― Ты слышал? Говорю тебе, это не может быть слухами. Да я поставлю собственную козу на то, что он мог это сделать.
― Мог ли Бог подобное вершить? ― переставив кувшин с освежающим нектаром полыни, старик погладил тонкую бровь, мельком кинув взгляд на играющего барда, пробормотав тише: ― Да ещё и со своим сыном? Он не настолько жесток, хватит болтать чепуху.
― А Всеотец? Бог ‒ всего лишь слово. Помяни мои слова, ― мужчина подхватил тюки с рисом, уверенно закидывая их на спину, следуя за товарищем. ― Всё это не с добра.
― Но это не наше дело. За работу.
― Да простит он наши языки.
Ну, это вряд ли.
Было ли дело людям, проживающим в Мидгарде, до его личной жизни? Нет, ведь он никогда не сближался, не говорил, если ему и нужна была информация, то письма отлично выручали. Но при этом они оставались любопытными живыми существами и конечно имели глаза.
А он – уши, чёрт возьми.
Отдёрнув атласную ткань, занавешивающую окно в доме швеи, к которой он пришел за новым утеплённым одеялом для Атрея, Кратос выдохнул. Мужчина незаметным жестом массировал гудящие виски. На рабочем столе в его доме лежали свитки документов, что ещё только предстояло разобрать, стоит ему вернуться, но он не мог не думать о словах, полнивших оттаявший Мидгард.
Каждый, кто хоть раз был в цитадели Мидгарда, болтал о том, что проживающий здесь Призрак Спарты унижает личность собственного сына. Критикует почем зря, относится к нему, как к вещи.
Добавляя шёпотом, что так он отыгрывается за смерть жены, не в силах по-другому избавиться от горя.
Мало того, теперь даже обычные работяги шепчутся по углам, что Кратос бьёт мальчишку, истязая его ноги Левиафаном, чтобы тот быстрее бежал; связывал его запястья, чтобы тот учился писать ровнее.
Раздраженно сжав руки в кулаки, Кратос глубоко вдохнул и долго выдохнул, прикрывая светлые глаза.
Стоило вернуться в дом и ему стало немного легче.
Родные стены успокаивают, а тонкий звук, слышимый с улицы, где колол дрова Брок, что гостил у них некоторое время, уводит внимание в другую сторону.
Мягкий хлеб, тёплый бульон и тонкий пласт сыра с маленькой пиалой семян лотоса оказываются на столе под руководством его сына. Атрей спустившись с чердака, где он рисовал, положил на стол приборы, ласково кивая, приветствуя и мгновенно скрываясь с глаз отца, чутко ощущая, что сейчас не время для разговоров или просьб.
Смахнув мешающую длинную ветвь лозы, что опустилась на стол, свисая с потолка – проделки Фрейера и его стремления облагородить их дом, – Кратос отпил сухого, совсем несладкого нектара, в который была добавлена крошка сухой крапивы, для успокоения мыслей и долгого сна. Мимир, по рецепту которого и было сделано снадобье, следит за ним словно он единственный гончий кабель в стае, по всей видимости, не желая, чтобы он покинул этот чертов мир, оставив их всех на стремительную погибель. Есть повод почувствовать себя нужным, но ничего подобного эти действия не вызывали.
После прихода Фрейи, он совершенно потерял себя.
И веру в свое переосмысление жизни. Ему, как никогда, хотелось схватить женщину и выволочь тогда за порог, запретив приближаться и на шаг к его сыну.
Она снова уговорила Атрея помочь ей, но в этот раз им необходимо было преодолеть большой путь. Конечно, он хотел ненадолго выбраться из Мидгарда, подальше от этих людей, что почему-то решили, что могут говорить о нем и о его сыне, но он также знал, что Фрейя никогда не делает ничего просто так.
Прошло много времени после Рагнарёка и Кратос не видел ее довольно давно, что не могло не радовать. Их поход, в то время, что Атрей искал великанов, был полезен, но ее общество никогда не было тем, к чему он стремился. Она хороший соратник, но не друг.
Потому, когда они пошли к гномам, а уже те указали путь, куда им необходимо отправиться, Кратос знал, что то, что ищет Фрейя, просто не может лежать на видном месте.
Так и оказалось – артефакт, тонкое колье из жемчуга Фиске, был давно похоронен в пустыне Альвхейма, где обитают темные эльфы.
Атрей улыбнулся отцу и свет его глаз подсказал, что он рад немного попутешествовать. Кратос согласился и сборы в дорогу прошли немного легче чем до того.
Атрей часто держался отца, не забегая вперед, чтобы не нервировать его больше нужного. Заглядывал в золотые глаза, подставляясь под крупные ладони, в благодарность. Мальчишка был рад идти рука об руку с отцом и Мимир только подтрунивал над ним, краем глаза подмечая, как Кратос успокаивается, возвращая себе свою непоколебимость.
Путь был долог и богат на врагов, которых после Рагнарёка должно было стать меньше, но, когда у них было все так легко? Одинокие ванадис, неприрученные гулоны и пламенные драугры только и ждали, когда можно будет расправиться с сильнейшим из воинов и его юным дарованием.
Кратос крушил врагов, выпуская пар, тайно чувствуя удовлетворение от использования клинков и топора, рассекая плоть, как масло. Атрей брал на себя недоброжелателей так плавно, так легко, что Кратос часто не мог глаз от него оторвать.
Лук пел в его руках, гибкость способствовала уклонениям и плавности движений, каждое из которых достигало намеченной цели.
― Отец, может нам стоило спросить дороги у цианеи? Думаю, я мог бы с этим справиться, ― мальчишка тонко прогнулся в спине, уворачиваясь от атаки, после вставая за спину Кратоса, позволяя тому оторвать голову рискнувшему. Кратос осмотрел его сверху до низу и хмыкнул, продолжая путь.
― Не сомневаюсь, братец, ― откликнулся Мимир, с удовольствием жуя засахаренные лепестки фиалки, которые им в дорогу дала Лунда. ― Но, поверь, многое скрыто и от таких величественных существ, как наша старая знакомая.
― Но как тогда отыскать что-то столь хрупкое, как простую нитку с жемчугом? В пустыни! ― мальчишка мягко приласкал гриву пустынного гулона, что сопровождал их еще во времена подготовки к Рагнарёку, в этой пустыне, со своей пушистой спутницей. Атрей разочаровано выдохнул, оглядывая простор океана песков. ― Ума не приложу, нам понадобиться вечность на это.
― Разве ты против? ― уточнил старец, довольно щурясь на жгучее солнце, что подкатывалась к горизонту, послушно освещая им путь. ― Я вижу, как ты светишься, Атрей.
Атрей улыбнулся, ласково щелкнув фыркнувшего Мимира по лбу и перешел на легкий бег, вскрыв небольшой сундук, встреченный на их пути. ― Просто рад, что вы рядом. Но к делу то это не относится.
― Смотри внимательней.
― О чем ты, отец?
― Об этом! ― Мимир удивленно воскликнул, рассматривая узкую тропку, что вела вглубь густых зарослей, которые имели свое начало в подземельях. ― Неужели мои глаза меня не обманывают? Вы только гляньте, мы нашли Тикаль! Вы хоть представляете, что это такое? Клянусь, я думал это сказка.
― Ты и про Ярнвид считал, что это вымысел, Мимир, ― Атрей с недоверием рассматривал спуск вниз, где перед ними, как на ладони, был распростерт лес, вмещающий в себя растения таких мастей, которых ни один из них не видел прежде. Сразу появилось много вопросов, особенно было не ясно, как лес мог здесь выжить, с таким-то климатом. Джунгли посреди пустыни, в ночи которой температура падала ниже, остужая до дрожи, пробираясь до самых внутренностей. ― Так что же это? Оазис?
― Затерянный оазис древних эльфов, мальчик, племя-призрак. Он славился своими обрядами и довольно… специфическими обычаями. Но их народ является одним из самых древних, их культура богата, а сила довольно величественна! Была. После торжества асов если сейчас кто и живет из их потомков, то это просто те, кого не успели изничтожить. Жалкая судьба.
― Специфические обычаи? ― Кратос остановился, преградив путь сыну, что столкнулся с его спиной, сдавленно охнув. Мужчина кинул взгляд на Мимира и нахмурился. Не к добру.
― Да, Кратос, постраннее чем ты повидал. Но я не буду вас осчастливливать, сами узнаете, если доведется. Не дай боже, конечно…
― Мы пойдем туда?
― Придется, ― Кратос довольно взглянул на настороженного Атрея, по-тихому радуясь, что сын не кидается в полымя, а как и он сам, сперва ориентируется на внутренние инстинкты. Становится взрослее, а потому – дальновиднее. ― Проверим.
Стоило только спуститься ниже, как воздух стал плотнее, насыщеннее. Тропический лес будто за ними наблюдал, гладил взглядом, присматривался.
Густой и непроходимый лес был влажным и скрывал в себе родину для многих видов необычных животных и растений. Путешествие, казалось, затянулось на многие часы, тропики вели их все глубже и вот уже не было видно ни неба с мириадами сверкающих звёзд, ни далёких шпилей главного зала светлых эльфов.
Атрей резко остановился, поведя носом и пригнулся к земле, приобретая облик волка. Кратос успел почувствовать шелк под рукой и увидеть блик насыщенного шоколада – цвет шерсти Атрея, прежде чем его с отмашкой откинуло в сторону.
Мальчишка принял удар на себя, острые лозы темных эльфов сжали его лапы, сбивая с ног, но этого времени хватило, чтобы Кратос снёс несколько голов.
Атрей, перекинувшись, отступил, отвлекая врагов. Стрелы находили свою цель, пока Кратос сражался с подбитыми жертвами Атрея. Но все изменилось, сразу после того, как на поле боя появились люди, что шли на эльфов подняв высоко руки и громко проговаривая заклинания. Или молитвы.
― Мне не показалось? Кто эти глупцы, Мимир?
― Атрей, я очень бы хотел тебе сказать правду, но она тебе не понравится. Похоже мудрецы из перворожденных остались таковыми в далёком прошлом.
― Толпа фанатиков и глупцов, просто чудесно, ― прорычал мальчишка, оттолкнув нерадивого старика, что с огромными от ужаса глазами, пытался прогнать вооруженного эльфа. ― В сторону, пожалуйста, в сторону! Здесь опасно, вы можете-
― Не трудись, братец, они не смогут осмыслить, ― Мимир крикнул что-то на другом языке, занизив голос, глотая слога и, наконец, старики отступили, обращая все свое внимание на старца, отыскав в Мимире соратника.
Мимир пытался спасти народ Тикаль, но речи шли мимо них, потому немудрено, что один из воинов, по виду довольно крепкий, кинулся в гущу, пытаясь найти брешь в защите эльфов. Мужчина отломал рога у одного из нападавших – для обряда ему это было нужно или из-за своего безумия, но Кратосу пришлось уничтожить напавших, отстраняя старших эльфов в гущу леса.
Степенный мужчина, которого он спас, оказался вожаком племени. Мимир долго говорил с ним на их языке, но тот не слушал, падая на колени перед Богом, целуя камни ожерелья, которое они искали.
Атрей стоял за отцом, с удивлением рассматривая членов племени – они все были в возрасте, молодых особей не было и вовсе. Прячут своих детей?
Отец кинул на него предупреждающий взгляд и Атрей недовольно выдохнул, послушно вставая ближе к отцу, позволяя ему взять себя за предплечье, прикрыв широкой спиной.
Но лучшее было только впереди. Старцы запели хором долгую песнь, и Мимир стал говорить громче, будто пытался уговорить их прекратить, но ничего не происходило. Старые эльфы окружили Кратоса, и пытались взывать к своему богу – поклоняясь самому мужчине.
Атрея оттеснили ближе к центру, но Кратос заметил это не сразу. Он держал голову Мимира, что продолжал говорить с ними, а вожак стоял поодаль с горечью смотря на свои руки.
Атрей, наконец, увидел, что они делали. Это был обряд венчания: старцы кружили вокруг его отца, поклоняясь, как спасителю, а его самого выдвинули, как его оружие-волка, которому была возложена благодарность.
― Мимир?!
― Атрей, отойди оттуда! ― Мимир с ужасом взглянул на Кратоса, что в мгновение ока оказался за Атреем, выставив Левиафан перед их грудью, защищая сына.
― Что будем делать, брат? ― отчаянно воскликнул Мимир, видя, как старцы ополчились друг на друга, пытаясь дозваться до единого мнения. Но они отстали от них самих и это дало им возможность жить – Кратос сдерживал себя из последних сил.
― Будем надеяться, что они поубивают друг друга.
― Ой, хоть бы!
Но они не вступили в бой. Вожак поднял руку и все стало безмолвно.
― Тебе это не понравится, брат.
― Ты скажешь мне, голова, ― голос Кратоса был натянут, как тетива. Он смотрел на то, как вожак взмахом руки дал понять своим подчинённым, что время пришло. Из-за его спины появилась... Дева.
― Девчонка, правда? ― недовольно огрызнулся Мимир и стал что-то звучно говорить вожаку, на что тот опустил руки и голову, и выглядел, как человек, который страдает.
― Мимир?
― Он отдает свою дочь за Атрея.
― Простите?! ― пискнув, мальчишка сжал ногтями запястья отца, огромными глазами посмотрев на девушку.
― Я убью его, ― рыкнул Кратос, призвав Драупнир, с силой соприкоснувшись им о землю, на что все пристутвующие вздрогнули, преклонив перед Богом колени.
― Стоять! ― рыкнул Мимир и обратился к двум старухам, что стояли поодаль, смотря на мир глазами с бельмом.
Одна из них ответила Мимиру и скрылась меж деревьев, а за ней ещё несколько взрослых эльфов.
― Мимир, не пугай меня, ― с ужасом пробормотал Атрей, пока к нему шла маленькая девочка, что выглядела, как самая настоящая эльфийка. Тонкие черты лица, кукольная внешность, темная кожа. В ее глазах были слезы и Атрей отшатнулся. ― Отец!
― Вам обоим не придется это по душе, но… я считаю, что это стоит наших жизней и твоей, Атрей, свободы!
― Что нужно сделать? ― в голосе Кратоса была сталь. Он не отводил взгляда от вожака, готовый отразить удар его людей. Сделать, что угодно, только, чтобы его дочь не шла навстречу Атрею.
― Поцелуй его.
Кратос остолбенел.
― Старейшина дала мне подсказку, по всей видимости, она также не готова отдавать дитя за первого встречного только лишь в дань традициям, ― быстро добавил Мимир, внимательно отслеживая чужую реакцию.
― Что именно она сказала, Мимир? ― у Атрея подрагивал голос, он схватился за руку отца, непроизвольно опираясь на него, не встречаясь ни с кем взглядом. Мимир обреченно покачал головой и посмотрел на Кратоса.
― «Если ваш мальчик уже связан узами – новые распадутся на глазах», вот что она сказала. Ты понимаешь, Кратос? ― вновь обратился Мимир к Богу, нахмурившись. Ему было важно, чтобы эти двое согласились и вышли сухими из воды. Всего лишь поцелуй, верно?
Верно?
― Да, ― твердо сказал Кратос, медленно посмотрев на вожака племени, что сам выглядел так, будто сейчас потеряет сознание. Старейшина же, немолодая женщина, внимательно наблюдала за ним и за его сыном, ясно обозначая, что другого выхода нет. Либо венчание, либо партнерство.
― Может кто-нибудь объяснит мне? ― еле слышно спросил Атрей, но Кратос мягко положил руку на его шею, заставив притихнуть. Все взгляды обратились на них и только маленькая эльфийка, уже в голос всхлипывала, хватаясь за подол одеяний отца, с надвигающейся истерикой начиная протестовать.
― Крепись, ― мертвым голосом выдавил Мимир, пока Атрей удивленно приоткрыл губы, а в глазах его не появилась пустота.
Мимир вновь обратился к вожаку, по всей видимости объясняя, что они пришли к недопониманию. Что перед ними уже состоявшаяся пара, имеющая нерушимый союз. И Бог будет очень недоволен, если его супруга отдадут другой.
Было видно, что эльф хотел бездумно согласиться с их словами, просто потому что ему было жаль свою дочь, но он был лидером, а потому он не мог верить им на слово, хватаясь за соломинку. Ему нужны доказательства, что они неправильно поняли, что прекрасный юноша не верный друг и соратник Бога, а его суженный.
Мимир почтенно согласился, спокойным голосом обозначая, что это не составит труда. Но внутри у Мимира бился хоровод мыслей и самой яркой из них была: «Слава Богам, что те даже не подумали, что Атрей может быть ему кровным родственником!». Но и того, что уже есть – достаточно.
Отец подошел ближе, загородив мальчика от эльфов и сжал его в своих руках, заставляя взглянуть себе в глаза. Атрей трепетал, мягко обхватив отца за предплечья. Пытаясь отыскать что-то в его потемневших глазах, Атрей спрятал свой собственный взгляд за ресницами, медленно кивая.
Если этим существам нужно подтверждение, что он занят и не может выйти за кого-либо, кроме своей пары, то Атрей согласен на все. Даже если ему нужно будет сблизиться с отцом.
С отцом – это даже хорошо.
Мимир спрятал довольную улыбку, наблюдая за тем, как мужчина смотрит на мальчишку.
Славно, что они даже не задумались, о том, что можно было бы поцеловать совершенно любую присутствующую здесь эльфийку, чтобы обойти эту старинную, никому ненужную традицию.
Ах, как жаль, что и сам Мимир, старый-старый мудрец, совсем позабыл об этом упомянуть…
_____
Кратос знал, что на них смотрят. Все они изучают их движения, действия, стараются уличить во лжи. Благо то, что они не знают о них и малой толики, потому не могли обвинить в родственной связи.
Атрей же... Он совсем непохож на него. Гибкий, звонкий, не налюбоваться. Глаза глубина океана, темнота интимной ночи, горячая далёкая вселенная. Волосы мягкие, слегка отросшие. Родинки – созвездия, веснушки – поцелуи.
Он же камень гранитный, золото неплавленное, необузданное жерло вулкана. Сильные руки, широкая спина, крепкие мышцы, не дюжий нрав.
У старейшин не должно было возникнуть сомнений.
Мимир старался отпустить ситуацию, найти выход, но Кратос знал, что либо они, либо их и у него не было времени выбирать. Он для сына все свершит, на горло себе наступит, только, чтобы не было угрозы.
Он себе это, как мантру зачитывает, в голове прокручивает, на благоразумие пеняя. Но он чувствует сына рядом, его тепло, озабоченность, растерянность. Сын смотрит на него, глазами волшебными спрашивая: «Правда? Мы это сделаем?».
Если бы он мог обернуть время вспять, то никогда бы не дал добро на это, не пугал бы сына своим напором.
Но себя не обмануть.
Знание горит внутри, выжжено на подкорке, режет сердце без ножа, вскрывает грудь, кричит внутри. Он идёт на это не из безысходности.
А от потребности.
От чувств, что держат его, что не дают который год увидеть то, что окружает, не дают вдохнуть полной грудью. Чувства держат, сжимают, выкручивают, надавливают, ждут его ответа. Наставляют, обещают. Обманывают.
Сын ушел в Асгард – «верни его, привяжи к себе».
Атрей улыбнулся дочери Тора, пожимая руку – «сожми руку сильнее, оставь эти пальцы на земле, раз та позволила коснуться».
Мальчишка с ним, в лодке сидит, ложится к нему на колени, прямо на дно, за собой потянув – «погладь волосы шелковые, держи в руках руки его, целуй щеки, смотри в глаза солнечные».
Голос внутри говорит его собственным голосом, да и скажи кому, сразу укажут на то, что это он сам себе говорит. Но, чтобы смириться с этим ему пришлось потратить долгие годы на знакомство, привязанность, жизнь и смерть потратить.
Он с Атреем был и богом, и чертом, чтобы рядом быть, чтобы сберечь.
И разве он мог не влюбиться?
Он любит и любит не как ребенка, сына, близкого человека. А как свою половину, свою жизнь, свою важную часть будущего, без пазла которой и самой жизни не будет.
Норны были правы, они не кудесницы, баловни судьбы, не видят будущего, просто им дар другого рода был дан – зрят в корень. И он умрет, и когда время придет, он будет готов. А до того, он будет сражаться за сына.
И если сражаться означает, что он должен сейчас его коснуться губами – он готов.
Атрей продолжал смотреть на него, глаза огромные, синие-синие, губы его подрагивали, – стеснялся, маленький.
За спиной послышались барабаны, удары были громкие, вдумчивые, глухо отдавались по всей поляне.
Девочка, совсем юная ещё, огромными глазами смотрела на них из-за спины отца, шевеля губами – молилась их богу, чтобы то, что они сказали правдой оказалось.
И это успокоило, дало ощущение опоры.
Дочь эльфа не желала свадьбы. Не желала Атрея.
Отлично, потому что он – желал.
Кратос снимает ленты с ладоней, что защищали кожу и осторожно зарывается пальцами в каштановые локоны. Они привычно мягкие на ощупь, вьются кольцами вокруг пальцев и золотятся. Потянув ласково сына, Кратос запрокидывает его голову и мягко, поверхностно целует. Касается.
Это приятно. Желанно, как и чужое тёплое дыхание на коже. Как и возможность легко коснуться уголка губ. Как и чужие тонкие руки на шее, когда Атрей неуверенно скользит по горлу ладонью.
Кратос коротко целует его в губы, прежде чем отстраниться и нависнуть над его лицом.
Им нужно прекратить. Остановиться и-
Атрей льнёт щекой к тёплой ладони, когда Кратос ласково оглаживает его лицо, желая хоть немного утолить голод по физическому контакту, хотя и знает, что это чревато.
― Отец, ― шепчет Атрей и соскальзывает дрожащими пальцами с плеч на грудную клетку отца, на мгновение задерживая пальцы в районе его чуть чаще обычного бьющегося сердца.
Склонившись к чужому лицу, Кратос какое-то время смотрит в расширившиеся от удивления синие глаза, а после целует с готовностью подставленные губы. Поначалу легко, но постепенно поцелуй становится глубже, и вскоре Кратос уже нависает над притянувшем его к себе мальчишкой, тонкие пальцы которого поскрёбывают по загривку. От этого по коже разбегаются мурашки, и Кратос сам не замечает, как подсовывает ладони под чужие плечи, чтобы прижать Атрея плотнее к себе. Это очень, очень плохая идея, потому что от поцелуев начинает кружиться голова и сладко тянет в низу живота, но мужчина никак не может заставить себя отстраниться.
Дёрнув за вьющуюся чёлку, Кратос вновь втягивает Атрея в поцелуй.
― Знаешь, а ведь слухи не врали, да? ― шепчет Атрей ему на ухо, трётся лбом о висок и оставляет на коже шеи отпечаток плутовской улыбки. ― Бог войны действительно довольно своеволен со своим сыном, хм?
― Потрудись соответствовать, ― хрипит Кратос, крепко сжав чужие ребра. ― Я точно помню, что во всех легендах Атрей – это кроткий молодой человек, во всем потакающий своему отцу.
― И как, ― мальчик коснулся в легком поцелуе бороды, мазнув по коже и посмотрел на него из-под прикрытых ресниц. ― Я соответствую?
― Есть над чем работать, ― Кратос обнимает его и целует в висок.
Кратос держал его крепко за плечи, ловя губами чужое дыхание. Атрей был полностью расслаблен в его руках, спокойно отдавая контроль отцу, откинув голову на широкую ладонь. Он стоял слегка вытянувшись, приподнявшись на носках, подставляя зацелованные губы. Пальцы другой руки, которой он не держался за отца, были переплетены, на что Кратос только сильнее сжимал свои собственные, не в силах отпустить.
Бог просто смотрит на него, на его затуманенные глаза, в которых были отражены звезды пустыни. Атрей смотрит на него, поглаживает по плечам, по сгибу локтя, запястьям. Легко, плавно, еле ощутимо.
― Кажется уже достаточно, можно перестать… ― заботливо пробормотал Мимир, но увидев, что те не торопились отстраняться, обозначил настойчивее: ― Нужно перестать, братья. Братья!
Атрей тихонько всхлипнул и Кратос подхватил его под бедра, утробно зарычав.
Эльфы довольно зааплодировали, бросили по ветру свой клич и растворились всем племенем в деревьях.
________
Эльфы подарили им нужный артефакт, в честь их союза.
Кратос был бы рад удачному стечению обстоятельств, но он все еще не мог отойти от того, как ощущались губы Атрея на его собственных.
Какой он был в его руках, в его хватке. Как тонко звучал, как блестели глаза, каким послушным и податливым был. Как жаждал-
Хм.
― Атрей, ты в порядке? ― спрашивает тихо Кратос. Мальчишка на мгновение напрягается, а после неуверенно поводит головой, обхватив свои предплечья и продолжая идти вперед.
И эта неуверенность, ранимость вдруг странным образом успокаивает Кратоса, потому что становится понятно, что они оба переживают о случившемся и оба не хотят говорить. Но и скрываться друг от друга за сотнями масок они тоже не хотят – становятся в равное положение.
Кратос отпустил упряжку, вместе с Мимиром, чтобы животные размяли лапы, когда как сам пошел рядом с сыном, немного поодаль.
Атрей шел легко, неспешно, заметно приободрившись и успокоившись. Мальчишка изучал Кратоса, изредка кидая на него заинтересованные взгляды.
Пустыня Альвхейма – это загадочный край белых песков, опасного ветра, жгучего солнца, жары и безмолвия. У Кратоса создалось впечатление, что здесь нет жизни, но это ложь – пока они добирались до одного из лагерей эльфов, клинки пели свою песнь не единожды. Жизнь пустыни протекала своим размеренным темпом, без суеты и спешки.
Упряжка стояла неподалеку от оазиса, где и был разбит лагерь, но Атрей пошел дальше, вглубь растений. Кратос оставил Мимира с их четвероногими друзьями, последовав за сыном.
Мальчишка оказался на берегу даже на вид холодного озера. Он снимал с себя газовый платок, открывая острые черты лица, блаженно прикрыв глаза. Узкие ладони мягко омывали скулы и лоб, охлаждая кожу.
Кратос не заметил, как оказался за спиной сына, сжав узкие плечи в ладонях.
Мальчишка замер в его руках, затаив дыхание – и Кратос просто не знал, что делать.
Атрей был неподвижен – ресницы трепетали под ласковым веянием воздуха, а губы были приоткрыты, тихо выдыхая.
― Не знаю, нужны ли тебе мои извинения, но я не хотел, чтобы было… так, ― негромко говорит Атрей.
― Не твоя вина, ― хмыкает Кратос, рассматривая лицо Атрея. За прошедшее время сын привел себя в порядок, его отпустил лихорадочный румянец. Выразительный взгляд, заострившийся, красивый, он всем собой показывал, что готов на все – чтобы отец ему не предложил.
Кратоса пугало к чему их чувства могли привести, ведь все началось именно с его реакции на слова вождя. Именно он был готов убить его дочь, вместе со всем племенем.
А Атрей... Атрей так долго не мог разомкнуть рук, обнимая его, лаская его скулы, нежно касаясь тонких губ в забвении, даже когда стало ясно, что угроза миновала и эльфы исчезли.
Но они объяснятся. Расскажут, приоткроют занавес своего сердца, дадут возможность решиться.
Возможно Атрей рано или поздно должен будет обручиться, но Кратос клянется чужими душами – это произойдет только через его труп.
Атрей же оставляет магическое обещание, что если на его долю и выпадет венчание, то он справится с этим, как и со всем остальным – рука об руку со своим отцом.
