***
Они шли по тропинке в храм, захватившая её трава колыхалась на ветру. Чем выше они поднимались, тем ярче становились осенние листья. Рейму ожидала, что Шиммёмару затаит дыхание от вида, как было каждый раз, когда они выходили и возвращались в храм, но она не услышала ничего. Внимание Шиммёмару было где-то в другом месте. — Опять думаешь о той аманодзяку? — спросила Рейму. — Нет, — слишком быстро ответила Шиммёмару. — Она не стоит того, чтобы о ней переживать. Не трать на неё время. Рейму всё ещё не до конца доверяла Шиммёмару. Она запирала её в клетке для насекомых по ночам, чтобы не позволить ей снова броситься на поиски этой ужасной аманодзяку. Она сомневалась, что сможет простить её за тот удар колотушки, хотя Эйрин и уверила её, что с Марисой всё в порядке, после лечения. К счастью, Шиммёмару, похоже, была больше увлечена идеями о том, как привести лилипутов в Генсокё, чем местью или новыми беспорядками, и за время, проведённое вместе, сердце Рейму постепенно оттаивало. Было сложно подолгу злиться на кого-то настолько маленького и беззащитного. — Я думаю о моей колотушке, — сказала Шиммёмару, — вот и всё. Мне совершенно плевать на Сейджу. Три фигуры показались на тропинке, направляясь в их сторону. Одна из них катила большую тележку. Рейму замедлила шаг, удивляясь, что они делают. Шиммёмару узнала их и снова спряталась у Рейму в волосах. Сэкибанки и Кагеро Имазуми были увлечены разговором. Вакасагихимэ, русалка, сидела в телеге, в сосуде, полном озёрной воды. Кагеро толкала её, периодически проверяя, чтобы вода не расплескалась. Все трое выглядели весёлыми и энергичными. — О, хей! — Кагеро остановилась, чтобы заговорить с ней. — Мы возвращаемся с последней встречи нашего клуба! — Рада за вас, — сказала Рейму. Не хотелось обращаться с ними слишком грубо после того, как они спасли её и Марису, но это было частью её работы, — вы ничего не замышляете там, случайно? — Мы пишем книгу, — объяснила Сэкибанки, — мы пошлём копии старейшинам ёкаев. Беспорядки заставили многих слабых ёкаев задуматься об их месте в обществе, и они организовывали лекции и демонстрации, чтобы добиваться улучшения их положения. Рейму знала, что некоторые сильные ёкаи присматриваются к ним, но пока что ничего опасного не случилось. Слабые ёкаи просто хотели, чтобы их услышали. Они хотели мира. — Чтож, хорошо, — сказала Рейму, притворяясь, что ей всё равно. Она должна поддерживать имидж, в конце концов. — Мы можем послать тебе копию, если хочешь, — предложила Вакасагихимэ. — Я не могу держать книгу, написанную ёкаями в храме. Но, полагаю, мне всё равно придётся её прочитать, чтобы убедиться в её безопасности, — Рейму повернулась к Кагеро, — как прошли слушания? Кагеро смущённо отвернулась. Сэкибанки поправила плащ. — Они сказали, что я действовала под влиянием колотушки и не отдавала себе отчёта, кусая тебя, — сказала Кагеро, — так что мне придётся всего лишь выполнять общественно полезные работы следующие десять лет. — Легко отделалась, — проворчала Сэкибанки, — меня чуть не вышвырнули из деревни. — Я рада, что вас не запечатали! — облегчённо сказала Вакасагихимэ. — Могло быть ещё хуже, — вздохнула Кагеро, — настоящая казнь. В любом случае, нам пора. Мы не можем позволить нашей принцессе русалок задохнуться вдали от воды. — О, я ненастоящая принцесса, — уверила Вакасагихимэ, и все трое засмеялись. Иллюстрация: https://i.imgur.com/9XOMtw9.png — Они ушли? — спросила Шиммёмару, как только они скрылись из вида. — Тебе необязательно было прятаться, — сказала Рейму. — Нет, обязательно! — она ухватила Рейму за воротник. — Это из-за меня они попали в неприятности. — Я поставила их на место, так что они не причинят тебе вреда. Рейму продолжила дорогу. Её храм показался вдалеке. — И я тоже ненастоящая принцесса, — прошептала Шиммёмару.***
Это беспокоило её больше всего. Шиммёмару Сукуна была незаконнорождённым ребёнком, её удалили из дворца ради её же безопасности и быстро «убили», чтобы никто не искал её. Её настоящие родители были мертвы, убиты человеком, которого она считала своим отцом, и все её братья и сёстры либо ненавидели её, либо ежегодно оплакивали на праздник обон. Была ли в Мире О́ни и могила с её именем? Она не хотела думать об этом. После того, как Сейджа ушла с её колотушкой, Шиммёмару потратила много дней, разыскивая её. Но она была слишком маленькой, а Генсокё слишком большим, так что она вынуждена была оставить это. У неё ушло три дня, чтобы добраться до храма Хакурей. Три дня, пробираясь через траву, выше её головы, и сражаясь с мелкими животными и насекомыми. Сдаваться было просто. Шиммёмару было больше нечего защищать. Рейму нашла клетку для насекомых и использовала её как камеру. Мариса, как оказалось, тоже жила в храме, под арестом, но Рейму не хотела, чтобы они встречались, так что она держала клетку на крыльце и запирала её на ночь. Шиммёмару не возражала. Ей не хотелось сбегать и не хотелось встречаться с Марисой. Она хотела лежать в кровати, спать и мечтать о том, как снова стать большой. Сейджа снилась ей каждую ночь: Сейджа улыбалась, Сейджа держала её за руку, Сейджа бросалась в неё снежками, Сейджа курила на крыше, Сейджа готовила еду, Сейджа целовала её. Она просыпалась от этих снов сама не своя и не могла успокоиться часами. Но как только солнце всходило, и Рейму приносила ей завтрак, Шиммёмару было проще сосредоточиться на настоящем. И когда Рейму начала брать её с собой наружу и знакомить её с людьми, силы Шиммёмару начали возвращаться к ней. Привести лилипутов в Генсокё не будет простой задачей. Шиммёмару всегда полагала, что спустится в Мир О́ни со своей колотушкой и использует своё королевское происхождение, чтобы убедить её народ и вывести его на поверхность. Но теперь она была простой лилипуткой с могущественными врагами у власти и без волшебной колотушки, чтобы подкрепить свою историю. Сейджа украла у неё эту возможность. Сейджа подняла её в небо и заставила её сосредоточиться на революции вместо этого. Шиммёмару ненавидела её за это. Ей становилось дурно от этого. — Я же сказала, прекрати думать о той аманодзяку, — сказала Рейму, прерывая её мысли. — Прости… — Шиммёмару встряхнула головой. Рейму, казалось, всегда узнавала, когда Шиммёмару думала о Сейдже, — просто… Мне нужно убить её, или она убедит другого лилипута начать революцию ещё раз. Мне нужно вернуть колотушку. Они дошли до ступеней, и Рейму начала подниматься. Шиммёмару схватилась за её воротник, чувствуя обиду. Она была такой маленькой. Могла ли она на самом деле найти Сейджу за её жизнь и вернуть колотушку? Может быть, Сейджа была права. Может быть, это было невозможно. Они вошли в храм. Клетка Шиммёмару стояла на крыльце, где они её и оставили. — Чтож, если я увижу ту аманодзяку, я уничтожу её на месте. Рейму открыла клетку и подставила Шиммёмару ладонь. Шиммёмару взялась за большой палец и позволила спустить себя. — Я выпущу тебя, когда ужин будет готов, — сказала Рейму, — сегодня тэмпура. — Спасибо тебе, — сказала Шиммёмару. Рейму была добра к ней, несмотря на всё, что произошло, — прости меня… Мне действительно жаль, что я ударила Марису колотушкой, правда. Рейму не ответила. Это был не первый раз, когда Шиммёмару извинялась, и он не будет последним. Шиммёмару не ожидала прощения. Но она продолжала пытаться. Это было самое меньшее, что она могла сделать. — Я искуплю это как-нибудь перед тобой, — поклялась Шиммёмару, — я обещаю. — Увидимся за ужином, — пробормотала Рейму. Она разулась и вошла в храм. Шиммёмару осталась одна. — Прости, — прошептала она неизвестно кому. Она жалела о многих вещах, но она знала, со временем, она сможет искупить это. Она должна стараться, чтобы встать на правильный путь и сделать мир лучше для всех. Революция сделала её сильнее: она больше не была девочкой, спрятавшейся в своей комнате, после смерти тёти, наивной и неспособной позаботиться ни о ком. Шиммёмару могла изменить всё. Она готовилась посвятить свою жизнь тому, чтобы привести лилипутов обратно к свету солнца. Это будет непросто, но у неё есть десятилетия впереди. Ещё она хотела детей. Если возможно, она хотела создать свою счастливую семью. И когда дети вырастут, а лилипуты будут выращивать еду на поверхности, Шиммёмару отправится на поиски Сейджи и вернёт колотушку себе. В клетке, рядом с постелью лежала гладкая галька, подаренная Вакасагихимэ. Она уменьшилась вместе с Шиммёмару, когда колотушка взяла плату. Шиммёмару взяла её и подержала на руке. Она была прохладной. Ёкаи Генсокё были неидеальны, но они не были её врагами. Лилипуты могли найти среди них союзников. Галька действительно была того же цвета, что и платье Сейджи. Шиммёмару прижала её к груди и закрыла глаза. И поклялась никогда не забывать.***
— Когда, наконец, полдник, Сакуя? — Мы начнём, как только я достану бисквиты из духовки, — Сакуя посмотрела на часы, — примерно через десять минут. Это новый рецепт, так что я хочу услышать ваше мнение о них. — Замечательно, — Ремилия откинулась и закрыла глаза. Она сидела под большим зонтиком, любуясь осенними листьями в саду особняка. Птицы пели, и озёрная вода тихо шумела вдалеке, — отнеси несколько Фландр, когда закончишь. — Разумеется. Они сидели в молчании. Сакуя нетерпеливо ёрзала на стуле, пытаясь не обращать внимание на неприятный зуд на теле. Её ранам не исполнилось и месяца, и боль по-прежнему сильно донимала её. Её выписали из Эйентея в тоже время, что и Рейму с Марисой, и, вернувшись, она застала особняк в совершенной разрухе. Без неё Пачули пришлось взять на себя обязанности по готовке, и вся кухня была заставлена кипящими чанами с непонятной фиолетовой слизью. Младшие горничные-феи забаррикадировались в одной из запасных комнат и дрались между собой за доступ к сахарнице. Фландр исчезла из подвала и решила поселиться на дереве в саду. — Я рада, что ты вернулась, Сакуя, — сказала Ремилия наконец, — мне надоели тушёные драконьи крылья каждый день. Они жёсткие. Возвращаться к повседневной жизни оказалось тяжело для Сакуи. Её тянуло к её ножу, как заядлого курильщика тянет к никотину. Она мечтала о том, чтобы отправиться назад, в лес, и отыскать его. Но не было никакого шанса, что он пережил пожар. Даже если она отыщет его, он будет просто куском оплавившегося металла. Но это не останавливало её. Обычные серебряные ножи её не устраивали. Ей хотелось чего-нибудь острее. Но она знала, что со временем эта жажда утихнет. Её красные шрамы побелеют, боль пройдёт, и жизнь наладится. Потому что у Сакуи было полно времени. У неё было всё время на свете. — Когда ты, наконец, расскажешь мне, что случилось в замке? — поинтересовалась Ремилия. — Когда Рейму напишет отчёт, — ответила Сакуя. Она пересказала Ремилии события в общих чертах, но не вдавалась в детали. Она и не могла. Сакуя с трудом помнила, что произошло, одно удовлетворение от разрезания разных вещей, — Рейму рассказывает истории лучше меня. — Но мне интереснее услышать твою версию событий. — Ну… со временем. Бисквиты уже должны быть готовы, — Сакуя поднялась, — я думаю, самое время пить чай. — О, наконец-то, неси их сюда! — Ремилия замахала рукой. — И я хочу сэндвичей. И хороший чай, под осеннее настроение. — Как пожелаете, миледи, — и Сакуя улыбнулась. Ремилия была её госпожой, а не какой-то нож. Пока она служит Ремилии Скарлет, ей незачем желать большего. Разве не так?***
Марису непрерывно мучили кошмары. Она просыпалась каждые несколько часов, покрытая потом и сильно дрожа. Она видела огонь, пламя, пожирающее всё на своём пути; радость, которую оно давало ей; холодные губы Сейджи на теле, отправлявшие её глубже в приятное, тёплое забвение. Она видела Рейму, парящую перед ней, всю в ранах, шрамах и покрытую кровью, кричащую Марисе о любви. В этих снах Мариса не обращалась против Сейджи, она направляла огонь на Рейму, сбивая её с неба, и хохотала, как будто это была самая забавная вещь на свете. Два раза в неделю, как по расписанию, сны менялись. Она стояла на коленях перед Юкари Якумо, на широких, запачканных кровью татами. Юкари поднимала зонтик и била Марису. Один удар в десять секунд. Мариса должна была считать их, и счёт всегда заканчивался на номере сто восемь. Юкари не останавливалась, даже когда Мариса умоляла её. Боль была ужасная. Она обычно начинала рыдать, не досчитав до пятидесяти. — Больше никогда не делай подобного, — говорила Юкари, и Мариса просыпалась. Она не рассказывала Рейму про сны. Мариса услышала Рейму снаружи. Она говорила с Шиммёмару, должно быть, запирала её в клетке для насекомых. Мариса видела Шиммёмару пару раз, украдкой, но не смогла набраться храбрости и заговорить с ней. Она сомневалась, что Шиммёмару сама захочет общаться с ней после всего, что случилось. Сёдзи распахнулись, и Рейму вошла внутрь. Она закрыла их за собой и поправила бантик. Мариса заметила красный шрам у неё на руке, прямо под рукавом. Это был порез, нанесённый Марисой. Не важно сколько времени проходило, от его вида Марисе хотелось закрыть лицо и извиниться. Но сейчас не было времени для извинений. — Ты не торопилась, — проворчала Мариса, — у меня уже три часа ухо чешется. Я с ума схожу. Она сидела на татами, её руки были связаны за спиной. Вторая верёвка протянулась между ней и большим сундуком со всякими тряпками, чтобы удостовериться, что она не сможет подняться и уйти из комнаты. — Неудобно быть связанной? — сказала Рейму с плохо скрываемой тенью злорадства. — Да, это хреново. Не стоило запирать тебя в подземелье. Я уже поняла, — Мариса была под домашним арестом и не могла самостоятельно покидать храм. Перед ней стоял стол с кувшином воды и длинной трубочкой для питья. Большая часть воды уже кончилась. — Ты не можешь ослабить верёвки немного? Они режутся. Первые несколько дней Марисе доверяли оставаться в комнате без верёвок, но одним вечером Рейму вернулась и обнаружила храм пустым, а сёдзи распахнутыми. Мариса отправилась в лес, чтобы попытаться найти мини-Хаккеро на пепелище. Он выпал из её руки, когда она пальнула в Сейджу. Не стоит и говорить, что она его не нашла, и Рейму была беспощадной в последующей данмаку-дуэли. Теперь Рейму привязывала её перед уходом и даже наклеивала амулеты на верёвки. Просто на всякий случай. — Я ослаблю верёвки, когда пойму, что ты не убежишь, — Рейму заметила что-то на полу, — это мой отчёт? Несколько рукописных листков были разбросаны по татами. — Да, я перелистывала его ногами, — сказала Мариса, — мне было скучно. — Не клади свои ноги на него. Боже… — Рейму собрала страницы, — что, если бы ты пролила на него воду? — Тебе пришлось бы его переписать. — И он ещё не закончен. Ты не должна читать его. — Само собой. Там только про аманодзяку. Аманодзяку то, аманодзяку сё. Почему в нём так мало про меня? Рейму должна была писать отчёты после инцидентов. Обычно Рейму и Мариса писали их вместе, чтобы получить вознаграждение за работу, но этот должен был быть более глубоким и подробным, чем обычно. Юкари, похоже, хотела знать всё. Мариса часто смотрела, как Рейму пишет по вечерам. — Ты в нём появишься, — Рейму начала развязывать узлы, — не извивайся. Мариса немедленно подняла руку, чтобы почесать ухо. — Аах, наконец-то, — потом посмотрела на запястье, — видишь? Они слишком тугие. У меня остались следы. — А мои плечи до сих пор болят после подземелья. — Да, а у меня до сих пор синяки размером с кулак после того, как твой гохэй взбесился на меня. Рейму положила отчёт обратно в шкаф. — Он хотел выбить из тебя всю дурь. Отчёт был правдивым, по большей части. Мариса знала, что Рейму опускает некоторые детали, чтобы не усложнять и без того деликатную ситуацию. Например, ту часть, в которой Шиммёмару ударила Марису колотушкой. Если Рейму написала бы об этом, Мариса сомневалась, что лилипутов когда-нибудь подпустят близко к Генсокё. Рейму будет вынуждена избавиться от Шиммёмару Сукуны или выдать её кому-нибудь наверх. Но, в целом, отчёт говорил правду. Рейму активно допрашивала Марису и Шиммёмару и искала других свидетелей. Сейджа Кидзин, аманодзяку, спустилась под землю, чтобы найти Шиммёмару Сукуну и заставить её снять печать с волшебной колотушки. Они использовали её, чтобы увеличить Шиммёмару в размерах, и чтобы привести их перевёрнутый замок в порядок. Колотушка имела механизм оплаты, о чём аманодзяку знала, а Шиммёмару — нет. Таким образом, каждый раз, когда они чинили что-нибудь в замке, они на самом деле меняли старые, сломанные части новыми откуда-то из Генсокё. Отсюда все эти гниющие сёдзи и пропадающие половицы в деревне. Каждый раз, используя колотушку, они также проливали часть её магии вниз, в Генсокё. Аманодзяку знала об этом и собирала вещи, затронутые этой магией, и приносила их лилипутке, чтобы дать им ещё больше силы, в конечном итоге создав личную армию из получившихся цукумогами. Множество других вещей оказалось под влиянием, и те из них, которых использовали, часто обретали собственную волю. Эти вещи оказывали сильное влияние на своих владельцев, не позволяя большинству замечать опасность, и даже заставляли наслаждаться их компанией. Эти предметы не были достаточно сильны, чтобы стать цукумогами, и они черпали силу в своих хозяевах. Отчёт заключал, что все участники беспорядков оказались под влиянием колотушки схожим образом и не были в состоянии отдавать отчёт в своих действиях. Таким образом, они не должны были понести серьёзного наказания, помимо того, что уже сделала Рейму. То же касалось Шиммёмару и Марисы, которыми, как поясняла Рейму, манипулировала аманодзяку. Все участники были всего лишь пешками Сейджи Кидзин в её псевдореволюции. Сейджа Кидзин должна быть поймана и уничтожена. Тогда в Генсокё снова наступит мир. — Ты всё ещё думаешь о мини-Хаккеро? — спросила Рейму. — Иногда… — Мариса скучала по нему очень сильно. Ей было стыдно от этого, — но я больше не пойду искать его. Я всё равно полагалась на него больше, чем следовало. В исследованиях, в смысле. Она пыталась не думать слишком сильно о своих дальнейших планах. — Наверное, я попрошу Корина сделать мне новый, чтобы я опять могла делать Мастер Спарк. — Только если пообещаешь не делать с ним ничего зловещего. — Не, я завязала быть злодеем. Они вечно проигрывают, — Мариса отвернулась, — я дура. Я знаю. Скажи мне что-нибудь новое. Они с минуту просидели в неловком молчании. — Мы обе дуры, — тихо пробурчала Рейму. — Да, но я большая. Я позволила аманодзяку уговорить меня присоединиться к идиотской революции, сделала мини-Хаккеро опасным и дала ему завладеть своим телом. — Да, с этим сложно соревноваться, — с досадой признала Рейму и села рядом, поближе к Марисе, — по крайней мере, в итоге ты не сожгла Генсокё. — Я была близко, — ответила Мариса и обняла её за плечо, — Алиса сказала, что у них ушло несколько дней, чтобы полностью потушить лес. Она придвинулась и прижала Рейму поближе. — Ты спасла меня, — признала она. — А ты выстрелила той аманодзяку в лицо и спасла Генсокё, — Рейму обняла её в ответ, — из тебя вышла отвратительная злодейка. — Кто бы говорил, Рейму Хакурей, которая плакала из-за сломанной палки. Тоже мне героиня. И они сидели так, прижимаясь друг к другу, и им не нужен был больше никто другой.