Тепло

Он вздрагивает, стоит бледным пальцам опуститься на его сердце. Брюнет растягивает губы в мрачной усмешке, вспоминая школьные годы. И сейчас может показаться, что Джек снова подвергается жестокой травле, если бы не румянец, прячущий веснушки на его пылающих щеках. Джо неторопливо обводит пальцем край кожи, граничащий с деревянным корпусом маленьких часов, и парнишка напротив глубоко вдыхает. Медленно, слегка боязливо и томно, словно страшится, но одновременно с этим жаждет новых прикосновений человека, превратившего его детство в кошмар. И Джо целует его. Собственнически и жадно, закрывая хрупкий силуэт от мягкого света масляной лампы. Персиковые губы отвечают охотно и позволяют чужому языку нетерпеливо скользнуть в горячий рот. Трудно поверить, что высокий человек, бледный, как смерть, всю жизнь ненавидел Джека, а после его побега мысли о мести отравляли его сознание все больше. Он не выносил тиканья часов, ломал их тонкие стрелки, вскрывал корпуса и давил нутро, с удовольствием слушая, как хрустят хрупкие шестеренки, и представляя на месте сломанных механизмов те самые ходики, которые лишили его глаза. Да, он тщательно изучал начинку разных часов, предвкушая увидеть ужас и боль в зеленых глазах. Таких ясных, смотрящих невинно и открыто, что одного воспоминания об их взгляде желчная злоба сильнее въедалась в душу. И теперь, не отпуская из плена теплые губы, Джо беспрепятственно ощупывал деревянный корпус, вшитый в грудь Джека. Гладил циферблат, чувствуя, как хрупкие стрелки, тикающие хоть и негромко, но в тишине вагончика звучащие, словно громоподобно ломающиеся косточки, дерганно ускоряют свой ход. Джек стонет в бледные губы. Почти беззвучно, но Джо отстраняется, удивительно осторожно для него поддевает ногтями доверчиво незакрытую створку с циферблатом и, на мгновение окатив парня своим ощупывающим черным взглядом, устремляется ниже, чтобы наградить цепочкой поцелуев его шею. Чувствует учащенный пульс под губами, переходит на грудь и прижимается языком к открытому нутру ходиков. Парнишка сильно вздрагивает и поднимает ладонь ко рту, чувствуя, как множество новых шестеренок, установленных и улучшенных Мельесом при починке его сердца, то замедляют, то ускоряют свой ход, влекомые прикосновением чужого языка, орудующему внутри. Это были самые странные ощущения в его жизни. Небольшие помехи в работе механизмов приносят легкую боль, но ласки и осознание происходящего кружат голову, пробираются мурашками под кожу и стягивают низ живота приятным предвкушением. Джо чувствует прикосновение чужих пальцев к своей голове, они зарываются в его волосы и нерешительно, настороженно перебирают черные, словно уголь, пряди. Забираются под узкую ленточку и, прежде чем брюнет успевает среагировать, стягивают черную повязку с глаза. Она мягко приземляется на пол вагончика, мимо старой кровати с двумя людьми. Брюнет порывисто выпрямляется, смотря на Джека своим пронизывающим жгучим взглядом, который так пугал его в детстве. Но сейчас он не кажется злобным или зловещим, и Джек выпрямляется вслед за Джо. Ему приходится подняться, чтобы хоть как-то поравняться с худой высокой тенью. А потом его ладони ложатся на острые скулы, и он прикасается губами к месту, где когда-то был правый глаз брюнета. На этот раз вздрагивает Джо, хмуро думая, что они идеально подходят друг к другу. Два физически-неполноценных человека. Два психически-сломленных урода, оставшихся в «Экстроардинариуме». Два до одури влюбленных идиота, брошенные своей любимой. И пускай мисс Акация оставила их не со зла, а лишь для того, чтобы разобраться в своих чувствах в этой сумятице, но она так и не вернулась. Они остались вдвоем. Свет гаснет, когда последние капли масла сжигаются дрожащим огоньком, и теперь только немного лунного света, просачивающегося в окошко, освещает изголовье кровати, куда бесцеремонно толкает парня Джо. Он всегда доминирует, и крошке Джеку еще предстоит это узнать. Бледные пальцы тянуться к тумбочке и окунаются в миску, в которую было слито немного масла. А потом опускаются между мальчишеских бедер. Джек сжимает губы в нить и с волнением цепляется за плечи склонившегося любовника. Он не может видеть, как в темноте усмехается Джо, но практически чувствует это, ощущая на своем лице внимательный взгляд черных глаз. Ходики щелкают, в створки деревянных маленьких дверок ударяется клюв кукушки, но Джек успевает приложить ладонь к своему сердцу, не давая искусственной птице вынырнуть из своего домика. — Я хочу ее видеть, — произносит Джо, и паренек слышит в его голосе возбуждение, из-за чего голос звучит хрипло и слегка запыхавшимся. Когда кукушка оказывается на свободе, брюнет склоняется к тяжело вздымающейся груди и попадает в лунный свет. Лицо и без того бледное, кажется белым, как покрывало, что только больше подчеркивают черные волосы. А потом Джо следует за кукушкой к быстро-тикающим часикам, прижимается губами к веснушчатой коже рядом с ходиками и толкается пальцами в горячее шелковое нутро, заставляя Джека с болезненным возгласом дернуться. Брюнет, умудренный такими отношениями в прошлом, действует грубо, подготавливая парня для первого в его жизни интимного опыта. Кровь стучит в висках и распаляет сильнее, когда Джо находит, что ищет, и Джек сдавленно всхлипывает, умудряясь подавить новый вскрик от удивительного приятного ощущения, пронзившего позвоночник. Стрелки с громким щелканьем делают полный круг. — Джо… — выдохнул парень, чувствуя, как бывший враг освобождает его нутро и меняет свое положение, практически ложась на парня. Но договорить не решается, его тело мелко дрожит, и Джек сам не знает — от волнующего ожидания, неконтролируемого возбуждения или неприятного легкого страха? А потом Джо начинает двигаться, неторопливо вторгаясь в чужое тело и неожиданно заполняя собой весь мир. Все, о чем Джек думал и пытался осознать, все, что он чувствовал, перекрывают неописуемые эмоции. Кровь обжигающей лавой раскаляет кожу, сердце, казалось, ускоряет свой ход в три раза, почти стирая грани шестеренок. В груди нарастает боль, а легкие замирают, не в состоянии снова вздохнуть. Парнишка запрокидывает голову и даже не чувствует горячих поцелуев на открывшейся шее. Джо видит легкий почти незаметный дымок, просачивающийся сквозь щели деревянного корпуса ходиков, и благодарит судьбу, что у Джека есть надежный друг, который сумел укрепить его сердце. Паренек слегка изгибается, когда брюнет толкается в него полностью, с силой задевает чувствительное место внутри, чем срывает с персиковых губ несдержанный стон. И Джо сдается своему желанию, срывает все внутренние барьеры, начиная двигаться навстречу удовольствию. В его горячих объятиях вздрагивает Джек под напором худощавой фигуры. Ему хочется одновременно и оттолкнуть брюнета, и притянуть его еще ближе. Ударить кулаком в лицо со всей злостью, которая накопилась за годы издевательств в школе, и пригладить бледную щеку в порыве нежности. Качели из противоположных чувств, эмоций и желаний уносили разум далеко от ненавистной грусти и тоски. Тело болело и наслаждалось происходящим. И Джек почти кричит, когда яростный огненный ураган удовольствия сжигает его изнутри, изгибает дугой, почти ломает. В ушах только стук крови, щелканье часов и тяжелое стонущее дыхание любовника. Джо достигает своего пика следом и, одурманенный всем происходящим, сгибается, целует циферблат с дерганными стрелками, отворяет створку, скрывающую нутро механизма и снова прижимается к ней губами. Он не думает о том, что эта неживая часть Джека все-равно не чувствует его прикосновений, но его действия помогают шестеренкам слегка угомониться, причиняя боль своими раскаленными гранями прикоснувшемуся к ним языку. Джек шумно дышит, медленно приходя в себя, его руки ложатся на бледную взмокшую спину. Кожа у Джо горячая, гладкая. И перед тем, как впервые за долгое время крепко уснуть, даже не опасаясь, что бывший недруг может воспользоваться этим и повредить ходики, паренек со странным чувством облегчения и долгожданного успокоения понимает, что тот, кто всегда приносил столько холода в его душу, сейчас дарит так много тепла.