Распятие

       — Дилюк, не надо! — в черном, туманном лесу крик был сразу же заглушен мягким мхом, даже не имея права подняться ввысь. Лишь парочка фазанов, да белок, встрепенулись, но тут же затихли, исчезая в своих дуплах. Парень кричал как только мог, захлебываясь воздухом и стараясь быстрее перебирать ногами. Ступни в тяжелых ботинках проваливались в вязкую землю, голые лодыжки пачкались в грязи и вязли, заставляя сбавить темп. Кэйа дышал загнанно, стараясь плутать между деревьями, но вместо этого лишь сильнее запинался и грозился упасть с минуты на минуту. Он старался не оборачиваться, потому что сзади было страшно, темно и очень знакомо. Парень ощущал это раньше, но сейчас это чувство вместо того, чтобы тихо спрятаться в глубине, рвалось из груди с тяжкими хрипами и бессмысленными потугами вздохнуть.        Сил уже не оставалось, икры начинало сводить от холода, который Кэйа когда-то так любил, но сейчас он убивал. Еще он почувствовал ледяное прикосновение к своей шее, а затем и как чужие пальцы вцепились ему в холку. Он снова попробовал закричать, но тут же врезался лицом прямо в дерево, разбивая нос. Было безумно больно, а в этом сыром тумане хотелось просто умереть. Да хоть от чужой руки, и пускай он завтра не проснется.        — Я не виноват, Люк...прости, прости меня! Я не хотел... — дрожащими то ли от холода, то ли от страха руками, он попытался обхватить чужое лицо, но тут же со всего размаху получил пощечину. На правой щеке появилась болезненная и кровоточащая царапина, за которую парень тут же ухватился. И громко зарыдал. — ...прости, прости меня, прости, идиота...        Парня снова схватили, но теперь за ворот грязной расстегнутой рубашки и со всей силы потянули на себя. Братья почти что столкнулись лицами и если бы не окровавленные руки Кэйи у него на щеках, то это бы уже произошло.        — Смотри на меня, мразь малолетняя... — Дилюк приподнялся над парнем и, не отрывая от него взгляда, смотрел жестоко, слепо, будто не видел перед собой никого. А Кэйа продолжал хныкать от страха, заставляя себя заглядывать в вишневые глаза и шмыгая разбитым носом. В конце концов один навис над другим и младший попытался жалобно улыбнуться. Жалкая в этом тумане луна слабо блеснула в его единственном глазе, прежде чем он успел хоть что-то сказать.        — Люк, я ведь люблю тебя... — по его открытому горлу полоснули острым ножом, заставляя вздрогнуть от неожиданности и проглотить последнюю молчаливую слезу. Возможно, последнюю в его жизни. И тут же последовал удар в левую ключицу, еще один и еще, пока струя красной крови не брызнула в лицо парням.        В синем потускневшем глазу Кэйи отразилось тихое разочарование. И недосказанность залегла единственной морщинкой между бровей. Он даже не попытался понять...        Ночь была красивой, но слишком темной для двух пылающих сердец. Этот мрак посеялся внутри, оглушал все чувства и эмоции, заставляя плакать, как ребенок. И скулить, как собака. Им могло быть больно, но ни что не сравнится с их одиночеством. Дилюк молча воткнул свой нож в глубокий рваный порез на чужой залитой кровью шее и также невидящим взглядом оглядел своего уже затихшего брата. Ему надо было сделать это намного раньше, дать волю чувствам, а не скромно топтаться в стороне и наблюдать за тем, как умирают близкие ему люди. Нет, он не будет жалеть. Только не Дилюк Рангвиндр.        А Кэйа дышал тяжело, глубоко насколько позволяли силы и старался не смыкать глаз. Сейчас он весь в крови, ему перерезали горло как скоту, но он все ещё видит мир вокруг. Он ни на секунду не потускнел, не покрылся пеленой расфокуса, лишь стал чуточку темнее. Возможно это было из-за недостатка крови, но он же живой? Пока да. Но вот через несколько минут возможно он испустит дух, как заколотая овца, которую приготовят на ужин. Он старался не думать о смерти, но боль была везде: и снаружи, и внутри, и в мозгу бился надоедливый колокольчик. Ещё было страшно, что он не успел сказать самое главное. Кому какая разница, что он испытывает к брату? Какая разница в первую очередь самому Дилюку, что Кэйа не хотел этого всего? Они никогда не хотели понять друг друга, возможно даже не пытались. Они одинаковые, оба тонут в своём эгоистичном бреду, надеясь на удачу.        Жалко, что везёт не всем дуракам.        Но вскоре веки потяжелели, налились свинцом, дыхание начало пропадать, а в лёгких стало холодно-холодно. Почти что до ожога, они словно горели и невозможно было сделать следующий вздох. Казалось, что невозможно было просто жить дальше. Все вокруг потемнело, единственный глаз закрылся и внезапно стало так легко. Так просто - умереть. Но тем не менее многие не могут себе этого позволить. А многие не могут позволить это другим из-за своих таких же эгоистичных принципов.        Вокруг все затихло. Замерло. Кэйа наконец умер? В лесу? Как кусок мяса, с перерезанной глоткой...        Жалко, что Дилюк больше не рядом.