О дивный старый мир

Утренний обход занимает немного времени. Чистые бинты выложены в ряд, нужно только дотолкать тяжелую тележку на колесиках до самого лазарета, несколько поворотов по узким темным коридорам проделать, да не сбежать куда подальше. Бежать, впрочем, некуда. Пахнет едкими растворами, в стеклянных пробирках они установлены на тележку аккуратно рядом с бинтами. Главное не спутать пациентов, те ровным почерком записаны в немного примятую тетрадь. Идеально-белый фартук слегка пачкается от самого первого больного. Он цепляется грязными пальцами в подол, тянет на себя, зовет медсестру другим именем. Просит добавить обезболивающее, просит избавить его от маленьких иголочек под кожей. Медсестра руку стряхивает, промокает бинт первым из многих растворов, накладывает повязку сначала на грудь, затем на живот. Там больше всего заражения, черная плоть отвратительно пахнет, перебивая запах химикатов. Медсестра справляется с этим быстро, кидает взгляд на пациента, устанавливая новую капельницу. Чуть подкручивает ролик, чтобы лекарство капало резче. Первый пациент отключается, сон забирает его тошнотворную боль. Далее пациенты в сознании, руки не распускают, покорно предоставляют сменить одну повязку за другой, тихо стонут от неприятных бинтов и собственных безрадостных мыслей. Медсестра успешно справляется со своими полномочиями, кого-то просто перебинтовывает, кому-то меняет капельницу и непременно записывает каждую фамилию, каждое действие. — Эй, Малена, — один из солдат протягивает ей яблоко, укладываясь на подушки, — это тебе. — Спасибо, Харрис, — улыбается сухими губами медсестра, оставляя фрукт на тележке. — Как ваша спина? — Твоими усилиями рана скоро заживет, — весело отмахивается элдиец, приглаживая редкую бороденку. — У нас пополнение. Жертв меньше не становится. — Война есть война, — коротко отзывается Малена, толкая тележку к следующему пациенту. Тот также, как и все, покорно усаживается на край кровати. Малена сканирует новичка взглядом быстрым и едким, утыкается в тетрадь. Новенький оказывается без памяти и без ноги. Но самое интересное, названое им имя. — Доброе утро, — Малена не смотрит на него, только на кривые буквы в тетради. — Ваша фамилия Крюгер? Медсестра отрывает взгляд от записей, щурит темные глаза и поджимает губы. Фамилия, написанная почерком врача и отмеченная, как предполагаемая, режет девчонку не хуже ножа. Ее семья с этой фамилией была когда-то давно связана. Переплеталась тугими корнями настолько, что Малена теперь единственный живой представитель своей семьи. — Да, — коротко выдает мужчина напротив. Малена хмурится. От этого на молодом лице выступают морщинки. Она перебирает растворы, вытаскивает бинты, смачивает. Подходит ближе, бросая короткий взгляд в лицо пациента. Собственно, абсолютно пустое, безжизненное лицо: правую часть скрывает бинт, левую темные жесткие волосы. Малена не вглядывается. Разбинтовывает правую конечность, всматривается в заросшую кожу и странно цыкает языком. Как все-таки хорошо у некоторых заживают раны. Практически идеально. Медсестра не церемонится, быстро набрасывает бинты на ногу, чтобы затем приступить к голове. Она справляется ладно, на секунду заглядывает в пустую глазницу, снова цыкая языком. На парне явно все заживает, как на собаке. Тот на нее не смотрит. Малена отмечает действия в тетради, а в уме прописывает: разговорить. Для душевнобольного мужчина слишком… спокоен? Она катает на языке прилагательные, которые может пульнуть в пациента, описать его, но все разбиваются об фамилию. Крюгер. Это скребется в сознании тонкими ноготочками. Малена толкает тележку вперед, к следующему пациенту, когда слышит ровный голос позади. — Вы оставили. Она оборачивается. Крюгер протягивает ее тетрадь, заглядывая прямым ровным взглядом прямо в душу. Малена пару секунд этот взгляд держит, отмечает, что перед ней вовсе не взрослый мужчина, а молодой парень. И что глаза его почти не горят.

***

Погода на редкость теплая. Пахнет молодой осенью, первым золотом на листве, увяданием. Малена снимает с себя чепчик, выходит во двор, вдыхает аромат тепла и печали. В кармане теплится пачка длинных папирос, она взглядом оббегает пациентов: те на нее внимания не обращают. Ходят по стеночке, держатся за нагретый солнцем кирпич и тихонько стонут. Другие сидят по лавкам, несколько играют в карты, другие пустым взглядом наблюдают за небом. Малена тоже поднимает взгляд в небо. За стеной кто-то кричит, видимо, проблемный пациент проснулся. Медсестра морщится, проходит вглубь двора, почти доходит до входа, но тормозит прямо на той невидимой черте, где заканчивается госпиталь и начинается другая, здоровая жизнь. Хотя жизнь у элдийцев на здоровую похожа меньше всего. Малена бы назвала ее прогнившей, а затем была бы сожжена заживо. Потому молчит, оборачивается, шагая к первой лавчонке у выхода. Садится, поправляя платье, но краем глаза наблюдает за Крюгером, который тоже сидит здесь, облокачиваясь одной рукой на костыль. — Вы не будете против, если я покурю? — из вежливости уточняет Малена, уже теребя в руках заветную пачку. — Нет, — коротко выдается ответ, отчего девушка неприятно морщится. Закуривает она быстро, удушающий дым окутывает глотку и оседает в груди, горьким вкусом запечатываясь на языке. Малена терпит, ей все еще нравится эффект от этих палочек: руки перестают трястись. Она делает еще затяжку, прежде чем слышит тихий разовый кашель. Краем глаза косится на Крюгера, но тот в ее сторону не смотрит. Он, окутанный сизым дымом, следит лишь за тем, что впереди него. А впереди него, как ни крути, будет кирпичная стена. — Я слышала, у вас контузия была, после которой вы потеряли память, — Малена делает еще затяжку, катая на языке горький привкус дыма и слов. — Фамилию вы выбрали интересную. От этого новый Крюгер напрягается. Малена замечает, как плечи парень распрямляет, садится ровно, словно этот самый костыль проглотил. Все еще не смотрит на нее, но уже слышит. — Это обычная фамилия для обычного элдийца, — коротко изрекает Крюгер, упираясь взглядом в стену. — Вы правы, — Малена выдавливает из себя улыбку. Вдавливает папиросу в мягкую почву под ногами, также выпрямляется. Наверно, она может пересчитать, сколько кирпичей в это здание заложено. Наверно, она может уйти сейчас и промолчать, забывая о фамилии, которая разрушила жизнь ее семьи много лет назад. Наверно, Малена могла бы многое, не будь она дочерью проклятых элдийцев, которых ненавидели, ненавидят, и будут ненавидеть. — Для человека, получившего такие травмы и лишившегося памяти, вы выглядите удивительно зажившим. Будто травмы эти давние и вы к ним привыкли, — Малена замолкает, замечая, что Крюгер смотрит прямо на нее. — Впрочем, кому-то везет с регенерацией и амнезией. Она встает быстрее, чем получает ответ.