокацию и коснулся блестящих от слюны губ, приоткрывая их своими, чтобы скользнуть языком по ровному ряду зубов и мягко столкнуться с напористым юнгиным, послушно деля напополам дыхание. И отстраниться. — У тебя завтра первая пара, — напомнил он надутой моське Мина и скатился с него. — Кайфолом! — буркнул омега, поднимаясь с кровати и, наконец, вылезая из кокона одеяла. Он мстительно укусил альфу за бедро — ибо нехрен быть таким аппетитным! — и, хохоча, ускакал в ванную. Позже, когда они свежие после душа валялись в кровати, а Юнги прекратил ворчать о том, что Чон мало того, что не дал ему вовремя лечь спать, так ещё и оставил неудовлетворённым после всех своих выкрутасов, милостиво устроился в объятиях младшего и даже немного капризно пожаловался на то, что слишком твёрдо лежать, но всё равно прижался ближе, закинув конечности на теплого парня, Хосок решился задать волнующий вопрос: — Хён, мы же теперь встречаемся? — Ты сейчас лежишь в моей кровати. Что за глупые вопросы, каскадёр? — Юнги поднял голову, упираясь подбородком в чертовски твёрдую грудную мышцу — и если бы не мерный стук сердца, то подумал бы, что Чон точно робот какой-то — и сонно улыбнулся парню, замечая действительно взволнованное выражение на его лице. — Почему ты постоянно называешь меня каскадёром? — Хосок облегчённо выдохнул, даже в темноте семафоря щеками, и понадеялся, что омега этого не заметит. — Ты же мне под ноги, как заправский каскадёр, свалился, абрикосик, — хихикнул тот, укладывая обратно голову, чтобы под щекой ощущать биение чужого сердца. — Не помнишь? — А, точно, — хмыкнул альфа, запуская пальцы в серебристые пряди. — Я тогда почувствовал охренительно притягательный запах и начал крутиться, чтобы увидеть чей он. — И как, увидел? — ревность неприятно кольнула внутри, но Юнги отогнал её, лишь холодные пальцы дрогнули на боку альфы. — Ага, — Хосок весело хохотнул, почувствовав изменение в тоне парня, и крепче обнял его, успокаивающе пропуская сквозь пальцы мягкие пряди. — Ещё никогда мой запах не звучал из чужих уст, как оскорбление, Юнги-я.***
— Пойдём быстрее, Намджун начал присылать смайлики. Похоже, Юнги-хён его уже довёл, — торопил Чимин Хосока. — Хён, я не виноват, что препод задержал нашу группу. Чон на ходу застёгивал куртку, догоняя друга. Они должны были уже как минут сорок прийти в студию, но обстоятельства сложились так, как сложились, а ещё больше злить Юнги и нервировать Намджуна никто бы в здравом уме не захотел. Поэтому они почти бежали — всего-то нужно было в соседний корпус. — Тьфу, ещё и дождь начался! — выругался Пак, засовывая сумку под куртку, чтобы драгоценные конспекты не пострадали. Он успел уже выскочить из-под крыльца, когда заметил, что младший странно скрючился на корточках и никуда не спешит шевелиться. — Что ещё, Хосок? — Чёрт, это дождь! — Ну, да? — Чимин непонимающе вздёрнул бровь, глядя на альфу, как на дебила. — Блять, хён, не тупи! Юнги пахнет дождём! На лице омеги несколько секунд отображался сложный процесс обработки полученной информации, а затем он взорвался диким хохотом, тоже падая на колени рядом с Чоном, только уже от дикого ора. Пак сквозь слёзы смеха набрал номер и, когда подняли трубку, едва смог вымолвить сквозь ржач, почти подвывая: — Хён, у Хосока встал на дождь!