Фальшивка

«Этот мир прогнил насквозь». Так говорил Леви, тихо, себе под нос, когда солдаты расходились по служебным постам, осточертевшим казармам и долгожданным увольнениям. Мужчина отворачивался от толпы, от случайных глаз, и как мантру произносил эти слова. Убеждая себя или невидимого собеседника. Эрен знал это, видел едва заметное движение тонких губ, улавливал тихий шепот, оставаясь за спиной офицера. С восемьсот пятидесятого года, с первого дня их знакомства, Йегер стал его второй тенью. Он следовал за капитаном, будучи членом его отряда, объектом приказа тринадцатого командора Легиона Разведки Эрвина Смита: «Сохранить жизнь Йегера или убить без промедления». Еще кадетом парень был наслышан о невероятном бойце, несколько раз видел его в толпе разведчиков, стоящих длинными колоннами перед гигантскими воротами. Кони под военными фыркали, мотали головами, рыли могучими копытами землю в предвкушении галопа. Эрен с нескрываемым восхищением смотрел на Легион Разведки, вглядывался в волнующиеся лица мужчин и женщин, что бесстрашно рвались в бой, стремились выскочить с территории огромной клетки, возведенной человечеством век назад. И каждый раз взгляд изумрудных глаз замирал на темной макушке, то появляющейся, то исчезающей за спинами с эмблемой Корпуса — Крыльями Свободы. Тогда Йегер мечтал оказаться одним из сотни, тысячи разведчиков, став маленьким звеном могучего механизма, работающего вопреки всему. Но все пошло не по плану, когда спустя пять лет Титаны совершили повторное нападение на Парадиз. Тогда Трост был полуразрушен, но колоссальными потерями люди смогли отбить свой родной край. И именно тогда Эрен умер в зловонной пасти монстра, чтобы возродиться в вспышке яркого золота, в пучине низкого, пронзающего рева. В один день человечество встретило Ужас неминуемой смерти и обрело Надежду. Гребаную Надежду всего Человечества — Титана — в лице пятнадцатилетнего парня. Явление монстра, крушащего своих сородичей направо и налево, рвущего их горячие тела на части, орошая все вокруг почти бурлящей кровью, вызвало небывалый резонанс среди обитателей Парадиза. Не сговариваясь друг с другом, люди поделились на два противоборствующих лагеря: первые — Военная Полиция и Церковь — требовали скорой, почти немедленной, смерти подростка, представляющего угрозу всему живому, вторые — Разведка — просила разрешения у Верховного Главнокомандующего о вступлении Йегеря в их немногочисленные ряды. Стороны рвали глотки во время суда, до хрипоты выкрикивая оскорбления, в итоге сам подсудимый вспылил, поддавшись юношескому максимализму. И только один человек, сверкая холодом серых глаз, закончил этот спектакль. Мощные удары армейских сапог по лицу, корпусу подростка — вчерашнего кадета — и толпа по обе стороны от него затихла с расширенными глазами и застрявшими словами во ртах. Мальчишеское лицо было залито вязкой кровью, глаз и скула припухли, выбитый зуб лежал где-то на кафельном полу. Офицер прижимал ногой голову парня к полу, вдавливая лицом и размазывая кровь темно-бордовыми цветами на бело-сером фоне. Он чеканным слогом нарушил замершую, натянутую как тетива тишину: — Всего лишь мое личное мнение, но когда надо привить кому-то дисциплину, лучший способ — боль, — он носком ботинка вкручивающими движениями вжимал парня в твердый пол. На лице офицера — непрошибаемая маска, точки зрачков устремлены на обвиняемого. Через секундное промедление мужчина продолжил свой монолог: — Сейчас тебе нужно не читать нотации, а дать небольшой практический урок, — Эрен повернул голову, проскользив лбом по угвазданному, скользкому кафелю и волком посмотрел на мучителя. — Ну, а раз ты и так корчишься на полу, все становится еще проще. Леви смотрел на эту колючую, полную злобы зелень и видел в ней нечто большее, чем окружающие немые зрители. Разведчик убрал ногу с затылка юнца, замахнулся и ударил по ребрам, в живот, отбивая внутренности. А парень скалился, не прекращая сверлить Аккермана безумным взглядом. — Леви, погоди… — впервые кто-то из участников суда за долгие минуты подал голос. Найл Док даже приподнял руку в примирительном жесте, словно это могло утихомирить сорвавшегося с цепи… разведчика. — Да, что такое? — Это же опасно, вдруг ты запустишь трансформацию в титана? — Ты это о чем? — капитан с презрением на лице крепко держал парня за влажные, испачканные в липкой жидкости волосы, тянул за корни, заставляя задыхающуюся Надежду смотреть снизу вверх на себя. Аккерман говорил, зло выплевывая каждое слово, не отрывая цепкого взгляда от полицейского. — Разве сами несколько минут назад не хотели порезать его на ломтики? Замечу, что в прошлый раз, превратившись в титана, он голыми руками уложил штук двадцать уродов. А схлестнись с ним, что вы сделаете? Впрочем, это будет ваша проблема, а не моя, — Аккерман отпустил подростка и отошел на шаг от него, полностью разворачиваясь спиной к Легиону Разведки. — Тем, кто громко заявляет о его смерти, рекомендую задуматься, сможете ли вы это сделать? У меня есть предложение… Суд завершился, и Эрен стал официальным членом Разведывательного Корпуса, частью отряда специального назначения под начальством Аккермана. Угрюмый мужчина, помешанный на чистоте и потому прозванный «Чистоплюем», открывался ему с новых сторон. Как оказалось, капитан вовсе не был безразличен и черств к подчиненным. Он прислушивался к солдатам, в трудный час — преимущественно в последние агонизирующие мгновения раненного — он, наплевав на неприязнь к грязи, хватал полумертвого за сохранившуюся часть тела и подбадривал. Йегер даже узнал про хранившиеся офицером нашивки павших, тех, у которых не было семьи и родных, тех, кто пал на поле битвы и был предан забвению. Шло время, события накалялись с неслыханной скоростью, сменяли друг друга в бешеной скачке. Эрен по настоящему привязался к капитану, следовал за ним, подражал ему, тянулся к низкорослому мужчине с заскоками на чистоту. А тот держал с ним дистанцию, то подпуская чуть ближе, то отдаляя на метр. Кнут и пряник — метод, которым приручал офицер монстра, заточенного в теле юнца. Эрен в самом начале не придавал особого значения частому времяпрепровождению Аккермана со Смитом, ведь те являлись начальником и подчиненным, Командором и Сильнейшим Бойцом Человечества, приятелями, сослуживцами, старожилами Корпуса и… любовниками. О последнем Йегер узнал в один из теплых, душных весенних вечеров, когда Штаб-квартира была почти пуста: очередная Экспедиция подошла к концу и у военных образовался заслуженный отпуск. Тогда солдаты, разбившись по группам, разбежались по разным сторонам, оставив громоздкий замок малолюдным. Йегер часто старался оказаться рядом с офицером, потому даже по пустякам приходил к его покоям. Так и в тот день Эрен, собрав несколько отчетов, что самолично писал за капитана, отправился в офицерское крыло. Шелестя бумагами, насвистывая незатейливую мелодию, подросток приближался к знакомой двери в конце коридора. Но с каждым шагом что-то внутри него извивалось, ежилось в предвкушении чего-то из ряда вон выходящего. Оказавшись у двери, сбитой из потертых темных досок, юноша услышал приглушенные голоса, шелест ткани и пронзающий пустоту коридора звон чего-то упавшего на пол. Влекомый тайной, подстегиваемый бурлящим адреналином в крови, Эрен не стучась приоткрыл дверь, вглядываясь в скромное убранство комнаты. Возле рабочего грузного стола спиной к подростку стояла фигура высокого, широкоплечего мужчины, облаченного в форменную одежду Разведки. Его светлые волосы, обычно уложенные в типичной военной стрижке, ерошила ладонь. По сторонам от его крепкого тела виднелись ноги, облаченные в армейские сапоги. Эту пару обуви и хозяина ног Эрен узнал бы из миллиона: их ему приходилось видеть чаще других, когда получал очередной урок от капитана. Дрожь пробежалась вдоль позвоночника, когда Командор немного сместился и Йегер увидел человека, сидящего на столе. Леви без куртки и шейного платка, с расстегнутыми на груди креплениями привода притягивал к себе блондина, зарываясь в его волосы длинными пальцами. Смит обнимал его широченными ладонями за лицо, а их губы сминали друг друга. Аккерман сидел с прикрытыми глазами, позволяя Эрвину вести в их паре. Свободной рукой капитан расстегивал пряжку на поясе Командора, умело вытаскивая полоску кожи из шлевок. — Эрвин, сними уже эту дурацкую куртку, — недовольно произнес брюнет, как только чужие губы отстранились от его, а тонкая ниточка слюны разорвалась. — Ниже пояса хватит, — тихо отозвался Смит, опуская руки ему на шею, плечи, запястья. Он переплел их пальцы, а после поднес к себе их сомкнутые ладони, развернул их так, что тыльная сторона руки Аккермана была ближе к нему. Йегер как статуя был неподвижен, он забыл что значит дышать, его сердце то пропускало удар, то норовило восполнить утраченные возможности. Глаза расширились, когда Смит поочередно поцеловал костяшки на обеих руках мужчины, не сводя с того взгляда небесных глаз. И Леви лишь мотнул головой, словно стряхивая с себя ненужные мысли, а после двинулся вперед, впиваясь поцелуем в губы напротив. На мгновение они отстранились на несколько сантиметров друг от друга, и подросток увидел блеснувший в приглушенном свете язык капитана, что мазнул по нижней губе, а после встретился с не менее шершавым и блестящим языком партнера. Возбуждение зародилось в новобранце стоило ему посмотреть на близость двух людей. И одновременно со стягивающим клубком пульсирующего желания в теле парня пробудились злость и ненависть. И последние чувства Йегер адресовывал тринадцатому командиру Корпуса Разведки. Впервые в жизни юноша осознал, что не просто хочет быть рядом с Аккерманом, а точно так же, как и Смит, хочет обнять, прижать к себе сильное тело разведчика, ощутить легкий аромат мыла от его обветренной кожи и короткостриженных волос на висках, и в итоге почувствовать ответную ласку грубых от многолетнего использования оружия рук. Эрен смотрел на таинство, на секрет двоих мужчин, открывая в себе истинный мотив хождения за капитаном. Он никогда не обсуждал дела романтические с родителями, пока те были живы, а с друзьями разговор либо не клеился, либо заходил в тупик банальных фраз о том, как правильно зажимать девчонок. К своему удивлению, Йегер никогда не питал определенной симпатии к представительницам слабого пола, да и к парням тоже, потому в разговорах обходился общепринятыми фразами. И только сейчас Надежда Человечества, стоя в дверном проеме и бесцеремонно пожирая глазами сидящего на столе с широко расставленными ногами мужчину, осознавал свою тайну. Секрет, который никто не должен был узнать специально или по случайности, как он сам только что сделал с чужими скелетами из шкафа. — Прекращай тянуть, Эрвин, — серые глаза свернули в полумраке, а ладонь, скользнув вниз по животу, забралась под ткань форменных брюк. Командор лишь запрокинул голову чуть назад, выдохнул через приоткрытые губы, а после с рвением принялся раздевать подчиненного, по-хозяйски оглаживая крепкое тело. Эрен такой картины больше не мог выдержать. Перед глазами — калейдоскоп пятен, ладони вспотели и дрожали так, что стопка бумаг охотно бы выдала его присутствие усилившимся шелестом, если бы он машинально не прижал ее к груди. Собственные штаны стали невыносимо тесными, а щеки залила краска, что с волнами жара разливалась по лицу. Парень как завороженный сделал шаг назад, еще один, прикрыл дверь и, не оборачиваясь, двинулся по коридору. В ушах шумела кровь, подгоняемая дробью сердца, а в груди что-то щемило. Ревность царапала его нутро медленно, до тошноты растягивая пытку. Йегер забежал в пустующую кладовку с швабрами и ведрами, куда частенько его посылал капитан во время уборок по замку. Бумаги разлетелись по полу, стоило разведчику прижаться спиной к холодной стене и запустить правую руку под ткань брюк. Пальцы обхватили сочащийся, пульсирующий член, и из горла полез скулящий стон. Эрен зажал рот ладонью, прикусывая мозолистую кожу, сдерживая рвущиеся наружу звуки, не прекращая работать второй рукой. Вверх-вниз то ослабляя хватку, то стискивая у основания или проходясь подушечкой большого пальца по сверхчувствительной головке. Перед глазами мельтешили картины расслабленного, возбужденного капитана, что так нетерпеливо и чувственно ласкал партнера. — Леви… — простонал юноша сквозь зубы, кончая в руку. Ноги дрожали, дыхание сбилось, а сердце в груди продолжало трепыхаться. Что-то тяжелое надавило на плечи подростка, невидимое и гнетущее. Под незримой рукой Эрен опустился на пол, проскользив спиной по шершавой стене. В глотке стоял ком, он распирал, растягивал ткани, вызывая кашель — защитную реакцию от инородного тела. Но то, что встало поперек горла, что так яростно мешало дышать — банальная горечь ревности и осознания своего положения. Должно быть Аккерман со Смитом давно состояли в подобных отношениях, и неосознанные действия подростка были заметны мужчиной. Не зря он то приманивал, то отгонял прочь, играя с ним. Односторонняя игра, даже не «кошки-мышки». Обидно. Грустно. Зло. С того вечера Эрен понял, что чувства, ранее испытываемые к капитану, перешли грань дружбы, товарищества, профессионализма. Его слепое обожание, богопоклонение Аккерману, решительность стать прототипом Сильнейшего Бойца Человечества сменилось на что-то робкое, трепетное и сокровенное. Новое чувство, обозначившись в тот злополучный вечер, с каждым последующим днем службы под начальством капитана росло, а после вновь трансформировалось в нечто страшное и уничтожающее… Йегер впредь замечал связь между сменой настроения низкорослого офицера и «совещаний» в командорских покоях. Теперь каждый их диалог даже на профессиональные темы в прилюдном месте, в гуще толпы, казался подростку чем-то интимным, отчего хотелось раздавить Смита, втоптать его в землю так, что остались бы бесформенное пятно кровоточащего мяса, да измазанные в ней лоскуты одежды. Парню всего лишь хотелось стать для Аккермана единственным близким человеком. Настрой же самого Йегера, к удивлению окружающих, менялся в худшую сторону: он стал более молчаливым, аппетит пропал, а эпизоды неконтролируемого гнева все чаще всплывали наружу. — Сопляк, чего хмурый такой? — Леви подошел со спины тихо, как положено профессиональному солдату. Эрен лениво поднял голову, смотря на офицера без былого запала. — Извините, сэр. Что-то не так с последней комнатой? — сухо поинтересовался подросток, поправляя завязанный платок, выполняющий роль маски во время уборки, что в эту минуту удавкой болтался на шее. — Там все нормально, — серые глаза с прищуром изучали подчиненного. — Ханджи сказала, что многие эксперименты проваливаются ко всем чертям. Из-за тебя. Ничего не хочешь мне сказать? — Никак нет, капитан, — Эрен отвел глаза в сторону. Ему было невыносимо смотреть в лицо этому человеку. Смотреть и видеть в ответ презрение или, что хуже, интерес наравне с тем, что испытывают при рассмотрении диковинной вещи. — Йегер, отвечай на поставленный вопрос, это приказ, — прошипел мужчина, продолжая сверлить его макушку. — Сэр, уверяю, никаких проблем нет. Я немного перенапрягся во время предпоследней трансформации. Такое не повторится! — пылко произнес новобранец, отдавая официальный салют, но его глаза оставались печальными, и цвет их казался уже не таким ярким. Опытный боец отчетливо видел, что слова подчиненного в корне расходились с тем, что он чувствовал. — Тц, Йегер, что за сопли ты развел? Соберись, солдат, скоро вылазка, — он несильно сжал его плечо и заглянул в глаза, которые юноша всеми силами отводил в сторону. А после мужчина тихими шагами исчез за ближайшими пристройками на территории штаб-квартиры Разведчиков. Место, куда легла небольшая ладонь капитана, в момент отозвалось жжением. Парню показалось, что к нему прикоснулась не рука обычного человека, а раскаленное докрасна железо. Даже находясь в теле титана, он не чувствовал такого жара. А эти холодные серые глаза… они умели смотреть теплым серебром. И они смотрели так, но только на другого. А после, когда Командор был ранен в очередном бою за Надежду Всего Человечества, когда он, лишившись руки, продолжал выкрикивать приказы солдатам, Аккерман изменился в лице. Он начал чаще срываться на подчиненных, Эрен же лично познал тяжесть ударов капитана в полной мере. Парню только и оставалось, что сплевывать кровь из разбитой губы на пол и смотреть, как преданный пес, в лицо разъяренному по мелочам мужчине. Леви переживал за Командора, и для окружающих это было вполне нормальным явлением. Правая рука печется о судьбе тринадцатого командора Легиона Разведки. Но Эрен знал, что за этими ролями кроется иная правда, та, что была скрыта ото всех за дверьми личных офицерских покоев. Появившийся Звероподобный титан смог перевернуть более-менее устоявшийся мир в Парадизе. С его первым пришествием Корпус Разведки потерял опытных бойцов, неимоверное количество гражданских сгинуло в пучину нескончаемого кошмара, а вопросов о мироздании стало в разы больше. Но этот уродливый титан во время решающей Экспедиции, целью которой были возвращение стены Мария и открытие подвала дома Йегера, отнял у Аккермана гораздо большее, чем собственная жизнь. Самодельной картечью, что тот швырял в оставшихся по одну сторону стены солдат, Эрвин Смит в последней, отчаянной, безумной атаке был тяжело ранен. Эрен со слезами на глазах, с криками до хрипоты просил капитана вернуть жизнь его лучшему другу Армину что, пожертвовав собой, помог свергнуть Колоссального титана. Но разведчик, чья одежда насквозь была пропитана кровью, чье лицо было залито густой, терпко пахнущей жидкостью, испарявшейся сероватым плотным паром, медлил. Небо окрасилось в красный цвет от витавшей в воздухе крови. Крови сотни погибших ужасающей смертью людей, в последний миг жалевших о сделанном выборе, лошадей, которых разведчики пытались сохранить, гигантов, что единолично кромсал Сильнейший Боец Человечества. Мужчина почти согласился отдать шприц с сывороткой подростку, что вплотную подошел к нему, ухватив небольшую коробочку пальцами. Совсем близко с его. Зелёные глаза смотрели с мольбой, с требованием, с яростью. Но в последний миг на горизонте появился Флок, на спине которого был Смит. И взгляд Леви изменился: глаза расширились, а руки начали мелко дрожать, стоило пальцам вцепиться в коробку с шприцом и прижать ее к груди. Эрена переполняли эмоции, ведь за спиной хрипел друг детства, борясь за каждый вдох, а перед ним без сознания лежал Командор с окровавленной одеждой на животе. А еще он видел разведчика, что измазанной горячей кровью титанов рукой проверял наличие дыхание у своего Командора. Любовника. — Дыхание есть. Он все еще живой, — не веря своим глазам, проговорил Леви, сильнее стискивая сыворотку в пальцах. — Инъекцию я сделаю Эрвину. Йегер подскочил с места и в два шага навис над капитаном. Парень шипел, тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, прожигая взглядом разведчика. А тот, прижимая средство для спасения единственного человека, смотрел в ответ ледяным и решительным взглядом. — Вы только что сказали, что сделаете Армину… — Я выберу того, кто спасет Человечество… — отчеканил офицер. С его лица медленно испарялась кровь. Микаса за спиной с клинками наперевес шаг за шагом приближалась к разговаривающим. Леви чувствовал ее колючий взгляд в спину. — Сами понимаете, что сделать хотите, а? Дать Командору Разведки умереть? Парень сильнее стиснул челюсти и, хватая коробку, потянул ее на себя. Сейчас, в эту секунду, он был готов убить этого человека. — Эрен, отбрось свои личные чувства. — Отбросить?! — закричал юноша, из его глаз текли слезы, что смешиваясь с грязью и кровью, капали с подбородка вниз. — А почему же вы сами этого не сделаете, капитан? Почему сразу не отдали мне шприц? Парень знал, что Аккерман хочет вернуть Смита в первую очередь далеко не из профессиональных побуждений. Но тот настаивал на своем, не выпуская из пальцев заветный комплект превращения в титана. — Эрвин еще жив, я подсознательно знал это. Мне достаточно, что он здесь, я вколю ему, — а следом он замахнулся и мощным ударом кулака угодил парню в левую половину лица. Леви бил наотмашь, вкладывая приличное количество сохранившейся, несмотря на резню за стеной, силы; Йегеря развернуло в противоположную сторону так, что тот распластался на животе на краю крыши, выбитые зубы ударили по черепице и исчезли где-то в уличной грязи. После они долго кричали друг на друга, отстаивая возможность их кандидатов стать титаном. Где-то вдали трещало пламя, завывал ветер, поднимая с дороги пыль и ошметки, что раньше были солдатами. Эрен смотрел покрасневшими глазами на капитана, а в ответ видел прозрачный ледник почти белых глаз мужчины. Дикий зверь, загнанный в угол. И лишь слова Флока о том, что только Дьявол в силах победить гигантов, вернули жизнь в Аккермана. Ударом поддых, кинжалом в сердце, пулей в душу — жестко и бескомпромиссно. На крыше появились выжившие солдаты. Уставшие, неверующие в происходящее, удерживающие приятелей от необдуманных действий. В миг отчаяния те готовы были вцепиться друг другу в глотку, и они почти сделали это. — Но ты ведь понимаешь, что рано или поздно все, кого мы любим, умирают? — слова Ханджи звучали тихо, но отчетливо, как хруст снега под ногами в мороз. — С этим смириться тяжело. Так тяжело, что можно сойти с ума. Это больно, я знаю. И все же… мы должны идти вперед. Ханджи сильно сжимала Микасу со спины и говорила ей эту горькую правду, но слова… Слова разлетались в пропахшем кровью и гарью воздухе, попадали вглубь каждого, кто их слышал. Леви сидел на одном колене, держа в мелко дрожащих пальцах шприц, а Эрен в нескольких шагах от него, стискивая до белого цвета костяшек ткань брюк на бедрах. Его рот превратился к кровавое месиво от последнего удара мужчины, а сил на регенерацию не осталось, потому живительная влага алыми струйками вытекала наружу, пачкая черепицу. — Капитан, вы знаете, что такое море? — он каким-то чудом добрался до бойца, хватая его за щиколотку, цепляясь негнущимися пальцами за скользкую кожу сапога. И вновь в ответ волчий взгляд, звериный. В нем не было ни намека на человечность, в таком состоянии Аккерман был готов убить всех без промедления ради достижения своей цели. — Убирайтесь живо отсюда! — прорычал разведчик, скидывая с себя руку подростка. — Здесь и сейчас Эрвин съест Бертольда! Все остальное было как в тумане. Никто не знал, что именно произошло на крыше, когда на ней остался берсерк, изрубленный титан, два полутрупа и одна сыворотка. Но в живых остался… Армин, а тринадцатый Командор Корпуса Разведки бездыханно лежал на спине, и под ним огромной лужей растекалась кровь. — Простите его. Ему только и осталось, что стать Дьяволом, мы этого хотели. Более того… хотели не дать ему уйти в ад, вернув в ад на земле… — не отрывая остекленевших глаз от командира, говорил Леви. — Довольно, дадим ему отдохнуть. Эрвин, я дал тебе клятву уничтожить Звероподобного, но, похоже, ты уйдешь раньше. — Он умер, — констатировала Ханджи, прикрывая веки блондина. — Вот как… — тихо, одними губами произнес Аккерман и запрокинул голову назад, смотря в пустое небо. А после еще тише добавил: — Этот мир прогнил насквозь. После той битвы в Шиганшине Леви изменился. Он умер или его часть — без разницы, теперь он смотрел на мир пустыми, бесцветными глазами, а голос его звучал холодно и безэмоционально. Эрен был рад за спасение друга, за выбор, который сделал разведчик в последний момент, но ему было мучительно больно смотреть на изменившегося бойца. Собственная боль не могла сравниться с той, что испытывает любимый человек. Йегер смотрел на капитана и в его груди щемило, а тошнотворная горечь подступала к горлу. Ему хотелось подойти, обнять капитана и защитить от новых напастей, но он уже достаточно вырос, чтобы понять, то, что терзает и убивает Аккермана изнутри, — смерть избранного человека и данная ему клятва. Это бремя Леви был вынужден нести пока он существовал, ведь назвать его живым было невозможно. Эрен прекрасно понимал это, и от своего бессилия ему было лишь хуже. Вечно хмурый Аккерман сейчас вовсе стал мрачнее грозовых туч. Вечерами, когда бессонница одолевала подростка, он спускался в столовую. В неприметном углу за круглым столом, где раньше часто ужинали офицеры, сидел Леви. Он держал бокал в собственной манере, опустошая его содержимое большими глотками. На деревянной, отполированной столешнице стояла начатая бутылка алкоголя. Горячий чай отошел на второй план, стоило выжившим вернуться с последней Экспедиции. Мужчина глушил свою боль в янтарной жидкости, но лучше не становилось. Пару раз взгляды неспящих пересекались, но Аккерман лишь цыкал, негромко бранился и одним глотком допивал крепкое пойло, с громким стуком отставляя бокал. Йегер лишь опускал глаза, разворачивался и исчезал в темноте коридоров. Отчасти он был виноват в том, что Леви сделал такой выбор, позволив Смиту умереть. За это он никогда не сможет расплатиться с ним. Но ведь… «Никто не скажет, верно ты поступил или нет, пока не столкнешься с последствиями…»